Твои картины

День у Жана начался рано, в суете. У мамы открывалось кафе – точнее, у мамы и у него. Помещение было малюсеньким, туда едва поместились несколько столиков, но место получилось уютным, домашним. На витрине выпечка, завтраки и много чая. Еще диковинка из Марлии – кофе. На вкус отвратный, но Николо уверил Жана, что в таких местах без кофе не обойтись и Жан послушался. Приглашения он разослал всем, и друзьям, и бывшим товарищам-солдатам. Правда Жан был не уверен, смогут ли они все вместиться внутри, поэтому мама предложила поставить столики и снаружи. Жан снова послушался. Ко времени открытия они многое не успели доделать. Развесить плакаты, разложить цветы, половина сладкого все еще была в печи, но людям словно было на это все равно. Они поздравляли маму, пожимали руку Жану, хлопали его по плечу, широко улыбаясь. Садились и уплетали предложенную еду. Благодарили и уходили, объевшись. Роскошь, которую они могли теперь себе позволить. Под вечер, Жан уже стоять на ногах не мог. Благо почти все гости ушли. Усталость была приятной. Он ведь повидал ребят, и Конни, который переехал недавно в Сину, и Армина с Райнером, которые смогли выкроить время в своих плотных графиках. Те вечно бывали в разъездах – с Парадиза на Марлию и обратно. Жану было даже приятно увидеться с Пик и Энни, пусть у них раньше не было явных дружеских взаимоотношений. Капитан Леви что-то проворчал, но чаю отведал, а Габи и Фалько съели весь запас маковых булочек. Маме пришлось в срочном порядке готовить новую партию. Но сердце Жана кольнула обида. Микаса не пришла. Ей он отправил целых три приглашения. Первое вернулось: на почте случилась заминка. На второе Микаса не ответила, и Жан отправил третье. На всякий случай. Но то ли она поменяла адрес, то ли просто не хотела приходить. Поэтому он очень удивился, когда за несколько минут до закрытия, Микаса неловко постучала и вошла в помещение. Она улыбнулась и огляделась, а Жан так и стоял в ступоре, не поздоровавшись. За него это сделала мама. Усадила за столик, предложила одну-единственную булочку, которая у них осталась, и кофе. Микаса кивнула. Вернула взгляд Жану и вопросительно приподняла брови. – Здравствуй, – наконец выдавил Жан. – Привет, – Микаса все еще улыбалась. На ней было цветочное ситцевое платье, а волосы выросли до плеч, прямо как несколько лет назад, когда Жан впервые ее увидел. Никаких намеков на их солдатское прошлое, разве что небольшой шрам на щеке. – Поздравляю с открытием, – сказала она. – Спасибо, – неловко промолвил Жан и присел напротив. Мама принесла булочку и кофе. Кинула многозначительный взгляд, который Жан попытался проигнорировать, и убежала на кухню. Микаса с интересом оглядела чашку, и Жан сказал: – Предупреждаю, это совсем не вкусно. – Правда? – Микаса сделала глоток и поморщилась, – Специфично. Жан кивнул. – Извини, что пришла так поздно, – внезапно сказала она. – Все нормально, – он пожал плечами. Последние три-четыре года ее сложно было выманить из Сигансины, пусть ребята и устраивали разные встречи, пытались снова воссоединиться, Микаса объявлялась всего пару раз. – Очень мило вышло, – продолжила Микаса непринужденно. Она еще улыбалась, но теперь Жан разглядел ее чуть поникший грустный взгляд. След былой войны был заметен на ней ярче, чем на остальных. – С тобой все в порядке?