Сердце цветет белыми цветами камелии

Прогремел гром. На поле боя царил хаос. Кровь пропитывала землю, атмосфера наполнилась холодной жестокостью войны. Дым поднимался вверх, создавая зловещий облако, которое закрывало небо от взглядов богов. Шум оружия и грохот боевых криков превратился в единую мелодию смерти, раскаленные катаны в ловких руках самураев выделялись на фоне серого заката. Треск крепких доспехов их хозяев пронизывал воздух, спертый от тяжелого, металлического запаха свежей крови. Воины двигались с огромной скоростью, проявляя непревзойденную ловкость и мастерство, проникали во вражеские ряды, словно призрачные теневые воины. Лезвия копий, сияющие под лунной долей, верными движениями чертили в воздухе резкие движения, искрящиеся светом звезд. Каждый удар - это акт смертельного мастерства, которое превращало врага в калеку, рвало его долгосрочные планы на части. Время тянулось медленно, словно застывшая капля дождя, дрожащая на кончике кленового листа, знаменовавшего наступление октября. Парные атаки заставляли врагов поддаться, их доспехи не могли надеяться на достаточное покровительство Наруками Огосё, чтобы сдержать ярость мастера меча. Из уст самураев раздавались грозные боевые клики, их дыхание сочеталось с ветром и шумом дождя, создавая спутанную симфонию войны. Заветные желания скрыть свои последние мгновения в выбросе адреналина и мыслей о достойной смерти соединялись с холодной реальностью, что предстоит увидеть скоро. Очередной солдат Сангономии упал замертво, бесшумно выронив на окровавленный песок своё копье. Генерал крепче сжал меж пальцев тетиву лука и зарычал, взглядом нервно бегая по поверженным солдатам. - Раненые в арьергард! Второй отряд рыба-молот в наступление! Услышав громкий приказ Горо, солдаты разбитого войска попятились назад, отступая, позволяя занять место в бою против самураев Тенре своим сослуживцам. И вновь прогремел гром, а с ним и звон катан. И все по новой. - Скорее, давай руку! – майко крепко схватила побежденного солдата за запястье и потянула на себя, оттаскивая назад в безопасную зону. С раненого плеча парня стекала кровь, марая белую рубаху и каменистую дорогу под собой, но девушка сдержала слезы жалости и тяжелыми шагами повела раненого к одному из прибывших с Ватацуми квалифицированных лекарей, чтобы тот оказал пострадавшему помощь и отвел к лазарету. Макимицу выдохнула и побежала назад, хватая следующего отступающего солдата, а за ним второго и третьего… Другие тоже помогали, и Кадзуха в их числе. Они отводили членов поверженного отряда рыба-молот I в безопасную зону. Выжившие должны были остаться, пусть и с такими серьезными ранами… - Фух, - ронин смахнул со лба выступающие капли пота, смешавшиеся с холодным проливным дождем, и выдохнул, сжимая кулак. Его взгляд устремился на побережье Надзути, где в блеске редкой молнии мелькали силуэт сражающихся самураев, - Если и этот отряд разгромят, следующие пойдем мы. – слова звучали четко и ясно, но услышав их, Яно обернулась к другу. Ее взгляд выражал боль, беспокойство и страх. - Мы? – девушка мгновение смотрела на профиль Кадзухи, вглядываясь в его мрачное выражение лица. Сколько боли было во взгляде, словами не передать. Однако этот вид вселял странную уверенность и Макимицу, обернув голову в то же направление, куда смотрел блондин, решительно кивнула, - Да, мы следующие. Нужно сделать все, чтобы изменить исход боя. Нельзя, чтобы наш лагерь на Ясиори был захвачен. Услышав это, Каэдэхара резко обернулся к подруге. Теперь он смотрел на нее с легким недоумением. Он знал, что на этот раз и майко пойдет туда и далеко не для того, чтобы он ее защищал. Теперь она не сможет прятаться за его спиной, как раньше. Любая обуза на войне неуместна. - Ты ведь… Ты уверена? Еще не поздно уйти помогать в лазарет. - Нет! Я что, зря столько месяцев убила на тренировки? Сама госпожа Сангономия учила меня справляться с элементальной энергией и удерживать ее в катализаторе. Ты думаешь, теперь я могу отступить? – Яно взглянула на Кадзуху с уверенностью во взгляде. Молния, прогремевшая вновь, блеском отразилась в ярко-голубых глазах девушки, - Я не могу больше бояться. Не могу больше смотреть на то, как убивают наших… Ее смелость вызывала восхищение. Хотя и этой решительной улыбки придет конец. Все солдаты-новички думают, что война их пощадит, но