My favorite day.

---

— Мори, - окликнул его Хироцу, доставая из портсигара тонкую сигарету. — Хироцу, - мужчина подошёл к старику; на улице было холодно и обоих, в тонких белых халатах на плечах, пробрала лёгкая дрожь, - закончили уже? - он подошёл к нему ближе и вытащил руки из карманов, - угостишь? - железная коробочка снова щелкнула, кремень дал искру, и оба выдохнули, наблюдая за тонкими дымовыми лентами, на фоне чёрного неба. — Тяжёлый вечер... Даже луны не видно. — Это всё ты насмолил, - Мори рассмеялся. — Слышал сегодня очнулся твой клиент, - затяжка, выдох, снова вдох. — Да. Состояние его оставляет желать лучшего. Вот ещё один, тот рыженький, его возраста, тоже еле выжил. К нам кстати не так уж и много привезли. — Наш госпиталь далековато от Сурибачи. Думаю, всех самых-самых тяжёлых отвезли в мелкие больнички в тех районах поблизости. — Хорошо, что вообще успели. Я ненавижу, когда умирают дети... Люди. - Затушив окурок, мужчины направились в больницу.       Ледяные пальцы сжались в карманах вновь, в надежде согреться. Буйный ветер усмирился, а толпа, что стояла у дверей разошлась. К счастью, теперь врачи могли сдать смену и направиться домой. Неизвестность в завтрашнем дне: штатный режим или снова толпа жертв и зевак. Всё пугало. Нет, не пугало, немного настораживало, постепенно, день за днём высасывая силы. Удивительно, что оба с таким стажем в более чем десять лет, до сих пор не возненавидели свою работу и людей в целом. — Я обещал зайти к нему, когда меня вызвали. Мы не успели договорить. Оказалось, что он сирота. — Я знаю несколько приютов, может спросить, чей беглец? — Думаю сам всё расскажет. Он здесь на неопределённый срок, пока я не буду уверен, в том, что он готов покинуть стены больницы. — Навестишь его сейчас? — Загляну, - потеплело, как только оба оказались в приёмной. Тёплой, но всё ещё с запахом крови в вперемешку с хлоркой. - Думаю он всё равно уже спит.       Доктор поднялся на второй этаж. Все палаты закрыты, ни души, мокрые полы и этот вечно мигающий свет, холодный, надоедливый, с таким назойливым треском. Одна лампа потухла, в самом конце коридора, рядом с палатой Дазая. Мори шёл медленно, боясь нарушить эту гробовую тишину. Каждый шаг стоял чуткого сна пациентов. Стучать он не стал, так, слегка надавив на ручку, приоткрывая дверь, заглянул в комнату. В мрачный коридор рассеялся тёплый мягкий свет от лампы. Мори ринулся с места, подбегая к окну в самом углу комнаты. На полу возле батареи лежало бездыханное тело, вся одежда была испачкана алой кровью, все полы и подоконник. — Черт тебя дери, Дазай! - на шее он нащупал пульс, слабый-слабый, но ещё был.       Он подхватил его на руки, забывая о том, что вернётся сегодня домой. Сбегая по лестнице вниз, он кричал санитарам, готовить операционную ещё раз. А какой уже за сегодня? Все всполошились и вздрогнули, когда увидели, кто был на руках заведующего. И сам Мори теперь был весь в чужой крови. Он уже не знал, сколько её на нём, что не только руки по локоть в ней, а словно в ванной давно искупался.       Швы были наложены повторно. Мори попросил найти и подготовить побольше четвёртой группы крови. Капельница с успокоительным снова была введена, но уже под ключицей. Руки его сейчас были похожи на кровавое месиво с выдранными кусками мяса в некоторых местах. Огай настоял привязать его к кровати, и то было разумным решением. Это конечно не давало никакой гарантии, но так ему гораздо спокойнее.       Как только состояние мальчика пришло в норму, он осмотрел своих прооперированных сегодня клиентов. Со всеми всё было хорошо. Даже улучшились показатели рыжего мальчишки. Со спокойным сердцем Мори отправился спать. Долгий сон, желательно недельный. Но об этом он мог лишь помечтать.       