Colstead & Remma / Колстед и Ремма

— Нет, — сказала Тинк с каменным лицом. Эмма нахмурилась, разочарованно срывая платье и бросая его на кровать поверх трех других, которые она уже примерила. Она сняла с вешалки милое летнее платье и натянула его. Было слишком прохладно для летнего платья, но у нее был жакет, и она могла… — Нет, — ответила Тинк с абсолютно таким же выражением, с каким она наделила последнее платье. — Черт бы тебя побрал! — Эмма бросила платье в кучу и натянула нежно-голубое. — Фу! Нет, ты выглядишь как плохая копия диснеевской принцессы. — Ты дура, Тинк. Серьезно. Тинк была в плохом настроении, и, как она только что напомнила ей несколько минут назад, это была вина Эммы. Эмма не сказала ей, с кем было это таинственное свидание, куда они собирались и что делали. Она пыталась увильнуть, но, как только Тинк устала от этого и, наконец, прямо спросила, кто это был, Эмма нахмурилась и сказала, что не может сказать.

***

Эмма на самом деле не ожидала увидеть Тинк сегодня днем. Обычно по вторникам она отсиживается в местной клинике, но по какой-то причине в этот вторник она была дома. Конечно. Она вошла и застала Эмму, которая, прищурившись, разглядывала себя в зеркале, надевая наряд за нарядом. — Что? У меня свидание. — Эмма настояла. — О, дай угадаю, — ухмыльнулась Тинк, — с Реджиной Миллс. — Тинк думала, что она была забавной, поддразнивая ее по поводу ‘шутки’ Эммы после аферы. Эмма ничего не сказала.

***

На самом деле, все права на хвастовство были отчасти испорчены в этой ситуации. И это было отстойно, потому что хвастовство было именно тем, чем она хотела заниматься. Реджина была очаровательной, сексуальной, интересной и талантливой. Она хотела поделиться со всем миром удивительным человеком, с которым у нее было свидание, но, к сожалению, нет.

***

На работе она пыталась рассказать об этом своим коллегам, но и из этого ничего хорошего не вышло.

***

— Серьезно. Самая горячая. Наверное, самая горячая, которую я когда-либо видела. Наверное, самая горячая штучка, которую ты когда-либо видел. — Чушь собачья. Покажи мне фотографию. — Я не могу. — Смотри! Ты несешь чушь из своей задницы. — Рявкнул Лерой со своего обычного места в конце бара. — Тебе следовало бы ревновать. Вот какая она горячая. — Обычно она не заигрывала с Лероем, это всегда заканчивалось в странном месте, но в последнее время она была в слишком хорошем настроении. — Я не знаю, Эм. Фотографии или этого не было, — настаивал Уилл. — Не могу. — Видишь. Она абсолютно лжет, — настаивал Лерой. — Я не лгу. — Если она такая горячая, тогда покажи нам фотографию! — Воскликнул Лерой, вытирая пивную пену с губ. — Как бы я получила фотографию? Я знаю эту женщину всего несколько дней. — Она не упомянула, что все, что ей нужно будет сделать, это погуглить ее, и у нее будет много фотографий. — Вы, девочки, — проворчал Лерой, — вечно сами себя фотографируете. Это заставило Эмму запнуться: — Я даже не… Я… Я просто… Ты просто… Тьфу, доллар в банке, Лерой! — Что? Это не было сексизмом! Это был факт! Просто посмотри на все инстаграмные твитеры umblr. Уилл прищелкнул языком и покачал головой: — Извини, босс, чувак. Доллар в банке. — Он протянул очень полную банку mason, и, выругавшись, Лерой макнул в нее доллар. — Я голосую за то, чтобы на этот раз мы получили с ним пиццу. — Оооо, да, пицца. — Эмма кивнула. Эмма всегда заказывала пиццу. — Я все еще говорю, что если бы она действительно была такой горячей, то у тебя была бы фотография. — Проворчал Лерой. Очевидно, не могло быть никакого хвастовства без доказательств. Это было сегодня утром. Лерой, казалось, забыл, что Эмма сбежала от него в выходные перед аферой, и это вполне устраивало Эмму. Уилл, однако, этого не сделал. И вот почему это было во вторник днем, и она заполняла бар на случай обеденного ажиотажа. — Кенни где-то заболел, Эм. Почеши мне спину, и я почешу твою, — сказал он. Но это был не вторник, следующий за мошенничеством, а сорок восемь часов с тех пор, как Эмма в последний раз видела Реджину. О нет. Из-за производственного совещания она была вынуждена подождать до следующего вторника. Это заставляло Эмму проклинать свой дурацкий, чрезмерно загруженный график каждый день. Как она должна была встречаться — с кем угодно — с таким расписанием, как у нее? По крайней мере, этот особенный вторник, наконец, наступил после очень напряженной недели. Проблема с отпусками заключается в том, что, как только они заканчиваются, внезапно все кажется еще более сложным. Перерыв напоминает вам о том, какую напряженную жизнь вы ведете, и ей было трудно пережить это.