что в итоге? Сколько уже напрасных смертей видели земли Инадзумы и сколько еще впереди? И, кто знает, кто на этот раз прольет свою молодую кровь на этом песке? Кто оставит здесь свой сломанный меч, сделав его воспоминанием о трагичной судьбе владельца? - Маки… - Кадзуха мгновение смотрел на подругу, когда его взгляд смягчился и руки непроизвольно потянулись к ней. Парень быстро заключил майко в крепкие объятия, словно он пытался защитить ее от всей этой неразберихи и войны, но раз Яно решила сама идти…, - Я знаю, что прошу многого, но, все же, умоляю, будь осторожнее. – взгляд ронина был полон беспокойства, когда он взглянул на растерянное лицо Макимицу. Тот вид, как она смотрела на друга чуть краснея от столь неожиданных объятий, мог скрасить даже столь мрачную ситуацию, как разъярённая битва на побережье. - Кадзу, я обещаю. – наконец, смогла ответить девушка, легким прикосновением своими холодными, но мягкими руками, успокаивая блондина, развеивая все беспокойства, - Я буду осторожна. Но и ты обещай не лезть на рожон. Я не переживу еще одной твоей смерти. Это явно была попытка пошутить со стороны Макимицу, чтобы скрасить нагнетающую атмосферу, но даже столь нелепые слова заставили Каэдэхару слегка усмехнуться и ослабить хватку объятий лишь для того, чтобы правой рукой взъерошить мягкие волосы на макушке майко. - Даю слово, тебе больше не придется волноваться за меня. Вновь поднялся рев ветра, долгий и бесконечный, словно плачущий о той битве, что окрашивала бедную, измученную землю в ярко-красный. Продолжительный бой был прерван, когда из-за окружающих обломков старых кораблей выскочили вражеские солдаты. Гроза, словно злой дух, знаменовала об их приближении, предупреждая измученных воинов Сангономии о новой смерти, которая уже блестела на концах их катан. - Вперед! У них нет шанса на отступление! – раздался возглас генерала Кудзе сквозь звон мечей. Ее стрела, пролетевшая мимо солдат Тенре, с противным звуком рвущейся плоти впилась острием в руку солдата Ватацуми. А за той стрелой другая, прилетевшая в шею. И очередной самурай упал лицом в окровавленный песок, обессиленно разжавший руки, ранее сжимающие до плотных мозолей копье. Новые потери… - Второй отряд рыба-молот в защиту! Третий выступает! Пора идти. - Мы. - шумно выдохнула Макимицу, сжав кимоно на груди. На мгновение ее сердце затрепетало от смятения, страха, гнева, отвращения, боли... - Пошли! – позвал подругу за собой ронин, спрыгнув с камня вниз, следуя толпой с другими солдатами вперед. Туда, где ждал их генерал Горо. У Яно было дурное предчувствие, она впервые за долгое время засомневалась…

***

Виды Ватацуми завораживали. Середина лета, а на острове было свежо, как ранней весной, все цвело, как и положено в конце июля, но также все сияло так, как лучи солнца на снегу зимой. Море, окружающее весь остров, концентрировало в себе свет и распространяло по земле, ослепляя любого, кто хоть раз опустит взгляд на воду. Проходя по высоким берегам острова, нельзя было не посмотреть вниз, даже зная, что от высоты может закружиться голова. То, сколько воды вмещали в себя эти земли было, пожалуй, уж очень удивительно. Да и те воды были не простые, а словно сияли на солнце. Вдалеке виднелся прекрасный храм Сангономия, что видом своим больше напоминал ракушку, чем святилище жрицы. Путь пролегал через южную часть острова, сквозь деревья и шумные водопады, шаткие мосты с размокшей древесиной, но на которой так уютно грелись изумрудные зяблики. И опять по протоптанной тропинке, сквозь естественные арки в горах, прямо к деревне Боро… Проходя все дальше и дальше наконец, вдалеке показались крыши маленьких, инадзумских домиков. Простенькие, деревянные, почти как в городе на Наруками, они ничем не отличались, лишь кровлей да рыболовными сетями, натянутыми меж домами. Но даже атмосфера в этой деревеньке, за которой располагалась база армии, царила та же, что и в той же Ханамидзаке. Сразу вспомнила Ёимия и ее фейерверки на фестивале… Все было так тихо и мирно, что даже появлялись мысли оставить все позади и навсегда скрыться от этих сражений в спокойной атмосфере Ватацуми. Но нужно было идти мимо лагеря, прямиком к святилищу Сангономии. От вида столь величественного храма даже ноги подкашивались, но зная, с кем предстояло встретится, волнения в душе становилось только