Уволю

Солнце бьет по глазам, а его жар пропекает на столько, что кажется, будто ты уже жаришься. Остается лишь идти в какую-то нищую шаурмичную, со словами, мол не убивайте собак, мясо само к вам пришло. Зелень выжигает глаза, а все это же солнце только ухудшает обстановку, делая зеленый более ярким. Я ненавижу этот цвет. Асфальт нагрелся до такой степени, что чувствуешь себя на сковородке, маслечка не хватает добавить и зеленушки и кетчупа для украшения. За спиной рюкзак, а путь лежит в самое «лучшее» место – на работу. Офис, схожий с каким-то то ли ангаром, то ли гаражом, где потолок второго этажа – это железные балки, находился на окраине, и с другого конца туда города было туда не особо удобно добираться, а именно, на двух маршрутках. Само здание офиса снаружи выглядит достаточно прилично – ярко-желтые стены с фиолетово-малиновой вывеской, где красуется название компании. Заходя в парадную дверь, первое, что видишь – это охранника. Их несколько, но сегодня там сидит мерзкий старый лысый дядька, который отказывается выдавать временный пропуск, когда забываешь свой. Далее проход через весь первый этаж, где несчастные сотрудники всовывают людям всеразличные банковские карты, начиная с дебетовых, заканчивая кредитными. Я и сам пару дней этим занимался, предлагая людям кредитку какого-то неизвестного банка, где меня все посылали. Сбежав оттуда, я нашел другое место, где меня все посылают – энергетическая горячая линия, где глупые люди задают еще более глупые вопросы, и где мне нужно им так же глупо отвечать. Идя по лестнице, я сразу же наткнулся на своего руководителя, который шатался где только можно, и с кем только можно, лишь бы все забыли о его прошлом и снова начали к нему относиться с уважением. Про прошлое... мой друг, работающий там достаточно давно рассказал, что какой-то шестнадцатилетний мальчонка отсасывал у него в туалете офиса. Более «старшие чины», об этом не узнали, да и увольнять бы моего руководителя все равно не стали бы, уж слишком он любезен со всеми. Первые мои сегодняшние слова в сторону руководителя в этот день никак не отличались от предыдущих. - Уволь меня. - С какой это радости? Дальше идя по лестнице, так и не ответив на этот, как мне показалось, риторический вопрос, я пошел к своему месту. К слову, моя хорошая работа приглянулась этим «старшим чинам», и было проведено уйма их разговоров со мной, что такой сотрудник, как я, им нужен. В общим, все сводилось к одному, а именно к продолжению работы. Далее они переложили работу разговоров со мной на моего руководителя, но там стало только хуже. Все сводилось к шутке «отсосешь – уволю». Руководитель был ненамного старше меня, всего на год, от чего я уже начал верить в правдоподобность данной шутки. Пугает. Сев за свое место, и просидев в так называемой «готовности», мне прилетает звонок, где яростная бабка жалуется на задолженность в 17 копеек. Люди удавиться готовы за каждый рубль... Еще звонок, третий, четвертый... Мне плохо. Мне ничего не остается, как подойти к руководителю и отпроситься домой. - Никит, слушай, мне херово, отпусти. - Часы отрабатывать нужно, некому, - этот пидорас даже не взглянул на меня. - Меня правда херовит, - Никита поднял голову, увидев мое замученное лицо. Потрогав мой лоб своей ледяной рукой, и поняв, что что-то может быть действительно не так, он достал из тумбы рядом градусник. - Ставь на «обучение», лечить будем. Поняв, что отпускать меня явно не собираются, сел на обратно на свое место. Спустя пару минут примчался Никита со своей кружкой, в которой находился уже растворенный жаропонижающий порошок. Просовывая одной рукой куржку мне в руки, вторую подставил, чтоб забрать градусник. - Много, но просидишь, пей и в линию. Это был самый мучительный день из всех: неугомонные мамочки с задолженностями, шумные бабки, либо с минимальным количеством пени, либо со своими историями на полчаса, тупые мужики с перерасчетами на года. День не отличался от других, вот только сидеть мне пришлось с огромнейшей слабостью. Уехав домой на такси, я моментально завалился спать, только долго мое счастье не продлилось: в дверь позвонили. Шурша тапочками по полу я кое-как добрался до двери, и спросонья даже не посмотрел в глазок и не спросил «кто там?». За дверью, на пороге стоял Никита, тяжело дыша. Ему в свои двадцать шесть было, видимо, тяжело добраться на четвертый этаж по лестнице. - Ты этажом ошибся, Оксана выше, - с этими словами, я уже хотел закрыть дверь. Оксана – одна из руководителей, к которой Никита подлизывался, чтоб смягчить репутацию, и жила она ровно на этаж выше, чем я. - К тебе я, - уж не думал я, что даже ночью понадоблюсь руководителю. В голове я пошутил, что сейчас заберет меня и заставит работать. - Адрес откуда узнал? Ах да, Оксана, твоя лучшая подружка, - я заметил, как ему не нравится такое общение, но мы не на работе, а в это время он и не мой руководитель, поэтому я продолжил, - Я хочу спать, поэтому тебе либо этажом выше, либо нахуй. Никита явно опешил, но нагло прошел в квартиру, с вопросом «Как чувствуешь себя?». Жалость взяла верх, и я даже не стал его выгонять, и более того, напоил чаем. Сидя на моей кровати, никто из нас не мог начать разговор, но я заметил что-то неладное на лице руководителя: он был более задумчивым, чем обычно. Я подумал, что просто хочет спать, но он обратился ко мне по имени. После того как я откликнулся и посмотрел на него, Никита приблизился, начиная мягко целовать. Нет сил отстраниться – резко появившаяся слабость. Он гладит меня по голове, опуская ниже. «Когда он успел приспустить штаны?». Я будто обдолбанный начинаю делать все, что он хочет. Его член оказался у меня во рту, такой гладкий... Он осторожно управляет моими движениями, аккуратно держа за волосы. «Блять, что я делаю? Что этот пидорас делает?». Его мягкий, но в то же время разбухший и твердый член проникает с каждым движением все глубже, а носом я уже касаюсь лобка. Солоноватый вкус отдаленно чувствуется у меня на языке. «Боже, какие я противные звуки издаю». Тихие причмокивания отдаются эхом по комнате вперемешку с тяжелым дыханием Никиты. Кажется, это длится вечность, я устал, не хочу, но сложно, сложно сказать, дать знак. Я уже почти обмяк, как почувствовал странный вкус еще сильнее, и вот, он уже меня понимает, а обессиленный я падаю на кровать. - Ты уволен, сдавай пропуск.