Это плохая идея, Сэмсквош

— Это самая худшая из твоих идей, Сэмсквош, — саркастически заметил Габриэль, — хотя, я, конечно, прекрасно осведомлён о том, насколько сильна Тётушка и что мне одному с ней не справиться, ведь в прошлый раз мы, я и мои братья, вчетвером с трудом победили… Архангел невольно зябко поёжился от нахлынувших воспоминаний, в которых царила кромешная Тьма, периодически разрываемая яркими вспышками Света и чаще всего раздирающими суть, архангельскими криками боли. Полуобъятие со стороны Сэма позволило ему не только машинально прижаться к чужому телу, но и, вынырнув из воспоминаний, продолжить уже куда более строгим тоном: — …но мне категорически не нравится твоя идея вытащить Люцифера, которую последний тебе же и навязал. Ты ведь помнишь, что моя последняя с ним встреча прошла, мягко говоря, не очень хорошо? Ну и, прибавь к этому то, что нет никаких гарантий, что он нас не кинет и не сбежит куда-нибудь развлекаться или, что хуже, переметнётся на сторону потенциального победителя, поэтому если уж и вытаскивать кого из Клетки, так это Михаила. Братец, конечно, тот ещё баран, но, думаю, ему хватило времени, чтобы пересмотреть кое-какие взгляды на Апокалипсис. Сэм, привыкший проявлять эмпатию, не смог не заметить, что тон, с которым Габриэль ранее рассуждал о Люцифере заметно потеплел. Архангел тосковал, несмотря на былые обиды и разочарования. Сэм поспешил углубить объятия, на что Габриэль ответил лёгкой полуулыбкой и продолжил: — Да и, это его стиль: сначала разобраться с самой большой проблемой, а после перейти к более мелким. Впрочем, от нотаций сбежать всё равно не получится, но зато у нас будут железо-бетонные гарантии того, что нас не кинут. Хоть Габриэль старается не показывать этого, но последний опыт общения с Люцифером в том отеле на фоне мёртвых языческих богов и впрямь был для него крайне травмирующим. Хотя бы по той простой причине, что златокрылый архангел до сих пор не мог поверить в то, что старший брат, который когда-то научил его почти всему, что умел сам, и с которым у них были близкие доверительные отношения, оказался более, чем готов к тому, чтобы нанести удар в самый центр сердца… Михаил же… ну, Михаил — это всегда просто гора упрёков и нотаций прямо в лицо, к которым ещё и добавляется укоризненный взгляд слегка подзадолбавшегося старшего братца, решившего, что знает, как лучше для всех. Но без серьёзного рукоприкладства, ну, по крайней мере, до тех пор, пока Папуля не прикажет, поэтому взаимодействовать и как-то договариваться (особенно, при наличии правильных аргументов) с Михаилом проще. Хотя и придётся выслушать тонну упрёков, но это куда лучше, чем нож в сердце. И Габриэль безумно рад, что Сэм, решивший вообще не посвящать Дина в свой план, решил посоветоваться хотя бы с ним, чтобы быть уверенным в правильности своих действий, потому что тоже не мог похвастать положительным опытом общения с Дьяволом. И всё же проблема любимого человека была в том, что тому по причине болезненной привязанности к старшему брату плохо давались самостоятельные решения, поэтому архангелу нередко приходилось думать за двоих. Ну и, что было ещё сложнее, потому что Габриэлю, за тысячелетия жизни в бегах привыкшему к различного рода манипуляциям, не хотелось манипулировать Сэмом и лишний раз пользоваться в чём-то по-детски наивной добротой, зато впервые за долгое время хотелось заботиться о ком-то, помимо себя любимого… получалось не очень хорошо, потому что нередко приходилось подталкивать к нужным, но вполне хорошим и менее болезненным решениям. — В любом случае я буду рядом, Сэмми, — дополнительно успокоил человека архангел. — Не переживай из-за Михаила. В любом случае, думаю он не будет нашей главной проблемой. — Тогда я доверюсь тебе в этом, — Сэм крепко сжал Габриэля за руку. Архангел опустил голову и его золотистые пряди свесились вниз, закрывая лицо. Габриэль был одновременно смущён и ошарашен таким доверием. Несмотря на свой уверенный тон, он не мог дать никаких гарантий насчёт своего плана или адекватности Михаила. Но в одном он был уверен: как бы всё не обернулось, Габриэль будет рядом и спасёт если не весь мир, то хотя бы одного конкретного Винчестера. Своего Сэма.