Caesura

Джулеке не впервой сбегать из дома среди ночи. Она чуть сбавляет шаг и почти крадётся, проходя мимо спальни Луки. Он явно не спит. Тихий перебор струн удивительно нежен и... Трагичен. Джулека замирает. Что с ним? Но нет, сейчас не время. Потом, потом, потом. На лестнице её желудок сжимается до размера бутона ландыша. Мысли путаются, но сердце несётся радостно, торжественным галопом. Джулека рисует в голове лицо Роуз, и представляет, как обхватывает его ладонями, и... Господи. Она сейчас точно умрёт. На свежем воздухе её отпускает. Почти. Несколько шагов, полных темноты раскинутого над землёй неба, и попыток выглядеть, вымолить взглядом у шифоновых туч Луну, и налетает сладкий, кружевной вихрь. Джулека смеётся, обнимая Роуз в ответ. Потом они украдкой смотрят друг на друга. Жар вспыхивает под скальпо

***

м, Джулеке кажется, что Роуз хорошо видны все её мысли. Но это, конечно, наваждение. И неважно. Роуз берёт её за руку. И пока их пальцы переплетены, жить до безрассудного просто. Знает ли Роуз об этом? Чувствует ли отчасти схожее? Над ними крошево космоса, впереди камни, которым люди дают так много значения. Роуз предлагает залезть на дерево. Джулека подхватывает её идею. Света в глазах Роуз достаточно, чтобы растопить ночь. Джулека греет её хрупкие пальцы в своих руках. Подобно паучихе, плетёт серебряные нити признаний в голове, и сжигает. Сжигает. — Давай обменяемся секретами? — предлагает Роуз. Джулека кивает. По шее спускается дрожь, к плечам, когда Роуз шепчет на ухо: — У меня была интрижка с профессором литературы, он вёл у нас курсы, и всегда хвалил мои сочинения. Он походил на принца Али... Роуз хихикает. У Джулеки перехватывает дыхание. Она застывает, жадно ловит каждое слово. Этого не может быть. Совпадение? — Мне казалось, он нежен ко мне, ведь я любила его издали, как... Нечто далёкое, лишённое порока. Однажды он пригласил меня погулять, и мы... Голос Роуз теряет зефирную лёгкость. Звучит хрипло: — Он впился в меня поцелуем. Мне не понравилось. — Боже... — Потом, — продолжает Роуз, и её голос трясётся, как умирающая птица. — Потом он повалил меня на землю, и... Ничего не помню, кроме боли. Меня тошнило, было холодно, я потеряла сознание, а потом... Роуз всхлипнула, опустив голову. Джулека, забыв о том, что сидит на ветви, обхватила её, обнимая. Ей передалась дрожь Роуз. На глазах выступили слёзы. Вкус ненависти — горькая металлическая соль — растёкся по языку. — Так я и умерла, — прошептала Роуз. — Я этого даже не помню. Просто открыла глаза. Нет ни боли, ни холода, только моё имя на белом куске гранита. Джулека сильнее сжала холодную, тонкую Роуз. Умерла. У-мер-ла. Ни удивления, ни ужаса. Только слёзы — их стало больше. Джулека ощутила, как жмурится, силясь справиться с этим, а они капают на подбородок. Горячие и тяжёлые. — Я-я... Понимаю тебя, — выдавила она. Роуз осторожно отстранилась. Небо в глазах потемнело. — Я знала, что мы похожи. — Ещё как, — Джулека шмыгнула носом, опуская глаза. — Это тоже... мой секрет. Многофунтовый груз, ярмо позора, выпачканная дерьмом страница жизни. Роуз кивнула. — Ты можешь не говорить сейчас... — Я хочу. Он тоже был учителем литературы, и тоже вёл дополнительные уроки. Хвалил попытки Джулеки в поэзию, уделял ей больше внимания, чем другим. Он знал, что она чувствует себя везде лишней, даже в семье. Почему-то ему было так легко довериться. Знал, что пережила травлю в начальных классах. Джулека не помнит, зачем открыла ему и эту рану. Могут ли учителя красть секреты своих учеников? Знал какую музыку любит, что ей снится, и в кого она была невзаимно влюблена целых два семестра. Он заменил ей всех. Подруг, семью, любовника. Последнее не совсем точно, ведь как и Роуз, Джулека видела в нём возвышенную поэтичную личность. — Но ничего не было, — произнесла она тихо. — Он зажал меня в пустом классе, возле кафедры, поцеловал, залез мне под одежду, и... Мне удалось сбежать. Я его укусила. Сочувствующий взгляд Роуз сменился восхищённым. Над её макушкой закачались листья. — Ты молодец, Джу! Она покраснела и покачала головой. — Нет, вовсе нет. — Не говори так! — Потом я попыталась свести счёты с жизнью. Роуз оборвалась. Выдохнула. Повеяло зимней стужей. — Если бы не Лука... Роуз нашла её ладонь и крепко сжала. Прохладное прикосновение взбодрило. Джулека подняла на неё взгляд. — Я рада, что ты не умерла, — серьёзным голосом сказала Роуз. И в голове стало легко и пусто. Джулеку качнуло вперёд. Что она собралась делать? — Наверное, это паршивый момент, — сипло сказала она. Щёки Роуз порозовели. От её кожи веяло теплом. — Я не против, — выдохнула Роуз. Джулека закрыла глаза и коснулась губ Роуз своими. Мягкие и холодные. Всё равно, что целовать лунный свет. — Скажи, он ведь получил по заслугам? — спросила Роуз позже. Джулека выпустила ладонь из её руки и опустила подбородок на колени. Получил ли Матео Джером по заслугам? Лука, конечно, пытался. В пространной форме он сообщил руководителям института, что профессор не чист помыслами. Это было глупо, но Джулека оценила его попытку. Ещё ни разу Лука не попрекнул её тем, что лишился образования из-за неё. Но это ни к чему не привело. В голосе Роуз звенела надежда. Джулека взглянула на неё и, перебарывая стыд, ответила: — Да. Она впервые солгала ей.

