Red is my favourite colour

— Ведёшь себя, как стерва. — Себастьян рывком поднялся и нарочито шумно затопал вон из комнаты. Я не стала его останавливать или что-то говорить вслед — не было никакого желания пускаться в споры, да и голова гудела другими мыслями: как там Гаррет, всё ли с ним и его семьёй в порядке, что нам всем делать дальше?.. Ранним утром я проснулась от того, что голодный Алекс упорно и совершенно беззастенчиво тёрся своими толстыми боками о моё лицо. Всё тело затекло от сна на полу, а в затылке стучало после нескольких утомительных дней. Воспоминания о них упали снежной шапкой на плечи, и я инстинктивно повела ими, будто смахивая шаль, сотканную из навалившихся враз трудностей. Себастьяна на кухне не оказалось: со стороны ванной доносились звуки плескающейся воды. Пока кормила Алекса, услышала мерные шаги на лестничной клетке, сопровождаемые скрипом открывающейся входной двери. Я замерла с ложкой в руке, прижимаясь поясницей к краю столешницы. Неужели за нами уже пришли?.. — Амели, это я! — послышался бодрый голос Гаррета, а всё моё нутро рухнуло вниз, потянув меня за собой. Я села на корточки и облегчённо заплакала, спрятав лицо в колени. — Что случилось? — он подошёл, присел рядом, обвил меня своими ручищами. — Слава Мерлину, с тобой всё в порядке! — сквозь всхлипы еле выговорила я, зарывшись носом ему в шею. Я чувствовала, как сильно бился его пульс, и не могла понять, это из-за переживаний, или он всё же скучал? — Но почему ты здесь? — вытерла трясущимися руками нос и лицо от слёз, схватилась пальцами за его свитер, будто он мог бы улететь в окно, высоко в небо, и я бы больше никогда его не увидела. Гаррет снисходительно улыбнулся и только хотел что-то ответить, как сзади послышался сонный и уже недовольный голос Себастьяна: — Что ты здесь забыл, Уизли? На секунду я пересеклась испуганным взглядом с Гарретом, пытаясь одним выражением своего лица что-то ему объяснить, но он лишь свирепо раздувал ноздри, покрываясь красными пятнами до самых ушей. Через мгновение чашка, стоявшая на столе, разбилась от резкого толчка — Себастьяна, не успевшего ничего сообразить, пригвоздили локтем к стене. — Какого чёрта этот здесь делает? — Гаррет цедил слова сквозь зубы, обращаясь ко мне, но в упор смотря на Сэллоу. Тот только начал приходить в себя и уже настойчиво вырывался, но Гаррет держал крепко. — Давайте сейчас не будем выяснять отношения, нам нужно сесть и обсудить, что делать дальше. — Я подошла к Гаррету со спины и многозначительно положила руку ему на плечо, как бы убеждая отпустить Сэллоу. Он склонил голову набок и затем расслабил хватку, поворачиваясь всем телом ко мне. Я не выдержала — стукнулась лбом о его грудь, стиснула в крепких объятьях и окончательно осознала, как сильно соскучилась.

