My favorite day.

      

---

      Рано утром по лестнице раздались детские шаги, даже больше прыжки. Мальчик, держа во рту леденец на палочке, нёс какие-то мятые бумажки. Маленькой ручкой он треснул по двери. Стук. Гул, и в кабинете снова воцарилась тишина. Два других были быстрыми. Строгий голос прозвучал суховато. Мальчик дёрнул за ручку и открыл дверь. Пальцы сильнее прижали бумаги к груди. — Ранпо? — спустив на кончик носа очки, вопросительно посмотрел мужчина. — Директор, Вам пришло письмо. Там что-то срочное, — голос парнишки немного утихал, — что-то насчёт Дазая.       Брови изогнулись, а на лбу проявились и без того выступающие морщины. Рукой мужчина потянулся вперёд, и на ладонь, из рук мальчика, легли немного смятые листы. — Ступай. Спасибо за помощь. — Директор Фукудзава, а Вы расскажите, что случилось с Дазаем? — Ты ведь и так всё знаешь. — Знаю. Но мои пустые домыслы… — Это не домыслы, мальчик мой, это правда. Дазай в больнице. А в письмах документы и адреса. Он под присмотром доктора Мори. — Опять? — Ранпо ахнул. — Думаю, он и сам этому удивился.       Мальчик вышел, оставив директора наедине с документами и собственными мыслями. Он знал, что каждый подобный случай оставляет шрам на сердце их воспитателя. Эдогава Ранпо, самый старший среди детей этого приюта, всегда был любимчиком и старался помогать детям и директору. Он любил, когда его хвалили, умел быть поистине взрослым и рассудительным. А ещё Рампо - единственный, кто хоть как-то умел наладить связь с Осаму.       Дазай был отделён от коллектива. В приют он попал в ряду первых и до сих пор числился там в свои пятнадцать. Сюда редко приходили люди, готовые усыновить ребёнка. Но частыми гостями были те, кто верил в генетику и мифы о неотесанных детдомовцах. Но они были не такие. Эти дети были умнее многих взрослых, щедрее, чем любой приходской храм и, казалось, добрее, чем кто бы мог подумать.       Ранпо был старше Дазая на четыре года. И хоть он и смотрел на большинство с высока, но с ним находил что-то общее. Проницательный Осаму вселял какое-то странное чувство. Не страх, не ненависть, это была дружба, коей и самому Ранпо не хватало. Была подруга, Йосано, были и другие дети, сильно младше, конечно, со своими заморочками, но они не такие, не похожи на него. Даже он находил некое родство, то чего не хватало в других. Они часто соревновались в решении логических задач, часами расследовали предполагаемые дела. Никто больше не готов был так долго слушать Ранпо. Но он…       Ранпо затаился в углу подоконника, прижав колени к себе. Мысли крутились одна за другой, впервые волнение за кого-то было настолько сильным.       Солнечные блики от окна попадали на стол. Порванный конверт сдуло ветром на пол, а палец сухой руки накручивал седой локон. Фукудзава искал номер. Нет, не номер больницы. Личный номер Огая. Пальцы барабанили по столу, и вдруг в телефоне на том конце провода раздались длинные гудки. Знакомый голос поприветствовал, как и обычно, в добро-измученной манере. — Господин Мори. Вас беспокоит директор сиротского приюта, Фукудзава Юкитчи. Я получил сведения, что мой подопечный сейчас находиться в Вашей больнице… —Господин Фукудзава, — его вступление прервали, — Дадзай сейчас в моём госпитале, верно. Я знал, что Вы позвоните. Я ждал, потому что хотел обсудить один интересный вопрос, скажем даже, предложение. — Мышь считала дырки в сыре, три плюс два равно… — Четыре… Да как же ты мне надоел. Надо было оставаться в реанимации, — Чуя сидел на соседней кровати от Дазая и любовался городом через окно (на самом деле он сел ближе потому что им запретили так громко орать друг на друга, и пришлось сократить дистанцию, чтобы лучше слышать суицидника). — Белым снегом всё одето, значит наступило? — почти на распев и с закрытыми глазами, чеширской улыбкой тарабанил Осаму. — Лето. Погоди… Ты меня за идиота держишь? Сученок! — Накахара подскочил и схватил за ворот рубахи своего сокамерника. — Я доказал простую аксиому, что ты невероятно тупой. Без какой-либо на то подоплёки. — Я тебе сейчас такую подоплёку устрою, ты… — Господа, — Мори снизошёл как гром среди ясного неба. — Здравствуйте Мори-сан, — в один голос проговорили мальчишки, а Чуя оставил бедного привязанного и отошёл к соседней кровати, где сидел ранее. — Вижу одному не так скучно, а, Дазай? — эта насмешка была худшим, что мог сказать Мори, потому что Дазай смотрел так, словно исполнит то недавнее желание испепелить своего «любимого» врача. — У нас всё прекрасно, Мори-доно. Если Вы пришли только за этим. — Прекрасно это когда тебя полминуты назад чуть не убил за твой длинный язык? — Да. — Нет, я не за этим. Чуя, как ты себя чувствуешь? — Гораздо лучше. — Капельницу тебе сняли рановато… Я предупрежу, чтобы её ставили хотя бы дважды в день. И постарайся не вставать, — Мори похлопал его по плечу, а хотел уж было потрепать по голове, как собственного ребёнка, но вовремя перевёл руку.       Покинув палату Огая охватило странное чувство. Он метался от боли и удовольствия, что с этими чудаками сейчас все хорошо. Дазай под присмотром. Чуя идёт на поправку. Его счастью, как врачу, не было предела. Он дошёл до своего кабинета, откинул карту Накахары на стол, а сам плюхнулся на кожаный диван. Руки сползали вниз и касались холодного кафеля, мигали кварцевые лампы. А Мори погрузился в сон.

