Сбой системы

      Хёнджин сходит с ума. Он осознает это и ему становится страшно. Легкие переполнены сладким запахом сирени, которую он терпеть не может, но организм просто требует, чтобы он дышал этим запахом еще и еще. Хочется уткнуться в ароматную шею и дышать только чужим запахом. Сглотнув, Хёнджин позволяет себе тихо простонать, откидываясь на спинку дивана.       Феликс.       Этот омега сводит его с ума и даже не догадывается об этом. Милый и миниатюрный, с россыпью веснушек и аккуратно уложенными пшеничными волосами — этот омега просто идеален во всех аспектах. На него невозможно не смотреть, им невозможно не восхищаться, по нему сходят с ума все альфы их университета, с ним мечтают дружить все омеги и беты, совершенно позабыв о зависти. И Хёнджин тоже пал перед его чарами, но его мечты совершенно отличаются от мечтаний всех остальных омег. Он хочет Феликса себе под кожу, хочет до боли целовать пухлые губы и сжимать в объятиях до хруста костей, чтобы в жизни омеги был только он и никто другой.       Хёнджин сходит с ума, он боится этого, но вместе с этим ему до безумия это нравится. Сходить с ума от Феликса не страшно.       Хёнджин сглатывает вязкую слюну и ведет ладонью по груди, задевая возбужденные соски, чуть давит на плоский живот и цепляет пальцами резинку домашних штанов. Все тело горит от возбуждения и дрожит от нетерпения. Хочется прикоснуться к себе, хочется прикрыть глаза и представить, что все это делает не его ладонь, а миниатюрная ладошка Феликса. Хёнджин не может отказать себе в таком желании, его разум давно отключился, уступая место тупым инстинктам, которых у омеги быть не должно. Судорожно выдохнув, просовывает ладонь под резинку, сжимает твердый член через ткань боксеров, а пальцы второй ладони пихает себе в рот, принимаясь их облизывать. Хёнджин не хочет думать о том, как пошло и жалко он выглядит, истекая смазкой из-за другого омеги.       Хёнджин плачет, когда смоченные слюной пальцы касаются краев влажного и пульсирующего кольца мышц. Скулит, когда проталкивает первый палец. Губы искусаны в кровь, по подбородку стекает слюна, переходя на шею и пропитывая ворот футболки. Слезы застилают глаза, а расфокусированный взгляд цепляется за телефон, лежащий на подушке. Сглотнув, Хёнджин тянется к нему ладонью, которой сжимал член, и с третьей попытки снимает блокировку. В галерее находит одну из сотни фотографий Феликса и тут же громко стонет, проталкивая в себя второй палец.       — Феликс… — Выдыхает Хёнджин и продолжает двигать пальцами внутри себя, задевая простату и заваливаясь на бок, глуша громкий стон в подушке. Он не хочет, чтобы соседи услышали его, чтобы кто-то из них узнал, что он доводит себя до оргазма, думая о Феликсе.       Двух пальцев мало, трех тоже. Хёнджин хочет больше, хочет, чтобы его заполнили, хочет, чтобы это сделал Феликс. Скулит и хнычет в подушку, трахает себя пальцами и плачет от собственной ущербности. Понимает, насколько неправильный, сломанный, выбивающийся из системы. Понимает, что все это ужасно, но все равно кончает с звонким стоном и слетевшим с губ именем омеги.       Тело наполняет приятная истома, двигаться не хочется вообще, но мокрые от спермы и смазки трусы и штаны неприятно липнут и холодят разгоряченную кожу. Он кое-как заставляет себя подняться с дивана и идет в ванную. Бросает грязную одежду сразу в стиральную машинку, принимает наскоро душ и возвращается в зал. На диване, что удивительно, никаких следов не осталось, чему Хёнджин радуется и сразу же ложится на бок, неприятно морщась от того, что лег на телефон. С экрана на него смотрит счастливо улыбающийся Феликс, с кем-то увлеченно разговаривающий. Хёнджин не помнит, когда сделал эту фотографию. Он делает их сотни в день.       Он сходит с ума, влюбляясь в омегу.

