Прости меня, но я не могу

Давайте начистоту. Кто вам сказал, что курение это вредно? Когда ты окружаешь себя внутри и снаружи никотином, ты ведь не думаешь о том, что этот дым тебя убивает. Ты думаешь о том, как смачно выебала тебя жизнь, подбросив тебе худший сценарий из своего арсенала. А дым как будто и смягчает всё это, покрывает блюром отвратную работу сценариста. И вот вроде уже всё не так плохо, вроде твоя крыша осталась держаться на последних двух саморезах. С этими мыслями Юра сделал очередную затяжку и бросил окурок в металлическую консервную банку "Красная цена! Ананасы кольцами". Ещё одну? Пожалуй стоит. Вот такое уже вредно. Когда ты куришь только для того, чтобы унять тремор во всем теле и сделать вид, что переживаешь в этой жизни только из-за отсутствия Честерфилда в ларьке у подъезда. Драматизировал ли он? Татищев бы ответил, что совершенно и точно нет. Терять четверть от количества нервных клеток каждый раз, когда Костя просил его приехать — это не драматизация. Простое "Юр, не хочешь заехать?" не то что выбивало почву из-под ног, скорее, приставляло дуло ко лбу и делало три уверенных нажатия на курок. Конечно, Юра хотел заехать. Да он бы и в три часа ночи примчался из Челябинска, если бы потребовалось. Впрочем, обычно так и происходило. Косте лишь стоило упомянуть, что "можно было бы заказать пиццу, посидеть", как Татищев вспоминал тысячу и один повод, которые, естественно, он придумал не в ту же секунду. Да, я как раз хотел посмотреть фильмец, на днях вот пиратки в качестве выложили. Тема, Кость, как раз новая часть того тупого шоу вышла. Точняк, я как раз хотел тебе предложить посидеть, хотел рассказать про новый танк в игре... Катюш, да мы даже молча посидеть можем. Последнее, конечно, проговаривалось только в голове, в дополнение к любому другому варианту. Как бы сильно ни хотелось произнести это вслух, как бы сильно ни хотелось произнести "Катюша" не привычным смешливым тоном, а тихо, мягко и протяжно, желательно на ушко и наедине. Мечтать не вредно, говорил себе Юра. Так и сейчас привычно отправил "супер, ща подскочу". Поездка в такси это долго, тяжело и разрушающе. Юра сам бы был рад, если бы виной тому были дороги, но нет. Виной тому была постоянная рубрика поездки в Екатеринбург. "Сегодня точно скажу". Юра отказывался верить, что судьба настолько жестока, что совместила в нем открытую честность и любовь к человеку, который из-за такой честности мог перестать с ним общаться раз и навсегда. Двести лет говорить всё каждому в лицо, просто потому что так получалось. Двести лет прикусывать себе язык, когда пыталось вырваться что-то неподходяще влюбленное. Двести лет корить себя за нехватку смелости разложить всё по полочкам и перестать мучить себя. Но каждый раз, приезжая в уютную квартиру, которая стала практически родной, даже идея о признании пропадала без следа. Пусть Костя думает, что Юра засыпает на его коленях без всякого умысла. Пусть думает, что Юра сам по себе ужасно тактильный. Пусть думает что угодно, лишь бы сохранялась возможность быть рядом, пусть и изнывая от желания забросить все фильмы и припасть к его губам. И целовать, целовать, целовать. Искусать шею, заменить его футболку своими руками, показать, насколько он может быть тактильным на самом деле. Татищеву самому становилось смешно, когда он понимал, что больше всего врал человеку, с которым бы предпочёл состоять в самых доверительных отношениях. Хотя бы себя обманывать не стоило. Конечно, он не признается. Услышит очередное "да этим пидорам не хватает месяца на заводе, может тогда дурь эта бы и вышла" и запихает застрявшие в горле слова о чувствах опять так далеко, что Костя не