***

      Детский смех. Что-то светлое и тёплое, как прогулка в летнюю жару. Мягкая одежда: шорты и футболка. Грязный мяч, который мальчишки пинают вдоль дороги. Мори приоткрыв глаза, щурясь от ярких лучей солнца, пытался разглядеть куда идет его друг. Высокий парень, с каштановыми волосами и такой глупой улыбкой, но тот, кто всегда был рядом с ним. Он толкнул его и побежал куда-то прочь. Мори искал почти на ощупь, взглядом провожая размытую от слёз фигуру. Догонялки. В их то возрасте? И он погнался за ним. А первый, в свою очередь, также зажмурив глаза, бросился наутёк. Смех. Тепло. Свежий ветерок. Всё ликовало от летней поры и свободы. Закрытая сессия.       Треск. Огай отвернулся лишь на мгновение. Все окрасилось в холодные зелёные тона. Пробирала дрожь, и он наконец распахнул глаза. Друг лежал на дороге, под колёсами машины. Он врезался за мгновение во что-то, а потом этот звук. Руки быстро нащупали пульс, он попытался достать друга из-под автомобиля. Телефона не оказалось в кармане. Обречён. Вокруг ни души, никто ничего не сделает. Сам Огай, первогодка ординатуры ничего не способен сделать. Один.       Кровь растекалась всё сильнее, пока не заполнила весь асфальт. В машине даже не было водителя. Мори метался, сжимая тело друга, которое холодело с каждой минутой.