***

— Это та самая леди с задницей? — Сердитая настойчивость Тинк вернула ее к нынешнему затруднительному положению. Эмма была такой… Пойманной за несколько дней до этого. Они с Реджиной переписывались друг с другом, ну, в общем, восхитительно, но несколько вежливо непристойными фразами, когда она решила немного раздвинуть границы. Она выскользнула из джинсов, а затем принялась изгибаться в странных ракурсах, пытаясь запечатлеть лестную картинку своей задницы, обтянутой нижним бельем. Тинк нашла ее: скрюченную в странной позе для подиума в гостиной, со спущенными штанами на лодыжках и очень смущенным выражением лица с широко раскрытыми глазами. — Может быть. Тинк была достаточно хорошей подругой, чтобы сделать снимок для Эммы, а затем достаточно хорошей подругой, чтобы настоять, чтобы она знала, кому достался снимок. — Почему ты надела платье? Я этого не понимаю. С кем ты могла бы пойти на свидание, которое потребовало бы от тебя надеть платье? — Фу! Тинк! — Эмма застонала, снимая платье и добавляя его к постоянно растущей куче. — Это Спаркл, хорошо? Я просто… Я хочу хорошо выглядеть. — Чушь собачья, если бы это был Спаркл, тогда ты бы сказала. — Серьезно. Это Спаркл. — Покажи мне ее фотографию в профиле. — У нее ее нет. — Смотри! Чушь собачья. Ты лжешь. Никто не встречается с кем-то, кто не разместит фотографию профиля. Только у страшных людей его нет. — Если только. Она так красива, что хочет, чтобы люди узнали ее сердце поближе, прежде чем увидят ее лицо. Глаза Тинк сузились. — Тинк, ты можешь, пожалуйста, просто, блять, прийти в себя и помочь мне? Мне нужно идти минут через десять. Если по какой-либо причине я не говорю тебе, с кем я встречаюсь, значит, на то есть причина. Я обещаю. Тинк некоторое время думала об этом: — Она странная? Так вот почему ты пытаешься сохранить ее в секрете? Она наряжает своих кошек, а потом устраивает с ними чаепития? — Тинк. — Их всех зовут что-то вроде «Сэр Граф Китти-Мяу» или «Мистер Пудинг Ла-Мяу»?» — Тинк! — Хорошо, хорошо, — Тинк поднялась и оттолкнула Эмму в сторону. — Знаешь, что было бы горячо? Помнишь, что ты надела на то мероприятие, на которое я тебя водила? — На которое из них? — То, где ты пришла домой с этой сумасшедшей сукой. Та, которая пыталась съесть обертку от нашего сыра. Вот. — Она протянула Эмме пару джинсов, в которые Эмме нужно было влезть. Вдохновленная, Эмма немедленно начала их натягивать. Затем Тинк подошла к своему собственному шкафу и вернулась с белой шелковой бретелькой-спагетти и парой ботинок на высоком каблуке. — А если серьезно, то тебе нужна одна из них. — Она бросила ей рубашку, и Эмма надела ее вместе с туфлями на каблуках. Наконец, Тинк вытащила специальный черный блейзер Эммы. Честно говоря, Эмма всегда забывала, что он был там, в глубине ее шкафа. Это было идеально. Она натянула его и посмотрелась в зеркало. — Тинк, ты чертов гений. — Я гений, и все же ты не собираешься мне об этом сказать? Эмма застонала. Она хотела бы, чтобы могла. Это была не ее вина, что Тинк ей не поверила. — Это Спаркл. — Какой у нее псевдоним? — Тинк! — Ладно, прекрасно. Но когда ты выглядишь так сексуально, как сейчас, и сидишь напротив кого-то в Кроксах и свитере с надписью «Я женат на своей кошке», не приходи ко мне плакаться. — Спасибо, Тинк. Твое поведение у постели больного безупречно. Ладно, значит, она была одета. Она ждала этого дня целую неделю и теперь была одета. Все, что оставалось, — это уходить. Но она так чертовски нервничала, что не могла. Из-за чего она нервничала? Не то чтобы они не разговаривали друг с другом. Они переписывались день и ночь, как школьники. Но теперь она собиралась увидеть ее, и это было намного более пугающим. Она направлялась к ней домой. Реджина готовила для нее ужин. Она никогда не была на свидании типа ‘позволь-мне-приготовить-тебе-ужин’, которое не было бы тайным свиданием типа ‘пришло-время-для-секса’. Чего, черт возьми, ей следует ожидать? Она не должна ожидать — этого — верно? Или ей следует это сделать? Черт. Собиралась ли она, наконец, быть с Реджиной сегодня вечером? Неееет. Верно? Неееет. Единственная причина, по которой это было в доме Реджины, а не на публике, заключалась в том, что Реджину нельзя было видеть с ней. Что ж. Она