Bubblegum bitch

I'm Miss Sugar-Pink, liquor, liqour lips, Hit me with your sweet love, Steal me with a kiss. I'm Miss Sugar-Pink, liquor, liqour lips, I'm gonna be your bubblegum bitch, I'm gonna be your bubblegum bitch. (с)

Пэнси Паркинсон по жизни шла, высоко подняв голову. Ещё бы, ведь она трижды избрана – родилась в семье Паркинсон, принадлежащих к Священным двадцати восьми, чистокровная волшебница и аристократка, учится на Слизерине. Но всё это меркло перед тем, кто спас мир в младенчестве. Гарри Поттер. Вечно он, тот самый Мальчик-который-выжил, попадался на её пути. Девушку раздражало в нём всё, начиная от его взлохмаченных чёрных вихров, тощей фигуры, этих его дурацких круглых очков и заканчивая ярко-изумрудными глазами. Ещё и этот его знаменитый шрам. Если бы кто-то спросил Пэнси, она бы ответила, что он носит его как грёбаное знамя. Но слизеринку никто не спрашивал. Какая ирония! Пэнси – пять. Но уже и в этом возрасте она несёт Ответственность с большой буквы "о". Про Мальчика-который-выжил в семье разговаривают мало – другие приоритеты. «Будь достойной наследницей рода, Пэнси!», – постоянно напоминает ей отец. «Держи спину прямо! Леди не сутулятся», – сурово вторит ему мать. Предки с портретов придирчиво отслеживают каждый шаг подрастающей мисс Паркинсон, когда родители не могут присмотреть за ней. Домовики не сдерживают её нрав, и иногда девочка, забываясь, бегает с Дафной по начищенному паркету, играет в прятки среди величественных статуй и рыцарских доспехов и смеётся в голос. Обе они в такие моменты словно вспоминали, что они всего лишь дети. Им нравится бегать, кричать и веселиться. Но за каждой шалостью следовало суровое наказание: вредные предки с многочисленных холстов никогда не держали языки за зубами. После этого домовикам запрещалось подходить к девчушке без присутствия лорда и леди Паркинсон. И чаще, чем обычно, ей приходилось посещать занятия суровых учителей манер, этикета и всего того, что обязана уметь настоящая леди рода. Родители судили о том, чему научилась маленькая леди, почти как собранный всем составом Визенгамот. Дафну она могла не видеть месяцами, только по обрывкам разговоров родителей узнавая, как отчитывали подругу лорд и леди Гринграсс. Не столь сурово, и от этого Пэнси всегда мечтала, чтобы сердца её мамы и папы хоть немного смягчились. Распределяющая шляпа отправила её на Слизерин, и все восприняли это как должное. Мама и папа прислали ей дорогие письменные принадлежности и небольшие изумрудные серьги. От этого что-то ёкнуло в груди. Глаза самого знаменитого Мальчика-который-выжил того же оттенка, что и её украшения. И почти в цвет полотен Слизерина. Однако его с распростёртыми объятиями принял Гриффиндор. Если бы девочка умела читать по губам, то увидела бы повторяемую Поттером мантру: «Только не Слизерин!». Хогвартс стал домом для многих поколений учеников, и Пэнси не была среди них исключением. Если на Гриффиндоре золотая троица состояла из Гарри Поттера, Рона Уизли и Гермионы Грейнджер, то на Слизерине заправляли Драко Малфой, Блейз Забини и она. Иногда к ним присоединялся отстранённый и нарочито равнодушный Тео Нотт, а Крэбба и Гойла Паркинсон в принципе не учитывала. Они всегда выступали как не слишком умные, но вполне надёжные телохранители. Вступить в конфронтацию с гриффиндорцами стало то ли необходимостью, то ли делом чести, то ли далеко идущими планами. В одиннадцать это даже весело, в конце концов. Дафна постепенно отстранялась от неё уже на первом курсе (а на втором они практически не общались). Её не интересовал ни Драко («Дафна, родители говорят, когда я вырасту, мы с Драко Малфоем поженимся!»), ни Гарри Поттер («Нет, ну ты представляешь! Этот Поттер такое выдал! Но я восхищена выдержкой Драко. Он не полез в