***

— Нет… — шёпот; маленькая слеза потекла на щёку, сквозь сон.       Огай вынырнул из своего сна, как из густого тумана. Он утёр слёзы и сел на край дивана. Длинные пальцы оттянули выпавшие пряди у лица. Он провел ладонью по глазам. — Мори-доно, к Вам подопечные пострадавшего, — Хироцу постучал в кабинет, но входить не торопился.       Огай, всё ещё не отошедший от сна, сидел на краю дивана, зарываясь пальцами в волосы. Но сейчас его ждёт работа, и мужчина отбрасывает всё, что было во сне, что осталось в прошлом, и идёт с высоко поднятой головой, без чувств и эмоций. Замятые складки были разглажены наспех рукой. Врач открыл дверь и взглядом пригласил ожидающих пройти. — Директор детского дома, Фукудзава Юкитчи. Рад, что Вы пришли так быстро. — Всё что касается Дазая… Я имел в виду, любые решения я принимаю своевременно, — он сел на диван. — Я же не говорю, что это плохо. Наоборот, как бы моё решение не стало поспешным, — Огай опёрся на стол, скрестив руки на груди, но поза была расслабленной, а лицо таким измученным. — О каком решение и предложении идёт речь, Мори? — брови недоверчиво нахмурились. — Я ещё не обговорил данный вопрос с женой, но я хотел бы усыновить Дазая.       Фукудзава не сразу понял сути. Он думал, что врач попросит денег за реабилитацию Осаму, либо, что все разборки с полицией и психиатрической клиникой, учётом и прочим лягут на плечи директора. Но Огай пожелал то, чего бы не пожелал бы никто из людей в здравом уме. Усыновить Дазая? Как он себе представляет только жизнь с таким ребёнком, который проходит через свой самый переломный момент уже с двумя попытками суицида. Эти проблемы не окончатся, попади мальчик в хорошую и любящую семью. Хотя Фукудзава и томил надежду на счастливое будущее всех своих подопечных. Может это шанс, который он обязан ему дать? — Простите, Мори-доно, Вы точно хотите этого? Прежде чем обсуждать подобное с Дазаем, я должен знать, что Вы и Ваша жена готовы вместе на это решение. Вы привязались к мальчику? — Врачам не положено привязываться к пациентам. — Тогда зачем Вы хотите принять его в свою семью? — Фукудзава, я не знаю! — повисло неловкое молчание, оба отвели взгляд друг от друга. — Прости… — Ты явно устал. Мы давно не виделись, может хочешь поговорить?       Мори потёр руки, в кабинете было немного прохладно. Юкитчи поправил сползающий белый халат. Солнце садилось на горизонте, постепенно закатываясь за высокие дома. Вскипел чайник, кружки наполнились кипятком, пошёл белый горячий пар, запахло приятными травами. Их беседа не смолкала около часа. Мори рассказал всё: от чувств о своём друге, о том случае, о том, как Дазай напомнил ему друга, но сейчас он может спасти его и дать заслуженное счастье. Фукудзава сидел, изредка посматривая в окно или на дно чашки, сам не погружаясь в свои мысли. Под конец они перешли на коньяк, припрятанный у Мори, подаренный от настырных клиентов. Он брал, но случая выпить не выдалось, а здесь сам Фукудзава снизошёл. И вот уже опустела бутылка, оба немного притихли, охмелели. Прошлое не так активно вспоминалось на сонную и пьяную голову. — Я хотел навестить Дазая. — Может уже завтра утром. Я думаю, он спит. Хотя, — Мори зевнул, — проверить бы их не помешало. — Их? — Дазай у меня под присмотром, не волнуйся.       В пьяном смехе они прошли по всему коридору, а возле палаты Фукудзава шикнул. Он тихо-тихо приоткрыл дверь, но на удивление в палате горел свет. Директор зашёл внутрь. Мори проследовал примеру мужчины, но ему в лицо прилетела подушка. Пригнувшийся Фукудзава стоял прямо перед ним и еле сдерживал смешок. — Я вижу у вас здесь всё хорошо. Дазай?!       Чуя и Дазай сидели друг напротив друга, на своих кроватях, и кидались подушками. Руки Осаму были отвязаны, и Мори был в недоумении, ведь тот не давал приказа отцеплять его. Но, по-видимому, обоим было хорошо, раз они уже оба отошли от операции, от своих проблем, и просто решили подурачиться. — Мори-доно, это я отвязал ему руки. — Молодой человек, Вы хоть понимаете, что могло произойти? — Фукудзава всплеснул руками, от насмешки на лице не осталось и следа. — Да что он сделает, пока я здесь? Я ему и сам шею сломаю, будь у меня такая возможность, — подушка снова полетела в Осаму. — Убей меня, убей себя! Ты не изменишь ничего… У этой сказки нет конца. — Накрась ресницы губной помадой, а губы лаком для волос, ты будешь мертвая принцесса, а я твой верный пес… — после этого продолжения от Накахары, Дазай залился смехом. — Вау, я согласен. — Отстань, придурошный. — Чуя, Фукудзава-сан сказал всё верно. Ты не знаешь, что может произойти с Дазаем. Его не просто так привязали. — Я понял… Но, можно, — он помедлил, посмотрел сначала в глаза Дазая, а потом снова на врача, — больше не привязывать его? Ведь если с ним что-то случится, я буду в курсе и сразу же смогу вызвать персонал. А он уже достал постоянно дёргать меня: то воды поднести, то волосы убрать, то подушку приподнять, то ещё, аргх! Да сколько можно. Вот я и отвязал. А он подушкой швырнул. Ну и… Вошли в азарт. — Хорошо. Днём я могу позволить отвязать руки, но на ночь прошу прощения. Дазай. — Да, Мори-сан, — язвительная улыбка на его лице была непривычна, даже глаза загорелись чем-то ярким. — Будь добр, ляг, я привяжу тебя обратно.       Ремни звякнули. Чуя немного успокоился. Но этот второй седовласый человек, пришедший с Мори, коему Дазай никак не удивился, но и как-то грубо проигнорировал его, насторожили Накахару. — Дазай, — Фукудзава присел к ногам Осаму, — через несколько дней я снова приду. Ты побудешь в больнице до того, как мы решим одно дело. Хорошо? — Какое дело, Фукудзава-сан? — Я пока не могу распространяться. Просто отдохни пока здесь. Тебе явно не помешает присмотр. — Вы же не смогли усмотреть. — Дазай! - не сдержался Чуя. — Пойдём, Фукудзава. Для них сегодня хватит. Чуя, ни в коем случае не отвязывай Осаму и не отпускай из палаты, как бы он не умолял. Ты меня понял? — Да, Мори-доно. — Умница. Отдыхайте. Зайду утром.       Дверь затворилась. Чуя залез под одеяло, прикрывая ноги. Он лег, отбрасывая волосы назад, и уже принял идеальную позу для сна, как вдруг: — Пора, красавица, проснись: открой сомкнуты негой взоры навстречу сев- — Завали свой рот… — Понял, — Дазай успокоился сразу же, как только Чуя замахнулся подушкой (учитывая привязанные руки Осаму, Чуя может задушить его сейчас, а на резонное «кто убил», сказать, что он умер во сне).

---