больше… Первыми, отворив двери храма, вперед вышли одна за другой две жрицы в голубых одеждах. Они держались ровно, скрыв ладони в длинных белых рукавах, и смотрели вдаль. Следом послышались шаги, легкие и невесомые, когда из святилища, вперед, по лестнице, к земле мелкими шагами спустилась госпожа Сангономия. Ее плавные, элегантные движения завораживали. Она словно плыла, делая каждый свой шаг легко, но обдуманно. И даже встав перед своим гостем, жрица не утратила лица, слегка улыбаясь и приветствуя медленным поклоном головы. - Здравствуй. Я, пожалуй, была очень удивлена твоим желанием увидится со мной. Не так часто солдаты, особенно новобранцы в рядах армии решаются на это. – Кокоми говорила вежливо и мягко, в ее тоне не было ничего, кроме дружелюбия, но и легкой усталости. - Ох, здравствуйте, госпожа Сангономия! – Макимицу, на мгновение потерявшись в прелестном облике жрицы острова, пришла в себя, тряхнув головой, и поклонилась, выражая ей всю свою признательность того, что ей было позволено находится здесь, - Я долго не могла решиться, но… мне это было нужно. Яно впервые решилась на такой шаг самостоятельно. Она не говорила о своих намереньях Кадзухе, Горо или другим солдатам сопротивления. Девушка лишь однажды, еще некоторое время назад, когда Кокоми самолично посещала лагерь сопротивления на Ясиори, попросила ее о личной встрече. Ничего не уточняя, майко лишь сказала, что эта просьба не обязательная, но для нее самой очень важна, подробности которой было бы лучше обсудить в нейтральной, ненапряженной обстановке. - Я понимаю, поэтому готова тебя выслушать. – легкая улыбка все еще украшала лицо жрицы, но не излучало лишней радости или избытка эмоций. Лишь чистое спокойствие. – Все же, ты – солдат нашего сопротивления, а моя задача, как лидера, сделать все, чтобы в рядах армии каждому было хорошо и каждый мог приносить пользу на поле боя. - Да, я хотела поговорить именно об этом. – Макимицу на мгновение замолчала, чувствуя, как ее окутывает волнение. Она не привыкла был инициатором столь важных разговоров. Было бы намного проще иметь рядом Кадзуху, в присутствии которого можно было бы расслабиться и не чувствовать такого давления от ответственности, но нет. Не в этот раз. Майко не могла больше позволять себе обременять друга каждой своей проблемой, а от того она заговорила, набравшись смелости, - Кхм, госпожа Сангономия… Мы… Нет, я. Я не так давно вступила в сопротивление, но до этого не имела никакого опыта в бою, да и не привыкла владеть оружием. Последнее время я все проводила в лазарете, помогая раненым солдатам, вернувшимся с поля боя, но… я знаю, что так продолжаться не может. На войне с армией сегуна очень важны люди, владеющими Глазами Бога, а я, как его обладательница, просто не могу отсиживаться в стороне! Кокоми слушала речь Макимицу спокойно, не перебивая девушку и вникая в ее слова. Для лидера сопротивления было крайне важно, чтобы дух и сила всех солдат была на пике, а их потребности удовлетворены, от того она так сильно пыталась понять все, о чем ее просила майко. - И с недавнего времени я наконец обзавелась оружием – катализатором. Оно, пожалуй, единственной, что подходит мне по всем параметрам, но все еще остались проблемы… - Яно вздохнула и потянулась к тонкой, но прочной сумке, что несла на плече. Из нее, без особых усилий, она достала не так давно выкованное для нее оружие и продемонстрировала жрице, вытянув руками вперед. Кокоми с интересом взглянула на кольцевидный катализатор и даже прикоснулась к нему, но вновь взглянула на Макимицу, удивленно спрашивая. - Какие проблемы? Расскажи, я постараюсь помочь. - Проблема в том, что, не смотря на все мои усилия и помощь со стороны других владельцев Глаза Бога, у меня не выходит концентрировать элементальную энергию в катализаторе. Буквально мгновение и она пропадает. – Макимицу опустила грустный взгляд на оружие в своих руках и вздохнула. Она понимала, что, возможно, просит слишком много, но попробовать стоило. – Но я узнала… Мне рассказали, что вы так же пользуетесь этим типом оружия! И в этом вся суть моей просьбы. – майко прижав катализатор к груди да зажмурив глаза, поклонилась перед жрицей как можно ниже, выказывая ей все свое почтение и умоляя прислушаться к словам, - Пожалуйста, научите меня справляться с элементальной силой, ваше превосходительство!

