Возрождённый

Вэй Ин открыл глаза и тут же зажмурился — с непривычки солнечный свет показался нестерпимо ярким. Сколько он уже не видел его?.. Слишком долго! Последнее, что он помнил — разъярённая толпа заклинателей отчаянно пыталась поймать разлетевшуюся на осколки Тигриную печать, а потом — чернота сомкнулась над ним. Он должен был принести себя в жертву, чтобы созданный им артефакт разбился, разрушился и не мог быть использован во зло. Но кажется, кто-то тогда пытался удержать его за руку? Кто же это мог быть?.. «Лань Чжань», — возникло имя, и сердце тут же отозвалось ноющей болью. Вэй Ин сел и огляделся, пытаясь понять, где он оказался и почему он именно здесь. Первым ему на глаза попался стол для подношений, на котором цветы перемешивались с фруктами. Тут же желудок дал знать о себе, и Вэй Ин потянулся к первому же персику, бездумно вонзил в него зубы, хотя очевидно, что дары предназначались какому-то небожителю. «Поставлю благовония и поблагодарю его», — будто извиняясь, подумал Вэй Ин и поднял голову, чтобы посмотреть на статую или портрет божества, чьи последователи не дали ему погибнуть от истощения в день… воскрешения?.. И остолбенел. Со стены смотрел прекрасный юноша в чёрно-красных одеждах, в его волосах была алая лента, а в руке — чёрная флейта, украшенная алой кистью с подвеской, вырезанной из нефрита и изображавшей цветок лотоса. Черты лица были Вэй Ину так же знакомы, как одежда и флейта. «Неужели… это я? — удивился он, и недоеденный персик выскользнул из пальцев, испачкав запястье соком. — Но я ведь не небожитель? Разве такое случается, чтобы человек не заметил, как вознёсся?» Тут у двери храма послышались шаги. Вэй Ин огляделся, приметил тёмный угол и быстро спрятался там. Вошло несколько крестьян, поклонилось вразнобой, кто-то принялся ставить благовония, а кто-то — менять увядшие цветы на свежие. — Благодарим Старейшину Илина за помощь и защиту, — нараспев произнесла совсем маленькая девочка. — За то, что ограждает от ночных страхов, за то, что сражается на стороне справедливости. — Молодец, А-Сянь, — погладила по голове дочку крестьянка. — Помни, что в твоём имени тоже есть часть имени нашего покровителя. Вэй Ин ущипнул себя, но видение не развеялось. Совершенно точно тут стоял храм, посвящённый ему, и крестьяне возносили ему хвалу так, будто бы он милостивое божество. «Что это тут успело случиться, пока я был мёртв? — удивился он. — И как я оказался жив?» Едва крестьяне ушли, Вэй Ин выбрался из своего укрытия, взял ещё несколько фруктов с собой и улизнул из храма. Снаружи здание было простым, но уже само то, что оно существовало здесь, удивляло Вэй Ина до крайности. Окинув последний раз взглядом храм, посвящённый ему, Вэй Ин направился к журчащей неподалёку реке. Там он убедился, что его внешность не претерпела изменений — каким-то образом он вернул себе тело! «Если все знают меня по этим портретам в храмах... Может, у меня всего один храм?! Так или иначе, нужно скрыть лицо, чтобы меня не узнали раньше времени. Ладить с крестьянами — не то же самое, что ладить с заклинателями, и меня могут ждать неприятности», — рассудил Вэй Ин. Память его всё ещё напоминала рыбацкую сеть, и он не мог в точности восстановить, что происходило в день его смерти. Вэй Ин вернулся от реки в селение и стащил старую широкополую шляпу и отрез простой ткани, соорудив завесу на манер вуали, чтобы скрыть лицо. В таком виде он рискнул сунуться на торговую площадь. Лавируя между торговцев, он размышлял, не пойти ли в винную лавку — там у людей всегда развязываются языки, но вдруг его внимание привлекли звуки представления. Не совладав с любопытством, Вэй Ин пробрался в первые ряды и тут пришла пора удивиться ещё раз. Двое актёров на наспех сколоченном помосте отыгрывали сценку. Один был в чёрном, второй в белом. Один размахивал бамбуковой флейтой, на конце которой беспокойно металась красная кисточка, второй держал руку на рукояти меча. — Я пошёл против мира заклинателей, — говорил тот, что в чёрном, — потому что никто из великих кланов не пытается защитить простых людей! Если уж путь меча отвернулся от справедливости, значит, я отвергну путь меча. И не тебе останавливать меня, Ханьгуан-цзюнь! Толпа ожидаемо ахнула, хотя