Сыграй на пири

*

      Сынмин сквозь сон льнёт к теплу. Плечо припекает солнцем, проникающим сквозь незашторенное окно. Просыпаться не хочется от слова совсем, но у Хёнджина, лежащего с ним в обнимку, другие планы. Он оставляет лёгкий поцелуй в лоб и треплет за плечо.       — Хей, соня, просыпайся, — шепчет он на ухо хриплым ото сна голосом и усмехается, когда Сынмин недовольно дёргает плечом, сбрасывая ладонь, и утыкается носом в грудь, намереваясь поспать лишние пятнадцать минут. — Я серьёзно, у нас много дел.       Сынмин вздыхает, так и не открыв глаза. Он прекрасно помнит, что они не дома; о ленивых нежностях в кровати можно не думать. Как Хёнджину удаётся вести себя настолько беззаботно для такого дня — не понятно, но наверняка требуется много сил, чтобы скрыть своё волнение.       Хёнджин встаёт с кровати первым и потягивается. Сынмин поворачивается к нему лицом и любуется плавным изгибом спины. Изящно. Хёнджин накидывает футболку и причёсывает пальцами волосы. Поняв, что торчать дальше в кровати бессмысленно, Сынмин поднимается следом и приводит себя в порядок.       — Всё будет хорошо, — обещает ему Хёнджин и обнимает со спины. Сынмин закусывает губу и опускает взгляд. Это должны быть его слова.