***

На мгновение, Макимицу подумала о том, сколько усилий она приложила для того, чтобы оказаться здесь, на поле боя. Путь был длинным, тернистым, сложным, и лишь поэтому нельзя было отступать. Нужно было игнорировать это мерзкое предчувствие наступающей беды и идти вперед, как делали все... - Третий отряд рыба-молот в авангард! Сейчас! Защищайте проход к лагерю! - выкрикнул Горо, повалив одной стрелой двоих вражеских солдат. Пора. Сейчас точно пора. Набравшись смелости, майко последовала за своим отрядом. Она уже изрядно отстала из-за смятения, но взглядом найдя в толе Кадзуху, в мгновение ока, оказалась рядом с ним, оставляя после себя лишь тонкий шлейф прохлады Крио, чтобы бежать вперед к самураям сегуна. Чтобы разбить их армию. Образы о шумном и кровопролитном поле битвы были воплощены перед глазами. Опаленное грозой небо лишь выпускало сильный ливень, смывая дождем кровь с земли вместе с жизнями сотни солдат, обращенных в пепел. Все силы были сосредоточены на побережье, где души воинов, закаленные болью и страхом, были на грани жизни и смерти. Юго-западные земли Надзути наполнились криками и новыми, более громкими тресками клинков и копий. Деревья, прогнутые под весом ветра, стонали от холода боевой ночи. Дыхание воинов вырвалось в воздухе, их тела были одеты в стальные доспехи. Воздух был насыщен запахом крови, а земля покрыта трупами павших. В центре этого трагичного пейзажа, преобразованного в море громких криков, располагался самурайский отряд Сангономии, готовый бросить вызов любым силам сегуна. Деревянные рукояти древковых оружий трещали под натиском ударов, а лезвия катан сияли в лунном свете. И в каждом блеске меча отражалась новая смерть. - За сегуна! – отчаянный крик сквозь толпу врага, когда к ним приближалось подкрепление. - За свободу Инадзумы! – срывающие горло возгласы. Самураи Тенре стали брать в кольцо третий отряд Сангономии, но у теперь у них было меньше шансов на победу. Глаза Бога на поле битвы – неоспоримое преимущество. Ронин, заметив, как их окружают в кольцо, рванул назад. Взмах клинка, и солдаты сегуна, сцепившиеся в круг, были выброшены в сторону яростным ударом Анемо стихии. Буйный ветер окутал побережье, срывая с врагов их преимущество в битве. Взмах ледяного веера. В воздухе стал ощущаться мороз. Солдаты Тенре стояли мгновение в недоумении, когда на их макушки упали мелкие хлопья снега. Но им нельзя было останавливаться! А идти не получалось… Ветер, развевающий морскую воду по округе манил к себе ледяные потоки Крио, которые толстым слоем льда ложились на руки и плечи вражеских воинов, сковывая из движения. Макимицу впервые смогла использовать элементальную силу на противнике… чувство было захватывающее. Все вокруг погрузилось в еще больший хаос. Грозные воины, их взгляды, полными решимости, встречались лицом к лицу. Катаны, годами служившие своим хозяевам, посыпались на землю. К середине боя обе армии были уставшие и разгромленные, а пропитанный кровью воздух, разносимый по округе вместе с легким дуновением мороза, окружал их на побережье. Гордость и честь возможных победителей в этой ожесточенной схватке были столь же сильны, насколько и страх смерти. Кровь накрыла дорогу, усыпанную сотнями разбитых мечей, что долгое время разрубали мечты и надежды. Падение вражеских доспехов несли последнюю надежду на победу или поражение. Дыхание военной армии Сангономии бьется в одном ритме, подобно мощному сердцебиению. Битва, словно огнем зажженная нить, пролегла между двумя сторонами одного народа, но с разными идеалами. В последнем замерзшем крике, в неумолимой борьбе, сердца самураев оставались верными своим мечтам. Но даже среди всей этой картины ужаса, проглядывало то, что когда-то было красивым… И вот, кульминация сражения настала. Обе армии находились на пределе своих сил, и теперь каждая атака могла стать последней. Время замедлилось, и каждый удар меча казался еще более смертоносным, но вместе с этим еще и более неточным, уставшим, отчаянным. Люди смешались между