Лайфхаки для учёбы

      — Ну, может, хотя бы четверку? С плюсом.       В пустой аудитории душно. Не так много времени успело пройти с выпускного года старшей школы к этому моменту: Ойкава и Иваизуми поступили в один универ, вот только последний весь первый курс пахал как проклятый, а Тоору балансировал на грани отчисления и одним только чудом сдавал зачёты. На этот раз чудо от него отвернулось, пришлось самому соображать, как выкручиваться.       С соображениями у Ойкавы туго. Он не был тупоголовым или необучаемым, даже наоборот, но разбирался исключительно в том, что хоть каким-то боком вызывало интерес. По большинству предметов он даже учебников ни разу за год не видел. Везением или лояльностью преподавателей он кое-как закрывал даже сессии, но твёрдая, ужасная на вид двойка в зачётке портила сию картину. Историю он не терпел всем сердцем, выворачивало от одного лишь упоминания. На парах юноша появлялся примерно столько же раз, сколько покупал обычный хлеб вместо молочного, поэтому куча не сданных работ и вылились в незачёт.       Просто попросить завысить балл до максимального, хлопая глазками, даже ему казалось не шибко надёжным вариантом. Историк их не молод, по немногочисленным воспоминаниям раздражителен и не совсем дружелюбен. Но среди всего этого чётко виднелась одна, и, судя по всему, единственная лазейка: кольцо на безымянном пальце совсем не удерживало старого хрыча от косых сальных взглядов. При этом Ойкава подметил, что тот никогда не удостаивал ими девушек — к ним он напротив был более придирчив, — но редко какой молодой несведущий парень проходил мимо и оставался незамеченным в конце занятий. Просто пиздец, хуже и придумать трудно. Однако, не долго думая, Тоору выяснил, что оценки в конце года ему чуть-чуть поважнее собственного достоинства.       Нет, разумеется, нет — ни с кем спать он и не думал, но слегка поиграть на чужих пристрастиях ведь никто не запрещал.       Поэтому сейчас его бёдра прикрывала только клетчатая теннисная юбка, от которой не отрывался отвратный взгляд. Невесть где Ойкава откопал её, но важно было то, что идея работала: дедок хоть и не сразу, но постепенно смягчался и через пару минут разговора уже задумчиво вертел зачётку студента в пальцах.       — Сразу четвёрку? Что-то я не припомню Вас на моих занятиях… — короткий смешок и прищуренный взгляд.       Ойкаву едва не выворачивало от такого внимания, но на его лице отвращение абсолютно не читалось. Задницей он вертел умело, а когда почувствовал, что нужно добавлять оборотов — и вовсе присел на край учительского стола полубоком, открывая лучший вид на левую ляжку.       — Вы, должно быть, просто не замечали. Я люблю на последних кафедрах сидеть, так большую часть доски видно, знаете. — Тоору склонил голову вбок и очаровательно улыбнулся. Чем больше он говорит, тем меньше его вообще слушают.       Если по началу Ойкава страдал лишь от факта мерзкого внимания и того, что его видят только объектом с классной фигурой и подтянутой задницей, то сейчас он вдруг понял, что не так уж безопасны его идеи. Он приложил усилие, чтоб не дёрнуться всем телом и не отскочить на метр, когда тёплые и немного потные пальцы внезапно легли на острое колено. То, как Ойкава сел, препод воспринял за разрешение. До Тоору дошло поздновато.       — Четвёрку, значит… Ну, это возможно, я могу поставить.       — Правда? Я уже было подумал…       — Но наверстать упущенный материал ведь придётся. Согласны? Дальше будет тяжелее без этого, — перебили Ойкаву на полуслове. Стали появляться мысли отступать и быстренько сваливать из аудитории, но он ведь уже почти добился.       — Конечно. Всё лето проведу за учебниками, вот увидите… — и его снова перебили.       — Ну, летом нужно отдыхать. Хотите, я вам индивидуально темы объясню?       Желудок скрутило, зрачки сузились, а слова застряли в горле. Прежде, чем дар речи вернулся к Ойкаве, чужая ладонь уже поползла выше по бедру. Скрывать волнение стало сложнее в сотню раз, Тоору медленно двинулся назад.       — Нет, нет… Я и так летом ничем полезным не занимаюсь, вот, хотя бы материал поучу… — он стал запинаться, но всё ещё держался сравнительно неплохо. Любой другой адекватный человек не жаждущий секса с пятидесятилетним мужиком на его месте давно бы пулей вылетел из помещения, попутно набирая полицию, но это уже превратилось в своего рода игру — Ойкава чувствовал, что ещё чуть-чуть, и он сможет улизнуть с оценкой.       — Да ну.       Уровень тревоги замигал красным, когда кресло с тихим скрипом откатилось от стола. Мужчина поднялся на ноги и спиной повернулся к двери, а лицом — к Тоору. Первый маленький шаг заставил юношу спешно слезть и сделать два назад.       — Знаете, у меня совсем скоро тренировка… — Ойкава выудил телефон, якобы чтобы свериться со временем.       — У Вас довольно подтянутые бёдра. Каким спортом занимаетесь?       Ещё немного, и Ойкава бы испустил дух. Паника подкрадывалась и неприятно пронзала живот, отдаваясь во всём остальном теле. Вот сейчас точно пора бежать, однако…       Тоору оказался прямо между высокой кафедрой и учительским столом, а спереди проход закрывала широкая туша, места обойти которую не оставалось. Ойкава коротко рассмеялся, не желая давать ответа. Прямо сейчас он готов был взмолиться всем богам, заодно проклясть себя за свою недальновидность.       — Или просто в зал ходите? Упражнения, наверное, эффективные, раз такой результат. — его ладонь снова оказалась на ляжке Тоору в том месте, где заканчивалась юбка, но на этот раз пальцы взяли настойчивее и уже не на пробу.       Одним чудом Ойкава не заверещал во весь голос. Глаза беспорядочно смотрели куда-то то за плечи препода, то на него самого. В тёмном, затуманенном взгляде отчетливо сквозило неприкрытое влечение.       — Нет, нет, на волейбол… — вторая ладонь почти на ягодице. Три, два, один, Ойкава приготовился ощутить скользкий язык на своей шее или ещё что похуже, однако удача снова про него вспомнила.       Дверь громко и явно беспокойно распахнулась на другом конце аудитории. Из-за широкого силуэта Ойкава увидел уничтожающий взгляд родных зеленых глаз.       Отважный домогатель тоже услышал и развернулся на сто восемьдесят градусов, кажется, прибывая в легком шоке.       — Я за Ойкавой. Он опаздывает на тренировку. Что-то случилось?       Тоору не шевельнулся, но Иваизуми быстро и доходчиво намекнул ему это сделать, и через пять секунд он оказался рядом с брюнетом. Пока препод подбирал слова оправдания и сыпал объяснениями, Хаджиме бросил небрежное прощание и захлопнул дверь с другой стороны.       Гробовое молчание длилось секунд пятнадцать, но ощущалось часом. Иваизуми стоял напротив и сверлил его таким испепеляющим и одновременно растерянным взглядом, что Тоору бы не удивился, если бы тот проплавил дырку в его лбу. В конце концов он безмолвно вскинул брови и жестом обвёл нижнюю часть тела друга, намекая на объяснения.       — У меня двойка выходила по истории и…       — Пиздец, Ойкава, просто пиздец. Ты чё, совсем не соображаешь?       Шатен заткнулся и опустил глаза вниз, стыдно. А вот Иваизуми раздраженно схватил его за руку и потащил по коридору.       Через несколько минут он хлопнул дверью раздевалки, в которой уже никого не было — Тоору действительно опаздывал.       — Ты так быстро пришел… — впервые за это время подал голос Ойкава.       — Конечно, я, блять, быстро пришёл. В следующий раз можешь не писать мне, будешь разгребать свои романы сам. Идиот. Как вообще можно было додуматься соблазнять этого озабоченного пня.       — Ну, Ива-чан… перестань злиться, я усвоил урок.       Скинув спортивную сумку с плеча, Хаджиме бросил толстовку на скамейку и сел на неё же. Смотря на Тоору, так и замершего в одном положении, тот вдруг вспомнил, что переодеваться ему не во что.       — И в чём ты тренироваться планируешь? Или решил попробовать чирлидинг? — Иваизуми заговорил тише и отвёл взгляд в сторону, делая вид, что рассматривает шкафчики позади.       Тут и до Ойкавы в очередной раз за сегодня дошло. Форму он действительно оставил в общежитии, но бежать до него и возвращаться было бы слишком долго. Вот только теперь Тоору волновало немного не то, что он пропустит тренировку. Иваизуми стал вести себя как-то дёргано.       — Ну, видимо, сегодня просто посмотрю.       — Отлично. Так и выпрешься? — голос его стал глуше, а взгляд старательно избегал Тоору.       — Ну… а у меня разве есть выбор?       — Иди домой.       — Можно взять твои штаны?       — Нет.       — Пожалуйста?       — Нет, Ойкава.       — Почему?       Ответа не последовало.       — Ты ведь в других играешь. Я не заляпаю их, честно.       — Я переоденусь в туалете, — Хаджиме словно и не слышал его. Лицо выглядело напряженно.       — Что? С чего это? Мы же живём в одной комнате, я каждый раз вижу, как ты переодеваешься. — чем больше старший пытался что-то скрыть, тем сильнее Ойкава подозревал, но причину поведения понять не мог.       — Отвали. Я же сказал, иди домой. — Иваизуми поднялся на ноги, утянул спортивную сумку с собой, но не надел на плечо, а просто обхватил и держал спереди обеими руками. — Пропусти.       — Нет! Скажи, в чём дело? Ты всё ещё злишься на меня?       — Да.       — И что? Поэтому переодеваться не хочешь? Да подожди ты! — Тоору вцепился в чужую сумку, когда брюнет попытался обойти его сбоку.       — Чё ты привязался?! Отпусти меня!       — Сначала скажи, что с тобой! Ива-чан, ты груб! — Ойкава дёрнул на себя, но Иваизуми не отпустил.       — Да я такой же, как и всегда! Отцепись от меня, Ойкава, сказал же!       — Сначала скажи..! — Тоору вновь дёрнул на себя сумку, и после нескольких секунд всё же смог выхватить её из чужих рук. До этого момента он думал, что Хаджиме прячет что-то в ней, но, как оказалось, причина была не в этом. Они оба как по щелчку замолчали, когда карие глаза уткнулись в натянутую ткань штанов старшего.       Пазлы в голове сложились не сразу, но чем больше времени проходило, тем краснее становились щёки Иваизуми. Оба не находили слов, но в конце концов на лицо младшего вернулась привычная ему хитренькая ухмылка.       — Значит, тебе тоже понравилась юбка?       — Заткнись. Завали ебало.       — Я даже не думал, что…       — Захлопнись, Ойкава.       И он захлопнулся, правда ненадолго. Тонкие кисти мягко опустились на поджатые плечи, взгляд Ойкавы в миг сменился игривым. Наверное, есть смысл упомянуть, что он неоднократно пытался развести Иваизуми хоть на что-то, но тот твёрдо стоял на своей гетеросексуальности, которую только что сам опроверг.       — Ива-чан, не думаю, что тебе действительно стоит идти на тренировку.       Приглушенно слышались отскоки мяча от пола и множество голосов. Хаджиме не ответил, а этот момент ознаменовал его отчаяние. Хаджиме сдался.       Дальше всё как в тумане, причём для обоих. Ойкава мягко подтолкнул его назад, и тот попятился, пока они не оказались в душевой. Свет не горел, и Тоору не стал разбавлять им полумрак.       — Что ты делаешь… — послышалось, когда тонкие пальцы обхватили стояк через плотную ткань.       — Тебе нужно объяснить? — съязвил Тоору и прильнул так близко, что мог чувствовать чужое сердцебиение.       Мир окончательно ушёл из-под ног, когда младший подался вперёд и, впервые за всё время их знакомства, ощутил соприкосновение губ. Хаджиме почти сразу обхватил его за узкую талию и вжал в себя, придавая совершенно иной характер поцелую. Потом спустился к дрожащей шее и едва ли не вгрызся в мягкую кожу, шумно и горячо дыша.       — Это всё на твоей совести.       — Разумеется, — промурлыкал Тоору прямо перед тем, как его губы вновь накрыли чужие.       Ощущение больших ладоней, что постепенно стали блуждать по телу, растворяло бдительность, впрыскивало в тело тягучую сладость и приятное оцепенение. Иваизуми уже был настойчив, но не груб.       — И ты никому об этом не расскажешь.       — Конечно.       Губы снова сомкнул нетерпеливый поцелуй. Через пару минут Иваизуми впустил в чужой рот язык, а его руки медленно пробрались под край юбки. Прикосновение не отозвалось неприятным опытом, пережитым каких-то пятнадцать минут назад. Сейчас Тоору только плавился от желанных ласк, и ничего более.       Ойкава беспокойно вздохнул, когда пальцы коснулись уже его стояка. Словно в попытках игнорировать жуткое смущение, Хаджиме ускорился. Оттянул резинку трусов, и длинные пальцы обхватили плоть уже не через ткань, заставляя младшего коротко выдохнуть уже громче. Ноги подкосились, когда ладонь стала двигаться вверх-вниз в не самом медленном темпе. Руки младшего сжали футболку на плечах Хаджиме, а сам он не смог сдержать первого, совсем тихого, сдавленного стона.       Через каких-то несколько минут шатен уже был зажат между холодным кафелем стены и горячей грудью.       — Не смей верещать.       