Мягко

Ринчин всегда касался его мягко. Осторожно, будто спрашивая, на что Якутск неизменно отвечал безмолвным согласием. При этом каждое прикосновение – словно разряд тока. Разряд несильный, но так хорошо ощутимый, который расходится по всему телу приятной волной. По светлой стене в квартире Айхана скатывается яркий малиновый закат, провожая долгий северный день. На улице холодно, как и всегда зимой, а в объятиях Улан-Удэ, вкупе с мягким постельным – комфортно, согревающе, уютно. Ринчин мягко ведет одними подушечками пальцев по щеке Якутска, создавая ощущение легкой щекотки. Туймаада ластится к его руке, слегка наклоняя голову вбок, на что Уланов нежно проводит ладонью к его подбородку. – А у девушки-якутки щёки алые, как зори... – улыбаясь, негромко произносит Ринчин и оставляет теплый поцелуй на щеке Айхана. Якутск слегка поджимает губы. Вообще-то, неправда. Во-первых, он хоть и якут, но уж точно не девушка. Во-вторых, не так сильно на его привычно бледной коже алел румянец, как об этом говорит Улан-Удэ. Но строчка из его драгоценной песни, вместе с бархатными прикосновениями Ринчина, заставляет почувствовать себя особенно любимым. Пусть и чуть более смущенным. – Скажешь тоже... – тихо говорит Айхан, отводя взгляд в сторону, и сгинает одну руку в локте, укладывая кисть на мягкие подушки. Уланов улыбается кротко и осторожно укладывает Якутск на воздушную перину, слегка надавливая на его грудь одной ладонью. – На фоне постельного белья еще лучше видно. – Ринчин проводит верхней фалангой указательного пальца от носа к щеке Айхана по особо закрасневшемуся участку, который даже в лучах закатного солнца был хорошо различим. Туймаада взгляд опускает, ощущая себя перед Улан-Удэ абсолютно безоружным. Хоть спокойнее, чем с Улановым, он не ощущал себя ни с кем, но когда тот говорил настолько вкрадчиво, чарующе – Якутск был абсолютно бессилен, растворяясь в трепетных речах Ринчина без остатка. Уланов аккуратно подминает Айхана под себя, протискивая руки под его спину, и поглаживает того ладонями от лопаток чуть ниже. Опирается своей грудью о его, сокращая расстояние, и склоняется над лицом Якутска. Туймаада слегка рот в ожидании поцелуя приоткрывает, в карие глаза напротив заглядывая, но Улан-Удэ только усмехается едва заметно. – Нетерпеливый. – ровно произносит Ринчин и мягко касается его губ своими, сминая их легонько. Для Айхана в их поцелуе – безграничная безмятежность, умиротворение от которой каждую клеточку тела наполняет. Он к Уланову тянется, отвечая без напора, но охотно, и льнет ближе, руки на его плечи укладывая. Улан-Удэ целует нежно, бережно, по спине Якутск неспешно поглаживая, и его прохладные губы своими теплыми согревает. Туймаада в целом имел кожу всегда словно чуть подзамерзшую – но ему не было холодно, вовсе нет. Словно он к своим отнюдь не теплым местам так приспособился специфично, что температуру на пару градусов нормы ниже имел постоянно. Ринчин сминает по очереди то верхнюю, то нижнюю губу Айхана, целуя чувственно, неспеша, словно всю свою любовь вкладывая. Глубокие французские поцелуи – не про них, ведь ощущать на себе губы партнера уже было чем-то невероятно близким, интимным. Долго они обычно не целовались тоже, предпочитая страстному недостатку кислорода и безумному сплетению языков нежные короткие прикосновения. Улан-Удэ отстраняется медленно, в глаза чистого предрассветного неба любовно заглядывая. Якутск неуверенно руки на его талию укладывает, притягивая к себе чуть ближе, и кончиком носа носика Ринчина касается, как бы ластясь немного. Уланов невесомо его в лоб целует и снимает с него широкую белую футболку неспешно, откладывая ее на край кровати. В комнате тепло, но Туймаада все равно инстиктивно немножко сжимается, словно легкая внезапная прохлада могла заставить почувствовать пробегающий по торсу крохотными искрами холодок. Ринчин согревает своими поцелуями еще больше – начинает неизменно с шеи, водя по ней осторожно бархатными губами. Никаких засосов или укусов, только чарующе ласковые прикосновения, медленно переходящие то на плечи, то на ключицы. Улан-Удэ покрывает поцелуями его грудь, от прикосновений к тонкой коже которой Якутск коротко шумно вздыхает. Уланов останавливается на ареоле, проводя по ней языком довольно медленно – Айхана это заводит сильно, оттого что в этих местах особенно чувствителен. Ринчин об этом знает, конечно, поэтому специально