How To Care For Your Omega Shixiong

Полагая, что его ученикам нужно больше опыта, Шэнь Цзю отправил их команду для расследования необычных смертей в деревне. Вскоре он получил сообщение от учеников Цинцзин, в котором указывалась причина: Павлин Вечных Слез, демон высокого уровня, далеко превосходящий текущие способности любого ученика сражаться. Таким образом, Шэнь Цзю и Лю Цингэ вылетели в деревню, чтобы лично истребить демона. — Что ты можешь рассказать мне о демоне? — Шэнь Цзю расспрашивал своих учеников в гостинице. — Павлин вечных слез охотится на душевные страдания, он показывает вам ваши глубочайшие сожаления, пока вы не избавитесь от печали, — быстро ответила Нин Инъин. — Опасность исходит от демона, ищущего в вашем подсознании ваши глубочайшие сожаления; поэтому он может напасть на вас со слабостями, о которых вы, возможно, даже не подозревали. Шэнь Цзю одобрительно кивнул ей. В последнее время девочка стала больше заниматься учебой и стала увереннее в себе. — Отлично. Вы все остаетесь в гостинице и составляете отчеты. Мы с вашим шишу разберемся с этим существом, — Шэнь Цзю отпустил их движением веера и вышел из гостиницы, чтобы присоединиться к Лю Цингэ снаружи. — У тебя есть какие-нибудь сожаления? — спросил Лю Цингэ, когда они шли в лес. — Слишком много, чтобы назвать, — поморщился Шэнь Цзю. Если бы он был неопытным учеником, он, вероятно, приготовил бы демону вкусную закуску. — А ты? — Нет, — был резкий ответ. — Хм. Должно быть, это здорово, — проворчал Шэнь Цзю, затем остановился как вкопанный, почувствовав, как демоническая аура становится сильнее. Беспомощная ярость из-за несправедливости, тяготящей его, тот, кто сказал, что невзгоды делают человека сильнее, был лжецом, потому что они только ослабляют тебя, пустое бесконечное отчаяние, зная, что никто не вернется за ним, зачем возлагать какие-либо надежды на других, когда обещания были просто даны для того, чтобы их нарушить … Шэнь Цзю вырвался из своей темной спирали. — Мы очень близки. Будь начеку. — Жди, — рука Лю Цингэ метнулась вперед и схватила его за плечо, не давая ему идти дальше. — Шисюн, посмотри. Они находились на холме, откуда открывался вид на логово демона. Даже спящий кроваво-красный павлин представлял собой устрашающее зрелище: его рост составлял десять футов, а когти с темными кончиками были размером с кинжал. Сейчас его смертоносный хвост был вложен в ножны, но малейшее движение могло его насторожить. — Раз уж у нас есть элемент неожиданности, давай… — Отойди, я разберусь с этим. Лю Цингэ протянул защитную руку. «Это слишком опасно для тебя. — Ты… — Шэнь Цзю даже не успел отругать своего импульсивного шиди. Он с ужасом наблюдал, как Лю Цингэ бросился к демону, пробираясь через кусты, не думая о том, чтобы скрыться. — Шиди! Цинге, стой! — Шэнь Цзю зашипел так громко, как только мог. Этот зверь собирался навлечь на них обоих неприятности! Суматоха разбудила павлина, и он открыл один глаз, чтобы посмотреть на атакующего его бога войны. Когда Лю Цингэ был уже почти рядом с ним, павлин расправил хвост. Лю Цингэ попал в сияние сотен глаз, он поднял руку, чтобы прикрыть лицо, но все было слишком ярко… Лю Цингэ открыл глаза. Он снова был на горе Цанцюн, но что-то казалось другим. В толпе он увидел знакомые лица; его старый шизун был там и разговаривал с Лю Цингэ, ахнув, глядя на себя в молодости. Он был в воспоминаниях. Тогда, если бы он был там в более молодом возрасте, это могло означать только то, что он развернулся и столкнулся с более молодой версией Шэнь Цзю. Он хорошо запомнил этот день, впервые они встретились лично на ежегодном турнире по боевым искусствам. Матч закончился в пользу ученика Лю, клинок Чэнлуань попал в горло ученика Шэня. Неудивительно, ведь ученик Лю был восходящей звездой пика Байчжань. Несмотря на себя, ученик Лю был неохотно впечатлен тем, как долго его противник продержался в их матче - хотя это было омрачено презрением из-за того, что ученик Шэнь сильно полагался на уловки и талисманы. Он собирался протянуть руку во имя хорошего спортивного мастерства. Но ученик Шэнь разозлился, а его глаза наполнились слезами. — Глупая скотина! Конечно, тебе легко победить! Ученик Лю был вспыльчив и открыл свой рот: — Против бездарного противника несложно. Лю Цингэ хотел дать оплеуху себе в молодости за неуважение. Как он посмел так говорить со своим омегой шисюном?! Прежде чем он успел броситься на высокомерного щенка и свернуть ему шею, сцена изменилась, и его отправили в другое воспоминание. *** — …целебные свойства растения чрезвычайно сильны, поэтому полезно уметь его идентифицировать. Однако его могут собирать только девственницы, он не будет жить в руках нечистых… — Лорд Цяньцао читал лекции классу учеников по общей первой помощи. Лю Цингэ заметил, что он в молодости изо всех сил старается не выглядеть болезненно скучающим. — Да-шисюн, посмотри на ученика Шэня! — ученик Байчжаня прошептал ученику Лю. Он перевел взгляд на своего соперника. Букет цветов увял и почернел, когда ученик Шэнь прикоснулся к ним; странная улыбка искривила его губы, когда он посмотрел на безжизненные растения. Ученики Саньду прошептались и указали на него. — Такой развратник! Ему даже не стыдно! Ученик Лю усмехнулся. Он вообще не вызывал сочувствия. Было совершенно правильно, что развратника разоблачили за его похотливые поступки. Лорд нетерпеливо ударил по столу, чтобы заглушить шепот и хихиканье. — Да, да, успокойтесь, как вы, несомненно, обнаружили, в зависимости от того, как много вы веселились в юности, некоторые из вас не смогут справиться с растением. Поэтому крайне важно работать вместе со своими шиди во время… Ученик Шэнь ухмыльнулся ученику Лю, а затем сценически прошептал. —Действительно грустно осознавать, что жизнь ученика Лю совершенно лишена веселья. Ученик Лю закипел. Как смеет этот развратник превращать добродетель в оскорбление?! После занятий они снова поссорились. *** Воспоминание снова изменилось, показывая ему одно за другим, как они сражались. Их было слишком много, чтобы сосчитать, и Лю Цингэ был потрясен таким количеством. Неужели мы так много ссорились? Ученик Шэнь злился после каждого проигрыша и клялся убить его в следующий раз. Казалось, что ученик Шэнь впадал в ярость всякий раз, когда его побеждали, что Лю Цингэ в то время объяснял тем, что он был неудачником. Теперь Лю Цингэ было ясно, что злобность ученика Шэня была прикрытием, скрывающим его страх: ему постоянно напоминали о его слабости, его избивали и сковывали альфы, поэтому неудивительно, что он все время был на грани. Во время дуэли учеников Лю и Шэня окружало кольцо учеников. Лю Цингэ прыгнул вперед, чтобы остановить драку, но его руки прошли сквозь фигуры, как будто они были призраками. Он не мог удержать себя в молодости от