Глубокая ночь, одиноко проезжающая по спальному району машина. Мори думал, что уснёт за рулём. В доме ещё горел тёплый свет в районе кухни. Да, ведь сегодня суббота, а завтра ещё один день выходной для Коё. И даже зная она о том, что муж может вернуться под утро, или не приехать вовсе, она ждала. Ключи брякнули — дверь открылась. Мужчина, оперевшись ладонью на трюмо, а после и вовсе рухнув на тумбу для обуви, еле сумел разуться. Он сидел там долго, наблюдая, как его верная, красивая и мудрая дама что-то колдовала на кухне. Она стояла спиной, в ушах музыка, а в её движениях грация и гармония. Мори покашлял - не помогло. С доброй улыбкой он подошёл со спины и обнял её, скрещивая руки на талии, сцепляя их впереди. — Милый, - Озаки была в полном изумление. Она встала в пол-оборота, не размыкая объятий, и поцеловала его в щёку. — Прости, что задержался. — Хироцу звонил мне ещё вечером, сказал ты на операциях всё время пробыл. Из-за аварии поступило много раненых? — Да не то чтобы... - в его холодных руках она повернулась лицом к лицу и охватила ладонями щёки, - мне попался сложный клиент.       Дома между ними редко можно было услышать слово "жертва" или "пациент". Клиент звучало более лаконично, да и иногда просто давало отрешиться от постоянных мыслей и пребыванием, даже в них дома, на работе. Туманный взгляд смотрел на пол, и Коё поняла, что случилось что-то, что подкосило недавно мужа. Спросить боязно, вдруг заденешь за живое. Да и сам Огай не особо распространялся мелочами с работы, из соображений врачебной тайны. Но сейчас, что-то странное творилось в его голове. Он не мог понять откуда столько эмоций относительно того глупого парнишки с леденящим кожу взглядом, грязными кучерявыми волосами и полным отсутствуем желания жить. — В общем, к нам поступил парень, совсем юный, и такой дурак, - он откашлялся, набирая больше воздуха, и продолжил, - он уже был у меня полгода назад. Скорая привезла его после неудачной попытки уйти из жизни. А вчера вечером, я снова увидел его, но в этот раз было ещё хуже. В тот первый раз, когда я встретил его в нашей операционной, я был лишь ассистентом, а лечащим врачом был наш предыдущий глава. На этот раз я взял его под опеку. Он пришёл в себя вечером, но стоило мне отучиться он... — Тише... - губы коснулись холодного лба, в надежде успокоить любимого. — Он разорвал швы и снова попытался покончить с собой. Мы успели, и сейчас его уже привязали к кровати. Но я не уверен, что это всё так просто закончиться.       Мори уже собирался спать, как только его голова упала на мягкую подушку, вспомнил о том, что Хироцу сказал, что знает несколько приютов. Тревожить звонком с вопросами он его не стал. Смс известит его ближе к утру с просьбой найти откуда сбежал Дазай, чтобы управляющие знали и, впоследствии, забрали его обратно. Но для Мори возвращение его подопечного в приют казалось провальной идеей. Он чувствовал, что должен что-то сделать, чтобы сохранить очередную жизнь и сделать это могло только...       Утром Дазай очнулся. Он осмотрел палату: снова всё пахло моющим и сверкало стерильностью. Он хотел убрать волосы, которые падали на глаза, но руки, во-первых, неимоверно болели, а во-вторых, двинуть ими было невозможно. Прикован к собственной постели. « — Чёрт Вас побрал, Мори... - молча внутри выругался он.» Осаму понял, что это уже были крайние меры, меры обезопасить больницу и его самого, и последнее его жутко бесило. Ненависть к самому себе просыпалась сильнее с каждым новым вздохом, когда он, уже будучи готовым умереть, снова открывал глаза, находясь в окружении (или заточении) больничных стен. Дазай хотел возненавидеть врача, того самого, кто уже трижды не дал ему пасть в недра ада. Но он не мог. Причина тому была крайне проста, как бы он его ненавидел, Осаму понимал, что это всего лишь работа, его долг и обязанность. Глупо было повторять подобное в стенах госпиталя. Но руки. Руки чесались и превозмогали от желания причинить себе (не)заслуженную боль. Забыться не получалось, как только закрывались тяжёлые веки, так сразу появлялся жуткий образ: друг, кровь, дыра насквозь, что пронзила не только сердце юноши, но и его душу.       