O̶n̶e Two in a million

      — Прости… — Чонгук отворачивается, пряча чётко отпечатанное раздражение и разочарование на своём лице. Раздражение от победной улыбки Убина, не постеснявшегося показать себя королём положения. А разочарования не только от поцелуя, в котором так эгоистично хотел почувствовать волшебные эмоции и яркие ощущения, придуманные им самим в далёкой влюблённой юности. Не ёкнуло, не зажглось, не затрепетало — в себе омега разочаровался в разы сильнее. — Прости, Убин, мне не стоило…       — Стоило, детка, стоило. — Альфа притягивает Чонгука ближе к себе, прижимает к широкой груди, окольцовывая тонкую талию, зарывается пальцами в смоляные кудри и из последних сил сдерживает себя. Это тело хочется познать без промедления, прямо на скрипучих старых досках шаткой лестницы. — Нам необходимо быть ближе друг к другу. Как можно ближе, тело к телу, кожа к коже. Только от одного поцелуя твой запах усилился, я чувствую это. Он немного горчит от твоего смущения, но это мелочи. Мои феромоны должны быть на тебе, должны быть в тебе. Я уверен, так мы быстрее справимся с твоей неполноценностью.       — Неполноценностью? Таким ты меня видишь, да? Неполноценным? Ущербным? Убогим? — Омега с силой отталкивает от себя мужчину и вскакивает, сжимая кулаки до побелевших костяшек. — О какой истинности тогда идёт речь? Ты уже предал её однажды.       — Детка, не кипятись…       — Я тебе не детка. У тебя даже фантазии не хватает назвать меня не так, как называл бывшего мужа. — Чонгук дышит глубоко, пытаясь совладать с собственным гневом и агрессией, что затопили тело, плескаясь невысказанными словами прямо в горле. — Мы никогда не будем вместе, Убин. Не потому, что во мне есть обида на тебя за прошлое. Нет. Ты не мой человек, не мой альфа. Да, не спорю, ты умный, красивый, и семь лет назад я задыхался от одного твоего взгляда. Но ты не Тэхён. Его красота не только снаружи, она внутри, его ум не только в идеальной работе и успешном бизнесе, он в ежедневной поддержке, его доброта, забота, переживания окружают меня ежечасно, ежесекундно. Все его поступки и действия направлены лишь на то, чтобы я чувствовал себя самым любимым и желанным. Никогда, слышишь, никогда он себе не позволял говорить мне о том, что я не такой как все, что я неполноценный. А ведь он не мой истинный, но, я уверен, он самый лучший мужчина, предназначенный мне судьбой. Потому что любим мы друг друга не за запах, не за правильные пропорции тела, не потому, что природа так решила. Мы вместе потому, что мы друг для друга единственные, идеальные в своей ущербности и неправильности.       — Детка… — Альфа выглядит растерянным — нет больше яркой улыбки и блеска в глазах, нет наглой ухмылки и похабного голодного взгляда. — Я научусь, обещаю. Я стану лучшим для тебя, таким, каким ты хочешь. Поверь, мне не сложно. Ради тебя не сложно.       — Ты себя слышишь? Тебе никогда не стать таким как он. Ты эгоист до мозга костей и всегда думаешь лишь о собственных желаниях. Ты привёз меня сюда, не спросив моего мнения, ты заказал еду и купил вино, даже не уточнив, буду ли я такое. Ты напихал полные карманы презервативов и смазки, даже не убедившись в том, хочу ли я тебя. — Видя искреннее удивление на чужом лице, Чонгук невольно хмыкает и задумывается, каким же безвольным идиотом его считал Убин, раз подумал, что омега согласится переспать с ним накануне собственной свадьбы. А может он решил, что, признав их истинность, к Чонгуку сразу вернётся его внутренний омега, как в сказке. — Ты и рядом с ним не стоишь, Бини. Ты не годишься ему даже в подмётки. Даже если ты мой истинный. Плевать я хотел на такую истинность. Мне не нужно сравнивать вас, чтобы сделать выбор. Я всегда, слышишь, всегда выберу его.       — Чонгуки, ты неправильно меня понял. Ты должен дать нам шанс. Иначе я тоже… Как ты… Ты обязан…       — Обязан? Кому? Тебе? Хм… — Омега улыбается, проходит в дом и забирает из гостиной немного зарядившийся телефон. Вызывает в приложении такси, понимая, что не сможет больше оставаться здесь после всего этого. Убин не выглядит рассерженным, лишь слегка потерянным и, может, оскорблённым. А ещё в его глазах есть что-то похожее на страх. Он боится, что от него откажутся, и ему придётся самому пройти через все круги ада отвергнутой истинности. — Не беспокойся, Бини. Я не настолько жесток, чтобы обдуманно причинить тебе такую боль — я не буду отказываться от тебя, не буду проклинать. Уверен, ты легко найдешь себе омегу и будешь счастлив, один раз у тебя это уже получилось. А я вернусь с любимым мужем в Америку и буду с теплотой вспоминать о тебе во время дождя.                      01.05.2023г.                             — Господи, зачем я это сделал? Зачем? — Чонгук сидит возле окна на заднем сидении такси. Только оставшись один на один с собой, он отпускает свой гнев и трезво смотрит на ситуацию. — Ведь мог бы отсесть, встать, уйти, в конце концов. — Омега ловит озадаченный взгляд водителя в зеркале заднего вида и ещё ближе прижимается к самой двери. Ему, конечно, плевать, что подумает таксист, но смущать или злить своими рассуждениями человека ему не хочется.       — Что я скажу Тэ? Как объясню, что это было… — Гук продолжает тихонечко бубнить себе под нос. Омега обнимает себя руками, стараясь согреться. Хотя дрожь в его теле точно не от холода — он нервничает и корит себя за необдуманный шаг. — Я поступил подло. Боже, как я мог? Я такой эгоист. — Он касается пальцами искусанных губ, пытаясь хоть немного успокоиться.       — А если не говорить? Кому нужна эта правда? Для меня ведь это ничего не значит. — Он шепчет совсем тихо, не может остановить поток слов и мыслей в своей голове. — Нет, так нельзя. А если… Если он узнает не от меня? Это подорвёт всё его доверие ко мне. — Чем ближе Чонгук подъезжает к дому, тем быстрее бьётся сердце. Он трёт вспотевшие ладони о джинсы.       — Он должен знать. Должен. Так будет правильно. Так будет честно по отношению к нему. — Гук не сомкнёт глаз сегодня ночью. Он дождётся возвращения Тэхёна и всё ему расскажет. И попросит прощения за свой эгоистичный, неправильный порыв. Он объяснит, что сделал это только для того, чтобы убедиться, что их с Убином истинность ничего не значит для него, а все чувства и эмоции остались в далёком прошлом.       — Он поймёт, он простит меня. — Чонгук вытирает тыльной стороной ладони бегущие слёзы и смотрит на яркие огни ночного Сеула. — Прости меня, Тэ. Пожалуйста, прости.                      01.05.2023г.                             — Тэхён? — Чонгук в недоумении смотрит на жениха, стоящего возле кровати перед раскрытым чемоданом. В его руках аккуратно сложенная рубашка, а на лице растерянность и то, что называют тоской, всепоглощающей, цепкой, разъедающей внутренности от печали и безызвестности. В его глазах волнение бескрайнего моря. Омега корит себя за то, что не предупредил, не позвонил, хотя мог, и сделал больно любимому человеку. Кто знает, что надумал себе Тэхён, когда Гук не вернулся домой. — Что ты делаешь? И почему ты дома?       — Вещи складываю. — Он смотрит на настенные часы, чтобы снова убедиться, что стрелка давно перевалила за три часа ночи. — Родители решили вспомнить молодость и всё-таки купили билеты на поезд. Встретил их вечером на вокзале и отвёз в дом твоих родителей. Тебя не стал беспокоить, ждал, когда ты вернёшься.       — Тэхён, я…       — Да, кстати. Чимин не смог до тебя дозвониться, поэтому позвонил мне. Он долго извинялся, что не смог остаться с тобой и помочь выбрать костюм. — Альфа говорит спокойно, почти без эмоций. Лишь бегающий по комнате взгляд говорит о его тревоге. — Позвони ему утром — он переживает. Я сказал ему, что ты уже спишь.       — У меня, как назло, телефон сел ещё в торговом центре. Мы с Убином решили поужинать и поговорить, расставить все точки над всеми возможными буквами. — Чонгук нервничает, его не покидает чувство вины, но он не знает, как сказать Тэхёну о том, что натворил. — Я задержался лишь потому, что этот, мягко говоря, недалекий человек увез меня чуть ли не в Кимпхо, в дом бабушки и дедушки. Когда телефон зарядился, я вызвал такси и поехал домой.       — Он не приставал к тебе? Не обижал?       — Он плёл что-то про истинность, про обязательства и мою неполноценность. Но на его словесные выпады я реагировал молчанием ледяного айсберга… — Омега глубоко вздыхает, собираясь с мыслями, и не смеет поднять глаз. Ему нужно всё рассказать, но это сложнее, чем кажется. — А обидеть и пристать не посмел бы. Я сам его поцеловал…       — Поцеловал? — В голосе нет удивления, будто Ким был готов к подобному, нет раздражения или злобы. Видно лишь, как напрягается тело альфы, как темнеет взгляд и прерывается дыхание. — Ну, и как оно?..       — Никак. — Чонгук смотрит в глаза напротив и сам перестаёт дышать. Его бьёт мелкой дрожью, а лёгкие горят от нехватки кислорода. — Я знаю, что поступил эгоистично и подло по отношению к тебе. И к Убину тоже. Он принял поцелуй как моё согласие. Был рад и воодушевлён, пока я не вернул его с небес на землю. — Омега отходит на несколько шагов и снова опускает голову — ему стыдно за свой поступок, он продолжает винить себя в беспечности. — Прости меня, Тэ. Я не должен был делать этого. Не должен. Мне так стыдно перед тобой, так совестно. Я всю дорогу до дома корил себя. Мне жаль, Тэ. Мне так жаль…       — Гука…       — Прости, пожалуйста. Я уже тысячу раз пожалел, что поддался этому секундному порыву. Я лишь хотел сам убедиться в том, что с этим человеком меня больше ничего не связывает. Я такой глупый, Тэ. Прости меня. Я искренне сожалею, правда… — Чонгука трясёт: он судорожно сжимает края футболки, в тщетных попытках успокоить подступающую истерику кусает губы. Слёзы непрерывным потоком катятся по щекам, оставляя мерцающие дорожки на коже. — Прости меня, хён. Прости…       — Солнце моё… — Тэхён медленно подходит, цепляет пальцами острый подбородок омеги, заставляя посмотреть на себя. — Я не буду врать — мне больно. — Он видит застывший ужас в глазах Чонгука, видит его раскаяние на заплаканном лице. И боль от того, что причинил её же близкому человеку. Ему. Тэхёну. — Но даже это не заставит меня любить тебя меньше. Мы справимся с этим. Вместе.       — Я… Я очень люблю тебя, Тэ! — Гук тонет в крепких объятиях своего альфы, понимая, что никому не позволит потревожить их счастье. — Я обещаю, он больше не появится в нашей жизни.       — Что ты сказал ему?       — Сказал, что никто и никогда не заменит тебя. Никто и никогда не будет для меня ближе и роднее. Что ты красив. — В глазах омеги столько тепла, столько нежности и любви, что Тэхён невольно расслабляется, погружаясь в звучание любимого голоса. — Красив телом, душой и мыслями.       — А я… — Ким прижимается ближе, сжимая в руках желанное тело, пытаясь подавить глупую, но такую очевидную ревность, гонит из головы мысли, что кто-то, кто не он, целовал его мальчика. — Я столько всего себе напридумывал, что уже четыре раза успел собрать и разобрать чемодан. Я, честно, даже не знал, что могу так переживать, что могу как дикий зверь на привязи метаться из угла в угол. Мне лишь нужно было знать, что ты в порядке, что ты в безопасности…       — Хён, я так виноват…       — … я же не слепой, видел, как он смотрит на тебя. Он альфа, почувствовавший спустя много лет своего истинного омегу. Один Бог знает, что у него на уме. — Он, наконец, признаётся сам себе, что переживал и боялся, вдруг всё-таки истинность пересилит, и Чонгук захочет быть с Убином. — Я испугался. Испугался, что ты останешься с ним…       — Тэ… — Омега прижимается лбом к чужому и чувствует дрожь альфы. По телу разливается тепло от осознания того, как сильно его любят, как сильно боятся потерять. Это бесценно. Это нужно беречь. — Мне не нужен никто кроме тебя.       — Знаю. — Они стоят молча, кажется, целую вечность, просто обнимая друг друга и даря нежность. Дышат одним воздухом, чувствуют друг друга, понимая — вот оно счастье. Когда переживают, когда заботятся, когда прощают ошибки и готовы разделить поровну не только радость. — Теперь точно знаю. — Тэхён касается теплых губ своими, до хруста костей, кажется, стискивая Гука в своих объятиях. Он облизывает мягкую нежную кожу, слегка прикусывая. Ладони скользят по тонкой талии, спускаются ниже, сжимая округлые ягодицы. С губ слетает жаждущий рык, вызывая ответный стон у омеги. В глубоких глазах Кима разгорается жадный пожар, разливаясь по венам горящей лавой желания. — Мой, только мой.       — Твой. Был, есть и буду. — Чон прижимается сильнее, толкается языком в слегка распахнутый рот, углубляя поцелуй. — Не вздумай сейчас останавливаться, слышишь? — Шепчет Чонгук прямо в ухо, наслаждаясь влажным горячим языком на своей шее. Он сам не в силах оторваться — лишь на секунду отстраняется, чтобы стянуть с альфы тонкий кашемировый пуловер. Пальцы касаются ключиц, ведут дорожку по обнажённой груди, спускаются к напряжённому животу, ловя подушечками крупные мурашки на горячей коже, а затем ниже, к поясу брюк. — Хочу тебя, альфа…       — Гука… — Тэхён подхватывает омегу под бёдра, поднимает, заставляя его обхватить торс руками и ногами, прижимает ближе, чувствуя чужое возбуждение своим собственным. В миг стаскивает одной рукой пустой чемодан с кровати и бережно кладёт на покрывало Чонгука. Целует жадно, накрывая собой омегу. — Скажи мне, чего именно ты хочешь?       — Тебе до сих пор нравится смущать меня, да? — Гук тянется к любимым губам, ласкает языком, наслаждаясь жаром тяжелого дыхания на своём лице. Кусает подбородок, шею, лижет впадинку между ключиц, ощущая, как нетерпеливые пальцы его альфы пытаются разобраться с пуговицами на джинсах. — Хочу твои губы везде, хочу твои руки на мне. Хочу твой… Твой член глубоко в себе… Агх. — Протяжный стон разлетается по комнате, когда с длинных ног нетерпеливо стягивают мешающий хлопок, обжигая поцелуями тонкие щиколотки. — Тэ…       — Всегда… Всегда говори мне, чего хочешь. Это так заводит. — Тэхён прижимается к острым коленям, губами собирает дрожь с покрытых мурашками бёдер, выцеловывает тазовые косточки и тонкие впадинки под косыми мышцами. Урчит, кусает впалый живот, ощущая, как дёргается чужой возбуждённый орган, пачкая его шею и ключицы вязкой прозрачной смазкой. — Я сделаю всё, что ты захочешь, только сначала вылижу тебя.       — Изверг… — Чонгук лишь успевает звонко пискнуть, когда его грубо переворачивают на живот, но тут же покрывают поцелуями поясницу, извиняясь за неосторожность. Тэхёну сложно сдерживать себя, когда в его руках любимый омега, такой же голодный до ласк, как и он сам. — Если ты продолжишь в том же… Агх… Духе… Боже… Тэ… Ещё, пожалуйста…       — А я продолжу. Обязательно продолжу… — Язык лишь слегка касается сжатого колечка мышц, а тело Чонгука уже трепещет. Омега выгибается, приподнимая ягодицы, чем лишь сильнее заводит Кима. Склонившись ближе к аппетитным половинкам, он не отказывает себе в удовольствии оставить несколько алых отпечатков от зубов на них. — Ты такой отзывчивый, и такой требовательный.       — Как много ты сегодня говоришь и как мало делаешь, альфа… Агх… — Гук пытается заглушить собственные стоны, утыкаясь лицом в маленькую подушку. По его бедрам стекает вязкая слюна, от того как жадно и мокро его вылизывают в самом сокровенном месте. Тэхён не может оторваться, хотя желание войти и заполнить омегу до отказа сводит с ума; он продолжает изводить Чонгука, лаская языком покрасневший сфинктер и наслаждаясь стенаниями и рычанием своей пары. — Тэ, прошу тебя, остановись. Агх. Иначе я сейчас…       — Рано, солнце. Потерпи, мой хороший… — Ким нехотя отрывается от любимого занятия и приподнимается выше, накрывая губами выступающие на шее позвонки. Он нащупывает под подушкой бутылочку со смазкой, обильно покрывает пальцы и размазывает густую субстанцию по разгорячённому входу. Не греет лубрикант специально, зная, как его омеге нравится контраст температур. Проникает внутрь, гладит, растягивает не спеша, отвлекая Чонгука от неприятных в самом начале ощущений нежными поцелуями. — Как ты хочешь, Гука? Скажи мне.       — Ммм… Сегодня я буду сверху. Хочу видеть тебя и чувствовать глубоко…       — Как пожелаешь. Не смею отказывать нам обоим в таком удовольствии. — Тэхён откидывается на подушки, еле стягивает брюки вместе с бельём, пытаясь не задеть болезненно пульсирующий член, и хрипло стонет, стоит лишь Чонгуку оседлать его бёдра и, плавно выгнувшись, прижаться к его возбуждению влажной промежностью. — Ты с ума меня сводишь…       — Тэ… — Омега плавно двигается, трётся, чувствуя у мокрого входа горячую влажную головку, скулит от стимуляции и несильных ответных толчков Тэхёна, но не позволяет проникнуть внутрь, изводит себя и свою пару. Понимает, что долго не продержится, наклоняется ближе к распалённому лицу Кима и шепчет в губы, касаясь их острым кончиком языка: — Войди в меня, альфа…       — Гу… — Словно сорвавшийся с цепи волк, мужчина рычит, вибрируя грудной клеткой. Ловит момент, когда Чонгук замирает в ожидании, и толкается в бережно подготовленный сфинктер до упора. Дрожь наслаждения охватывает оба тела: омега запрокидывает голову и, прикусив губу, мычит, пытаясь удержать рвущийся из груди стон, а Тэхён, напротив, смотрит, не моргая, на будущего мужа и глухо урчит, впиваясь длинными пальцами в тонкую талию. — Боже, какой ты узкий, какой горячий. Расслабься немного, иначе я не сдержусь…       — Рано, хён. Потерпи немного… — Улыбаясь, возвращает Тэхёну его же слова. Гук откидывается назад, упирается руками в чуть согнутые колени альфы и начинает медленно раскачиваться, чувствуя невероятно правильный угол проникновения и яркие вспышки удовольствия от непрерывной стимуляции чувствительной железы внутри. Он качает бёдрами из стороны в сторону, усиливая и без того запредельные ощущения. Ему нравятся ласкающие слух порыкивания Кима, его несдержанные толчки навстречу скользким ягодицам, его горячие пальцы на напряжённых потемневших сосках Гука. — Помоги, Тэ, пожалуйста. Я скоро…       — Мой маленький, мой хороший, мой ласковый мальчик… — Тэхён прижимает уставшего омегу, укладывая себе на грудь. Большие ладони сжимают ягодицы, слегка приподнимая. Он впивается губами в сгиб шеи, рядом с тонкой пульсирующей венкой, и быстрыми размашистыми движениями начинает толкаться в жаркое влажное нутро, задыхаясь от того, как мягкие нежные стеночки сжимают его при каждом проникновении. — Солнце моё, как же хорошо в тебе…       — Я сейчас… Агх… Ещё, пожалуйста, ещё… Тэхён…       — Давай, любовь моя. Я тоже близко… — Альфа впивается в чужие