по лицам собравшихся было видно, что они не первый раз наслаждаются разворачивающейся историей. «Ханьгуан-цзюнь?» — в свою очередь удивился Вэй Ин. — Разве не клялись мы, Старейшина Илина, вместе сражаться с несправедливостью? — спросил тем временем второй актёр. «Клялись, — с тоской подумал Вэй Ин, против воли увлекаясь сюжетом сценки. — Но отчего же я остался там совершенно один против всех? Отчего в Безночном городе даже ты отвернулся от меня? Или ты всегда ненавидел меня, Лань Чжань?» — Неужели ты ослеп и не видишь, что клан Цзинь творит с обычными крестьянами?! — воскликнул изображавший Старейшину Илина. — Впору поднимать мертвецов, чтобы их руками справиться со злом из золотой башни. — Вижу и хочу встать на твою сторону, — неожиданно произнёс Ханьгуан-цзюнь. — Восстановим для всех справедливость вместе. «Ну, этого не было, — покачал головой Вэй Ин. — Ничего такого!» Люди зааплодировали, актёры поклонились и сдёрнули маски с лиц. Тот, что был в чёрном, оказался достаточно неловким, и ленты маски выскользнули у него из пальцев. Она покатилась с помоста и каким-то чудом оказалась прямо у ног Вэй Ина. Он склонился и поднял её, сделанную грубо, потасканную и потёртую, и хотел уже вернуть актёрам, но не сумел подобраться к помосту. Пожав плечами, Вэй Ин отошёл в сторону, а потом, повинуясь странному наитию, надел маску и двинулся прочь. Так-то его точно не должны были узнать. *** Он проблуждал по городу несколько часов и за это время узнал достаточно, чтобы всё услышанное разом заставило его устроиться в тени изогнутой крыши винной лавки и глубоко задуматься. Крестьяне охотно обсуждали историю Старейшины Илина, изрядно приукрашивая её подробностями. Выходило, что за тринадцать лет, которые Вэй Ин провёл во тьме, мир удивительным образом изменился. Он немало добра сделал людям в Илине ещё при жизни, и они, как оказалось, запомнили это. Помнили его и крестьяне Юньмэна, и даже те, с кем он когда-то пересекался в Цайи. Когда он забрал под своё покровительство крестьян из клана Вэнь, стараясь уберечь их от истребления, простые люди увидели в этом знак, что среди заклинателей появился их личный защитник. …И когда они узнали, что в Безночном городе клан Цзинь с поддержкой остальных заклинателей уничтожил их Старейшину, это породило настоящий бунт. Волну народных возмущений сумел укротить только Лань Ванцзи, Ханьгуан-цзюнь, которого люди знали как друга Старейшины Илина. Весь в траурно-белом, во главе разъярённой толпы крестьян пришёл он к подножию Башни Золотого карпа и потребовал от Цзинь Гуаншаня справедливости. Противостояние длилось долго, но в конце концов заклинателям пришлось признать свою ошибку. У Вэй Ина голова шла кругом, когда он пытался представить себе всё это! Позже в Илине стихийно построили первый храм, и Лань Ванцзи лично нарисовал портрет Вэй Усяня — таким, каким помнил его. Люди с невероятной тщательностью копировали его и разносили в другие храмы, забирали себе, веря, что Старейшина Илина защитит их и от того, что скрывается в темноте, и от тех, кто стоит над ними, в чьих руках сила и власть. Сам же Ханьгуан-цзюнь, как рассказывали крестьяне, не отказался от траура и по сей день. После всех событий три года он пробыл в затворе, а затем вернулся на дороги, принялся блуждать по селеньям, помогая простым людям и избавляя их от нечисти, которой немало осталось после разрушительной войны. Цзинь Гуанъяо и Цзинь Гуаншань были признаны виновными во многих злодеяниях. Лань Сичэнь лично запечатал обоим меридианы, и они были вынуждены продолжать жизнь как простые люди, а во главе клана Цзинь вопреки многим традициям встала чудом пережившая резню в Безночном городе Цзян Яньли, воспитывавшая нового главу клана — Цзинь Лина. Вэй Ина почти не тронула судьба Цзинь Гуанъяо и его отца, но как только он узнал, что его шицзе жива, что жив его племянник, сердце затрепетало от счастья. Однако ни один из крестьян не мог знать главного — отчего Вэй Ин вдруг оказался среди живых, как так вышло, что он обрёл ещё один шанс. Вэй Ин долго раздумывал над этим, но так ни к чему и не пришёл, потому решил отправиться в Башню Золотого карпа, чтобы хотя бы одним глазком посмотреть на любимую шицзе, увидеть, какой она стала.