***

Земля уходила из-под ног стремительно и безжалостно. Я не думал, никак не мог представить, что в Амелии осталась такая нежность. Даже если и осталась, то точно не по отношению к рыжему. Так какого чёрта происходит? Я наблюдал со стороны, как какой-то не вовремя появившийся чужак, нарушивший интимность момента. Таким несвоевременным и ненужным я не ощущал себя очень и очень давно. Захотелось исчезнуть, рассыпаться пылью и раствориться в воздухе, лишь бы не испытывать ту неловкость, которая мгновенно захлопнула вокруг меня свой капкан. В душе разгорались обида и чувство несправедливости. Ещё вчера, когда мы были вместе, мне казалось, Амелия подарила мне самое дорогое и сокровенное — своё тело. Получается, я довольствовался объедками, чем-то абсолютно для неё неважным, а вот он берёт самое ценное так, будто привык к этому, будто это для него ничего не значит. Ревность. Как давно я не ощущал её когтистых лап на своей шее. Когда я наблюдал за ними, входящими день за днём в тот паб, я думал, что испытываю самую жгучую на свете ревность, а оказалось, то было ничто по сравнению с тем, что я чувствовал здесь и сейчас. Их слияние, их объятие было таким тёплым и искренним, что я невольно заглядывался, как Амелия ласково улыбается, как она встаёт на носочки, чтобы что-то прошептать ему на ухо, каким привычным жестом она гладит ладонью его спину. Это всё было невыносимым, потому как выглядело совершенно естественно и правильно. Я подхватил на руки Алекса, мечтательно лижущего лапы, и вышел из кухни. В комнате на подушке лежала подвеска, из-за которой мы вчера поругались с Амелией. Моё лицо исказила гримаса боли и презрения. Презрения к самому себе. Я сделал только хуже, и теперь совсем непонятно, как всё исправить. Неужели он опять заберёт её у меня? Нет, ещё одной такой разлуки я не выдержу. — И почему ты так похож на Уизли? — только сейчас я смог тщательно рассмотреть кота, вальяжно прохаживающегося по комнате и затем умащивающегося на матрасе. Его рыжая шуба и ярко-зелёные глаза так напоминали мне всё увиденное пару минут назад, что захотелось выгнать Алекса, и именно в этот миг я понял, что проиграл. Когда-то в школе я был уверен, что на несколько голов выше Уизли. Лучше учился, лучше играл в квиддич, лучше ладил с девчонками. Лучше ладил с ней. Теперь я, как незваный гость, отсиживался в холодной комнате, пока они обменивались истосковавшимися объятьями и поцелуями. Поцелуями! Уизли так обыденно чмокнул её в щёку и губы, а она даже не дёрнулась, не разгневалась — с готовностью приняла ласку, словно только её и ждала. В ушах пульсировала злость. Била набатом и искрила, точно вот-вот извергнется вулкан, чья лава беспощадно выжжет последнюю надежду, таящуюся у меня глубоко внутри. Я проиграл. Впервые в жизни проиграл и даже не понял, как это произошло. Через полчаса мы втроём сидели за кухонным столом и молча пялились в одну точку на нём. Внизу шастал Алекс и тёрся о ноги, намекая на время обеда. — Вот. — Уизли с неохотой достал из-за пазухи белый конверт и шлёпнул им по столу. Амелия, сидевшая до этого с расфокусированным взглядом, вздрогнула. — Что это? — она с сомнением протянула руку, но, завидев марку, отдёрнула её, поджав губы. — Ты читал? — обратилась к рыжему. Тот сочувствующе помотал головой. — Кто-нибудь что-нибудь мне объяснит? — я закипал. Меня дико раздражала эта недосказанность и эти переглядки Амелии с Уизли. Перевёл взгляд с неё на него, но так и не дождался ни слова. Рывком стянул со стола конверт и одним махом вскрыл его. Оттуда выпала открытка — такие обычно вкладывает в свои письма профессор Корбетт. Я развернул пергамент и пробежал глазами по написанному. Тёплая рука Амелии едва коснулась моих пальцев, когда я положил письмо обратно на стол. Она была готова расплакаться в любой момент, испытующим взглядом всматриваясь в моё лицо. — Что с ним? — её голос дрогнул, и мне так нестерпимо захотелось заключить её в крепкие и оберегающие объятия. — С профессором всё хорошо, не переживай. — Услышал, как она с облегчением вздохнула и уронила голову на сложенные на столе руки. — Только вот… — я не смог сдержать бегущих вверх уголков рта. Уизли полоснул по мне негодующим взглядом и перехватил письмо. Его тупые зелёные глаза запрыгали по строчкам и, дойдя до середины, вытаращились и почти полезли на лоб. — Что за чушь?! — он обращался к Амелии, которая пока знать не знала, что Корбетт хочет видеть нас с ней у себя в России. Я расхохотался. Стало невозможным больше сдерживаться, глядя на выпученные глаза Уизли и обмозговывая то, что только что прочитал. Корбетт настаивал, чтобы мы с Амелией немедленно отправились в Таганрог к нему и его сестре — по его мнению, там самое безопасное место, чтобы скрыться от охотников на полукровок. Пока я в сотый раз прокручивал в голове эту информацию, Амелия снова и снова перечитывала письмо, хмуря в недоумении лоб. — Гаррет, я без тебя не поеду. — Прозвучало твёрдо и решительно. Я невольно закатил глаза. Уизли пару секунд молча подёргал челюстями, затем резко встал и заходил по узкой кухне, заведя руки за спину. — Нет. Вы поедете вдвоём. Я не поверил своим ушам. Развернулся к нему вполоборота, желая продолжения. — Я не могу поехать, пойми. — Он заговорил мягче, потому что Амелия захныкала, шмыгая носом. — У меня здесь семья, мама болеет. Тётя. Я просто не могу их всех бросить. — Подошёл к ней из-за спины и стал гладить по лохматой каштановой макушке. Перешёл на полушёпот. — Тебе здесь небезопасно, Амели. Я не прощу себе, если с тобой что-то случится. Поезжайте. Мы с Оминисом справимся. Я подпрыгнул на стуле от обиды. Он ещё и Оминиса себе забрать хочет?! Пару раз глотнул ртом воздух, но говорить ничего не стал — сейчас удача на моей стороне, и я боялся её спугнуть. Молча забрал письмо и вышел из комнаты, услышав, как Амелия спросила Уизли: «Как там Джейси?»      