останавливается на них как можно дольше, лаская нежную кожу. Якутск несколько смущало то, что он всегда был принимающей стороной, от ласк Ринчина порой теряющий голову окончательно и оттого забывающий прикасаться к нему хоть сколько-то. Но Улан-Удэ, похоже, гораздо приятнее было дарить удовольствие, чем самому его получать, поэтому он из раза в раз одаривал Айхана поцелуями, поглаживаниями и ненавязчивыми массирующими движениями, с радостью наблюдая, как Туймаада охотно тянется ему навстречу. Когда Ринчин переходит на нижнюю часть живота, дыхание у Якутска уже шумное, сбитое; от ласк голову деть некуда – запрокидывает ее с негромким шуршанием на мягкие подушки. Улан-Удэ неспешно приподнимает под коленку одну ногу Айхана, целуя внутреннюю сторону бедра там, где ткань домашних шорт сползла, чуть оголяя бледную кожу. Уланов мягко стаскивает шорты с Якутска и проводит невесомо по его ляжке тонкими пальцами. Туймаада чуть на лопатках приподнимается, голову вбок склоняя, и глаза от удовольствия прикрывает с шумным вздохом. Когда Ринчин сквозь плотную ткань белья одной ладонью начинает осторожно массировать его член, Айхан простанывает коротко и стыдливо нижнюю губу прикусывает. Улан-Удэ от этого улыбается довольно и постепенно интенсивность ласк увеличивает – плоть его даже не сжимает, только ладонью надавливает чуть сильнее, поглаживая круговыми движениями. Якутск инстиктивно ему навстречу подается, губы вместе сжимая – стоны он обычно сдерживать пытался, своего подрагивающего от ласк голоса стесняясь. Ринчин в таких случаях аккуратно его по щеке поглаживал, как бы намекая, что кроме него это никто не услышит. Даже не пытаясь сказать что-то подобное вслух, Туймаада это молчаливое заботливое послание охотно принимал, чувствуя себя наедине с Улан-Удэ максимально расслабленно. Чувствуя, что Айхан возбужден достаточно, Уланов неторопясь снимает с него белье и берет с постели лубрикант, который он предусмотрительно достал заранее. Открывает с негромким щелчком и льет на одну руку немного, растирая между пальцами, а другой ладонью водит по его члену вверх-вниз, не давая эрекции ослабеть. Якутск мычит довольно и глаза жмурит, совсем слегка о руку Улан-Удэ потираясь. Ринчин улыбается нежно и чуть склоняется над Айханом, наблюдая за ним внимательно. – Я осторожно. – успокаивающе говорит Ринчин, неспешно целуя Якутск в щеку. Можно подумать, он хоть раз был неосторожен. Еще и предупреждал из раза в раз, чтобы растяжку ненароком неожиданностью не сделать – хотя чем-то резким это априори стать не могло. Уланов неторопясь проводит влажным теплым пальцем вокруг колечка мышц несколько раз, расслабляя Якутск как можно сильнее. Получается хорошо – Туймаада вздыхает судорожно и всю нижнюю часть тела расслабляет, ощущая легкую приятную щекотку. Улан-Удэ улыбается удовлетворенно и осторожно одним пальцем внутрь проникать начинает. Айхан сжимается рефлекторно, когда Ринчин вводит палец примерно наполовину. Не больно, совсем не больно – но ощущение чего-то чужеродного заставляет слегка поднапрячься. Уланов к подобной реакции давно привык, так что ни на миллиметр дальше не проникает и ждет, пока Якутск привыкнет. А чтобы сделать ожидание более приятным – поглаживает его внутри по кругу осторожно, чувствительные места задевая. Айхан привыкает довольно быстро, от чего навстречу подается и тихо, сдавленно шепчет: "ещё". Улан-Удэ теплым влажным пальцем проникает чуть глубже и подушечку второго к колечку мышц прикладывает, как бы предупреждая. Вводит второй палец, а Якутск уже и сам насаживается охотно – он расслаблен по максимуму, так что растягивать его получается совсем безболезненно. Ринчин никогда не торопит, всегда в своих действиях осторожен, как в первый раз. Мало того, Уланов и касается ровно в тех местах, чтобы удовольствия принести по максимуму – он словно с каждым движением попадает точно в цель, проводя именно там, где Айхану было бы приятнее всего. Якутск от этого пальцами простыни перебирает, комкая в некрепко сжатых ладонях. Когда Улан-Удэ вводит третий палец, он одновременно ласкает мошонку Айхана, совсем слегка щекоча ее – Туймаада от этого чуть дергается, посмеиваясь коротко. Такая ненавязчивая щекотка отвлекала и расслабляла, отчего Якутск голову вбок склоняет и щекой по подушке возит. – Ринчин! – посмеивается Айхан, когда Улан-Удэ щекочет его чуть сильнее. – Пере... ахах! Перестань... – Мне нравится твоя