По этажу в коридоре, за тонкой дверью раздались знакомые шаги. Глухие, цокающие, словно хищник на охоте медленно подбирается к своей жертве. Но зверем оказался врач. Мори зашёл на сей раз без стука. Дазай мгновенно отвёл взгляд от двери, который до этого был устремлён в ожидании. Мужчина замешкался на входе, стоял, держа ручку двери, сжимая её и боясь подойти ближе. Первый шаг дался тяжело, второй также, но увереннее. Дазай боролся с желанием взглянуть, хоть боковым зрением на своего мучителя, а так хотелось посмотреть ему в глаза. Да что там посмотреть, испепелить прямо здесь, на месте. Но так нельзя, как никак, обязан ему жизнью, даже если само понимание жизни и существования были противны от одной мысли. — Добрый день, - Мори взял стул, ножки которого проскребли по полу, врач сел напротив.       Мальчик молчал. Он в показушной манере закрыл глаза, изображая всем своим естеством, что доктору здесь не рады. Словно ребёнок, который обиделся на родителя, что в магазине ему не купили любимые сладости, потому что у того кариес. Мори ждал, тишина по началу резала ухо, слышны были и движения на этаже ниже, нечётко раздавались голоса пациентов за стеной. А он ждал, понимая, что терпеть или вытаскивать ответ, с помощью неприятного ощущения повисшей напряжённости, придётся долго. Достаточно, настолько, что сам заведующий не выдержал. — Я могу понять, что ты сейчас чувствуешь, - голова парня медленно и нехотя всё же повернулась в его сторону, - особенно твоё отношение ко мне. Но всё же, тебе придётся говорить с психологом. Я не хочу, чтобы тебя увезли и пожизненно заключили в психиатрической клинике, - Мори улыбнулся, так по-доброму, - ты же тоже не хочешь подобного исхода? — Мне всё равно, - помедлил Осаму. — Там плохо кормят и обращаются с людьми. — Значит я не буду есть. — Неплохой способ очередной попытки избавиться от жизни, или от меня. — Мори, Вы пришли с какой-то конкретной целью? Или Вам скучно? А может Вы чувствуете вину… или всё это сразу? Что Вы хотите от меня? — Моя задача – твоя полная реабилитация к нормальной жизни. — Жизнь для меня никогда не будет нормальной, даже приемлемой. — Если тебе всё равно, - выдержав паузу и немного прокашлявшись, прикрывая губы ладонью, он продолжил, - то поведай мне: зачем ты это сделал?       Вопрос был логичен. Понять мотив суицидников, чтобы решить проблему. А что если проблема нерешаема? Что если только это и есть выход… Никогда. Никогда ещё смерть не была решением всех проблем для жизни. Это был трусливый побег от трудностей и проблем бытия, так считал Мори, но озвучить такое было непозволительно. — Я знаю, что Вы скажете, что всё можно решить. Всё, кроме смерти. Смерть и стала тем необратимым толчком к моему решению. И мне плевать, что Вы с этим не согласны.       Голос боялся прорезаться и перебить. Быть может, этот философский диалог дойдёт до изначальной сути прихода врача к своему пострадавшему. Не единой мысли, даже предположения. У него не было детей, больше, даже, между его сознанием, пониманием и детьми была огромная пропасть, которую он хотел перейти. Для работы врача важно не только быть скупым на эмоции, но и уметь быть проницательным во взаимодействии. Психолог из Мори был неплохой. Со многими людьми он быстро находил лазейку, цепляясь за суть и развивая темы, дискуссии с пациентами дальше. Но иногда попадались и такие, как Дазай. По обычаю, правда, это были взрослые личности, которые могли отвечать за себя сами. Именно поэтому Огай не любил работать с детьми и подростками, но брал их только в особых, тяжёлых случаях. Подобные противники медицины с отсутствием веры в себя и врачей уходили, оставляя на душе неприятный отпечаток. Разве между врачом и пациентом не должно быть некой близости и откровенности в вопросах их здоровья, жизни? Жаль, что не все могли понять, что даже врачи-хирурги, да и любые другие врачи – это тоже люди из плоти и крови, которые могут чувствовать, бояться, ошибаться. Может это ощущалось иначе, но это не отрицает наличия. — Тот, кто меня забирал в прошлый раз с больницы, мой друг Ода. Он погиб при неустановленных обстоятельствах. Я видел, как он умирал у меня на коленях, и ничего не сделал с этим. - Дазай, хоть и отвернулся от мужчины, но продолжил вести свой рассказ. – я не Бог и не врач, но я тот, кто больше всех желал, чтобы он жил. Жаль, что он так не считал. Он хотел стать писателем… — Как врач, который видел сотни смертей на операционном столе, по чьей вине из-за обстоятельств умирали люди, я могу… — Не можете! – он сорвался, нельзя было начинать с таких деталей, заставлять его проживать весь тот ужас заново, он ведь ребёнок, который, хоть и был на стороне зла, но вечно искал добро.       