***

— Я так рада, что вы едете вместе! — непосредственная Натти хлопала в ладоши, улыбаясь во весь рот. Все присутствующие в комнате вмиг замолкли и обратили на неё возмущённые взгляды, даже Оминис цокнул и покачал головой. Я сидела, скрестив ноги, рядом с чемоданом и не могла заставить себя начать его собирать. В голове не укладывалось, что сегодня мы отправимся в холодную и уже снежную Россию, где я ни разу не была. С Себастьяном, чёрт бы его побрал, Сэллоу. Натти, Поппи, Оминис и Амит пришли нас проводить, и все мы еле поместились в маленькую квартирку Аси. Гаррет топал где-то на лестничной клетке, переживал, но держал себя в руках — сам же настоял, чтобы мы уехали. Мы спорили долго. Я требовала, ругалась и лезла в драку, подсознательно сама давно понимая, что здесь абсолютно бесполезна. При одной мысли о том, что надо будет разлучиться с Гарретом на неопределённый срок, я хотела завыть волком от бессилия и тоски. Теперь меня накрыла апатия ко всему происходящему, и даже предстоящая встреча с Корбатовым не радовала, а вызывала тревогу. Будем ли мы там к месту? Действительно ли безопасно там находиться? Вдруг, это ловушка? Себастьян стоял в самом дальнем углу комнаты, оперевшись плечом о платяной шкаф. Смотрел на меня неотрывно, будто хотел что-то выведать, и я изо всех сил сдерживалась, чтобы не обратить к нему взгляд. В голове свистел ветер. Всё разом навалилось так стремительно и неожиданно, что я не знала, с чего начать, за какую ниточку взяться, чтобы раскрутить этот клубок. Мимо кто-то ходил, что-то спрашивал, складывал вещи, разговаривал, а я не могла даже расчесать наконец волосы. — Отправитесь через портал, я с Корбеттом договорился — он вас встретит в безопасном месте и сам отведёт домой. — Оминис встал, стряхнул несуществующую грязь с ворота пиджака и, убрав руки в карманы брюк, подошёл к дребезжащему от ветра окну. — Ты знал, да? — слабо выдавила я, не отрывая тупого взгляда от трепыхающейся на сквозняке ленточке, привязанной к ручке двери, игрушке Алекса. — Через час вы должны быть готовы. — Он сделал вид, будто не услышал моего вопроса. Сзади к нему подошла Натти и извиняюще погладила по плечу. Тот вмиг оттаял, и лёгкая шаловливая улыбка украсила его губы. — Мы к вам обязательно приедем в гости! — хныкала Поппи, успокаивая больше саму себя, чем нас. Амит стоически терпел, пока она сморкалась в шарф, повязанный на его шее. Я смотрела с умилением, а сердце так и щемило, когда я думала о том, сколько времени нам предстоит быть вдали друг от друга. Как жаль, что Анне не удалось вырваться попрощаться; ноябрь — время контрольных и подготовок к Рождеству в Хогвартсе. Хотя я не совсем уверена, что хотела бы видеть обоих Сэллоу сразу — я ими будто отравилась в своё время, и теперь их переизбыток плохо сказывался на моём пищеварении. Время текло медленно и неслось галопом одновременно. Вскоре все закопошились, на пороге комнаты появился Гаррет, как лучик рыжего солнца в дождливый и пасмурный день. Я подскочила, чуть не рухнув на подкосившихся ногах, отчаянно врезалась в него, обвив руками. Вцепилась в мягкий свитер на его спине и, спрятав нос в его складках, устало засопела, уже не в силах плакать. Ужасно хотелось выйти на улицу и закурить. — Всё будет хорошо. — Его глубокий голос звучал спокойно и жизнеутверждающе. От этого становилось ещё хуже — он что, совсем не переживает? Совсем не будет скучать? А я уже тоскую, хотя он вот, рядом, согревает своим горячим дыханием мою макушку. Когда-то Корбатов, уезжая в очередной отпуск, а я ревела, провожая его, сказал: «Долгие проводы — лишние слёзы». Эта русская поговорка навсегда засела в моей памяти, но я всё равно долго не решалась расцепить объятия и отдать наконец близкого человека в лапы разлуки. Вот и сейчас: всё уже было готово, Себастьян нетерпеливо вздыхал, поглядывая на часы, Оминис с Амитом разбирались с порталом, а Поппи и Натти перешёптывались, рассматривая нас троих. А я всё никак не могла отцепиться от Гаррета: сминала в руке его подвеску, бормотала всякую чушь, то и дело прижималась в попытке исчезнуть, раствориться в нём. Он мягко оторвал меня от себя, проникновенно заглянул в глаза, приободряюще моргнул изумрудными очами. Я глубоко вдохнула и сделала шаг назад.