победы над учеником Шэня в явно односторонней борьбе. Все, что он мог сделать, это беспомощно смотреть, как ученика Шэня снова и снова швыряли на землю. — Вот и все ваше обучение, — высокомерно заявил ученик Лю. Он вспомнил этот день, когда он был слишком увлечен своим моральным превосходством, полагая, что Шэнь Цинцю был слишком высокомерным или ленивым, чтобы сопротивляться. С этой внешней точки зрения он мог ясно видеть, насколько они были побеждены, и как ученик Шэнь проводил большую часть времени, уклоняясь или отступая. Ученика Лю это не волновало, и он только яростно атаковывал, не обращая внимания на разницу в силе. Хотя совместная жизнь и познакомила его с выражением лица Шэнь Цзю, ученик Шэнь еще не был настолько искусным в том, чтобы скрывать свои эмоции; он не мог полностью скрыть боль, которая мелькнула в его глазах, когда ученик Лю оскорбил его навыки. Шипение боли всякий раз, когда он получал удар. Тогда что-то в главном ученике Цинцзин — высокомерная насмешка, неприятные комментарии, которые он бросал, его неуважение к другим — вызвало у ученика Лю желание швырнуть его в грязь и заставить плакать. Ученик Лю предположил, что это была ярость, но теперь Лю Цингэ мог понять, что это были семена очень сильно выраженной влюбленности. Тем не менее, это не было оправданием его прошлого поведения; это было издевательство, простое и ясное. Было стыдно слышать собственный голос, ругающий Шэнь Цзю за слабость и ленивость. Ученик Шэнь выплюнул детское оскорбление в адрес его матери. — Не говори так о моей матери, — прорычал ученик Лю. — Я буду говорить так, как хочу, — усмехнулся ученик Шэнь. — Я должен вывести эту омегу-шлюху и дать ей ребенка, которым она действительно будет гордиться. Пылая самодовольной яростью, ученик Лю сопротивлялся так сильно, что ученик Шэнь несколько раз подпрыгнул, ударившись о землю. Ученик Лю не дал ему времени прийти в себя, скрутив руку ученика Шена за спиной в замок. — Отпусти! — ученик Шэнь напрягся, пытаясь удержать руку. — Вылезай из себя. Я почти не использую силу. Если ты не можешь справиться даже с небольшой болью, какой ты альфа? — усмехнулся тот. Он усилил давление на руку ученика Шена, заставив его задыхаться и бороться еще более отчаянно. — Он не альфа, дурак! — Лю Цингэ взорвался, забыв, что его никто не слышит. — Отпусти, ты делаешь мне больно, — голос ученика Шэня затих, мольба в его голосе исходила от настоящего ужаса. — Пожалуйста... — Отпусти его! — закричал Лю Цингэ. Это было хуже любого боя. Его не волновало, пострадает ли он, но видеть, как Шэнь Цзю страдает от боли, которой он не может помочь, было выше того, что он мог вынести. К счастью, ученик Лю отпустил его и ушел с еще одним неприятным замечанием о силе ученика Шэня. Он никогда не видел последствий боя. Медленно, как ученик Шэнь поднялся с земли, в его глазах блестели слезы. Как ему потребовались несколько дней, чтобы перестать хромать, и как он заботился о своем плече. *** Сцена исчезла, когда Лю Цингэ перенесся в другое воспоминание. На этот раз он был в помещении. Ученик Лю яростно шагал по коридорам Теплого Красного Павильона. Один из его шиди предупредил его о том, что видел, как главный ученик Цинцзин вошел в бордель. Никому из учеников Байчжана не нравилось, что Шэнь Цзю подражал поведению своего главного ученика. И он поощрял это. Ученик Шен развалился на кровати, являя собой образ избалованного молодого мастера, который провел ночь разврата. Он едва успел открыть глаза, как ученик Лю схватил его за мантию и швырнул на землю. — Ты позор. — Это праведный ученик Лю? Врываться в спальни и нападать на спящих людей? — Ученик Шэнь был по понятным причинам разгневан, как и любой, чей отдых был так грубо прерван. — Спать? — Ученик Лю усмехнулся. — Ты действительно ожидаешь, что я поверю в это? Лю Цингэ вспомнил, как тогда он увидел откровенную одежду женщины и сделал логичное предположение. Теперь он знал лучше: под глазами ученика Шена были тени, и хотя его одежда была свободной и драпированной, она все же была на удивление скромной. Простыни были даже подготовлены для сна, а не для других занятий. Не то чтобы ученик Лю заметил что-либо из этого. — Я действительно спал! Не то чтобы такая скотина, как ты, захотела выслушать мою точку зрения, — ученик Шэнь вздрогнул и потер колено, которое тяжело приземлилось на землю. — Ты, скотина, это очень больно! — Перестать жаловаться. Ученик Шэнь зарычал. — Разве не достаточно плохо, что вы посылаете своих лакеев мучить меня в моем доме? Теперь тебе придется вторгнуться в мое место отдыха?! — Если вы нападаете на моих младших, неудивительно, что вы им не нравитесь, — ученик Лю видел состояние, в котором находились Цзи Цзюэ и его друзья после того, как главный ученик Цин Цзин покончил с ними. — Они напали на меня, скотина! — Глаза ученика Шена были дикими. — Куча глупых, тупоголовых, неуклюжих… Оскорбления почти дошли до драки, пока ученик Юэ Цинъюань не пришел и не прекратил спор. К тому времени их спор обострился до тех пор, пока на глазах ученика Шена не наполнились яростные слезы. — Лю Цингэ! Однажды я убью тебя! — С твоими способностями? — Ученик Лю усмехнулся и ушел. *** После этого их ссоры приняли еще более неприятный оборот. Несмотря ни на что, ученику Лю достаточно было малейшего повода бросить ему вызов. Что-то в его шисюне всегда злило его: То, как он нагло посещал дома с дурной репутацией, было позором для всей секты. Как оскорбительно он разговаривал с учениками Байчжаня перед тем, как напасть на них. Холодное и резкое обращение с омегами. Ученик Лю однажды наткнулся на своего шисюна и плачущего ученика-омегу из Цяньцао. Но вместо того, чтобы утешить их, как настоящий альфа, ученик Шэнь только тупо смотрел на них. Единственным объяснением было то, что именно ученик Шэнь заставил их плакать, и от этого у ученика Лю вскипела кровь. Этот высокомерный, развратный, задиристый... — Шэнь Цинцю, сразись со мной!