драку, настоящий аристократ»). Мисс Гринграсс, как и её младшая сестра, поступившая на два года позже на факультет змей, оставалась нейтральной ко всем разборкам Гриффиндора и Слизерина. Дафна думала о том, какая же всё-таки это нелепость, но своё мнение держала строго при себе. Пэнси грустила от утраты подруги детства, но прятала свои истинные чувства под фасадом гордо держащей спину аристократки. У каждого юного волшебника в замке нашлось своё любимое укромное место. Живущая в подземельях слизеринка предпочитала Астрономическую башню. Во время первых каникул она отыскала в домашней библиотеке одно полезное заклинание и теперь могла зачаровать башню так, что ни одна живая душа не помыслит к ней прийти в её тихий уголок. И каждый раз, приходя сюда, Пэнси накладывала заклинание, закрываясь от внешнего мира, и снимала его перед уходом. «Леди не плачут на людях, Пэнси!», – поджимала губы леди Паркинсон во всех её детских воспоминаниях. Только здесь, как можно дальше от подземелий, от других учеников, от всего мира девочка отдавалась эмоциям и плакала навзрыд, ругалась или кричала, как банши. И никто её не видел и не слышал. Впервые Пэнси по-настоящему накрыло осознание, что она неравнодушна к Поттеру, когда ей исполнилось тринадцать. Что на самом деле, в отличие от Малфоя, девушка не ненавидела гриффиндорца. Она поймала себя на мысли, что почти пристально разглядывает Поттера, сидя на трибуне своего факультета. За минувшее лето он как-то вытянулся и окреп. Его бордово-золотая квиддичная форма выгодно подчёркивала его мускулатуру, а горящие азартом из-под растрёпанной чёлки глаза рождали на свет поистине дьявольские всполохи. И когда на одном из матчей Слизерин-Гриффиндор Гарри поймал снитч, сорвав бурные овации трёх из четырёх факультетов, слизеринка едва не зааплодировала ему. Она вовремя перевела взгляд на угрюмого Малфоя и задушила в зародыше несвойственный ей порыв. Зато их стычки становились всё острее и как будто бы даже изысканнее. Пэнси филигранно старалась задеть Мальчика-который-не-умер-от-Авады. Рон Уизли закипал как чайник, Гермиона Грейнджер награждала слизеринку самыми презрительными взглядами. Поттер же лишь ухмылялся, но злился только на Малфоя. А на неё почему-то не мог, хотя она задействовала весь свой возможный арсенал оскорблений. Однажды ей показалось, что Поттер следит за ней, пока она шла к своей излюбленной башне. Она научилась чувствовать спиной его пронизывающий взгляд. Но, обернувшись, слизеринка заметила лишь пустоту да колыхающиеся от сквозняков замковые балдахины. В четырнадцать Пэнси поддалась на уговоры и попробовала маггловские сигареты, которые Забини тайно пронес в школу. Как и целую коробку маггловских жвачек разных цветов и вкусов. Курение не вызвало в ней особенного интереса, а вот жвачка – другое дело. Гордая осанка, лик королевы слизеринских змеек, чётко очерченные стрелками выразительные глаза и презрительно надуваемые жвачные пузыри прямо перед лицом гриффиндорцев. Особенно перед одним из них, Мальчиком-который-стал-ещё-интереснее. – Поттер, – девушка надула большой пузырь из кислотно-розовой жвачки в нескольких сантиметрах от его лица. – Паркинсон, – хмыкнул гриффиндорец. Они стояли во внутреннем дворике друг напротив друга, как в старых вестернах. («Нет, Пинки, не говори матушке, что у меня есть портативный маггловский телевизор, прошу!»). И нет, ни единым жестом Пэнси не выдала себя. Это не она увидела знаменитого Гарри Поттера с высоты своей башни, шагающего в гордом одиночестве. Это точно не она абсолютно не аристократично спешила ему навстречу на своих тонких шпильках. И, вероятно, не она бросила себе за спину Отвлекающее заклятие. Никто из них не отводил взгляда. Опустить глаза – это проигрыш? Но как же тяжело стоять, не