***

Маргарет любит играть в скрэббл на деньги. Или ещё что-нибудь. В этот раз — на кону перчатки. На полу лежат квадраты и длинные треугольники света. На одном из них стоит пепельница, в которую Маргарет стряхивает с сигареты пепел. — Расторопша, — бормочет она. — Нет же такого слова? — Есть. Это растение такое. — Ла-адно... Что там с Лукой? — А что с ним? — Убежал из дому ни свет ни заря. Джулека запнулась, перебирая плитки. Да. Точно — Лука. Она ведь хотела поговорить с ним. Но на неё столько всего свалилось! А по сути — слово «алекситимия» вызывает у Маргарет нервный смешок — ничего не свалилось. Да, она поцеловалась с призраком. Да, Роуз гораздо больше, чем призрак. И да, Джулека игнорирует записки, по обыкновению возникающие под дверью. Она складывает их в нижний ящик тумбочки у кровати. Чувствуя себя недостойной ответа, Джулека погружается в безлунную чёрную лужу холода. Джулека слышала как ярко бьётся её тёплое и живое сердце только на контрасте, рядом с ледышкой Роуз. — Наверное, это всё мальчишка Грэм-де-Ванили, — Маргарет тушит сигарету. Она собирает слово «Презумция». Джулека не хочет говорить об ошибке, которую подметила. Пускай. — Он не совсем... Подходящий Луке. — Что ты имеешь ввиду? — Я кое-что знаю, чего не положено. Но нет, не думай, трепаться я не собираюсь. Разочарования не возникло. Джулеке хватает шокирующих историй и обмена секретами. — Я только скажу, что Феликс меня однажды очень выручил, но это не отменяет того факта, что он шкатулка с двойным дном. Треугольник под пепельницей исчезает. Джулека поднимает взгляд и хочет сделать знак бабушке, чтобы та замолчала, но куда там! — Маргарет продолжает подливать бензина в костёр, ковыряясь в буквах. — Что и у меня, старой циничной карги, сердце стынет. В таком младом возрасте и... Что? Джулека как можно незаметнее хватает за руку Маргарет. Она поднимает округлившиеся глаза. Она не замечает присутствия Луки, застывшего позади неё в дверном проёме. — О чём ты? Что Феликс сделал? — А! Вот и вы, молодой человек, — Маргарет бодро разворачивается к нему. — Где вас черти носили? Лука поджимает губы. Явно не хочет говорить. Знает, что это перевод темы, подпудренный волнением. — Что он сделал? — Кто? — Феликс. — Феликс? Жуткий шулер. Сам себе на уме, поэтому от такого можно чего угодно ожидать, — голос Маргарет стал хмурым. — Чего. Угодно. Запомни это, юноша. Джулека втихую собрала ещё два слова. Лука привалился плечом к косяку. Он чуть прищурился, словно прицениваясь к словам Маргарет, а потом рассмеялся. — Чёрт! Ты третья, кто мне говорит об этом. Маргарет было вернулась к игре. — Третья? — Угу. Сегодня Габриэль Агрест, пользуясь случаем, когда его жены не оказалось рядом, пытался внушить мне то же самое. — И кто же третий? — взволновалась Маргарет. — Точно не Эмили... — Не Эмили. В глазах Луки промелькнуло что-то совсем незнакомое. Джулека вздрогнула. По сердцу со всей дури щёлкнули. Он сходил с ума. Вот так это выглядело. — Амели. Это была Амели. Маргарет не шевелилась несколько секунд. Потом её голос звучал неправдоподобно ласково. — Вы говорили только о Феликсе, так? Больше ни о чём? Лука фыркнул, дёрнувшись. — Если это можно было назвать разговором. Он замер на время. Удостоил Джулеку внимательным взглядом, тем самым, которым удостаивал её последние шесть месяцев. Он словно всегда желал убедиться, что она не задумала чего-то вредного, что она не на грани. И на мгновение его лицо стало привычным и родным, и отголосок тепла — Джулека даже улыбнулась — стал приятной находкой. Это как заметить геометрически точный кусок света на полу. Но Лука не спросил «Как жизнь, Джу?», не улыбнулся в ответ. Он обхватил себя за плечо, и словно ужаленный, выскочил прочь. Маргарет каркнула что-то неразборчивое себе под нос. Джулека выиграла пару чёрных кружевных — чистый винтаж! — перчаток. Но Джулека не торопилась их примерить. Смотрела в ту сторону, куда унёсся Лука, и сердце обрастало полынью и крапивой.