иррационально, но так желанно.

протяжные стоны смешивались со звуками соприкосновения мокрых от пота и жары тел, что заполняли комнату, нарушая мёртвую тишину. нежная фарфоровая кожа под горячими ладонями стэнли плавится и поддаётся, лишь окончательно снимая какие-либо запреты в действиях со стороны зеленоглазого. он сцеловывает с выпирающих острых ключиц напряжение, аккуратно, словно боясь сломать парня, оглаживает талию и спускает одну из руку чуть ниже, на бархатные ягодицы, несильно их сжимая. блондин проглатывает натянутый и тяжёлый вздох, когда ксено языком на столь приятные действия отвечает, инстинктивно поддаваясь своими бёдрами вперёд, трётся о его пах и слегка раздвигает ноги, позволяя снайдеру уместиться между ними ещё удобнее. этой новой позицией паренёк пользуется умело: быстро и без каких-либо раздумий, как при стрельбе, он закидывает элегантные ноги уингфилда себе на плечи и полностью нависает над ним, сцеживая лихорадочных стон с чужих губ. охваченные голодом и независимой жаждой блондины тянутся друг к другу одновременно, сталкиваются зубами, от чего ксено слабо ухмыляется. военный целует напористо и сбивчиво, чуть морщится, когда на своих губах ощущает лёгкую боль от укуса парнишки. его язык по-домашнему вламывается в чужой рот, вышибая из груди дыхание, задавая ритм всему телу, заставляя забыть обо всём остальном мире. единственное, что сейчас волнует ксено — это глаза, тело и сам любимый ему стэнли напротив, никто другой и не нужен. только он. навсегда. громкий стук в дверь когда-то их комнаты. — ксено, я могу войти? — голос сенку сильно режет слух, нарушая, как оказалось, полнейшую тишину небольшой комнаты, заставляя резко приподняться на кровати и не обнаружить никого сверху себя. блондин быстро надевает на себя домашнюю одежду, что валялась на полу рядом с кроватью, и с недоумевающим видом открывает дверь и позволяет ишигами войти. одного его взгляда на хьюстона достаточно, чтобы все понять: снова галлюцинации в виде стэнли. ожидаемо. неприятно. — как долго ты не принимал таблетки? и почему? — с уважительного тона голос юноши меняется на более строгий, требовательный, а изначальная цель прихода к нему тут же была заглушена беспокойствами касаемо здоровья и самочувствия учёного. — а.. понимаешь, сенку, с ними все сложно. если я продолжу их пить, то он больше не будет ко мне приходить, — немного жалостливо, но со слабой и нежной улыбкой на лице проговорил ксено, опираясь спиной о шкаф и складывая руки друг на друга. отсутствие стэнли в его жизни приравнивается к моментальной потери смысла существования со стороны темноглазого. он был слишком дорог ему, слишком важен, чтобы вот просто потерять или, чего хуже, забыть. это было невозможно и определённо не желательно. жизнь блондинчика быстро потеряла какие-либо яркие цвета, превратившись в чёрно-белое кино 90х, где все люди действительно стали просто актёрами второго плана без какой-либо цели. хотя, сам уингфилд и сам ничуть не лучше их: смысл жизни пропал. кто теперь будет не понимая ничего, но с такими влюбленными глазами слушать его поистине гениальные речи о новых изобретениях? кто ещё после тяжёлого рабочего дня попроситься тихонько полежать на коленях блондина, уткнувшись носом в колено, словно послушный песик, пока его аккуратно глядят по волосам? кто будет будить его каждый грёбанный понедельник, покорно выслушивая всю тихую ругань на этот проклятый мир? блять, да кто в принципе теперь будет любить этого учёного? правильно, никто. его единственная любовь мертва, причём давно. но вот забыть её никак не получается, нет ни сил, ни желания на это. смирения с потерей самого близкого и родного человека также нет и быть даже в теории не может — это рассчитывается, как самое отвратительное и подлое предательство своих чувств, чувств стэнли и его самого. ксено себя никогда не простит за это. конечно, потихоньку убивать себя из-за этого не повод, но это хотя бы приносит мнимое ощущение покоя и счастья. иррационально, но так желанно.