увидит их даже через рентген. ЕКАД, пробки, ЖК "Макаровский". Глубокий выдох. Уговоры самого себя, что нужно вести себя более "дружественно". Наступить себе на горло и спрятать свою тактильность. Да, они ведь самые обычные кореша, как и любые другие. Пусть так думает Костя. Дверь как всегда открыта. Его ждали. — Костян, я приехал, — сообщает Челябинск, оставляя кроссовки в прихожей. — Вовремя, я как раз из магазина недавно вернулся. Перепутанные волосы, растянутая зелёная футболка, усталый взгляд, быстро расслабляющийся от приезда друга. У Юры в такие первые моменты встреч в голове целые оды складывались. Господи, да он бы и Ломоносова переплюнул, дайте только шанс. Давайте он расскажет вам, сколько всего красивого на самом деле есть в Уралове. Сколько всего прекрасного видит он, тысячи причин, почему он влюбляется в него вновь снова и снова. Костя, только бы ты дал малейшую возможность. Хочется взвыть на месте, но вместо это Татищев сглатывает воздух и рассказывает, какие кошмарные пробки у того в городе. Юра прошёл в гостиную и развалился на кресле, которое практически было присвоено ему по праву постоянного в нем нахождения на время приезда. Диван, объективно, удобнее, но соблазн сделать что-то неосмотрительное по отношению к Екатеринбургу слишком сильно повышался. Повышался настолько, что это становилось небезопасно. Так, однажды, Юра во время просмотра какой-то мелодрамки положил голову на плечо Уралова и через несколько минут, забывшись, уткнулся в шею, вдыхая запах домашней толстовки Кости. Пришлось разыграть нехилый театр одного актёра со "случайно заснувшим" Татищевым в главной роли. Вы пробовали делать вид, что вас только что случайно разбудили, хотя вы были бодрствующим как никогда? Если да, то поймете, насколько неправдоподобно это может выглядеть. Благо, Костя был понимающим. Сделал вид, что поверил, хоть оставшийся вечер с видимым сомнением следил за действиями Юры, который уже вовсю строил из себя "кента на века". Костя прошёл следом и расположился на привычном месте. Чуть помедлив, он молча взял пульт и начал пролистывать Кинопоиск. Сам позвал, а теперь не хочет говорить? — Кать, всё нормально? — осторожно спросил Челябинск. — Ты какой-то... измученный. — Да что-то устал за последнее время. Решаю проблемы, а они не хотят заканчиваться. Сегодня вот ещё узнал, что по Уралмашу проблемы с водоснабжением. Надо будет завтра с утра разобраться... Тяжело вздохнув, Костя на секунду прикрыл глаза. Он был из тех, кто работал до посинения, но никогда не показывал усталости. Юру прошибло сразу несколько чувств. Первое — сожаление. А вдруг не стоило приезжать? Может, Косте стоило спокойно посидеть одному и отдохнуть? Если так, то ведь Уралов никогда бы не признался. Вдруг стоило оказаться от предложения. Второе — несоизмеримое ни с чем желание обнять его. — Всё нормально, Юр, — продолжил Костя. — Мне просто легче расслабиться, когда ты в квартире. Не хотел один сидеть. Сердце сделало пару акробатических трюков и забилось настолько быстро, насколько позволял организм. И как он должен был на такое реагировать? Все варианты, которые были в голове Юры, не подходили даже близко. — Катюх, ты слишком много на себя взваливаешь, — выудил Татищев фразу из стандартного набора любого фильма. — Надо ведь и отдыхать. — Именно этим я и планирую заняться, — проговорил Уралов, выбирая что-то из списка мелодрам, половину из которых он уже посмотрел по несколько раз. Поняв, что разговаривать об усталости Екатеринбург не будет, Юра направился на кухню. Нальет ему чего-нибудь прохладного. И успоит уже свое беспокойное сердце. Залив высокий стакан со льдом "Добрым" с лаймом, Татищев потёр лицо