Гибискус

      Нетерпеливо щёлкнув ржавыми замками только-только прикрывшейся двери квартирки, Дейдара сгибается, уперев руки в колени. Но тут же, поняв, что дело это гиблое, откидывается назад, ударяясь телом о деревянную поверхность. Будучи не в силах и дальше контролировать порыв, весь день точивший изнутри легкие, он заходится в булькающем кашле, почти падая. От этой участи спасает лишь вышеупомянутая дверь, подпирающая хрипящее тело лишь чуть менее, чем он сам, хлипкой конструкцией. Затихнув ненадолго, сползает по ней на пол. А приняв полулежачее положение, на мгновение застывает так, прежде чем опять затрястись в новом приступе, рвущем хрипы из горла особо жестоким образом. »…Растение Гибискус знакомо, уверен, каждому из вас…»       Он, безусловно, любил цветы. (Особенно любил, если их лепестки миниатюрной версией повторяли роскошные пряди локонов преподавателя). И этот алый цвет по-царски прекрасен и действительно благороден. И себя считал он цветком. Ярким, пышным, взрывающимся цветом чарующей молодости. И чайная роза ему тоже, безусловно, нравилась. Особенно чайная роза, особенно она… »…История уходит корнями в такие древние цивилизации, как Египет времён прошлой Эры… »       Когда-то давно, когда он, отдыхая на юге, мог наблюдать краткий миг жизни этих цветов, он действительно восторгался ими. Сбегая с горной тропки к морскому берегу, ещё сонный, только очнувшийся от дремы, он бросался проведать их. А набухшие бутоны уже встречали Солнце радостно открывающимися чашечками, чтобы к полудню во всей красе предстать взорам окружающих. Сладковатая зелень контрастом оттеняла необычную яркость цветов, кровавым заревом пылающих в листве. А к вечеру, когда солнечный диск озарялся малиновым блеском, окрашивая всё вокруг в такую же розоватую плёнку, зарево цветов оседало. Скрываясь в своей скорби по любимому им светилу, сворачивались понуро. Опадали на землю от малейшего прикосновения, иссыхаясь в горестном реквиуме. И были так печальны, как могут быть лишь цветы, с глупой наивностью живущие одним днём сами и думающие, что каждый закат для Солнца так же смертелен. Но какой счастливой была их краткая жизнь! Какой насыщенно изумительной её видели все. Стань они обыденностью, кто бы глядел на тлеющие лепестки? Кто бы сожалел, когда опадала их краса, зная, что отжили они уже месяца? А кроме того они символизировали то время, когда ещё существовало искаженное детским незнанием счастье. А такие воспоминания всегда бережно лелеешь в душе, обожая всё, что лишний раз всковыривает их, выцарапывая наружу. »…Научная классификация включает в… »       Только не входило в планы зарастать ими по горло. Буквально. Каждый очередной приступ давящегося кашля оканчивался тем, что на ладони крошились нежные соцветия, не выносящие столь грубого обращения с собой. Обладая внушительными размерами, цветы чайной розы были невероятно хрупки и любое взаимодействие с растущими на кустах могло окончится преждевременным отхождением бутона от стебля. А эти… эти цветы были выборочно упорны. Покинув владельца, они мгновенно рассыпались. А до тех пор, копошась изнутри червями, они извивались, наливались силой. В конце концов, найдя способ тонкой веткой пробраться через кожу, являли миру, а если точнее, то зеркальному отражению хозяина, свою зрелость. Будто думая, что чем старательнее воссияют они на теле, тем больше хозяин их будет рад паразитам, вскармливающимся за его счёт. Но, не поддаваясь на провокацию, он находил всё новые и новые причины, почему не мог сохранить на себе отпечаток природы. Неужели всё это достойное оправдание для подобной жестокости? Навряд ли. Но нашедшие своё Солнце цветы не понимали предательства, всё продолжая льнуть к телу, всплесками высыпая на белоснежной коже, упорно сохраняя себя в целости. »…Наибольшую часть популяции представляют деревья и кустарники, но травы, как однолетние, так и многолетние…»       А дрожащие руки всё вновь и вновь цеплялись за расцветавшие создания, с болезненным скрипом на зубах вытягивая всё цветочное тело, недовольно корчась, когда под кожей проступают очертания движения вынимаемого стебелька, почти сливающегося с голубоватыми венами. И, как