собой. Чтобы разобрать, где чья армия нужно было остановится и вглядеться в толпу окровавленных солдат. Но нельзя было… Стоило только замедлиться, как в тебя сразу прилетал очередной удар катаной. И лишь те, кто могли противостоять скорости обычных бойцов, избегали этих рваных ран. На мгновение, посреди сражения, Кадзуха остановился. Его сердце кольнуло от дурного предчувствия. Но, заметив уязвимого ронина, самурай сегуна не стал ждать, нанося удар… Каэдэхара парировал без промедлений, отскочив назад, а чувство все не уходило. Было что-то, что тревожило его… - Генерал! – раздался крик со стороны лагеря сопротивления. Один из новобранцев, помогающий уводить раненых с поля боя, со всех сил бежал к Горо, задыхаясь, - Там… Среди наших… Предатели! – на последнем издыхании сообщил самурай, падая замертво на колени у ног генерала Ватацуми. Вот оно. То чувство неизбежного. Этого нельзя было предугадать заранее. В рядах сопротивления завелись предатели… Сколько их было? И все это время они ждали возможности ударить сослуживцев в спину? Как подло. - Быть не может! – Макимицу, повалив на землю одного из самураев сегуна, махнула веером, чтобы сковать его движения элементальной силой Крио, а затем переключила все свое внимание на известие, поступившее только что из лагеря. - Может. Этого нельзя было ожидать, но и нельзя удивляться... – Кадзуха, смахнув с раненой щеки кровь, шумно выдохнул. Не получалось вздохнуть полной грудью, воздух вокруг был тяжелым и спертым. В самый разгар войны, когда страх и опасность окутали каждый уголок армии, случилось худшее из того, что могло. Солдаты, некогда гордо стоявшие плечом к плечу, стали предателями, замышляя внутренний заговор, который потряс все сопротивление в самый разгар боя. В тот момент сражение на побережье утихло и самураи сегуна, что еще стояли на ногах, толпой ринулись напролом к лагерю Ватацуми – к самому уязвимому месту. Солдаты-шпионы принялись бесчеловечно убивать раненых. Они не остановились на обмане и разведке — они перешли грань безумия, начав истреблять своих сослуживцев. Раненые, только что прибывшие в первом и втором отряде рыбы-молот в лазарет, обессиленные, но уцелевшие в ожесточенной битве на Надзути, были убиты этими животными. Их тела падали замертво одно за другим, когда армия воинов Тенре, протаранив защиту сопротивления, ворвалась в лагерь. Зверство не знало границ — кровь проливалась жестоко и беспощадно. Уцелевшие самураи из третьего отряда, вместе с Кадзухой, Горо и Макимицу, ринулись за нападавшими в лагерь. Им нельзя было позволить убить всех солдат. Им нельзя было позволить разрушить мечты и надежды тех людей, что верили в свободу региона…

***

Земля в районе лагеря сопротивления на Ясиори пропиталась кровью. Солдат, чтобы отправить их на Ватацуми за подмогой, не хватало. Почти все раненые были убиты, а те, кто еще остались живы, заползли в самые дальние углы, в надежде спрятаться. Больше не было смысла защищать это место. Задачи воинов Сангономии изменились. Теперь они были обязаны сохранить как можно больше жизней своим самураям. Первым на территорию лагеря вбежал ронин. В его шею сразу был намечен острый удар катаной, но в то же мгновение был и отражен, а нападавший из Тенре отброшен назад. Стоявшие на ногах самураи вбежали вслед за остальными членами своего отряда, попадая в обстановку хаоса. Они умело отражали нападение каждого противника стиснув зубы, превозмогая боль и чувство разрывающегося от сожалений сердце. Макимицу, только оказавшись на территории лагеря, сразу метнулась к лазарету. Но там лишь кровь. Все деревянные стены внутри постройки были пропитаны алым, а металлический, тошнотворный запах заполонил ноздри. Захотелось попятится назад, но на полу было столько тел убитых самураев, что девушка могла лишь стоять в оцепенении. Не этого она ожидала от войны… А чего тогда? До этого не случалось столь жестоким кровопролитий, как это. Майко до последнего верила в успех сопротивления и его победу, но с каждым проигранным боев становилось