– спросил Жан. – Конечно. – Микаса… – ему хотелось приблизиться, взять ее за руку, но он одернул себя. Не сейчас. Улыбка на ее лице погасла. Она поникла, опустила взгляд и попыталась прикрыться за волосами, но голос выдал ее: – Я не хотела приходить и видеться с ребятами. Жан замер. – Эти взгляды, слова соболезнования… Глупые вопросы смогла ли я отпустить и забыть Эрена, – она вспыхнула, – Я… скучаю по ребятам, но просто не хочу этого. Жан молчал. Долго не отвечал, просто потому что не знал, что ему следовало бы сказать. Утешать не вариант, вспоминать о прошлом – снова мимо. Поэтому он начал плести ерундовую историю о том, как сложно ему было найти помещение. О том, как он составлял меню, точнее писал его под диктовку Николо, и обо всех мелочах, связанных с кафе. Микаса переспрашивала какие-то детали, охала и смеялась, задумчиво слушала. И была благодарна, что Жан говорил обо всем, но не о ней и произошедшем. Так они проговорили до глубокой ночи, а потом Микаса осталась заночевать у парня – последний поезд отъехал еще пару часов назад. На следующий день Жан проводил ее до дома. Ему все равно нужно было в Сигансину, чтобы забрать поставку продуктов из Марлии. Он начал часто приходить к Микасе. Приносить ей мамину выпечку, говорить, проводить с ней время. Микаса была только рада. У девушки почти не было друзей – один лишь Армин отправлял письма, но из-за разъездов толком не навещал ее, времени не было. Жан рассказывал ей о странах, которые посетил. Первые два года он не сидел на месте. После войны солдатам их отряда выдали денежное вознаграждение, которое позволило Жану с Конни организовать чуть ли не кругосветное путешествие. Микаса же свои деньги толком никуда не тратила. Только восстановила старый дом на Сигансине. Все эти три года Микаса увлекалась всем, что попадалось под руки. Пыталась шить, готовить. Даже начала рисовать и показала пару холстов Жану, когда тот очередной раз гостил у нее. Она писала небо, его необъятные закаты и могучих птиц. – У тебя прекрасно получается, – выдохнул Жан, рассматривая картину. Микаса смутилась, словно тут же пожалела, что показала нечто настолько личное. Спустя пару недель, Жан подарил ей масляные краски, которые заказал из Марлии. Девушка сначала удивилась и долго отказывалась принимать подарок. Дорого. Да и она только учиться. Но Жан настоял, и она взяла краски. Попыталась скрыть радость, но ей не удалось, ну а Жану было просто приятно смотреть, как наконец неисчезающая прежде грусть на ее лице медленно сходит. На его следующий приезд, Микасе удалось найти открытки, которые высылал Жан, когда путешествовал. Ей захотелось перерисовать их, увидеть край света не только на несчастной картонке, но и на холсте. Жан тут же покраснел. Отправляя эти открытки Микасе, он совершенно не думал о том, что она могла их получить и даже больше – сохранить. Тогда он впервые поцеловал ее. Микаса удивленно моргнула. Замерла на несколько мгновений, словно совсем не ожидала этого. Жан даже подумал, что поспешил и испугал ее своими намерениями, но она, заметив его нервозность, аккуратно обхватила его лицо и нежно провела по щеке. Рассматривала. Словно пыталась взглянуть на него по-новому. И ответила на поцелуй. Новость о том, что они начали встречаться, Жан распространять не стал, пусть и сильно хотелось. Микаса до сих пор чувствовала себя под излишним вниманием: она начала чаще появляться в кругу ребят, но все равно ловила сочувствующие взгляды. Проще всех к ней относилась мама Жана. И к удивлению парня, девушка проводила с ней много времени. Училась готовить, потому что ранние самостоятельные попытки были неудачными, помогала порой в самом кафе, когда гостила в Тросте, да и просто начала больше проводить времени вне дома. Ей это пошло на пользу. Улыбку Жан начал видеть на ее лице намного чаще, чем раньше и та была совсем не натянутая, а самая искренняя. На день рождения Микасы, Жан решил ее удивить. Он приехал без предупреждения – девушке он сказал, что сможет приехать лишь под вечер. У него был целый план, список мест, куда им стоит пойти, ну а в конце, ее ждал ужин с