— крикнул Ученик Лю. Их драки вышли из-под контроля, и вскоре слухи дошли до их шизунов, и они преклонили колени перед Повелителем Пика Цюндин, пока он ругал их. Лю Цингэ вспомнил этот инцидент. Они попали в особенно жестокую драку, в которой одному из Лордов пика пришлось физически разлучить их. Пиковый Лорд Цюндина отругал их за драку и наказал. По пятьдесят ударов плетью каждому, и их наказание должно было быть приведено в исполнение на глазах у их собратьев-главных учеников, чтобы подать им пример. Ученик Лю стоически переносил порку, безропотно перенося каждый удар. Он не боялся, это было правильно, и для альфы терпеть боль, не вздрагивая. Ученик Шэнь же — это совсем другая история; он со страхом наблюдал, как Лорд приближался с кнутом. Первые несколько ударов плетью он не вскрикнул, хотя и кусал губы до тех пор, пока они не побелели. Но вскоре из его уст сорвались звуки боли. Лю Цингэ отчаянно пытался поймать кнут, но он прошел сквозь его руки, как воздух. Он слишком хорошо помнил недобрые мысли, которые посещали его во время этих воспоминаний. Очевидно, этот избалованный молодой мастер никогда не чувствовал кнут на своей мягкой спине, — ученик Лю с презрением покосился на него. Старшие ученики перешептывались и смотрели; для альфы открыто проявить слабость было огромной потерей лица. Даже Лорд пика Цинцзин выглядел разочарованным своим молодым главным учеником. Его ни в коем случае нельзя было бить кнутом, Лю Цинге все глубже и глубже впивался ногтями в ладони, пока они не кровоточили. Каждый раз, когда ученик Шэнь старался не закричать, ему казалось, что Лю Цингэ разрезают на куски. Была причина, по которой омеги были защищены от физических наказаний; их чувствительность к боли делала такие наказания слишком суровыми, и им требовалось больше времени, чтобы прийти в себя. Лю Цингэ хотел напасть на всех самодовольных зрителей, заставить их извиниться, спасти своего шисюн и утешить его. Но он ничего не мог сделать. В то время как ученик Лю мог выйти из комнаты с прямой спиной, ученик Шэнь хромал, едва удерживая себя в вертикальном положении. Когда ученик Шэнь не пришел на следующее собрание главных учеников, ученица Ци Цинци закатила глаза, восклицая, что он поднимал шум из-за пустяков, чтобы заработать очки сочувствия. В следующий раз, когда они увидели ученика Шэня, он выглядел ужасно; его плечи были напряжены и вздрагивали при каждом движении. Их боевые братья и сестры не проявили к нему ни симпатии, ни жалось. — Посмотрите, кто решил прийти сегодня, — громко сказал ученик Вэй Цинвэй. — Мы думали, ты будешь дуться до нового года. Ученица Ци Цинци неприятно рассмеялась. — У вас закончились деньги, чтобы платить своим шлюхам? С таким кислым лицом это неудивительно. — Шэнь-шиди, приятно снова тебя видеть, но тебе действительно нужно научиться отпускать мелкие обиды, — сказал ученик Юэ со своей обычной вежливой улыбкой. Ученик Шэнь пристально посмотрел на них и присоединился к группе. Почти незаметно он свернулся калачиком, чувствуя неприятие со стороны остальных. Лю Цингэ так сильно впился ногтями в ладони, что пошла кровь. Не имело значения, что ученик Шэнь был непопулярен, так нельзя было обращаться с боевым братом или сестрой. Неудивительно, что он ненавидел находиться рядом с ними. *** Сцена сменилась воспоминаниями о миссии по добыче полезных ископаемых. Благодаря объяснениям Шан Цинхуа Лю Цингэ теперь увидел события с другой точки зрения: как они сражались плечом к плечу, движения были синхронизированы, несмотря на их враждебность. Потом это произошло; ученик Шэнь спас ему жизнь. Несмотря на все физические нападения, словесные оскорбления и унижения, его шисюн спас его. Потом последовало непонимание и обвинения. Ученик Лю обвинил его в покушении на убийство. На лице ученика Шена мелькнула боль, прежде чем она сменилась яростью. После этого в его глазах промелькнули воспоминания, повторяющие все события, в которых он так жестоко обошёлся с шисюном. Лю Цингэ упал на колени, не в силах больше это терпеть. Он заслуживал того, чтобы ему вырезали сердце за жестокость. Как он мог быть таким неблагодарным? Не имело значения, что он изменил свое поведение после того, как обнаружил, что его шисюн — омега, Лю Цингэ так сильно ранил его, разрушил все идеалы, которые он отстаивал. Он был позором. Был только один способ вернуть себе честь. Лю Цингэ вытащил Чэнлуань и прижал лезвие к его шее. Прости меня, шисюн, этот шиди больше не заслуживает жизни. Он закрыл глаза и приготовился искупить вину. Что-то с грохотом ударило в его руку с мечом, отбросив Чэнлуань прочь. Его глаза распахнулись, и перед ним завис серебристый клинок Сюя, сияющий, как звездный свет. — Цингэ! Ошеломленный, он потянулся, чтобы прикоснуться к нему, и мир вокруг него растворился. *** — Цинге! Просыпайся, скотина! Ты слышишь меня? — в поле зрения появилось обеспокоенное лицо Шэнь Цзю. Он расслабился и почувствовал облегчение. — Ты проснулся. Моргая и растерянно, Лю Цингэ посмотрела в ответ. Был ли он в другом измерении? Нет. Говорят, что это существо заманивало жертв в ловушку сожалений, пока они не избавились от печали. Позади них лежал труп демонической птицы, Сюя был пронзён её телом. Ним над ним суетился Шэнь Цзю, проверяя его на предмет травм и передавая энергию. В горле Лю Цингэ сжалось. Он не заслуживал беспокойства своего шисюна. Тем временем Шэнь Цзю продолжал его ругать. — Я говорил тебе не вступать в бой, но ты, конечно, не послушался бы, если бы меня здесь не было… — Он остановился, понимая, что его шиди ведет себя слишком тихо. — Шиди? Лю Цингэ посмотрел в ответ. Его губа задрожала. Затем без предупреждения он схватил мантию Шэнь Цзю и уткнулся лицом в живот. — Шисюн, прости, мне очень жаль за все! — Он плакал, как потерянный ребенок, не обращая внимания на то, что из-за этого он выглядел жалким альфой. Какая польза от его гордости, когда он был лицемером во всех остальных отношениях? Угрызения совести в нем причиняли такую ​​боль, словно с него содрали кожу. — О чем вообще ты говоришь?! — Среди всего того, чего ожидал Шэнь Цзю, среди них не было рыдающего шиди. Очевидно, у зверя были более глубокие сожаления, чем предполагалось ранее. — Все обиды, которые я совершил против тебя, настолько отвратительны, что моему поведению нет оправдания. Этот неблагодарный шиди не заслуживает твоего прощения. — Что ты видел? — обеспокоенно спросил Шэнь Цзю. Его беспокойство угасло в недоверии, когда Лю Цингэ сказал ему сквозь слезы. — Ваше самое большое сожаление — это драки в школьном дворе, которые произошли у нас много лет назад? — Это были самые большие ошибки в моей жизни, — Лю Цингэ стыдливо склонил голову. Он не мог поверить, каким дураком он был. Все это время в глубине души он носил семя вины за то, как он обращался со своим шисюном. Как это, должно быть, приятно, если твое самое большое сожаление в жизни — это несколько детских ссор, — Шэнь Цзю подавил желание пошутить. Он неловко похлопал Лю Цингэ по плечу. — Там, там… Все в порядке, ты вернулся. Что бы ты ни видел, теперь это не может причинить тебе вреда. Шэнь Цзю не умел утешать людей. Его попытки произнести нежные слова, казалось, только еще больше расстроили Лю Цингэ, и его слезы пропитали переднюю часть мантии Шэнь Цзю. — Верно, нам пора возвращаться в город. Эффекты, которые ты сейчас чувствуешь, должны скоро исчезнуть, — Шэнь Цзю вернулся к своему обычному практическому состоянию, надеясь, что нормальная жизнь принесет ему утешение. Он перекинул руку Лю Цингэ себе на плечо и поднялся на ноги. — Боги, ты тяжелый. Лю Цингэ только фыркнул, когда Шэнь Цзю вывел их из леса. *** Когда они