руками. Главное спокойствие. То, что он решил провести вечер с тобой, ещё ничего не значит. Костя просто не хотел быть один, как он и сказал. То, что в мыслях и желаниях Челябинска были совсем другие подтексты, роли не играло. Собравшись с остатками сил, он направился обратно в гостиную. — Спасибо, — чуть удивлённо сказал Уралов, когда на кофейный столик поставили напиток. — У тебя круги под глазами скоро мои перегонят, — пошутил Юра, всё ещё стоя около подлокотника дивана, разглядывая Костю. Силы воли, чтобы отойти, пока отчаянно не хватало. — Нет, ну до тебя мне ещё как до Китая пешком, — бархатисто посмеялся Екатеринбург, читая описание какого-то фильма. Он был незаконно красивым. Мужчина, о котором мечтает каждая уважающая себя женщина. И Юра тоже. Об этих золотистых глазах, тонких губах и мягких волосах. В трансе собственного влюблённого сознания Татищев протянул руку, убирая за ухо русые волосы Кости. Молчание. Осознание. — Что ты, блять, делаешь? — брови нахмурены, в глазах негодование. — Я... — Юра неуверенно улыбнулся, пока внутри себя проклинал этот вечер, себя, свои желания и всё остальное. — Не знаю. — Не знаешь? — Нет, — сглотнул Челябинск. Уйти или просто провалиться сквозь землю? — Что за пидорство, Юр? Юра не понимал, как Костя, один из самых эмпатичных людей его окружения, не может понять, что это и есть самое настоящее "пидорство". Абсолютное, в чистом виде. Как он не может понять, что это короткое прикосновение вызвало в нем столь эмоций и чувств, сколько не показывали ни в одной его мелодраме. Неужели он не видит, как он на него смотрит? Не видит, что он каждый раз млеет перед ним как ебаная семиклассница? — Юра? Оправдываться не хотелось. Какой смысл? Снова врать ему в лицо, а затем винить себя в этой лжи? Он и так выкопал себе яму, из которой даже при помощи пожарной лестницы не вылезти. Правда, лучше под танк и больше никогда ничего не думать. Нет, он не будет вновь устраивать цирковое представление. Заебало до чертиков. Решительно наклонившись, Юра вжал одно плечо Кости в диван. Не так он представлял себе свой первый поцелуй с ним. Получилось обрывисто, получилось смазанно и грубо. Но голова всё равно закружилась, ноги затряслись, а рука, прежде уверенно сжимавшая плечо Уралова, в момент ослабла. Он слишком сильно любит его. Но даже не мог перетерпеть свои желания ради него. Мерзкий коктейль чувств из отвращения к своему поступку и трепета от поцелуя, если таковым его можно было назвать. Ноги не смогли удержать его, когда Екатеринбург даже не в полную силу отпихнул его. Чуть не упав на кофейный столик, Юра постарался выровняться под звук разливающегося лимонада и бьющегося стекла. И вида бьющегося в глазах Уралова представления о своём лучшем друге. — Какого хуя ты творишь? — Костя сам не знал, как реагировать. Он забыл и про усталость, и про Уралмаш, и про фильмы. Он смотрел в глаза Юры, напуганные и разочарованные, пытаясь найти в них объяснение, заранее зная, что его там не будет. — Катюш, прости. То самое "Катюш". Мягкое, честное и откровенное. Другого быть и не могло. Он не хотел оправдываться, не собирался. Поэтому, не оглядываясь, выбежал в прихожую и, наспех обувшись, вышел на улицу. "Прости, Костя, прости, я больше не мог", — в голове метались мысли, пока лёгкие пытались нахватать воздуха, которого безбожно не хватало. Он плохой друг. Испортил всё именно в тот момент, когда Косте нужна была поддержка. Впервые в жизни так сильно хотелось разрыдаться. Юра пошёл вдоль Исети, надеясь лишь на то, что Костя найдёт человека, который сможет скрасить его вечер лучше, чем он. Юра пообещал мысленно быть рядом, зная, что теперь это нужно ему одному.