И правда. Мори не мог понять это так, прочувствовать это, как Дазай. Да он видел куда больше, картины страшнее и ужаснее той, что видел мальчик. Врач мог понять, что смерть близкого человека – это особый стресс для психики, наносящий огромный урон. Но вряд ли хоть когда-то мужчина со стальными нервами мог испытать что-то подобное. Или мог… — Когда я был в твоём возрасте, то общался с несколькими друзьями. Жизнь тогда не была похожа на сказку. Один из тех парней был похож, на тебя. Ты не глупый мальчик, ты не бесчувственный монстр, которым хочешь показаться. Ты – человек, с которым зло пошутила судьба. Я хотел сказать… Да, я не согласен с твоим решением, но я знаю о твоих чувствах сейчас, потому что был в точно такой же ситуации. Теперь ты видишь меня здесь, в качестве врача. И хоть его я не спас тогда, хотя мог, то в искупление я не стараюсь наказать себя, я стараюсь спасти других, чтобы они не чувствовали то, что чувствовал тогда я, - Мори, в процессе рассказа прикрыл глаза, представляя перед глазами чёткую картинку, лицо парня, того самого друга, о котором ему напомнил Дазай. — И что Вы теперь предлагаете мне стать врачом? – Дазай смотрел на него вроде теми же глазами, но как-то иначе, с немым читаемым вопросом в них, в ожидании ответа. — Нисколько. Просто не причиняй вред себе, в попытках искупить свою вину. Им это уже не нужно, чувство это никогда не покинет тебя, но всё ещё можно… — Как? Как это можно исправить, Мори? – он снова перебил его, повысив голос. — Боюсь, что не смогу ответить на твой вопрос, по крайней мере сейчас, - голос его не дрожал, но был уставшим, измотанным, как всё его существо и жизнь за долгие годы работы.       Неловкое напряжение в разговоре не спало, но казалось, что оба поняли некую суть вещей, на которую до этого смотрели с диаметрально противоположных сторон. Дазай не понял, что смерть – не выход и решение, Мори – осознавал суть и намерения его поступка, но не принимал и не одобрял их. Дазай улыбнулся, но на этот раз это не была та безумная ухмылка, с которой он сдирал швы, не та хитрая гримаса, когда пытаешься отвести подозрения от своего плохого самочувствия, лишь прикидываясь счастливым. Он не сиял, а лишь уголки губ немного поднялись, а глаза, хоть и умерли пару дней назад, но немного оживились. Мори распахнул глаза с удивлением. Внимание – вот чего хотел к себе этот мальчик, ребёнок, которого всю жизнь игнорировали и отталкивали, сейчас выслушали и попытались понять. И даже не горестно от мысли, что не поняли, плевать. Главное, что попытались. В какой-то степени ему стало лучше, не так, чтобы мысли от подобных действий ушли прочь из головы, но так, что это мысли не вызывали чувств, заставляя ощущать себя заложником ситуации, беспомощным ничем, неспособным ни на что, кроме как простого подчинения. — Надеюсь, ты будешь не против небольшой приятной компании, - в ответ лишь многообещающее кивание с ноткой недоверия, - нет, не моей, - губы его расплылись в широкой улыбке, - к тебе подселят мальчика твоего возраста. Он стал жертвой вчерашнего взрыва. Но по всем показаниям я могу перевести его из реанимации сюда. Я надеюсь на твоё благоразумие, Дазай, - врач отставил стул на место, показушно откланялся и направился к выходу, - надеюсь, вы поладите.       Закрыв дверь за собой, комната вновь опустела для Осаму. Он почувствовал это на мгновение, а потом снова захотелось спать. Веки стали тяжелее, руки уже и не зудели, тело поддалось и расслабилось.

---