ребятами. Все приехали к ней одной. Но Жан не застал ее дома. Отворив дверь запасным ключом, он ждал ее внутри. Она пришла лишь пару часов спустя, закутанная в свой поношенный красный шарф. На глазах еле застывшие слезы. Жан забеспокоился, потому что не совсем понял, почему вдруг ее прежняя меланхолия вернулась, но спустя секунду догадался. Отменил все и остался, пролежав с ней весь день на кровати. Ночью она ворочалась, просыпалась и беспокойно оглядывалась словно в растерянности. Жан просто был рядом. Подставлял плечо, успокаивал. Ей ведь… снились кошмары? И не в первый раз. Парень понял, что пусть днем она и старалась выглядеть счастливой и беззаботной, маска слетала, как только за окнами спускались сумерки. Со временем кошмары не прекратились, но теперь Микаса осознано тянулась к Жану. Просыпалась и тут же протягивала руки в сторону парня, а если его вдруг не оказывалось рядом, судорожно выбегала искать его. Прижималась к нему, оказывался он на кухне или в ванной, и тут же приходила в себя. Следующим летом Жан сделал ей предложение. Свадьба была скромной. Праздник состоялся в узком кругу друзей, а после они отплыли в Европу на медовый месяц и Микаса наконец увидела те самые пейзажи, которые она перерисовывала с открыток. После того, как они вернулись на Парадиз, Микаса начала больше времени проводить за мольбертом. Вдохновленная поездкой, она рисовала и рисовала, по памяти оставляя на холстах места, которые они вместе с Жаном успели объехать. А на фоне два нечетких силуэта. Те держались за руки. Когда Микаса забеременела, Жан был в ступоре. Ему показалось, что все начало развиваться слишком быстро, но девушка была так рада этой новости, что Жан даже успокоился. Словно она наконец начала приходить в себя. Он все девять месяцев не отходил от Микасы ни на шаг, пытался уберечь от всякой мелочи, пусть и знал еще со времен кадетского корпуса, что ей это совсем не нужно. У Микасы начались схватки в один из жарких июньских дней. Жан тогда просидел на крыльце дома, жутко переживая, потому что еще в самом начале доктор запретил ему сидеть рядом. – Вы так нервничаете, что пугаете супругу. Солнце уже зашло, когда Жан услышал младенческий крик. По спине – мурашки. Руки задрожали, но он, не думая, тут же побежал к Микасе. Уставшая и изможденная, она держала их ребенка так нежно и бережно, что Жан замер у порога. Когда плач стих, Микаса подняла взгляд на парня и мягко улыбнулась. – У тебя сын, – тихо сказала она. Доктор что-то говорил, какие-то предупреждения и рекомендации, но Жан не вслушивался, потому что смотрел вперед на девушку, которую любил всю осознанную жизнь, держащую их сына – маленький комок в белых простынях. Доктор ушел. Жан наконец присел рядом с Микасой, но та не отрывала глаз от мальчика и смотрела на него новым взглядом – живым. – Хочешь подержать его? – спросила она шепотом. – У меня руки немытые, – заерзал Жан, а Микаса лишь мягко засмеялась и протянула ему младенца. Жан дрожал. У него родился сын. У него и Микасы… – Такой легкий, – пробормотал он. Микаса хмыкнула. Оба теперь смотрели на нового члена их семьи, на человечка, который пока что не напоминал ни мать, ни отца, потому что был сморщенным и красным. – Я люблю тебя, – Жан обернулся и оставил на ее щеке поцелуй, – Спасибо. Она прижалась к его плечу, и Жан почувствовал тепло в районе сердца. – Ну и, – задорно начал Жан,– как назовем? На несколько мгновений воцарилась тишина, пока Микаса не сказала: – Давай назовем его Эреном. Жан замер. Он обернулся на нее, но та все еще смотрела на их сына, не отрывая любящих глаз. Жан сглотнул, попытался придать лицу прежнюю уверенность, скрыть то, что сейчас в горле образовался острый комок и ответил: – Конечно, родная.