но у них ещё пол-лета.

середина июля. на улице +25, солнечно, дует прохладный ветер. комахины переходят в девятый класс. самое сложное впереди, но у них ещё пол-лета — нужно успеть насладиться зелёными листьями и отогреться на солнце перед ледяной зимой, не думая ни о чём. они катаются на электричках зайцем, брызгаются водой из речки, пьют кислородные коктейли из бумажных стаканчиков, тайком воруют у родителей хаджиме алкоголь — осторожно и очень мало, чтобы не узнали. на нагито потрёпанные серые джинсы и купленные по дешёвке на рынке кроссовки, ярко-жёлтые носки, невписывающиеся в образ, белая футболка с небольшой красной надписью «да здравствует то, благодаря чему мы – несмотря ни на что!», наспех накинутая на одно плечо оставшаяся от отца тёмно-зелёная в клетку рубашка. непослушные белые волосы стянуты в хвост резинкой одноклассницы. на кончике носа очки в прямоугольной оправе, на спине — рюкзак, в рюкзаке — взятые из библиотеки книги «мёртвые души» гоголя, «герой нашего времени» лермонтова, старый фотоаппарат и литровая бутылка воды, отпитая на треть. на хаджиме чёрные джинсы, взятая «на вырост» белая рубашка с коротким рукавом, вправленная в джинсы. поверх надета красная в клетку тёплая рубашка, рукава которой закатаны до локтей, а в кармашке на груди маленький плюшевый мишка, подаренный комаэдой. на шее не до конца затянут его любимый тёмно-зелёный в жёлтую полоску наискосок галстук. нос чёрных кед оттоптан встречными в электричке, отчего на нём остались узоры от чужих подошв (не мудрено, если парочку «случайно» — или и впрямь ненароком — оставил комаэда). колючие волосы торчат треугольниками в разные стороны, брови нахмуренны, даже если хината в чудном расположении духа — такая привычка. зелёные глаза блещут, губы расплываются в воодушевляющей улыбке. но у них ещё пол-лета. ветер щекочет глаза хаджиме, катящегося на синем велосипеде «урал», выдувая одинокую слезу. обвив руки вокруг талии шатена, нагито сидит на багажнике и глупо улыбается. лучи заходящего солнца красивым оранжевым отблеском сияют на их лицах, хаджиме прибавляет ходу — торопится. на лбу хинаты выступает пот, который он тут же стирает тыльной стороной ладони. его смуглая кожа выглядит ещё более загорелой, тёмно-зелёные глаза приобретают жёлтоватые вкрапления около зрачка, когда на них попадает свет. нагито говорит о уже видной на небе луне, в ответ получая короткое «мгм» от хаджиме. но у них ещё пол-лета. солнце неумолимо катится к закату, освещая небо оранжево-жёлтыми красками, как только парни подъезжают к реке, рядом с которой был заброшенный полуразрушенный кафетерий, на который парой-тройкой уверенных и виртуозных движений взбирается хаджиме, — кажется, он делал так уже тысячу раз. он тянет загорелые руки к нагито, помогая ему взобраться на крышу развалин. комаэда, смахнув с лица пару непослушных прядей, выпавших из хвоста, достаёт из рюкзака старый, потрёпанный, но всё ещё рабочий, «полароид» и делает пару поспешных фотографий рассвета трямущимися руками, переводя дыхание, после — ещё несколько, но более уверенно и чётко. эти снимки — их с хинатой (по большей части, комаэды) цель поездки в такую даль. хаджиме хмурится и щурится, смотря на нагито в слепящих ярких лучах закатного солнца. лёгкий румянец проступает на его лице, когда он видит нагито, улыбающегося во все 32 зуба, рассматривающего получившиеся фотографии. хаджиме смущённо отводит взгляд и оборачивается, сверху вниз смотря на его велосипед, лежащий на прибрежном песке. но у них ещё пол-лета.