прибыли в гостиницу, Шэнь Цзю рявкнул на своих учеников, чтобы они исчезли, и привел Лю Цингэ в свою комнату. Оказавшись там, он уговорил своего шиди снять рваную одежду и принять ванну. Лю Цингэ молчал, пока Шэнь Цзю мыл волосы, никаких признаков его обычной застенчивости, когда он был обнаженным возле своего шисюна. Они улеглись в постель, и Лю Цингэ уткнулся лицом в грудь Шэнь Цзю, как будто искал убежища от мира. Увидев, что обычно суровый бог войны внезапно стал таким же неуверенным, как потерявшийся кот, сердце Шэнь Цзю смягчилось. — Все в порядке, — Шэнь Цзю погладил его по волосам и успокаивающе мурлыкнул, чтобы убаюкать бедного альфу. — Прости, Шисюн, — пробормотал Лю Цингэ. Шэнь Цзю вздохнул и поцеловал его в лоб. — Глупый шиди, я давно тебя простил. Завтра он должен прийти в норму, подумал Шэнь Цзю, засыпая. *** На следующий день Лю Цингэ не вернулся в нормальное состояние. До этого момента Шэнь Цзю никогда не видел Лю Цинге таким навязчивым. Куда бы он ни пошел, Лю Цингэ никогда не был дальше, чем в двух шагах, повсюду следовал за ним, как потерянный домашний питомец, с несчастным выражением лица. Это было бы комично, если бы не было так грустно. Через определенные промежутки времени Лю Цингэ плакал и цеплялся за рукав Шэнь Цзю, бормоча извинения и обещая стать лучше. Он не был уверен, что ему делать, кроме как позволить богу войны ласкать и суетиться вокруг него. Но это начало раздражать, он не мог больше выдерживать столько объятий и грустных взглядов! Лю Цингэ становился почти таким же плохим, как Юэ Цинъюань. Особенно неловко было, когда это происходило на глазах у его учеников. — Давай, Лю-шиди, возьми себя в руки, — немного резко сказал Шэнь Цзю, когда Лю Цингэ подошел к нему сзади во время урока каллиграфии и уткнулся лицом в его шею. — Конечно, ты можешь найти себе какое-нибудь другое занятие. — …Понял, — Лю Цингэ повернулся и ушел. — Перестаньте пялиться и возвращайтесь к своей работе, — рявкнул Шэнь Цзю своим перепуганным ученикам, каждый из которых даже не осмеливался поднять голову, чтобы наблюдать за происходящим. Как оказалось, вспышка Шэнь Цзю возымела некоторый эффект, поскольку в результате у него больше не было тени в форме Лю Цингэ. Нет, Лю Цингэ, очевидно, решил, что подарки — лучший способ выразить свое обожание. Несмотря на неоднократные заверения Шэнь Цзю, что он не держит зла, Лю Цингэ этого было недостаточно. — У меня появился для тебя новый подарок, — Лю Цингэ подарил ему веер, сделанный из журавлиных перьев. Шэнь Цзю осмотрел его. Снежные журавлиные перья придали элегантность каплевидному вееру. Все, если это именно по его вкусу. — Это очень красиво. Это одобрение заставило Лю Цингэ оживиться. Он поднял огромную корзину, полную подарков. Бровь Шэнь Цзю начала дергаться. Каждый день Шэнь Цзю находил подарки, ожидающие его. Новая одежда, новые украшения. Это не значит, что они ему не нравились — Лю Цингэ знал, что ему по вкусу, — но это было уже слишком! Ему не нужны были двести новых вееров! То, как Лю Цингэ полностью служил ему, начало раздражать. — Ты вернулся, Шисюн, хочешь еды? Какой чай вы бы хотели? Могу ли я помочь с… — Все в порядке, я просто хочу пойти спать, — Шэнь Цзю прошел мимо него, но Лю Цингэ последовал за ним. — Ты позволишь мне сделать что-нибудь для тебя? У тебя болят ноги? Я могу потереть их для тебя, — настаивал Лю Цинге, словно домашнее животное, пытающееся продемонстрировать новый трюк. — Пожалуйста? Могу я? — Нет! Я просто хочу спать, — Шэнь Цзю разделся до ночной одежды. Вместо кровати он решил сбежать в свое гнездо. Тишина. — Я возьму еще подушек. Прежде чем Шэнь Цзю успел отреагировать, его похоронило под лавиной одеял и мягких подушек. Лю Цингэ слонялся вокруг гнезда. — Хватит ли подушек? Я могу получить больше, если тебе будет недостаточно комфортно. — Я ничего не хочу! Уйди! — захлопнул дверь. Наступила тишина, а затем тихое: — Понятно, Шисюн. Не обращая внимания на приступ вины, Шэнь Цзю обнял подушку и заснул. Когда он вышел позже, он нашел поднос с закусками и записку:«Мне очень жаль.» Шэнь Цзю вздохнул. Его шиди нужно было новое хобби, чтобы восстановить свою гордость. *** Удрученный, Лю Цингэ пошел пешком после того, как Шэнь Цзю снова выгнал его из дома. («Хватит теснить меня! Прогуляйтесь или что-нибудь в этом роде!») Так он и сделал. Шисюн сказал ему прогуляться, и он погуляет. Когда он бродил по городу, ноги привели его в знакомое место. — Почему такое мрачное лицо? А-Цзю заставила тебя спать на диване? — поддразнила мадам Чэн. За чашкой чая она слушала, как он делился своими горестями. — Я не знаю, что еще делать, — Лю Цингэ угрюмо уставился в свою чашку. — Ничто не сможет компенсировать то, как я причинил ему боль. Я пыталась приносить ему подарки или помогать, но он продолжает на меня раздражаться. Чжэньчжу раздался смешок. — Ты думаешь не той головой. — Он не хочет этого делать. Я не буду давить на него, если он не готов. — Я не говорю о завязывании узлов, — закатила глаза Чжэньчжу. — Типичный альфа, если предположить, что все начинается и заканчивается твоим узлом, никакого воображения. Есть много других способов доставить удовольствие. Пойдем, Цзецзе тебя научит, — она повернулась и позвала через плечо. — Эй, Моли! Принеси мне немного этих свежих персиков и ту банку – да, именно эту. Заинтригованный Лю Цингэ последовал за ней к столу в углу комнаты. Чжэньчжу взяла у подруги миску с персиками и, задумавшись, поставила банку на стол. — Многие альфы пренебрегают важностью прелюдии, но это может иметь огромное значение. Ты хочешь, чтобы А-Цзю хорошо провел время, не так ли? Лю Цингэ сглотнул и кивнул, наблюдая, как Чжэньчжу слишком резко разрезал персик пополам и отшвырнул косточку в сторону. Затем она опорожнила банку в углубление, и оттуда сочилась тяжелая золотистая жидкость — мякоть. — Здесь, — Чжэньчжу протянула ему наполненный медом персик. — Представь, что это сладкий выход А-Цзю. — Бесстыдство! — что-то пробормотал тот, но при этом ему в позвоночник пронзил электрический разряд. Сжимая липкий фрукт, он не мог перестать представлять его, как будто теперь он никогда больше не сможет смотреть на персик так же! — Ой, подрасти, у всех омег есть такой. Ваша задача — вылизать весь мед из норы. Сбитый с толку Лю Цингэ уставился на персик. Он никогда не знал, что такие действия возможны. — Ты уверен, что ему это понравится? Чжэньчжу уверенно ухмыльнулся. — Поверьте мне, на теле омеги есть 69 мест, которые могут разжечь желание, и это один из лучших способов стимулировать большинство из них. Все еще не веря ей, Лю Цингэ осторожно облизнул край, и несколько девушек рассмеялись. — Тебе придется быть более настойчивым, иначе А-Цзю будет ждать вечно! Покраснев, Лю Цингэ попробовал еще раз, но был слишком увлечен и в итоге