улыбка. – расслабленно отвечает Уланов, осторожно доставая влажные пальцы. – Она ярче солнца. – П-прекрати... – Якутск отводит взгляд уже от смущения, стараясь в карие глаза напротив не заглядывать. Румянец дает знать о себе жгучим ощущением на щеках, отчего Айхан жмурится растерянно. – Как скажешь. – с мягкой улыбкой говорит Улан-Удэ и оставляет бархатный поцелуй на его щеке. Уланов стягивает с себя широкую белую футболку и светло-серые шорты вместе с бельем. Ловит на себе предвкушенный взгляд из-под прикрытых век и усмехается слегка. Время, за которое Ринчин раскрывает небольшую упаковку и надевает на себя презерватив, кажется Якутску вечностью, от чего он хнычет негромко, не в силах терпеть больше. Улан-Удэ одним взглядом говорит ему: "потерпи совсем чуточку", и Айхан старается хоть немного с пульсацией в нижней части живота совладать. Ринчин аккуратно раздвигает его ноги, поглаживая их от коленок к внутренней стороне бедра как бы успокаивающе. Устраивается поудобнее и ладони под бедра просовывает, сминая их легонько. Туймаада смотрит на него затуманенно, с немой просьбой начать скорее – и Улан-Удэ ни секунды его больше ждать не заставляет. Входит аккуратно, миллиметр за миллиметром, но Айхан расслаблен по максимуму, отчего сам насаживается скорее и руки вокруг его шеи обвивает. – Ринчин... – блаженно выдыхает Айхан и льнет к нему, прижимаясь как можно ближе – ему всегда нравилось ощущать его разгоряченное тело. Подается навстречу, приподнимая бедра, и сдавленно постанывать начинает, мешая рваное дыхание с протяжными вздохами. Уланов утыкается ему в плечо и кожу горячим дыханием обдает. Двигается неспешно, с каждым толчком проникая все глубже, и Якутск слегка на себя приподнимает. Айхан насаживается почти до основания, своей грудью к телу Ринчина прижимаясь, и шепчет одновременно его имя, просьбы не останавливаться и еще что-то несвязное. Нарочно колечко мышц напрягает, сжимая Улан-Удэ сильнее – тот судорожно выдыхает и губами мажет по месту между плечом и шеей, приглушая и без того тихий стон. Уланов толкается глубже и вдавливает по простате, от чего Якутск с негромким вскриком резко голову назад запрокидывает и крепче его за плечи обхватывает. Туймаада дышит часто-часто, чуть ли не лихорадочно имя Улан-Удэ нашептывая, и короткими ногтями совсем слегка в кожу на спине впивается. Ринчин одной рукой начинает мягко его член массировать, надрачивая неспеша, от чего Айхан и вовсе с ума сходит – волна наслаждения захлестывает что внутри, что снаружи. Стоны сдерживать уже не удается, отчего Якутск подвспухшие губы раскрывает чуть больше. По плавно вздымающимся плечам Улан-Удэ пот катится, но тот на стоны не переходит – только дышит шумно, периодически шею Айхана целуя. Движется все так же равномерно, изредка от дурманящих ощущений подрагивая. Якутск ноги за его спиной вместе сводит, подаваясь вперед как можно больше, и жмурится в немом стоне, когда Ринчин по головке предэякулят поглаживающими движениями размазывает. Понимает, что в таком темпе не выдержит долго, и бессвязно шепчет ему о скорой развязке, глаза от удовольствия закатывая. Улан-Удэ отвечает негромко "я тоже", после чего особо усердно входит на всю длину, издавая едва слышимый стон Айхану в плечо. Движется чуть более резко, и трех чуть более резких толчков хватает, чтобы они излились практически одновременно. Накрывает сильнее самого снежного бурана: перед глазами – белым-бело, в ушах звон, заглушающий все остальные звуки, в каждой клеточке наслаждение бьет ключом. Якутск обессиленно падает на подушки, прикрывая глаза – грудь часто вздымается, а в голове – пустота, словно после взорвавшейся бомбы. Что, впрочем, не отменяет удовольствия, в каждый уголок тела пробравшегося. Айхан на пару минут вовсе из реальности выпадает, отдышаться пытаясь. Тонкую нить, с миром связывающую, ловит только тогда, когда теплую руку у себя на щеке чувствует. Через силу глаза приоткрывает, и в умиротворенном взгляде напротив тает, растворяется без остатка. Туймаада льнет щекой к мягкой ладони, а Ринчин его поглаживает осторожно, словно в руках самую важную драгоценность держит. Целует его в лоб, оставляя губы на светлой коже на подольше, и укладывается рядом, завлекая в теплые объятия. Последние лучи солнца на стене уступают место сизым сумеркам. На улице морозно, ночью и вовсе сорвется леденящий ветер – только вот пока Ринчин рядом, Якутску всегда будет тепло.