***

— Только попробуй с ней что-нибудь сделать. — Уизли в последний момент схватил меня за рукав пальто и многозначительно посмотрел исподлобья. Я ухмыльнулся. — Я уже всё с ней сделал. — Отдёрнул руку, и мы с Амелией шагнули в портал. Последнее, что я увидел, были полные непонимания и замешательства зелёные глаза. Сильное головокружение. Тошнота. Звон в ушах. Жуткий холод, пробирающий до костей. Чёрт, что за место такое проклятое?! Солнце будто устало, вымоталось светить и, махнув рукой, ушло на покой. Нас облепил колючий и разряженный морозный воздух. В носу защипало от холода, а руки вмиг стали болезненно-красными. В груди заклокотала тревога, когда, посмотрев по сторонам, я не обнаружил рядом Амелию. Вокруг, как назло, ни души: покрытая пушистым снегом просторная поляна и вдалеке начинающийся непроглядный тёмный лес. Голова всё ещё кружилась после перемещения, когда я сделал пару шагов вперёд — снег приятно захрустел под ногами, смешанный с сухими листьями. Холод обволок всё тело и мысли, и я не мог думать ни о чём, кроме как поскорее оказаться в тепле. Но где же Амелия? Вдалеке показалась фигура с развевающимся красным шарфом. Я медленно подошёл ближе. Засмотрелся на её волосы и ресницы, которые обдал ледяным дыханием мороз: короткие локоны, запрятанные в шарф, уже намокли и свисали смешными сосульками. Она дрожащей от холода рукой подносила ко рту сигарету и ненасытно втягивала горький дым, выдыхая огромное сизое облако в суровый русский воздух. Сзади послышались хрустящие шаги. — Душа моя, я вас тут по всему лесу ищу, ей-богу! — Корбетт уголком рта держал курительную трубку, натягивая при этом толстые меховые перчатки. Рассмотрев нас вблизи, разочарованно и озадаченно всплеснул руками. — Вы какого лешего так оделись? Я же написал вам — одевайтесь теплее, это вам не Лондон! Он подошёл, по-отцовски раздал нам слабые подзатыльники для проформы и свистнул лошадей. Его смешная меховая шапка по размеру была больше его головы раза в два, а толстый тулуп делал из профессора настоящего русского царя. Мне безумно захотелось расцеловать его в серебристые усы — он сделал мне такой подарок, о котором я не мог даже мечтать! Побыть наедине с Амелией вдалеке от всех — это долгожданная возможность поговорить, всё обсудить и помириться.

***

Перед глазами плыли круги. Сердце замирало и подскакивало к горлу всякий раз, когда я вновь осознавала, где и с кем нахожусь. Может, сказывалась усталость после перемещения, но внутри я не чувствовала почти ничего, кроме всеобъемлющей пустоты, граничащей с отчаянием, бессилием и просто безразличием ко всему происходящему вокруг. Накатывал стыд за то, что в глубине души я знала, что завтра буду искренне радоваться встрече с Корбатовым и смене обстановки, пусть даже причиной стала трагедия в семье Гаррета. Вяло отреагировала на появление профессора, не в силах оторвать взгляда от снежных шапок тёмных деревьев вдалеке. Тот лес пугал и в то же время завораживал своей таинственностью, и меня так и подмывало немедленно туда отправиться. Прямо сейчас. А лучше заблудиться, и чтобы никто меня никогда не нашёл.