*

      За утро Сынмин не пересекается с Минхо и Борой. Наверное, те ушли раньше. Их встречает взвинченная Гахён, не упустившая шанса поуговаривать Хёнджина взять её с собой. Этот спор она проигрывает и остаётся в доме.       Хёнджин приводит Сынмина к месту собрания: каменные скамьи, выставленные вокруг узкого каменного стола с надписями, заняты богами. Напротив полукруга в кресле расположился Чан. Хёнджин заранее рассказал о Богах, которые будут присутствовать. По обе стороны от них стоят ещё две скамьи, на одной из которых сидят Минхо с Борой. Они занимают вторую.       Сынмин ловит на себе пытливый изучающий взгляд Чана. Неприятное ощущение, будто тебя считывают изнутри, перебирая все мысли и воспоминания. Влияние Чана более мягкое и ненавязчивое чем то, которое на нём когда-то применял Хёнджин, но от него хочется спрятаться. Это неправильно, это личное. Сынмин отворачивается, желая поскорее разорвать эту связь, и проходится взглядом по присутствующим на Совете Богам.       С противоположного от них края сидят Чанбин и Минджи, а между ними — Ёнбок. Сынмин задерживается на них, увлечённый их взаимодействием. Ёнбок говорит с матерью, причём явно не по теме собрания. Ещё бы, у них появилась возможность увидеться до весны. Чанбин не рад, что ему пришлось подняться из Подземного Царства, пытается переключить внимание Ёнбока на себя и держит руку на его колене, напоминая, кому он сейчас принадлежит. Ёнбока забавляет его ревность, он накрывает ладонь на колене своей и поворачивается к Сынмину, мягко ему улыбаясь. Сынмин выдавливает ответную улыбку, но надо признать, безмятежность Ёнбока его немного приободряет.       Рядом с Минджи сидит Юхён. Сынмину хотелось увидеть мать Хёнджина, но, честно говоря, он не замечает в них никакой схожести. Юхён всем своим телом выражает собранность и серьёзность, в то время как Хёнджин раскованный и озорной. Даже во внешности сложно уловить схожие черты. Похоже, Хёнджин всё же пошёл в отца.       Далее — Шиён. Она Сынмину сразу не приглянулась, кажется опасной и непредсказуемой. Даже сейчас сложно предположить, что от неё ожидать. Она пытливо смотрит на Бору, но та больше увлечена Минхо. Сынмин на Шиён долго не задерживается, боясь встречи взглядом.       Последним сидит Чонин, и он ближе всех к Сынмину. Чонин Сынмину тоже улыбается, мол, я на твоей стороне, но он настораживается, не чувствуя такой же искренности, как от Ёнбока. Они успели сдружиться, как кажется Сынмину, но Чонин, по словам Хёнджина, совершенно непредсказуемый и непоследовательный. Если Шиён сразу показывает, что с ней нужно быть поосторожней, то Чонин располагает к себе, однако в следующую минуту может выкинуть что угодно, оправдываясь, что, вообще-то, не занимал ничью сторону.       В общем, из всех присутствующих Сынмин чувствует положительный настрой только от Ёнбока, что вроде радует, но не обнадёживает.       Чан трижды хлопает в ладоши, привлекая к себе внимание. Все в сборе, а значит, пора начинать Совет. Сынмин сглатывает вдруг ставшую вязкой слюну. Хёнджин берёт его под руку и внимательно слушает Чана.       — Собрание нас ждёт серьёзное, ведь на повестке дня много вопросов. До Совета мы с Юхён обсудили возможные варианты решения, но хотим также услышать ваше мнение и вместе выбрать подходящий вариант. Предлагаю разбирать события в хронологическом порядке, — Чан поворачивается к Боре. — Первое обвинение к тебе. Бора, ты обвиняешься в превышении своих полномочий и в убийстве нескольких сотен людей путём наведения на них болезни лёгких. Мы думали, что подходящим наказанием для тебя будет ограничение твоих сил, чтобы ты могла их использовать только для исполнения желаний людей, которые обращаются к тебе с молитвой. Может, у тебя есть желание оспорить это решение или сказать что-то в своё оправдание?       — Никак нет, оно полностью справедливое, — кивает Бора и ловит на себе удивлённый взгляд Минхо. Она даже не будет бороться за свои права?       — Но люди ведь не всегда просят об адекватных вещах, и их желания могут быть неоправданно масштабными и жестокими, — встревает Минхо.       — А разве люди могут выступать в качестве защитников интересов Бога? — перебивает его Шиён. — Он ничего не знает о наших силах и правилах их применения, а значит, не может быть объективным.       — По правилам Совета Бог может выбрать на свою сторону кого угодно, главное, чтобы желание защищать было добровольным, — спокойно, но твёрдо осаждает её Чан и поворачивается к Минхо. — Это вовсе не значит, что Боре придётся слепо исполнять любое пожелание. Она сможет применять свои силы только в отношении людей, которые обращаются к ней за помощью, а значит, не сможет использовать их в собственных интересах. Все считают это наказание справедливым или есть возражения?       Все присутствующие молча поднимают руки, Чан кивает. Минхо отводит взгляд, стыдясь своей неожиданной вспыльчивости. Бора касается его плеча, не зная, как иначе выразить, что она не боится любого наказания, если ей не придётся терять Минхо.       — Тогда следующий вопрос. Обе обвиняемые стороны в конфликт втянули людей и привели их на Халласан, что является грубейшим нарушением. Таким образом, на священной горе незаконно находятся три человека, как мы должны с ними поступить?       Вот тут всё внутри Сынмина холодеет. Он знал, что этот вопрос будет поднят, но сложно оставаться хладнокровным, когда чужими руками решается твоя судьба. Первым решает высказаться Чанбин.       — Позвольте убрать из-под обвинения одного из людей. Ли Минхо пришёл сюда из моего Царства, а значит, он уже соприкоснулся с нашим миром. Запрещено приводить людей из материального мира, но он — душа, и получит смертную оболочку только если спустится обратно в мир людей, тогда можно будет поднять этот вопрос.       Сынмин не думал, что во взгляде Боры может быть столько благодарности.       — По такой логике можно умертвить остальных, и их присутствие здесь не будет нарушением правил, — рассуждает Шиён с таким спокойным видом, будто речь идёт о натягивании тетивы на лук, а не о человеческих жизнях.       — Ты так говоришь только потому что не можешь питать романтического интереса к людям, вот тебя и злит, что кто-то нарушает для них правила, — усмехается Чонин и ловит на себе суровые взгляды. — Ой, да бросьте, каждый когда-то приводил на Халласан человека, чтобы побыть с ним подольше, не правда ли? Зачем сейчас делать из этого причину скандала?       