моргая. Их уединение не прерывали. Поттер жадно всматривался в её лицо, и жвачка, которую девушка продолжала лопать ему в лицо, не могла отвлечь его от увлекательного занятия. – Дамблдор что-то говорил про Святочный бал, – Поттер небрежно стряхнул в сторону чёлку. Он знал, что хотел сказать ей. Боялся то ли своих слов, то ли реакции высокомерной, но почему-то заинтересованной слизеринки. Девушка всегда полагала, что её лицо умеет быть нечитаемым. Почему-то Мальчик-победивший-Тёмного-лорда видел больше, чем ему показывали. Пэнси Паркинсон безумно хотелось запустить пальцы в его волосы и понять, какие они на ощупь. И если он спросит, пойдёт ли она с ним на бал, ответит ли она согласием? – В этом году четыре чемпиона, – щёлкнув пальцами, слизеринка заставила жвачку исчезнуть. Какие же губы Избранного на вкус? Целовался ли он уже хоть с кем-то? – Ты, это… – запнулся Поттер. – Я – это я, – презрительная усмешка зазмеилась на красивом лице. – Ну да, конечно, – кивнул гриффиндорец. Он оставил её во внутреннем дворике и ушёл, не оглядываясь. И не видел слёз, катившихся по щекам мисс Паркинсон. Война раскидала их по разные стороны. Хитрые и амбициозные слизеринцы в одночасье оказались не на той. Амикус Кэрроу как будто бы больше искусен в Империусе, чем в Круциатусе. И Пэнси просто обязана научиться противостоять Пожирателю смерти («Пэнси, будь вежлива! Лорд Кэрроу – истинный аристократ», – неизменный ответ матери). Он заставляет её причинять боль другим, касается её без всяких угрызений совести («Салазар, дай мне сил!»), почти на грани дозволенного своими грязными во всех смыслах руками. – Тёмный Лорд хочет Поттера. Так пусть он его получит! – Паркинсон стиснула ладони в кулаки. Она устала от Кэрроу, Лорда и войны. Её родители пережили Первую магическую войну, а она не уверена, что переживёт вторую. И всё-таки на сердце тяжёлым камнем ложится её истинно слизеринский поступок. Развязка наступила как гром среди ясного, без единого облачка, неба. Мальчик-выжил-второй-раз, а Тёмный лорд упокоился. Теперь уже окончательно. Большой зал полон народу. Усталые, раненые, измождённые ученики волком смотрят на жалкую горстку слизеринцев. Забини – в Италии, Малфой с родителями аппарировали в неизвестном направлении. Крэбб мёртв. Гойл – пародия на самого себя. Бледная невыразительная тень. Дафна стоит обособленно вместе со своей сестрой. Окончательно открестившаяся от неё как от не слишком приятной старой знакомой. Тео Нотт сидит в сторонке, стараясь не отсвечивать. Его внешнее спокойствие так же обманчиво, как и её. Юноша бессмысленно крутит в руках пожелтевший пергамент. Но бумага обретает черты журавлика. Когда Поттер вдруг идёт к ней через весь зал, Пэнси забывает, как дышать. – Пэнси, – нежно. Настолько нежно, что причиняет боль, сравнимую с десятком Круциатусов. – Гар… Поттер, – тихо выдыхает Паркинсон. Почему он рядом? Ведь она предала его. Она не смелая и отчаянная гриффиндорка, а осторожная и изворотливая слизеринка. Никто из сопротивления не понимает его поступка, как, впрочем, и парии с факультета змей. Девушка не замечает, как слезинка прочерчивает путь по запылившейся щеке, но Мальчик-который-выжил-дважды ловит её пальцем и обращает в упаковку её любимой жвачки. Поразительная трансфигурация и память. – Я должен был позвать тебя на Святочный бал. Прости, что не решился. Можем ли мы как-то иначе наверстать упущенное? А где-то за спинами разбитых на группки уставших волшебников искусно прячется Плакса Миртл и впервые за долгое время улыбается. Ведь про слёзы обманчиво сильных она знает не понаслышке, а так хочется хоть крупицу счастья. Хотя бы для тех, кто ещё жив, дышит и может надеяться прожить свою жизнь лучше, чем не вышло у вечно юной и ранимой когтевранки Миртл Элизабет Уоррен.