***

Она по-детски зачарованно, всё ещё находясь в каком-то трансе после перемещения, оглядывала постепенно погружающееся в сумрак пространство до тех пор, пока тройка лошадей не прискакала прямиком на поляну. Я не мог понять, куда садиться: стал забираться на лошадь, но Корбетт расхохотался и потянул меня вниз за штанину. Насмешливо помотал головой и уселся в, как он сказал, сани. Мы с Амелией переглянулись, пожали плечами и последовали его примеру. Я успел лишь охнуть, когда провалился во что-то невероятно мягкое и тёплое: все сани были битком набиты пуховыми одеялами и платками, под которыми лежал плотный слой мягкого сена. Кучер, такой же, как Корбетт, пожилой усатый мужчина в тулупе, сразу же дёрнул вожжами, и лошади понеслись вперёд. Первое время я не мог собрать мысли в кучу: мимо проносились деревья, дома, люди, за нами бежали лающие собаки. Дух захватывало от скольжения саней по снегу вперемешку с грязью. Их заносило на поворотах, а мощные лошадиные ноги уверенно и целеустремлённо несли нас в неизведанность. Когда пришёл в себя и согрелся, заметил, как Амелия, исступлённо прижавшись к своему любимому профессору, сладко сопела у него на плече. Её щёки и нос покрылись уютным румянцем, а изо рта клубился морозный пар. Я не помнил себя от всепоглощающего счастья — хотелось взорваться на миллион частичек и остаться в этом моменте навечно. Заносил Амелию в огромный деревянный дом на руках — не стали будить, а сам я чуть не потерял голову, ощущая кожей тепло её разморённого тела сквозь тонкое пальто. Я ещё ни разу не держал её вот так — только наблюдал два года назад, как это делал Уизли после их совместного вечера в гостиной Гриффиндора. В доме было светло и очень натоплено. Молодая женщина вышла нас встречать и уже начала было громко что-то говорить, но увидела спящую Амелию и ладошкой прикрыла рот. Рукой указала наверх, мол, неси туда. Я кивнул и, не разуваясь, поспешил на второй этаж по лестнице. Пол гостеприимно скрипел под ногами, пока я искал подходящую комнату. Найти её оказалось несложно: дверь была приоткрыта, а оттуда доносился манящий запах еды. Я ногой слегка толкнул тяжёлую створку и оказался в маленькой комнате с двумя окнами. На полу лежал большой узорчатый ковёр, а две узкие кровати по разные стороны украшали горы взбитых подушек. На столе между ними стояла тарелка, прикрытая полотенцем: оттуда шёл пар, а запах стоял такой, что рот мгновенно наполнился слюной. Я сглотнул подступивший голод и аккуратно уложил Амелию на одну из кроватей. Она сонно что-то пробормотала и, сжавшись в комок, притулилась к стенке. Я стянул её ботинки, попытался снять пальто — бесполезно. Поглядел на неё ещё с минуту и укрыл толстым лоскутным одеялом. Разулся, утопая в ворсе мягкого ковра, подошёл к столу. Отвернул полотенце, схватил горячий пирожок и почти целиком запихнул его в рот. Живот отозвался свирепым урчанием. Я не понял, как, присев на соседнюю кровать и слопав ещё пару пирожков, заснул, подобно Амелии, в одежде. Она мягким и тёплым Жмыром юркнула ко мне под одеяло, слабо промурчала: — Холодно. А ещё ты храпишь. Я ласково улыбнулся, прижав её к себе как можно крепче. Лунный свет из окон дымкой обрамлял её пушистую макушку. Уткнулся в неё носом и беспрестанно вдыхал запах каштановых волос. Он врезался в память острыми иглами, бросая то в жар, то в холод. Незаметно для самого себя я провалился в пучину непреодолимого желания. Она, словно считав мои мысли и намерения, повернулась спиной, прильнула что есть мочи, простонала, и я в тысячный раз рассыпался на мелкие-мелкие фрагменты, которые собрать воедино под силу только ей. Палящее и отравляющее желание завладело мной моментально, когда она сама стала стягивать с себя одежду. Всё разом вылетело из головы, и остался только шум океана, а ещё душераздирающее пение китов, потому что на краю сознания я понимал, что всё это мне снится. Проснулся в холодном поту и с пересохшим напрочь горлом. Рассвет неторопливо осветил маленькую и уютную комнату, прокрался на постель Амелии, обнял её за плечи и зазорил притягательный цвет волос. Грудь сдавило болью и безысходностью.

Что с нами будет дальше?