тем летом, всё повторялось. Пока одни алые тела засыхали в пыльной тени собратьев, новые, более свежие, яркие и улыбающиеся, уже встречали восходящее Солнце, готовясь впитывать его лучи и встречать погибель, как только миг озарения коснётся их. »…Существование порядка трёхсот сортов… »       Это, кстати, больно. И зрелище тоже не для слабонервных. Поэтому, несмотря на стоящую на улице томную летнюю жару, ему внезапно вспомнилось, что его стройной фигуре невероятно подходят длинные водолазки с горлом, так выгодно подчёркивающие все достоинства телосложения. А комбинировать их, конечно, с шортами не будешь, поэтому — о, какая неожиданность! — и ноги были надёжно скрыты за тканью льняных штанов. (Для покупки всей этой мишуры пришлось основательно закопаться в финансовый вопрос). Немного макияжа. Вызывающе яркого. (Действительно немного. Даже на откровенно хреновую косметику цены заоблачные.) Густые чёрные тени действительно прекрасно гармонируют с золотистыми волосами, густой россыпью переливающимися в свободном виде. (Тени, помимо прочего, скрывают и ещё кое-что…) Жвачка во рту. (Правда, только по праздникам. На неё нет денег, и позволять себе такую роскошь регулярно — глупо). Более чем полная уверенность в своей неотразимости. И вот, вместо хлюпающего сопляка перед вами предстаёт ЧСВ-шная мразь. Такие резкие перемены воспримут или как зазнайство и будут презрительно обходить стороной, или смахнут на весеннее обострение или запоздавший подростковый бунт. Или влюблённость. Тогда выдвинут теорию о том, что бабам не представляют интереса смазливые мордашки, и лучше бы занялся спортом, а не лицо малевал, как девица. В крайнем случае оклеймят «пидором» и прочими лестными эпитетами. И вкрадчиво попросят держаться подальше, параллельно объясняя, почему ему было бы неплохо убиться, а не поганить мир белый. Могут ещё вновь полезть разукрашивать лицо Дейе несколько изощрённым образом, но тут маловероятно. Драться он любил, а главное — умел, что и продемонстрировать успел уже не раз. Щедрыми руками раздавая повод противникам насладиться всеми прелестями «мужских украшений», он всегда выходил победителем. Даже если наиболее поколоченным был сам Дейдара. Неизвестно, как это работает, но уж как есть. В такой ситуации обычно говорят: «Магия, не иначе». »…Огромное внешнее разнообразие видов…»       Вот только, переступая порог дома, он возвращался в ту, другую реальность. Тени размазались по щекам, волосы, и без того не слишком усердно зачёсанные, окончательно растрепались, одежда в лучшем случае помята, а то и порвана стараниями недовольных. Теперь в четырёх стенах заперт не харизматичный ублюдок, не «Беспризорник» и даже не человек, в одиночку справившийся с оравой обидчиков (или, как говорят в этих ситуациях многие родители избитых, «неуравновешенный козёл, которого в социум-то выпускать нельзя»). Только трясущийся от презрения трус. Больше даже к самому себе, чем ко всему остальному. Цветам ведь позволено теперь считаться его частью, которую можно презирать? »…Неприхотливость и простота культивирования… »       Механически скинув обувь, оставленную таким образом лежать подле него, он, лениво прикрыв глаза, задирает рукава, на ощупь выискивая стебель у цветка, распустившегося прямо на просвечивающих венах. Поднырнув пальцами под лепестки, уцепляется за цветочное ложе и с силой дёргает на себя, игнорируя необходимость в плавных движениях. Новый. До него таких нахальных, свидетельствующих о скором выполнении их предназначения, не было. Его правда, сияет ближе к локтю, чем к запястью, не совсем обнаглел. Но даже так хватает. »… Растение отличается светолюбивостью… »       Движение за движением вытаскивает из плоти извивающегося змеёй паразита. Красивый же, тварь, на редкость красивый. Это Дейдаре было ясно и без оценивающего осмотра цветка. На то и однодневкой он был, чтобы поражать своим существованием всех, кто пожелает заметить эту маленькую жизнь. И он мог бы стать великим украшением какого-нибудь вдохновляющего пейзажа, если бы выбрал местом для рождения другое пристанище. А так его жизнь будет закончена в мусорном ведре, в кругу объедков, битого стекла и прочих отбросов. Раньше