ясно, как сильно их армия отстает от армии сегуна не только своей стратегией, но и навыками боя. - Макимицу! – раздался крик позади Яно, от чего та вздрогнула и сразу обернулась, раскрыв в руке ледяной веер. - И-изао? – увидев в вошедшем самурае знакомое лицо, девушка выдохнула с облегчением. Пока на фоне гремели катаны и копья, она оказалась в месте, пропитанном насквозь смертью, но теперь было не так страшно…, - Ты не ранен, да? - Ах, нет, не ранен… Четвертый отряд ведь не успел выйти, а тут такое! – парень взглянул за майко, его взгляд упал на пол лазарета, на котором друг на друге лежали изрезанные тела сослуживцев. К горлу подкатывал ком. - Отвратительно… Я и подумать не могла, что среди наших людей могли быть предатели! - Никто не мог в это поверить! Мы ведь… Мы столько времени провели вместе, а они ни разу себя не выдали! - Просто хорошие шпионы. – Макимицу нахмурила брови, а затем, махнув рукой, заставила веер, как сгусток элементальной энергии в своей руке, исчезнуть. Она обернулась назад. Ее голубые глаза наполнились болью и печалью, наворачивались слезы. Каждого из этих солдат, что сейчас мертвые лежали перед ней на полу, девушка знала в лицо… Она помнила их улыбки, имя каждого. Помнила, что и кому нравится, чтобы собирать им еду после тренировок, знала их голос… И их больше нет. Ни одного из них. – Звери… Бесчеловечные твари! - … - Изао не знал, что сказать. Он стиснул зубы и отвел взгляд, чтобы не видеть, как Яно окатило отчаяние. Она ведь и сама подумать не могла, что станет свидетелем такого зверства, - Это отвратительно. Быть настолько гнилыми людьми, чтобы избавится от своих же товарищей… - парень сжал в руке рукоять катаны и снова взглянул на Макимицу. – Нельзя, чтобы кто-то терпел такую боль… Шаг вперед. Взмах катаны. - Маки! Девушка обернулась на голос и тут же отпрянула в сторону, когда Кадзуха, влетевший в лазарет, парировал удар самурая, что замахнулся на майко. - Кадзуха! Изао! Что вы творите?! Взгляд парня-предателя наполнился яростью. Больше никакого сочувствия. Он напряг мышцы рук и с силой отбросил от себя ронина в стену, но тот устоял. - Плаксам не место на войне! Выкрикнул Изао, вновь обернувшись к Яно, чтобы замахнуться и ударить ей в шею, он девушка, за мгновение поняв ситуацию, вновь раскрыла боевой веер, удерживая лезвие у своей груди. - Ты… Ты один из них! Ты мерзкий предатель! Странное дежавю. Макимицу или действительно не везло в людях, или ее наивность всегда была ее слабой стороной. - Нет! Предатели не мы! Мы лишь исполняем то, что велит нам сегун! А вы, глупые обладатели Глаз Бога… Вы мните себя лучше других! - Когда это было?! Ни разу в жизни! Никто тебя не упрекнул за то, что ты чем-то от нас отличаешься! - Может не вы… Но были другие! Они уже давно мертвы из-за своего эгоизма и хвастовства, а с меня довольно! Из-за этого глупого сопротивления вы убиваете людей… И ваши же люди убили моего брата! Как вы смеете жалеть тех, чьи жизни отняли?! - Но… Это война! И ты тоже убивал людей! Армия сегуна убивает даже раненых и беззащитных! Думаете, вы чем-то лучше?! Изао не мог выдерживать больше этой перепалки с Макимицу, но и ее физическая сила была на пределе. Чтобы не попасть под удар, девушка выбрала другую стратегию. Она, оставив после себя лишь легкий снег, пропала на глазах самурая, чтобы скрыться за его же спиной и вместе с этим вытащить и ее, и Кадзуху из замкнутого пространства лазарета… Ронин и самурай стояли друг против друга среди сражающихся воинов, смешавшихся в одну неясную, кучу на территории лагеря, окруженной холодными тенями войны. Незримый паралич потянулся над поляной, пока движения витали в воздухе словно шорох летящих ветром листьев. Изао, как тяжелый взор неба, скрытый за фальшивым сочувствием, отражал его предательство. В его глубинах зияла обида, и в сердце пылала жажда убийства неугодных. Рука его, сжавшая катану, была готова вылить яд предательства на тех, с кем он сражался бок о бок. Кадзуха, стоявший рядом, неуклонный в своей преданности, с