пересохшие губы, как дикий зверь вылизывает податливо раскрытый рот, пачкая слюной подбородок, щёки, шею. Тело сковывает спазмами подступающего финала, а перед глазами лишь цветные вспышки и лицо любимого омеги. — Гука…       — Тэ, Тэ, Тэ… — Чонгук, словно в бреду, повторяет имя своего мужчины, скользит ладонями по широким плечам, покрытым испариной. На особо глубоком толчке он вскрикивает, ощущая накрывающий волной оргазм, кусает альфу в плечо, подчиняясь древним инстинктам, и чувствует внутри горячее семя. — Я люблю тебя, Тэ…       — И я люблю тебя. Ты моё всё…                      01.05.2023г.                            — Иди ко мне, я уже соскучился… — Тэхён приглашающее хлопает себя по животу, развалившись на кровати после освежающего душа. Он жадно и пристально смотрит на покрытого капельками воды Чонгука, снова возбуждаясь от одного вида своего омеги, медленно идущего к нему в одном полотенце на бёдрах. — Ты костюм-то купил?       — Купил, конечно… — Гук удобно устраивается между разведенных ног альфы, укладывает голову ему на грудь, получая удовольствие от такой простой, но невероятно комфортной близости. — Выбрал самый лучший. Его привезут сегодня домой к родителям.       — Покажешь?       — Неееее… До свадьбы ни-ни… — Смеётся, предвкушая реакцию Тэхёна на свадебный наряд. — Важен весь образ: смокинг, причёска, макияж, запах…       — Как у вас всё сложно… — Ким вплетает пальцы во влажные волосы и нежно массирует подушечками кожу головы. — Кстати о запахе… Давно хотел спросить, ты поменял духи?       — Нет, с чего ты взял? Я уже много лет пользуюсь одним и тем же парфюмом.       — Знаю, поэтому и удивился. Заметил после нового года — раньше ты пах красным яблоком и немножко ванилью, а потом появился едва уловимый древесный аромат и цветочные нотки…       — Не нравится?..       — Ты что? Наоборот. Твой запах стал глубже, насыщеннее… Привлекательнее, сексуальнее… Солнце… — Альфа тянется к любимым губам и слизывает с них яблочную сладость. — Я снова хочу тебя…       — Тэ, постой… — Чонгук немного растерянно смотрит на Кима. — От тебя тоже пахнет по-другому. Я думал, что это из-за нового геля для душа.       — Чем пахнет?       — Не знаю… Точнее, не уверен, но, мне кажется, сандалом и, совсем немного, фруктами. Сейчас, подожди… — Омега поднимается чуть выше, вдыхает полной грудью, касаясь кончиком носа чужой шеи, и удивлённо распахивает глаза. — Ты пахнешь сладким инжиром… Боже, какой запах. Ммм…       — Гуки, ты уверен? — Тэхён с волнением смотрит на жениха и быстро моргает, пытаясь прогнать подступающие слёзы. Дождавшись утверждающего кивка, зарывается носом во влажную макушку и сжимает омегу в объятиях. — Это мой запах, солнце. Сандал и инжир.       — Тэ, значит…       — А ты пахнешь цветущей яблоней и анисом. — Альфа стирает с высоких скул дорожки слёз и нежно гладит покрасневшие щёки Чонгука. — Это твой природный запах, Гука.       — Нужно позвонить Юнги, нужно всё проверить, обследоваться…       — Обязательно, солнце… Мы обязательно это сделаем после свадьбы.       — Значит, я смогу быть как все? Быть настоящим омегой для тебя? — В огромных глазах Чонгука плещется искреннее счастье. Он уже мысленно представляет, как Тэхён поставит ему метку, как он будет качать на руках их первенца. Путь к этому будет нелёгким, проявившийся запах ещё не показатель «нормальности». — Но… Я же не перестану быть особенным для тебя?       — Любовь моя, чтобы ни случилось, ты всегда будешь для меня особенным. С запахом или без него. — Ким смахивает солёные капли с собственных щёк и снова тянется к Гуку за поцелуем. — Ты мой один на миллион.       — А ты мой…                            Вместе. Рядом. Всегда. Двое на миллион.