он их сжигал. Вычитал где-то, что «порчу» отвести должно. Потом долго плевался на запах гари в ванной, въедающийся с завидным упорством в любую материю. Потом махнул рукой, устав задыхаться ещё и от дыма, с чем-то поэкспериментировал, остальное выбросил. Да, незавидные участи для того, что является воплощением экстаза хнычущей от восторга идеи природы, для представителя пика совершенства в глазах многих ценителей настоящего искусства. Но смысл от сохранения этого подарка госпожи Флоры? Он не художник, чтобы перенести в вечное заточение полотна терзающие его муки. Не писатель, чтобы буквами выплеснуть слёзы счастья и отчаяния, порождённые в душе настойчивыми касаниями. Не музыкант, чтобы кричать во всё горло о том, что другие жаждут услышать складными строками о его скандальных мыслях. Не поэт, шифрующий душу в танце пера. Не танцор, ломающийся на осколки картин. Не актёр, кормящий ложью образов публику. Не фотограф, пугающий вспышкой камеры мгновение. Не скульптор, возводящий свою Галатею, точно Пигмалион. И даже не парфюмер, заточающий сущности в блеске жидкости. Зато, пожалуй, теперь он может претендовать на роль Принцессы, равной лучшим из героинь Диснеевских мультипликаций. Осталось научиться петь. Ну так, для полноты образа. Чтобы точно вписаться в мир мультяшных героинь. »…Благоприятно влияет на слабые культуры… »       Почему рука липкая? Он не должен был повредить растение настолько, чтобы оно измазало своим соком кожу. Приоткрыв веки, он со вздохом зажмуривает их, чтобы уже во всю уставиться на открывшуюся картину. Прекрасно. Этого только не хватало! Он всегда мечтал именно о таком случае. И никак иначе. Каждый адекватный человек хочет увидеть, как выглядит его рука, вся залитая кровью. Ладно-ладно, всё равно на руку. Нельзя было кровоизлиянию подождать ещё полчаса, чтобы он, избавившись от одежды, принялся за обыденную процедуру выкорчёвывания этих тварюг?! Ну серьёзно, чем штаны-то провинились? С другой стороны, раз начала идти кровь, то и нет смысла продолжать заниматься всей этой дребеденью. Да, её раньше не было. Вытаскивая из себя зелёные побеги, он каждый раз удивлялся тому, как дыры из-под них подозрительно быстро заживают, а кровь, кажется, останавливалась из-за какого-то вещества, выделяемого самими цветами, прекращавшими её потерю. А теперь эта стадия прошла. М-да. Значит, болезнь прогрессирует. Начинает сливаться с телом настолько, что розы теперь почти как органы, отделение которых от организма возможно, но караемо последствиями. М-м. Это уже, считай, следующий шаг. Тот, когда цветы — жизненно важные составляющие организма. А что это значит? Это значит то, что к экзаменам точно теперь готовиться не надо. Какая прелесть. Даже беря во внимание то, что весь год он не особо-то запаривался по поводу их сдачи. Теперь уже официально нет смысла тратить время на всё это. »…Подвержен преимущественно таким болезням, как… »       Оперевшись на узкие стены порога, он подтянулся вверх. Вслед за этим на ходу перетянул через голову водолазку, облегчённо вздыхая. Так действительно легче. Всё же приближение лета уже не по-детски сказывается на температуре. Кинув прямо где шёл одежду, запрыгал на одной ноге в ванну: с другой он уже стягивал штанину. Расправился и с той, и с другой задачей он довольно быстро. Открутил шатающийся вентиль, и, наклонившись, жадно принялся глотать воду из ладоней. Мощный поток, вырвавшийся из крана, бился в подставленные руки, разлетаясь брызгами во все стороны, окропляя разошедшееся трещинами зеркало, пуская мурашки по коже. Уже такая привычная ситуация. По-хорошему бы сначала стоило руки помыть, но иссушающая жажда не дала бы вытерпеть ещё хоть минуту. Ведь насколько долго тянутся мгновения, когда перед лицом жаждущего притягательно булькает оттенками ржавчины жидкость. Горьковатая гниль растекается по языку, ныряя в горло и вызывая лёгкие порывы тошноты. Ну, питьевой воды наверняка нет, а ставить чайник сейчас не хочется. Во-первых, опять же, жажда сильнее неприязни к привкусу горечи, во-вторых, в такую погоду кипяток в себя не заливают, а в-третьих, «то, что нас не убивает, делает нас сильнее». Ладно, последнее, конечно, шутка. Не