задел край персика подбородком. Чжэньчжу покачала головой, когда девочки издали звуки сочувствия бедному фрукту, которым злоупотребляли. На этот раз Лю Цингэ попытался найти золотую середину. Он окунул язык в углубление и покрутил им, чтобы зачерпнуть густой мед. Он посасывал край углубления, вытягивая сладость, просочившуюся в мякоть персика. Чжэньчжу кивнул. — Неплохо. Возможно, у тебя еще есть надежда. «Урок» занял большую часть дня, поскольку цзецзе были очень информативны на своих уроках, выкрикивая предложения и подсказки. Покрасневшая Лю Цингэ вернулась в бамбуковый дом поздно вечером, и от нее слегка пахло фруктами и медом. — Что с тобой случилось? — спросил Шэнь Цзю. — Ты затеял драку с гигантской пчелой? — Мн, — Лю Цингэ не мог не представить все бесстыдные поступки, которые он совершил с этим персиком, и совершить их на своем шисюн. Шэнь Цзю пожал плечами и лизнул слегка липкую щеку. *** Шэнь Цзю не знал, почему Лю Цингэ вел себя странно в течение последних нескольких дней. В отличие от своего прежнего навязчивого поведения, Лю Цингэ держался крайне сдержанно, и всякий раз, когда Шэнь Цзю пересекался с ним, его шиди вздрагивал, как будто его поймали на чем-то неправильном, а затем спешил прочь. Когда Шэнь Цзю сказал ему исчезнуть, он не имел в виду вечность! Что еще более странно, ученики сообщили, что нашли персиковые косточки, разбросанные по всей бамбуковой роще! Это был полный беспорядок, не говоря уже о том, что это испортило атмосферу! Либо по Цин цзин бежал вандал, либо по территории бродил какой-то демонический зверь, питающийся персиками. Шэнь Цзю вздохнул, ущипнув переносицу, чтобы отогнать приближающуюся головную боль. *** После очередного утомительного дня Шэнь Цзю вернулся домой, думая только о теплой мягкой постели. Лю Цингэ встал, открывая дверь. — С возвращением, шисюн. У меня есть- Шэнь Цзю застонал. У него сейчас не было на это времени. — Я же говорил тебе, мне не нужен еще один подарок. Их более чем достаточно, чтобы прослужить мне долгие годы. — У меня есть для тебя кое-что еще, — Лю Цингэ был странно сосредоточен, подходя ближе. Он поднял голову Шэнь Цзю и поцеловал его. Шэнь Цзю издал вопросительный звук, но расслабился в поцелуе, подняв руки и прижавшись к груди Лю Цингэ. Постепенно Лю Цингэ начал углублять поцелуй, покусывая и облизывая его рот, и Шэнь Цзю почувствовал, как его лицо вспыхнуло: вау, с каких это пор Лю Цингэ стал так страстно целоваться? Внезапно Лю Цингэ прервал поцелуй и что-то сказал. Шэнь Цзю только уставился на него, его разум все еще был опустошен после поцелуя. — Что-? Лю Цингэ мягко улыбнулся, поглаживая волосы Шэнь Цзю. — Я сказал, могу ли я передать тебе свой подарок сейчас? — Ой. Э-э, хорошо. Казалось, это было разрешением Лю Цингэ снова поцеловать его, и Шэнь Цзю был рад согласиться с этим. Сквозь мечтательную дымку он заметил Лю Цингэ, ведущего их в спальню, что подтвердилось, когда задняя часть его ног ударилась о кровать. Лю Цингэ обхватил одной рукой талию Шэнь Цзю, а другой обхватил его шею, осторожно укладывая его, как драгоценный артефакт, и даже подсунул подушку ему под голову, чтобы ему было удобно. Забота, с которой Лю Цингэ относился к нему, заставила Шэнь Цзю почувствовать тепло во всем теле. Он не знал, что сделало Лю Цингэ таким влюбчивым сегодня, но он не жаловался. Лю Цингэ переплел их руки во время поцелуя, просто наслаждаясь нежным моментом. Через некоторое время Шэнь Цзю издал нетерпеливый звук; да, целоваться было очень приятно, но было ли это все, чего он хотел? Они уже много чего сделали. Лю Цингэ уловил его нетерпение, разорвал поцелуй и сел на пятки. Шэнь Цзю почувствовал дрожь неуверенности, когда Лю Цингэ начал расстегивать свою мантию. Вздрогнув, он схватил шиди за руки. — Что ты делаешь? Услышав дрожь его голоса, Лю Цингэ остановился и убрал руки. — Я подумал, что мы могли бы попробовать что-то новое. Ты позволишь мне? Шэнь Цзю подозрительно посмотрел на него. Он не мог придумать ничего, что не причиняло бы ему боли, включая раздевание. — Это не повредит, — выражение лица Лю Цингэ смягчилось. — Не волнуйся, мы остановимся, если тебе это не понравится, обещаю. До сих пор его альфа-шиди заслуживал доверия, не так ли? Осторожно, с колотящимся в ушах сердцем, Шэнь Цзю слегка кивнул, позволяя ему продолжить. — Спасибо, — Лю Цингэ обхватил лицо ладонями, потирая большими пальцами успокаивающие круги под глазами. — Просто расслабься, шисюн, позволь мне заставить тебя чувствовать себя хорошо. С чем-то почти почтительно, Лю Цингэ раздел его, снимая каждый слой, как лепестки цветка, и, прежде чем Шэнь Цзю осознал это, он уже лежал в луже своей собственной мантии. Что касается одежды Лю Цингэ, его шиди не уделил такого внимания, быстро скинув мантию, чтобы вернуться к поцелуям Шэнь Цзю. Рука Шэнь Цзю нерешительно потянулась вверх, чтобы погладить ключицу Лю Цингэ, прослеживая аккуратные линии его груди. Было что-то особенное в поцелуях, когда они оба были обнажены, воздух внезапно почувствовался наполненным ожиданием. Поцелуи Лю Цингэ начали опускаться вниз. Под подбородком Шэнь Цзю, над горлом, впадиной у основания шеи, каждой ключицей. Шэнь Цзю пронзила волна возбуждения, и он ахнул, когда рот Лю Цингэ сомкнулся на его соске. Он никогда не думал о своих сосках как о особенно чувствительных, но здесь он дрожал всем телом, когда Лю Цингэ облизывал и покусывал, сосал розовый бутон, пока тот не покраснел. Пока Шэнь Цзю отвлекся, свободная рука Лю Цингэ поиграла с другой, сжимая и перекатывая ее между пальцами, пока она не напряглась. Лю Цингэ продолжал играть с его сосками, пока оба бутона не стали ягодно-красными, а Шэнь Цзю не начал тяжело дышать. Затем он продолжил спускаться, отмечая свой след поцелуями, вниз по животу, тазовым костям Шэнь Цзю, наконец, остановившись между его ногами, где начала скапливаться небольшая лужица. У Шэнь Цзю перехватило дыхание, когда руки схватили его колени сзади и подтолкнули их к плечам. Таким образом, его хризантема была полностью открыта для осмотра Лю Цингэ. У Лю Цингэ потекли слюнки, когда он посмотрел на мягкое секретное место, открытое для него. Под его взглядом плотно свернутые розовые складки задрожали, и по коже заблестели скользкие капли. — Хватит на это смотреть! — Шэнь Цзю почувствовал, как на глаза навернулись слезы стыда. Он попытался сомкнуть ноги, но Лю Цингэ держал их открытыми, закинув бледные бедра на плечи для лучшего доступа. — Но ты здесь такой красивый. Позволь мне увидеть тебя, — Лю Цингэ осыпал поцелуями внутреннюю часть бедер вверх и вниз, намеренно избегая входа. Слишком стыдливый, чтобы говорить, Шэнь Цзю закрыл лицо руками и попытался заглушить свои крики. Мягкие поцелуи лишь подчеркивали те места, где Лю Цингэ не прикасался к нему. У него вырвался