не знала, но на самом деле у нее не было времени беспокоиться об этом. Пробки обещали быть адскими, а это означало, что ей нужно было ехать, черт возьми! И все же она снова остановилась перед зеркалом. — Должно быть, это важное свидание, — пробормотал Тинк. — Должно быть, она действительно тебе нравится. Эмма усмехнулась. — Я знаю. Движение было плохим. Это было достаточно плохо, чтобы вызвать у нее чувство беспокойства, заставляя ее напряженно барабанить большими пальцами по рулю, когда она ругалась и пыталась заставить себя подпевать Кэти Перри, чтобы не кричать на машины вокруг нее. Она полностью поняла, что Реджина сказала о том, что ненавидит жить в большом городе и все такое, но, да ладно, это было немного далеко. Она каждый день ездила сюда на работу? Наконец телефон подсказал ей съехать с автострады, и Эмма была рада. Намного дольше, и она — о боже, нервы. В тот момент, когда она съехала с автострады, возбужденные нервы обрушились на нее, как тонна кирпичей. Она ахнула и почувствовала, как ее сердце забилось быстрее, как у бегущих лошадей. Срань господня, срань господня, срань господня. Это было не так, как раньше. Они были заперты в пузыре глупого, неуместного веселья. Что, если Реджина на самом деле не любила ее в реальном мире? Черт! Что, если бы она это сделала? Двойной трах! Что, если ее график был слишком хаотичным для Реджины? Это был не первый раз, когда Эмма отказывалась от свидания из-за того, что у нее был только один свободный день в неделю. Что, если кто-нибудь видел их вместе? О боже, она собиралась увидеть ее. Верная своему слову, она чертовски скучала по этой женщине. Она подумала о запахе комнаты Реджины, о ее шампуне, о ее косметике. «Через одну милю поверните направо на Хиллсайд Террас, и ваш пункт назначения будет на лево». Срань господня. Эмма резко затормозила на обочине улицы. Срань господня. Ей просто нужна была секунда. Она выскочила и принялась расхаживать, дыша быстро и неглубоко и размахивая руками перед собой, как будто это могло помочь ее дурацким легким справиться с собой. Она не могла решить, была ли она более взволнована или больше нервничала. Реджина. Она собиралась снова увидеть Реджину. Твою мать. — Твою мать! — Она опоздала на пять минут! Она запрыгнула обратно в машину и проехала последнюю милю, пока не выехала на улицу. Это было мило; в очень ‘долинном’ стиле. Похожая на пустыню, скудная растительность, несколько деревьев, похожих на кактусы, дома из красного камня и пальмы. Она медленно ехала по улице, но знала, какой это будет дом, задолго до того, как ее телефон чирикнул: «Вы приехали’. У всех высоких двух и трехэтажных домов перед фасадами были огромные причудливые сады, заполненные качелями и всевозможными знаками того, что там обычно играют дети. Все они были широко открыты, создавая приятную атмосферу «заходи, незнакомец, тебе здесь рады». Подъездные дорожки были заполнены минивэнами и Prius, а также множеством модных автомобилей, названия которых Эмма не могла. Но на полпути вниз по кварталу был один дом, перед которым не было разбросанных игрушек. Ландшафтный дизайн был простым, красивым, но невзрачным по сравнению с ним. На подъездной дорожке стоял черный BMW без излишеств, идеально оттенявший тонированные кованые железные ворота, которые окружали собственность. Она задавалась вопросом, купила ли Реджина дом из-за ворот или она сама их установила. — Тааак… Как мне войти? Она уже собиралась взять свой телефон и позвонить ей, когда увидела маленький коммуникатор рядом с передней дорожкой. — Хей, это совсем не напряженно. Она припарковалась и, чувствуя, что чувствует взгляды на затылке, когда приближается к явно неприступному дому, нажала кнопку вызова. — Алло? — Это был первый раз, когда она услышала этот мягкий, страстный голос более чем за неделю, и она бы солгала, если бы не признала, что от него у нее мурашки побежали по коже. Она могла бы счастливо заниматься любовью только под этот голос. — У меня такое чувство, что если я неправильно отвечу на контрольный вопрос, то снайпер уберет меня до того, как я смогу штурмовать замок. На другой линии раздался тихий вздох, а затем, с тихим довольным смешком, Реджина сказала. — Эмма. Ты здесь! И с этими словами нервы Эммы сдали.