О воде, волне и времени

Тут всë просто: Арсений - вода, а Дима не умеет плавать. Арсений вода от и до: море запрятано в его глазах, в его плавных, волнообразных движениях, в его патологической скрытности ("Нем как рыба", - кокетливо подмигивает в камеру он, и Дима невольно провожает взглядом пальцы, закрывающие на губах невидимый замок). Арсений не_тихий омут, на глубине которого собралась полноценная Преисподняя, и Дима в этой аналогии - излишне любопытный деревенский мальчишка, тянущий свою шею на скользком и неровном берегу, силясь разглядеть: что же там такое шевелится на дне... Когда Дима падает в эту воду, ему некого винить, кроме себя. Сам полез, сам начал вглядываться, вдумываться в чужие бредни, вчитываться в чужие хештеги, а Арсению только того и надо: акулы в его морях чуют интерес куда острее крови. Арсений чует и поворачивается навстречу. Арсений бездна, залитая водой, и даже если не вглядываться слишком долго - не поможет - она всегда смотрит в ответ. Смотрит в ответ с неясной теплотой и называет ласково "Димка", вместо привычного "Поз". Смотрит в ответ лукаво, и голубые глаза чернеют в полумраке закулисья. А иногда, и каждый раз от этого болезненно ëкает сердце, бездна смотрит сама, а не в ответ. Заливается смехом, заваливается на чужое плечо, и Дима смеется тоже, не поворачивая головы. Иногда не до смеха. Самое бесполезное, что можно делать, это за Арсения переживать. Арс вечно пьяный, вечно под кайфом от своей жизни. Такие не тонут, не ломают свои руки, не сворачивают шеи, такие выходят в окно девятого этажа и выживают. Дима знает. Но каждый раз за секунды в голове прокручивает сценарий того, как их шоу закрывается не из-за рейтингов, а от того, что один из актеров пизданулся с потолка их крутящейся стиральной машинки. Прокручивает пока продолжает играть роль и примеряется так, чтобы встать на траектории потенциального падения. Хер его знает зачем: то ли чтобы уменьшить расстояние до земли, то ли чтобы травмироваться за компанию. Арсений, конечно, никогда не падает. Краснеет от прилившей крови напряженное лицо, напрягаются под кожей мышцы, темнеют сосредоточенные глаза. (Дима почти хочет, чтобы он упал, вместо того, чтобы продолжать пялиться). А потом в одной из Комнат их впечатывает друг в друга так, что воздух напрочь выбивается из легких. Выбивается, в основном, у Димы, от чужого колена между ног. Вместе с воздухом выбивается и гейская шутка, и вот она - редкая возможность поменяться ролями и словить откровенный ахуй в море напротив. Ахуй сменяется азартом, и Дима успевает только мысленно перекреститься, прежде чем на следующем повороте этот мудак самодовольно плюхается сверху. Ровнехонько на пах. Где-то тут оба уплывают окончательно. Когда Паша, наконец, жмёт на стоп и предлагает запомнить их именно так, Дима, меланхолично пожевывая лист бумаги, смотрит на Арсения, застрявшего под потолком вниз головой, и думает о том, что да, забыть такое не получится. Шоковая терапия работает, и со временем становится легче. К тому моменту, как они придумывают формат Историй, а Арсений начинает с упорством пятилетки лазать по шатким дверям, Дима уже преисполняется и даже не смотрит назад. Пизданется так пизданется, не впервой. Но на вечерние прогулки по маленьким городкам стабильно выходит составлять компанию. Покупает ужин в обмен на кофе, присматривается к забавным надписям города, одергивает от пустынных переулков. И сам не понимает, кого оберегает: Арса от тихих и тёмных подворотней, или сами подворотни от шумного и яркого Арсения. Ебанутый, думает он встревоженно. Ебанутый, думает он восторженно. Не ему судить, конечно, он и сам под нормального скорее мимикрирует, чем является. Впрочем, он свою ебнутость давно самодиагностировал. Даже переварил практически, приучился с ней жить. Она у него другая, совсем не арсеньевская, куда спокойнее. У нее можно нащупать дно, с ней реально сосуществовать в гармонии. "Нормальные люди комиками не становятся", слышит он однажды на стенд-апе, и мысленно соглашается. Врачами тоже. Впрочем, как и актерами. Два-два. Ничья, получается. Себя он к актерам не причисляет. В театре не "служил". Арсений начинает говорить " Я работал в театре", и Дима подозревает, что Арсений своё безумие щедро подливает соседям, а сам от этого немного начинает походить на вменяемого. Может, от того, что мягче становится контраст, а может потому, что сам в ответ впитывает что-то у тех, кому не устает подливать. (Мысленная заметка: если кажется, что на море отлив, стоит проверить не затоплены ли твои собственные чердак и подвал) На первый Олимпийский все на жутком нервяке, словно и не выступали сотни раз до этого. Сережа допивает пятую банку энергетика за день, хотя трясет при этом не его, а Антона. Дима поддерживающе хлопает по сутулой спине и сотый соглашается вместе сбегать курнуть. У самого сердце бьется в горле, но он хорохорится. Шасту это, вроде, помогает. Арсений выглядит почти нормально. Арсений носится по закулисью в тапочках. Арсений переодевается в сценическое, долго и придирчиво проверяется у зеркала, а потом не менее пристально осматривает остальных. Арсений подходит ближе и убирает невидимую пылинку, оставляя ладонь на плече. Арсений счастливо и нервно скалится и наклоняется, чтобы поцеловать чужую колючую щеку "на удачу". Дима демонстративно закатывает глаза и немного поворачивает голову навстречу. Кажется, немного отпускает. Спустя годы - спокойно целует чужую щетину в ответ. Что тут поделаешь, если традиция такая. Меняются прически, меняются планы, меняется канал. Дима начинает по привычке тянуться "на удачу" сам. Арсений за годы повлиял, конечно, иначе и быть не могло. Размыл незаметно своими волнами-вайбами рамки нормального, пооткрывал окна Овертона, впустил в них солёный ветер и сам уселся снаружи на подоконнике, с краю оставляя место для второго. Диме не надо смотреть вниз, он и так знает, что там этаж девятый, не меньше, и морская бездна внизу. А он боится высоты. И не умеет плавать. И казалось бы, всë очевидно, закрой шторы и отойди подальше. Океан за окном, не обидится, он всë понимает. Ничего не потеряешь: спокойно сидят синицы на руках, так зачем лезть в шторм? Но во вторник съёмки новых выпусков на новом канале, в субботу - Громкий вопрос, а там уже - снова гастроли. И новым проектам не видно конца. И все они друг с другом ещë надолго крепко повязаны. Дима, конечно, в себе уверен: он недвижимая скала, он знает, что есть в этом мире Очень Плохие Идеи. И неподходящее время, и неправильное государство, и сотня причин, и миллионы обстоятельств - он мог бы расписать их все. Он не дурак. Но вода камень точит, и время продолжает свой неумолимый ход. Арсений это океан, а Дима не умеет плавать. Но однажды он ляжет на воду и выдохнет. И волна не посмеет его утопить.