вой, когда Лю Цингэ посасывал мягкую плоть внутренней части его бедра, дразняще близко к его дырке; царапины на зубах заставили его течь еще сильнее. Бедра Шэнь Цзю дернулись, когда язык слизал капельки смазки, вытекшие из него. Он услышал тихий стон Лю Цингэ. — Ммм-шисюн, ты такой вкусный… — Перестань говорить такие бесстыдные вещи, — умолял Шэнь Цзю, но Лю Цингэ продолжал лизать его. Лю Цингэ провел языком по капающему входу Шэнь Цзю, чувствуя, как он трепещет над ним, прежде чем облизать длинную медленную полоску вниз. И затем он сделал это снова. И так далее, пока Шэнь Цзю не начал вращать бедрами. Именно тогда Лю Цингэ предпринял свой следующий шаг. — Ааа! Ах, Цинге, ты...! Шэнь Цзю мяукнул, когда большие пальцы раздвинули его, растягивая его дырку шире, чтобы позволить Лю Цингэ проникнуть глубже внутрь него. Язык Лю Цингэ был тщательным, исследуя каждую складку и выпуклость внутри, как будто Шэнь Цзю была конфетой, которую он пытался проглотить - бедра Шэнь Цзю непроизвольно дернулись, несмотря на твердую хватку на его бедрах, пытаясь получить больше этого приятного ощущения дрожи. Он сжимал простыни, а Лю Цинге целовал его глубоко, как будто бы в рот, язык проникал в его тугой жар так глубоко, как только мог. А потом он кончил, заливая лицо Лю Цингэ прозрачной жидкостью. Лю Цингэ выглядел немного опьяненным от секса, когда он сглотнул и слизнул его с губ, и Шэнь Цзю задумался, был ли его секрет таким же приятным на вкус для него, как Лю Цингэ. С довольным вздохом Лю Цингэ подполз, чтобы проверить его. — Тебе понравилось? — Хххх…гааа… — Не в силах произнести ни слова, Шэнь Цзю мог только смотреть в ответ. Он выглядел совершенно разбитым; зрачки расширились, щеки и губы покраснели, а дыхание стало прерывистым. Лю Цингэ наклонился, чтобы поцеловать эти дрожащие губы. При этом он просунул пальцы между ног Шэнь Цзю, поглаживая скользкий вход. От прикосновения Шэнь Цзю застонал ему в рот, его вход сжался. Когда они снова отстранились, в глазах Шэнь Цзю было отчаяние. — Ты-ты! Почему ты остановился? — Что ты имеешь в виду? Я ничего не останавливал, — Лю Цингэ продолжал потирать дырку, наблюдая, как дыхание Шэнь Цзю сбивается с каждым движением. Желая проверить почву, он прижал кончик пальца к входу и экспериментально пошевелил им. — Вы позволите мне продолжить? — Ч-что ты думаешь? Делай, что хочешь!— Шэнь Цзю тяжело вздохнул. Он пытался стиснуть палец, но хватка Лю Цингэ удерживала его бедра на месте. — Я не буду продолжать, пока не услышу «да». Шэнь Цзю заскулил и попытался пнуть его, но не смог получить достаточного рычага воздействия. — Высокомерная скотина! Н-не заставляй меня говорить это! Лю Цингэ было очень тяжело, но он заставил себя сохранять дисциплину: — Я жду, Шисюн. — Х-хорошо! Да, я хочу… я хочу, чтобы ты… сделал это своим ртом… — Шэнь Цзю уже опустил голову, с нетерпением ожидая большего, и Лю Цингэ был более чем рад услужить. Вспомнив, как приятно было чувствовать себя, когда Шэнь Цзю прикоснулся к нему своим ртом, Лю Цингэ решил отплатить тем же. Глаза Шэнь Цзю распахнулись, когда что-то теплое окутало его член и всосало - он увидел, что Лю Цингэ взял его в рот и посасывал его, как будто это было все, что он хотел сделать. Все его сознание сжалось вокруг него, пока не сосредоточилось вокруг рта Лю Цингэ. Было ли это то же самое, когда он сделал это для Лю Цингэ? Неудивительно, что он всегда выглядел таким счастливым. Он не мог не прижаться бедрами ко рту Лю Цинге, гоняясь за этим удивительным ощущением. Лю Цингэ охотно встречал его движения, не замедляя и не снижая интенсивности. Его пальцы продолжали массировать складки вокруг его дырочки, издавая непристойные звуки, когда из него хлынула скользкая жидкость. Шэнь Цзю почти с облегчением вздохнул, когда два пальца скользнули в него, и его тело легко открылось для вторжения. Когда эти пальцы исследовали это тесное, секретное место внутри него, он издал прерывистый всхлип; никогда еще к нему не прикасались там с такой нежностью. Это было почти слишком. Он никогда еще не чувствовал себя настолько принадлежащим ему и в то же время полностью окруженным заботой. Затем пальцы Лю Цингэ коснулись чего-то, от чего его зрение затуманилось - Шэнь Цзю с криком выгнулся дугой. Лю Цингэ издал удовлетворенный звук и безжалостно атаковал это место, а Шэнь Цзю ничего не мог сделать, поскольку из него выжимали оргазм за оргазмом. Каждый удар и ласка поднимали его выше, и он мог только издавать беспомощные высокие звуки, его ноги дрожали, бесполезно свисая с плеч Лю Цингэ. Лю Цингэ, с его абсурдной выносливостью, не замедлял шага, пока крики Шэнь Цзю не перешли в хныканье от чрезмерного возбуждения. Лю Цингэ в последний раз поцеловал своего несчастного, запуганного выходца, а затем пополз обратно, чтобы присоединиться к нему. Губы его шиди покраснели, а весь подбородок был в пятнах. — Тебе понравилось? — Ммм… — Шэнь Цзю был на грани сна, стирая свой вкус с лица Лю Цингэ. Той ночью Шэнь Цзю спал очень хорошо, крепко обхватив себя руками Лю Цингэ. *** На следующее утро Шэнь Цзю лениво открыл глаза. Казалось, его охватило странное чувство спокойствия; он не мог припомнить, чтобы когда-нибудь чувствовал себя приятно свободным. Он перевернулся, чтобы прижаться к Лю Цингэ… Он замер, когда вернулись события прошлой ночи: непристойные звуки, которые он издавал, места, где он позволял Лю Цингэ прикасаться к нему, бесстыдная манера, с которой он просил большего – ему это нравилось. Шэнь Цзю вскочил с кровати и убежал в свое гнездо, игнорируя обеспокоенные крики Лю Цингэ. Захлопнув за собой дверь, Шэнь Цзю завернулся в одеяло, отчаянно пытаясь забыть о своем бесстыдном поведении. Он услышал, как Лю Цингэ встал и пошел ктгнезду. — Шисюн- — Уходи! Не смотри на меня! — крикнул Шэнь Цзю. Возможно, если он останется здесь достаточно долго, Лю Цингэ отвлечется и уйдет, а Шэнь Цзю наконец умрет от стыда. — Шисюн, пожалуйста, выйдешь? — уговаривал Лю Цингэ. — Не надо смущаться. После долгих уговоров Лю Цингэ сумел заставить Шэнь Цзю открыть дверь, хотя ему не удалось убедить его отпустить одеяло, в которое он завернулся. и все - не обращая внимания на ругательства Шэнь Цзю - и сел на кровать. — Ты выглядишь как сердитый блинчик с начинкой, — поддразнил Лю Цингэ, обнимая своего все еще дующегося шисюна. — Перестань надо мной смеяться, — мелочно отвернулся Шэнь Цзю, чтобы избежать поцелуя. — Нет, — Лю Цингэ поцеловал его в лоб. — Я в восторге от своей великолепной, сексуальной… — Останавись! — зарычал Шэнь. — -очаровательный, чувственный... — Лю Цингэ остановился, чтобы увернуться, когда разъяренный Шэнь Цзю бросился вперед, пытаясь укусить его за нос. Он крепко ущипнул свой блинчик с начинкой за заднюю часть. — Нахальный. Шэнь Цзю сердито посмотрел на него, в