стоит пытаться нахлебаться всякой дряни, чтобы смотивировать организм приобрести иммунитет ко всем болезням мира. Помочь не поможет, а с горячкой свалит. Если не хуже. »…Некоторые прежние виды, теперь причислены к другим родам растений… »       Уперев руки в раковину, Дейдара сплёвывает слюну, рассчитывая хоть немного снизить насыщенность мерзкого привкуса во рту. Убедившись, что успехом эта затея не увенчалась, переводит взгляд в зеркало. Преломляя отражение трещинами и оставшимися каплями, зеркало в ответ уставилось на юношу. Игра в гляделки завершилась очевидным проигрышем светловолосого юнца. Сдавшись, он расплылся в улыбке. Потянувшись за мицеллярной водой, перелитой в пузырек непонятного ранее содержимого, выуживает с полки потрёпанного вида кусочек ваты, явно бывший в использовании как минимум пару раз. Нетерпеливо проскользив по коже, он собирает на себе темные разводы краски. Продолжая растирать лицо до появления покраснений, Дейя не сводит глаз с отражения, выискивая глазами линии, предназначенные для «снятия». Уже наученные движения справляются с задачей быстро. В несколько штрихов.       Закручивая вентиль, локтём вытирает оставшиеся на лице капли. Последний взгляд на того, другого Дейдару, прежде чем стянуть с волос резинку-пружинку, оставляя её блестеть на запястье. Несколько движений растопыренной ладони в волосах, распределяющей пряди в более приятном глазу виде. И разворот спиной к битому зеркалу. Хватит на сегодня общения с этим чумазым созданием. И без него тошно. »… Не обделён мистическими тонкостями и поверьями… »       Приоткрыв окно кухни, Дейдара втягивает воздух, пропахший летом, и, не выдержав, открывает его на всю. Пусть проветривается. Пару мгновений заминки. И — оп! Подпрыгнув на подоконник, он усаживается на него, упираясь спиной в стену. Помотав головой, отмахивается от мушками мелькающих в глазах тёмных пятен. И тихо вздыхает, когда на смену им приходит головокружение. Но, словно в утешение, ласковое Солнце облизнуло мальчишечье тело, покрывающееся мурашками от игры ветра. Волосы, только-только наспех уложенные, а теперь уже колышущиеся всё из-за того же непослушного дуновения, лезут в глаза, рот. Да и в целом послушанием не отличаются. Цепляются друг за друга, путаются, переплетаются. »…Нашёл себе применение во многих сферах: кулинария, эзотерика…»       Но! Вот, сейчас! Тепло. Уютно. И птицы стрекочут. Не поют они, нет. Не делят территорию, не зазывают пару, не кичатся умением певчим. Только перещёлкиваются между собой о чём-то насущном, несуразном, бытовом. Совсем непохожи эти звуки на тонкие переливы мелодий. И это дарит необъятное ощущение спокойствия. Все тревоги будто отринуты в настолько далёкое прошлое, что каждая секунда капает часами. Да, несущественны все они, эти проблемы. Настолько мелки и неважны, что и думать о них теперь смешно. Гадать о будущем, размышлять о настоящем, сожалеть о прошлом. Зачем? Есть только этот миг. Это краткое мгновение, когда извечная жажда подостыла, уступая место жадным вздохам острого воздуха, пахнущего летом. Не стоит спорить, у лета есть запах. Свой, особенный. Яркий, как цветочное поле, простирающееся на многие километры. И этот островатый привкус щекочет запахом мокрого асфальта ноздри, пролезает ароматом свеже-утренней росы в легкие, извивается в горле грибным дождём и холодным мороженым, отражается в радужке галькой речушки, порывисто булькающей волнами, и спинах карпов, снующих в её водах. »…Прозван ≪цветком Смерти≫… »       Почти счастье. Это незримое чувство разрывает изнутри, давя желанием кричать от восторга. Кричать о том, как прекрасен этот день. Как восхитительно беззаботен он. Как становится в груди легко, когда ты понимаешь, что действительно выше окружающего тебя. Оно всё не ровня. Этот монотонный скрип ржавого колеса Сансары, затаскивающего в омут бессмысленнейших горестей, раздавливающий окружающих, больше не относится к нему. Приятно. Но… нет, он позволит себе ещё раз окунуться в это болото жизни муравейника. Да и по-любому в полной мере его уже не удастся почувствовать, увязая с головой. »… А сейчас здесь вам представлены образцы…»       Так вот. Пора заканчивать проект.