При этих словах он смотрит на Чана так, будто ему известно что-то такое, что другим — нет. А зная Чонина, ему наверняка что-то известно. Чан хмурится, и Сынмину это ой как не нравится. Он помнит, что конечное решение зависит от Чана, и злить бы его не хотелось.       — Можно наложить на них обет молчания, — предлагает Минджи. — Тогда они не смогут разглашать наши тайны, как будто их никогда тут не было.       — Кто согласен с этим решением? — торопливо спрашивает Чан. Ему не хочется видеть ссор и споров на Совете, а значит, нужно как можно быстрее решить этот вопрос.       — Я не согласна, — заявляет Шиён раньше, чем кто-либо успевает поднять руку. — Не проще ли вовсе стереть им память?       Нет, только не это. Если стереть память о Халласане, то Сынмин забудет всё, в том числе и Хёнджина. Сынмин хватает его за руку крепче, надеясь получить поддержку, но тот также беспокоен.       — Это будет жестоко, — говорит Хёнджин Чану. — Вместе с памятью о Богах сотрутся наши воспоминания друг о друге.       Чан кивает ему и вновь спрашивает, кто согласен с решением стереть память. Руку поднимает только Шиён. Чанбин немного колеблется, но Ёнбок недвусмысленно шлёпает его по ладони. Зато на вопрос об обете молчания руку поднимают все остальные. Сынмина удивляет, как уверенно соглашается Чонин, парой минут ранее защищавший его. Чонин не играется с его доверием, он действительно на его стороне.       — Хорошо, меня тоже устраивает вариант с обетом молчания, — кивает Чан. — тогда последний вопрос Совета — это Хёнджин. Честно говоря, мне кажется, всем понятно, какое решение нам нужно принять.       — Я знаю, что меня ждёт изгнание, — спокойно заявляет Хёнджин. Для всех этот вопрос решён, если нужно зафиксировать это решение по всем правилам, то вот, пожалуйста, не нужны даже пустые формальности с обсуждением. Чан без вопроса смотрит на остальных и видит поднятые руки.       — Но разве честно, что после всех проделок и даже изгнания его ждёт рай? — в последний раз встаёт против решения Шиён.       — Мне кажется, мы уже сошлись, что вопросы касаемо душ остаются за мной. Я сам могу решить, кто должен отправиться в ад, а кто в рай, — мрачнеет Чанбин, и Шиён сразу замолкает. Даже она боится спорить с повелителем Царства Мёртвых.       — Тогда, полагаю, Совет можно считать закрытым, — кивает Чан и первым поднимается с места. Следом за ним — Бора и Хёнджин. Сынмин подумал, что пришло время расходиться, но видит, как все остаются на своих местах, и не шевелится. Обвиняемые становятся около испещрённого надписями стола в центре, друг напротив друга.       — Я больше не держу на тебя зла, — выдыхает Бора и кладёт ладонь на каменную поверхность.       — Я на тебя тоже, — Хёнджин следует её примеру.       Буквы на неизвестном Сынмину языке начинают светиться снизу, постепенно поднимаясь вверх. Достигнув рук, свет проходит по ним, просвечивая сквозь кожу. Лица обоих искажаются в гримасе боли, будто по их венам пустили не свет, а разряд электричества. Свечение исчезает в одно мгновение, а в следующее они одёргивают руки, прижимая к телу и потирая кожу. Теперь Совет официально закрыт, и Боги покидают свои места.       — Извините, — Сынмин набирается смелости преградить дорогу Чану. — Если нас вернут в мир людей с обетом молчания, можно ли отправиться немного назад по времени, будто мы не исчезали? Не знаю, сколько недель или месяцев прошло на земле, но наше отсутствие точно заметили, и объяснить его будет несколько… проблематично.       Чан на это лишь улыбается.       — Вас бы в любом случае вернули в тот же промежуток времени, когда вы исчезли. Предлагаю не затягивать и завершить всё сейчас.       Сынмин кивает, и они все вместе возвращаются в дом Боры, где их встречает Гахён. Сынмин сходу загребает её в объятия и едва не срывается на крик от счастья.       — Мы возвращаемся домой!       Если Сынмину удалось проконтролировать свою громкость, то Гахён срывается на визг, подпрыгивая на месте. Следом заходит Чан.       — Извините, что прерываю ваше счастье, но нам нужно закончить с вашим обетом молчания.       Гахён тревожно поглядывает на Сынмина, но тот лишь похлопывает её по плечу.       — Я потом тебе всё объясню, не переживай.       Чан касается ладонями лбов обоих и пускает свет. Не такой болезненный, как тот, который прошёл через Бору с Хёнджином, скорее, просто неприятный. На этом ритуал заканчивается, и они выходят на улицу, где их ждут остальные боги, кроме Шиён. Она не заинтересована в прощании и скучать уж точно не будет. Хёнджин в стороне разговаривает с Юхён и Борой. Ближе всех оказывается Ёнбок. Сынмин неловко мнётся, но тот первым утягивает его в объятия.       — Я тебя знаю только по рассказам, но спасибо тебе, что был на моей стороне. Даже жаль немного, что мы больше не увидимся.       — Ну почему не увидимся? — посмеивается Ёнбок и кладёт подбородок ему на плечо. — Подожду, пока закончится твой век, тогда и встретимся. Я познакомлю тебя с малышом Цербером.       — Хорошо, я запомнил.       Хорошо, что Сынмин стоит к Гахён спиной, иначе увидел бы, как побелело её лицо на этих словах. Ёнбок отстраняется и отходит в сторону, открыв стоящего за его спиной Чонина. Тут уже Сынмин не церемонится, сразу лезет с объятиями. Чонин сопротивляется поначалу, но разрешает прижаться к себе с лицом, полным наигранным отвращением.       — Спасибо большое, ты поступил как друг.       — Пожалуйста, конечно, но убери от меня свои ручонки. И ты вспотел на Совете, фу.       Сынмин смеётся и отпускает несчастного Чонина. В этот момент к нему поворачивается Бора, наступает неловкая пауза. За время, пока Сынмин был пленником, они сблизились достаточно, чтобы им было, что сказать друг другу, но почему-то слова никак не подбираются.       — Проживи достойную жизнь, чтобы попасть в рай, а там я уж как-нибудь договорюсь с Чанбином, будем видеться.       Чанбин на это лишь закатывает глаза.       — Уж постараюсь, а ты… просто будь счастлива и не позволяй обидам захватывать твой разум.       — Надеюсь, на Халласане больше не появится недобожков, желающих меня обидеть.       Теперь глаза закатывает Хёнджин. Но в этот раз они оба шутят, не вкладывая в свои слова и действия ни капли былых обид и злости. Они бы пообщались подольше, но Чан поторапливает заканчивать. Сынмин в последний раз оглядывается на Богов, машущих им вслед, и берёт Хёнджина под руку. Он ни за что не забудет никого из них и обязательно вернётся, но он человек, и у него есть своя жизнь, которую он должен прожить, полноценно и без сожалений.

Конец третьей части.