уголках его глаз наполнились слезы смущения. Лю Цингэ почувствовал к нему прилив привязанности. — Нет ничего постыдного в том, чтобы получать удовольствие, — успокоил Лю Цингэ. — Когда ты делаешь что-то для меня, ты думаешь, что я веду себя постыдно? — Хм? Нет! Я делаю это, потому что… — Шэнь Цзю сделал паузу, и его щеки залил розовый оттенок. — Я хотел, чтобы тебе было хорошо. — Для меня то же самое, — ответил Лю Цингэ. — Мне приятно, что ты чувствуешь себя хорошо. Так что не волнуйтесь. хорошо? — …Отлично, — Шэнь Цзю положил голову под подбородок Лю Цингэ. Лю Цингэ почувствовал что-то влажное у своих ног, запах, который поднялся в воздух, а также внезапный румянец Шэнь Цзю подсказали ему, что это было... — Эмм… Ты снова мокрый. Шэнь Цзю напрягся и попытался оттолкнуть его. — Это все твоя вина! — Могу ли я помочь тебе позаботиться об этом? Шэнь Цзю колебался, разрываясь между получением удовольствия и попыткой спасти свою гордость. Удовольствие победило. — Да, — он ссутулил плечи и раздраженно сказал, — …пожалуйста. Желая доставить удовольствие, Лю Цингэ поцеловал его и развернул свой приз. *** Когда Шэнь Цзю узнал, что именно Лю Цингэ разбрасывал повсюду персиковые косточки и что их использовали для «практики», из бамбукового дома послышались крики и ругательства. На следующий день персики были навсегда запрещены на пике Цинцзин. *** Для них обоих это было открытием. Наконец, всемогущая возбужденность Шэнь Цзю и всемогущее желание Лю Цинге служить нашли баланс. Шэнь Цзю теперь все время был возбужден, из него постоянно протекало. Простого воспоминания об их совместных сеансах было достаточно, чтобы его дырочка начала дергаться, ему пришлось сжать бедра вместе, чтобы жидкость не вытекла наружу. И тогда ему придется извиняться, прежде чем его мантия промокнет или запах станет слишком сильным, чтобы его можно было игнорировать. У него уже закончились два урока и одна неловкая встреча с Лордом пика. Во всем виноват этот скотина. Положив руку на балкон, Шэнь Цзю глубоко вздохнул, чтобы успокоиться. Здание, куда он сбежал, выходило на тренировочное поле, и он мог видеть внизу учеников, выполняющих упражнения. — Тебе не нужно убегать от меня, — руки Лю Цингэ обвились вокруг него, прижимая его к балкону. — Это все твоя вина, скотина, — Шэнь Цзю попытался выглядеть надувшимся, но голод в его глазах выдал его. — Я знаю. Я возьму на себя ответственность, — ответный голод в голосе Лю Цингэ был почти рычанием. Его рука скользнула под мантию Шэнь Цзю, лаская гладкую кожу его живота. — Лю Цингэ! Мы на открытом воздухе! Ученики… - Они должны сосредоточиться на практике, а не глазеть на нас, — Лю Цингэ уткнулся носом в шею, когда его рука двинулась ниже. Шэнь Цзю спрятал лицо за веером, изо всех сил стараясь подавить стоны. Как это животное научилось таким непристойным вещам?! Этот мужчина был воплощением заикающегося девственника. — Как… ааа… ты вообще знаешь, как это делать?! — Шэнь Цзю ахнул, когда пальцы Лю Цингэ проникли в его мокрый вход, с безошибочной точностью найдя это особое место внутри него. — Я пошел и научился, — Лю Цингэ наклонил голову, чтобы проглотить стоны. — Все для тебя. У Лю Цингэ, похоже, развилось чувство, что он знает, когда Шэнь Цзю возбуждается на публике, потому что, где бы он ни уловил запах приятного запаха, в его глазах появлялся дикий взгляд, и им приходилось искать место, где «позаботиться о нем». Лю Цингэ мог часами неустанно работать над ним, поскольку, казалось, он поставил перед собой задачу заставить Шэнь Цзю кончать как можно чаще. Сколько бы Шэнь Цзю ни жаловался и ни ругал своего извращенного-шиди, он всегда охотно соглашался на их свидания. Романтическая сторона этого зверя даже проявила себя, потому что его любимым занятием было дрочить с помощью Шэнь Цзю, чтобы они могли собраться вместе. Было что-то забавное в совершении таких бесстыдных поступков в общественных местах. В бамбуковой роще. За арсеналом на Байчжане. На радужном мосту посреди ночи. В конференц-зале Лордов пиков. Больше, чем когда-либо, Лю Цингэ считал своим долгом позаботиться обо всех нуждах Шэнь Цзю. И с той же целеустремленностью, которую он вложил в тренировки, Лю Цингэ изучал реакцию своего шисюн, чтобы увидеть, какое из его действий вызвало наибольший отклик. Он узнал, что если он осторожно покусает край входа Шэнь Цзю, омега будет дрожать, мягкие бедра сжимают голову Лю Цингэ, пока у него не начинает приятно кружиться голова в сладко пахнущей темноте. Когда Лю Цингэ обработал его руками и ртом, если он правильно рассчитал время; он мог бы дать Шэнь Цзю постоянный поток стимуляции, от которого его шисюн рыдал, кончая снова и снова, пока вся кровать не пропиталась бы его соками. Это дало Лю Цингэ чувство выполненного долга; раньше его шисюн знакомил его со всеми этими новыми удовольствиями. И теперь он знал, как заставить своего шисюна корчиться и мяукать. Эти сеансы были не только для его собственного удовольствия — они были направлены на то, чтобы побаловать Шэнь Цзю, чтобы помочь ему чувствовать себя более комфортно в близости к тому времени, когда наконец наступит следующая течка. Травма Шэнь Цзю заставила его ассоциировать негативные вещи с сексом, поэтому Лю Цингэ должен был помочь ему создать хорошие ассоциации. Даже тогда было плюсом то, что баловать Шэнь Цзю само по себе было приятно. У Лю Цингэ всегда наворачивались слюнки, когда он вспоминал вкус своего шисюна. Ему нравилось сосать член Шэнь Цзю. Он был меньше, как раз для того, чтобы легко поместиться в рот. Мило, хотя он знал, что лучше не произносить это слово вслух. Лю Цинге мог часами поклоняться его дырке, наполовину опьянев от вкуса жидкости, льющейся по его подбородку. Ему хотелось слизать все до последней капли, чтобы ничего не пропало зря. Его всегда было так много, что он всегда хватал немного в руку, чтобы подрочить. Вкус, запахи, ощущения от него, Лю Цингэ был действительно счастлив, что его каждый день хорошо кормили. *** Шэнь Цзю был слишком смущен, чтобы признаться, как сильно он любил, когда его едят вне дома, и всякий раз, когда его потребность становилась слишком сильной, чтобы ее игнорировать, он застенчиво подходил к Лю Цингэ и делал крайне неутонченные намеки. Из чувства ответственности (и отчасти потому, что сердитое лицо его шисюна было слишком милым, чтобы его можно было игнорировать) Лю Цингэ всегда говорил Шэнь Цзю, что если он чего-то хочет, он должен использовать свои слова. Поначалу Шэнь Цзю ненавидел необходимость говорить то, что он хотел, и закатывал истерику, прежде чем надуться, подобно коту, который хочет внимания, но не хочет выглядеть нуждающимся. Но в конце концов он отступал назад, бормоча себе под нос то, что он хотел, чтобы Лю Цингэ сделал. А Лю Цингэ всегда был рад подчиниться, наслаждаясь