обидой смотрел в глаза еще недавнего товарища, и его сердце обливалось кровью, скорбя о уходящем времени. Он поклялся себе быть честным, посвятить свою жизнь свободе, несмотря на жестокий гнет судьбы. Меч в его руке представляла собой не просто инструмент битвы, но и символ верности, который он нес на своих плечах, словно бесстрашный юноша. Напряжение между ними разорвалось, когда два самурая выступили в бой. Глаза их искрились. Катаны щелкнули, создавая жалостливую симфонию в ночном воздухе, наполненную отчаянием и решимостью. Каждое движение было пронизано резкостью, как будто все чувства кипели в каждых уголках их разума. Их катаны встретились в искрах, которые сияли среди сотен других воинов и трупов. Мятеж переплетался с правдой, и капли крови разливались на их белой форме, оставляя незабываемые воспоминания о сражении. В какой-то миг, среди тишины, что пронзила тьму, битва пришла к пику. И без того измотанный боем на побережье ронин, еле державший в руках меч, попытался отступить назад, скрыться на мгновение, чтобы не умереть здесь и не стать еще одним безликим трупом – символом гражданской войны. Но Каэдэхара был в ловушке среди врагов. Их было тьма, они кишели везде, безжалостно расправляясь с воинами сопротивления. А он, уставший, был один против Изао, опытного и еще бодрого противника. Даже сила элемента была почти на исходе... Но в глазах парня даже тогда не было страха, только решимость. Над его головой занесли катану. Больше ни о чем не задумываясь, Макимицу бросилась вперед. Она больше не даст никому навредить Кадзухе. Никогда! Ее удар поразил Изао в спину, но тот устоял. Он удержался на ногах и обернулся к майко с яростью в глазах. Парень знал, что майко никого не убивала, в этом у него было преимущество, и даже не смотря на то доброе сердце, что она ему открыла… он бы вырвал это сердце и вознес его как знак поражения сопротивления. Но Макимицу не собиралась сдаваться, она защищала своего друга. Майко смело встала перед бывшим сослуживцем и, используя силу и грацию, подобную танцу, отражала его атаки. В ярко-голубых глазах сияла не только желание защитить и выжить, но и радость обретения силы, которой она никогда не думала владеть. Вскоре весь ход боя изменился. Макимицу, сражаясь с такой силой и решимостью, что прежде не испытывала. Она впервые так свободно использовала новую технику боя, не чувствуя себя скованной или обременённой каким-либо оружием. Веер – как знак ее прошлого, и кровь на одежде – символ настоящего. Изао был загнан в угол. Он истекал кровью и больше не мог держать в руке катану. Его запястье и шея были изрезаны меткими ударами веера, когда он обессиленно упал на землю, подняв единственный оставшийся в целых глаз, чтобы взглянуть на возвышающуюся перед ним фигуру девушки. Ее взгляд был настолько же холодным, насколько и ее Глаз Бога, что сиял на поясе. Бой окончен, но не ясен исход. Будто не осталось победивших или проигравших. - И ты… Убьешь меня, да? – усмехнулся Изао, глядя на Макимицу снизу-вверх, униженный и оскорбленный ее силой. - Убью? – удивленно взглянула майко. Ее взгляд чуть смягчился. Убьет ли..?, - Не смогу. Ты был моим товарищем и проливать твою кровь я не смогу. А насилие порождает насилие, слышал такое? - А ты слышала, что врагов на войне не жалеют? - Да, но я не могу. Я не могу убивать людей, даже когда это нужно… - Тогда на войне тебе нет места. Могла бы и дальше сидеть, и жалеть каждого, кто к тебе приползает. – фыркнул Изао, потянувшись рукой к своей катане, но тут же остановился, когда на его поврежденное запястье прижала к земле нога майко. - И буду. Я буду жалеть и союзников, и врагов, ведь сама никого не убиваю, потому что не хочу, чтобы ни чьи родственники, ни чьи родители, братья, сестры, возлюбленные, дети плакали по ушедшим близким. – Макимицу говорила сквозь больное сердце, смотря на Изао со смесью жалости и презрения, - С тобой разберутся другие, я оставлю это на их совести, но это не значит, что в будущем… я не буду тебя оплакивать.