Ойкава честно попытался, но когда влажные пальцы легко провели между ягодиц, а один надавил чуть сильнее, тихий возглас сам вырвался из груди. Тоору зажмурился, потому что свободной рукой старший вцепился ему в бедро, напоминая о своих словах. Он жмурился, но карие глаза в миг округлились, когда одна фаланга скользнула внутрь. Мышцы рефлекторно сократились, поясница выгнулась, а пальцы согнулись в кулаки на гладкой плитке. Ойкаву вело от тёплого дыхания где-то в районе уха, от жара чужого тела, от того, как палец основательно гладил сокращающиеся стенки внутри. Потом второй — попадание по чувствительному бугорку и несдержанный вскрик, потому что Тоору пиздецки чувствительный. Особенно, когда его трогает Ива-чан. Особенно, когда в таком контексте.       Шатен глянул назад почти разочарованно, когда пальцы сменились пустотой, но одного взгляда на толстый, налитый член, упирающийся в его ягодицу, хватило чтобы развернуться обратно и прислониться лбом к отрезвляюще холодной стене.       — Прости, если больно, — Тоору даже не успел переварить сказанное перед тем, как почувствовал твёрдую плоть, распирающую плотные мышцы. Тут же раздался и жалобный, высокий и надломленный стон, но его распространение предотвратила свободная ладонь, которой Хаджиме зажал юноше рот. — Не смей верещать.       Стенки и правда тонкие, но о каком молчании идёт речь? Ойкава неразборчиво мычал что-то в руку брюнета, а глаза заслезились, когда член вошёл до конца.       Куда может быть лучше? Низ живота сладко тянет, ватные ноги дрожат в коленях, а всё тело раз за разом окатывает мурашками, и вкупе с этим Хаджиме прижимается к его спине, делясь и своим жаром. Он даже и подумать не мог, что сможет перепихнуться с лучшим другом вот при таких обстоятельствах.       Легкая боль унялась через минуту, и Иваизуми, задрав юбку повыше, начал не спеша двигаться. Держать голос в себе стало ещё сложнее, но выбора не оставалось. Волосы спутались и падали на глаза, Тоору их и так жмурил. Собственные пальцы беспорядочно сгибались и разгибались, сжимались в кулаки и цеплялись за гладкую плитку, а темп дыхания то ускорялся, то вовсе замирал. Приятно. Приятно, приятно, и ещё раз до чёртиков приятно. Ойкава испытывал нечто подобное не в первый раз, но в первый раз он чувствовал Хаджиме так близко. Жарко, тесно и до пятен в глазах будоражаще.       Хватать воздух стало так трудно. Предэкстазное состояние вместе с кровью гулко пульсировало в венах, насыщая собой всё податливое тело. Толчок, Ойкава стукнулся лбом о кафель. Ещё толчок, ноги стали разъезжаться, скользить по полу, а Тоору уже не был в состоянии держаться ровно.       Заплывший разум упустил момент, и из реальности Ойкаву унесло рекой наслаждения куда-то явно за её пределы. Мышцы всё послушнее раздвигались и впускали крепкий член, пока собственный обливался вязкой смазкой и дёргался от каждого движения. Те становились всё чаще, а затем и вовсе сделались резкими, обрывистыми и жёсткими. Сзади всё напористее Иваизуми впечатывал его в стену. Ладонь у рта пропускала всё больше непристойных звуков, а внизу всё неприлично хлюпало. Тоору хныкал, задыхался и стонал, неровно дышал и слезящимися глазами иногда ловил очертания тёмного помещения.       Со временем Иваизуми совсем ускорился. Его бёдра двигались так часто, что Ойкава не успевал вдохнуть между толчками. Старший грубо вколачивал его в стену и, похоже, даже не заботился о чужом комфорте, и это заводило ещё больше. Тоору обмяк и практически висел на чужих руках, но зашевелился, когда разрядка подобралась ближе и стала щекотать низ живота. Изнутри он тоже сжался, сзади послышался грудной стон. Толчок за толчком, шлепки бёдер о бёдра эхом разносились по всей душевой, но Хаджиме продолжал крепко держать ладонь на чужих губах и ни на секунду не давал шатену вдохнуть через рот.       Пятна перед глазами, душащий влажный запах и непрекращающиеся движения внутри. Через пару минут Ойкава, до боли выгнув поясницу и вытянувшись струной, с надрывным стоном излился на кафельную плитку, так ни разу и не коснувшись себя, а Иваизуми накрыло следом — член быстро выскользнул и несколько раз дёрнулся в оргазме, и горячее семя стало потихоньку впитываться в клетчатую ткань.       Они переводят дыхание. Перед глазами всё жутко размывается, а внутренности ноют в унисон. От слабости в коленях Тоору опускается на пол и едва находит силы, чтобы оставаться в сознании. Губы не слушались, мир вокруг постепенно останавливался, сердцебиение приходило в норму.       — Ну… теперь ты дашь мне свои штаны?       Хаджиме сокрушительно вздохнул.