возможностью разобрать его шисюн на части и превратить его в скулящий беспорядок. После этого Шэнь Цзю всегда становился эмоциональным. Прошлые травмы заставили его глубоко стыдиться реакций своего тела, и он имел тенденцию сдерживать стыд до тех пор, пока он не начал гноиться. Лю Цингэ поблагодарил цзецзе Теплого Красного Павильона за то, что они рассказали ему об омега-дропах. Если бы он не знал, он бы предположил, что Шэнь Цзю нужно пространство, и предоставил бы ему это; нет, он должен был дать своему омеге столько любви и уверенности, сколько было необходимо, пока его эмоциональное состояние не вернется в норму. Лю Цингэ надеялся, что однажды Шэнь Цзю почувствует себя достаточно комфортно в своем теле и с готовностью примет удовольствие. Это был долгий путь, и им придется над ним работать, но они доберутся до него вместе. *** Единственный раз, когда Шэнь Цзю не стеснялся просить внимания, был после того, как он выиграл спарринг. Возможность потребовать приз от Лю Цингэ избавила его от большого смущения. Шэнь Цзю решил, что это надежный план! …То есть до тех пор, пока Лю Цингэ не начал выигрывать их матчи. Даже безошибочная тактика фальшивого плача Шэнь Цзю не всегда гарантировала победу. — Я победил, — Лю Цингэ швырнул Шэнь Цзю на землю и прижал Чэнлуань к его шее. Шэнь Цзю надулся, поднимаясь. У него было хорошее представление о том, что Лю Цингэ попросит в качестве приза, и он не был в восторге от этого - дело не в том, что ему не нравилось отсасывать у него, но он с нетерпением ждал, когда его попробуют вне дома. К удивлению Шэнь Цзю, следующее, что он осознал, это то, что он посмотрел на небо; Лю Цингэ перевернул его так, что он лежал на ящике с оборудованием. — Что ты делаешь? Ты выиграл! — Сейчас я забираю свой приз, —в глазах Лю Цингэ голодный блеск, когда он раздвигал одежду Шэнь Цзю. — Победителю достаётся трофей. Крики и стоны разносились по пустому тренировочному полю. *** Однажды Юэ Цинъюань пришел в гости в надежде поговорить наедине. Он открыл дверь, нервно перебирая то, что хотел сказать. Его приветствовал вид Лю Цингэ, сидящего на кушетке, как если бы он был хозяином дома, а голова Шэнь Цзю лежала у него на коленях, пока он спал. У обоих были распущенные волосы и они были одеты в свободные халаты, словно спали весь день. — Ты не стучал, — сказал Лю Цингэ, откладывая книгу, которую он… подождите, Лю Цингэ читал?!?! Бровь Юэ Цинъюань дернулась. — Я пришел повидаться с Шэнь-шиди и дать ему немного танхулу… — Ему это не нравится, — грубо вмешался Лю Цингэ. Юэ Цинъюань решил проигнорировать его грубость. — Конечно, любит, они его любимые. — Мнн… — Шэнь Цзю начал шевелиться на коленях Лю Цингэ. Его веки дрогнули. — Цинге? Это ты? — Я здесь. Извини, что разбудил тебя, — Лю Цингэ посмотрел на него с любовью. — Мн. Ты меня утомил, — Шэнь Цзю встретился с ним взглядом и улыбнулся — сердце Юэ Цинъюаня подпрыгнуло, он никогда не видел, чтобы Сяо Цзю улыбался с такой нежностью и удовлетворением, — слегка повернув щеку, чтобы потереть ее о бедро Лю ​​Цингэ. Шэнь Цзю начал мурлыкать, когда Лю Цингэ понял намек и начал массировать чувствительные железы его шеи. — Это приятно… Юэ Цинъюань прочистил горло. Лю Цингэ выглядел сварливым из-за того, что их уютное времяпрепровождение было прервано. — У нас гость. Шэнь Цзю зевнул и роскошно потянулся, откинув голову назад, чтобы обнажить бледную нижнюю часть подбородка - Юэ Цинъюань не мог не осмотреть эту область в поисках каких-либо следов связи - и издал непристойный стон, от которого у обоих альф поднялся жар. Юэ Цинъюань сглотнул, чтобы смочить внезапно пересохшее горло. — Шэнь-шиди, как твои дела? — Ммм… здравствуй, Чжанмэнь-шисюн, чем мы можем быть для тебя полезны сегодня? — Расфокусированный взгляд Шэнь Цзю обратился к нему, явно находясь в муках какого-то приятного сна. — Я пришел навестить тебя, — заикаясь, пробормотал Юэ Цинъюань и поднял принесенную им корзину. — Смотри, я даже принес твой любимый танхулу. — Как щедро. Тебе это не нужно было этого делать, — cонное удовлетворение на лице Шэнь Цзю не дрогнуло. Эти слова заставили грудь Юэ Цинъюань сжаться. — Шэнь-шиди может попросить меня о чем угодно. Ничего не слишком… Лю Цингэ, грубый человек, которым он был, выбрал этот момент, чтобы прервать его. — Шэнь-шисюн, ты любишь танхулу? — Хм… — Между медленными морганиями Шэнь Цзю мечтательно ответил: — Не совсем. Когда я был молодым, они мне нравились, но сейчас уже нет… — Он оборвал себя еще одним зевком. Лю Цингэ погладил лицо сонного Шисюна. — Иди спать, я разбужу тебя, когда придет время ужина. — Сделай это, иначе я тебя укушу… — пробормотал Шэнь Цзю и погас, как свет. Юэ Цинъюань почувствовала себя замороженной, чувствуя себя злоумышленником на нежной сцене. Его взгляд остановился на том месте на шее Шэнь Цзю, которое Лю Цингэ все еще массировал. Как ты смеешь прикасаться к Сяо Цзю, как будто он принадлежит тебе! Смелость- Лю Цингэ перевел взгляд на Юэ Цинъюань. Он слишком уважал статус лидера секты, чтобы злорадствовать, но невысказанное «Я же тебе говорил» повисло в неловкой тишине. Расстроенный Юэ Цинъюань вышел из дома. Он никогда не видел своего колючего шиди таким спокойным и податливым. Было такое ощущение, будто он смотрел на другого Сяо Цзю, которого он вообще не знал. Этот негодяй! Он манипулировал Сяо Цзю, заставляя его вести себя так, как он хочет! Юэ Цинъюань стиснул челюсти. Сяо Цзю, не волнуйся, Ци Гэ спасет тебя. *** — Тебе понравилась книга, которую я рекомендовал? — спросил Шэнь Цзю, когда они сели за поздний ужин. — Очень. Ты был правы, мне нравятся рассказы о знаменитых битвах. — А я-то думал, что ты не умеешь читать, — поддразнил Шэнь Цзю, на что Лю Цингэ закатил глаза. —Почему тебе не нравится Танхулу? —Что насчет них? — Просто любопытно. Раньше они тебе нравились, да? Почему бы и нет? Шэнь Цзю склонил голову набок. Когда-то давно ему нравился Тангулу. В глазах голодающего ребенка палочка засахаренного лакомства была вершиной роскоши. Однажды он избил Шиву, чтобы заполучить сладость. Танхулу упал в грязь, залепив блестящий сахар грязью, но он и Юэ Ци все равно проглотили его. Тогда это было на вкус как рай. Но теперь – теперь, когда он знал, что в мире есть вещи добрее, мягче, вещи, у которых нет привкуса грязи и отчаяния – они больше не привлекали его. Шэнь Цзю пожал плечами. — Вкусы меняются. Теперь есть вещи, которые мне нравятся гораздо больше. — Хм, окей. Что ты хочешь делать с подарком Юэ Чжанмэня? — Отдайте их ученикам. Они усердно работали и заслуживают уважения, — Шэнь Цзю нахмурился и быстро добавил. — Но не более одного! Я не хочу, чтобы эти дети стали мягкими и испорченными! — Согласен, — Лю Цингэ начал класть кусочки еды на тарелку Шэнь Цзю. —Единственный, кого можно избаловать, — это ты. — Хмф.