***

Гроза закончилась. После окончания тяжелой битвы, на месте лагеря армии Сангономии остались лишь руины, заполоненные трупами павших солдат. Армия сегуна отступила, когда генерал понял, что они потеряли уже слишком много бойцов. Всё вокруг напоминало о разрушении, о слезах и потерях, о тех, кто больше не вернется. Молчание, пустое и понимающее, обволакивало изуродованные земли. Свет, проникающий мелкими лучами сквозь густые облака над Ясиори, блестел мелкими звездочками на осколках выбитого из казарм стекла. Только несколько выживших оставалось, пытаясь закончить то, что началось. Столь глубокие раны, пожалуй, никогда не заживут в сердцах воинов и на теле разбитой земли, а люди, которые смогли уцелеть, уже могли бы считаться героями своего времени. И хотя выживших было мало, их сильные души стали единственной надеждой на то, что сопротивление еще не потерпело поражение… - И что теперь? – казалось, этот вопрос Макимицу задала сама себе, глядя в пустой, скорбящий пейзаж острова. Она опустила взгляд на свои руки, испачканные кровью, и ей стало мерзко. Ронин опустился на колени перед Изао и прощупал его пульс простым прикосновением к раненой шеи. - Мертв. – выдвинул свой вердикт Кадзуха, тяжело вздохнув. Было не выносимо видеть своих товарищей, что предали сопротивление. Тех, кого пришлось убить из-за их же решения… Каэдэхара, не в силах больше смотреть на горы трупов, поднялся, подходя к Яно. А она молчала, продолжая вглядываться в горизонт моря с пустыми, сожалеющими глазами. - Скажи, я убийца? – вдруг с ее губ сорвался вопрос, когда майко перевела чуть ли не плачущие глаза на друга. От ее слов юноша впал в ступор и даже не сразу пришел в себя. - Я…, - прошлось задуматься, - Ну, люди умирали от множества травм и ран, не только от тех, что ты им наносила, поэтому… - Кадзуха решил замолчать. Вопрос был слишком сложным для него, чтобы ответить. Ронин и сам уже не мог выносить этот груз ответственности на своих плечах, когда он каждый раз задумывался о том, сколько человек могло погибнуть от его действий. Макимицу молча смотрела на друга мгновение, а затем кивнула. Она все поняла. И, когда вновь отвела взгляд в небо, Каэдэхара не мог не взглянуть на подругу. Он впервые, пожалуй, видел в ней настоящую, взрослую девушку, а не ту наивную, запуганную майко, что только начала узнавать внешний мир. Он не мог не задуматься… - Скажи, а теперь ты жалеешь, что ушла со мной из Благородного дома? - А? – Яно была вырвана из своих раздумий столь неожиданным вопросом Кадзухи, но ей не пришлось даже думать, прежде чем ответить. – Нет, - она нахмурилась, - Никогда не пожалею. В сопротивлении я могу приносить пользу своей родине, защищая ее свободу и сражаясь бок о бок с теми, кто верит в светлое будущее. Останься я в Благородном доме, всю жизнь бы только и делала, что служила бы подстилкой какому-то мужику. Макимицу сжала руку в кулак и отвернулась от мрачного пейзажа перед собой. Она не могла отрицать, что ее душа все еще разрывалась на части, когда ненароком девушка вспоминала о том, как сейчас живут без нее тетушка и сестры… Больно. Больно, но справедливо. Она не могла больше позволять себе оставаться слабой и зависеть от своих воспоминаний. От долга, что ей навязали и от образа «идеальной». Это была ее жизнь и ее судьба. И то настоящее, что окружало майко сейчас, оставалось лишь последствием того выбора, что однажды сделало ее сердце.