***

      — Ты чего такой помятый? — Минхо бесцеремонно спихивает рюкзак Хёнджина на землю и сам усаживается на лавочку, попивая свой отвратительный сладкий латте. Хёнджин осуждающе смотрит на друга, на свой рюкзак и вновь на Минхо, который этого словно не замечает, переписываясь с кем-то. Вздохнув, поднимает рюкзак с земли и укладывает на лавочку с другой стороны, отряхнув его от пыли и грязи.       — Ну так что? — Минхо смотрит ему в глаза, оторвав глаза от телефона. Хёнджин лишь пожимает плечами и осматривает всех студентов, что собрались во дворе и о чем-то увлеченно друг с другом беседовали. Он понимает, что взглядом хочет найти Феликса, что хочет посмотреть на него и почувствовать прилив сил, но омеги нигде не видно. От этого становится грустно.       — Ты чего игноришь меня?! — Вскрикивает Минхо, оскорбленный тишиной со стороны друга. Хёнджин вздрагивает от громкого голоса возле уха, тут же поворачивается и тяжело вздыхает. Минхо игнорировать нельзя, как же он мог забыть об этом. Минхо, если его игнорировать, становится подобен разъяренной фурии, пожирающий и уничтожающий все на своем пути.       — Я не игнорю. Просто не выспался. — Тон старается сделать максимально извиняющийся и виноватый. Минхо лишь фыркает и допивает остатки кофе, выбрасывая стаканчик в урну.       Хёнджин возвращается к рассматриванию студентов, напряженно сжимая пальцами коленку и прикусывая кончик языка. Впивается взглядом в каждое лицо, каждый раз разочаровываясь. И, когда уже хочет бросить это дело, замечает знакомые веснушки и широкую улыбку. Феликс перекрасился. Теперь его пшеничные волосы превратились в холодное серебро, сияющее на солнце. Хёнджин сглатывает и чувствует неприятную сухость в горле. На автомате достает телефон и делает еще пару фотографий, запечатляя Феликса с новым цветом волос.       — Подойди ты уже к нему и познакомься. — Не выдерживает Минхо, что все это время молча наблюдал за другом. Ему неприятно наблюдать за тем, как тот с ума сходит от своих чувств, а подойти боится, словно бы Феликс его на месте прибьет.       Хёнджин вздрагивает и поворачивает резко голову к Минхо, чуть не свернув себе шею. Смотрит напугано и так, словно Минхо сейчас начнет кричать о том, что Хёнджин неправильный, убогий, отвратительный. Но Минхо лишь вздыхает и поворачивает телефон к Хёнджину экраном, демонстрируя переписку с каким-то «Ханни~».       — Знакомься, Хан Джисон, мой парень. И он тоже альфа. — Минхо чуть краснеет, убирает телефон и отводит глаза. Хёнджин видит его таким впервые. А потом до него доходит сказанное другом, на душе сразу же становится спокойнее, ведь Минхо не будет его осуждать, не отвернется от него.       — Мне страшно подойти к нему. Он такой… прекрасный. Вдруг он не захочет со мной дружить? А что будет, когда он узнает… ну, о моих чувствах? — Режим «драма квин» вновь включился не вовремя, заставляя Хёнджина сжаться в комочек, украдкой поглядывая на Феликса, который обнял какого-то милого альфу с большими щеками, делающего его похожим на белку или хомяка.       — Раз твой Феликс такой прекрасный, то точно не пошлет тебя с дружбой. А вот чувства… — Минхо замялся на мгновение, подбирая правильные слова. — Ты не вываливай их на него вот так сразу. Сначала подружись с ним, позволь узнать тебя лучше, а там и видно будет.       — А с чего ты взял, что у меня есть шанс на взаимность, если он узнает меня лучше? — Хёнджин отрывается от рассматривания Феликса и прячет лицо в ладонях. Минхо рядом с ним вздыхает обреченно, в мыслях у него определенно вертится «какой же ты непроходимый идиот» по отношению к Хёнджину.       — Джисон мне сказал, что Феликс би. Так что у тебя есть шанс. Но, раз ты такой пугливый и не можешь подойти к нему просто так, то могу предложить вариант с вечеринкой, которая состоится у Сынмина на хате в воскресенье. — Минхо утыкается в телефон, получив от кого-то, предположительно от Джисона, сообщение. Хёнджин сглатывает и обдумывает предложение друга, находя его очень даже заманчивым. Подойти на вечеринке, где будет куча народу и в два раза больше выпивки, легче, чем сделать это на трезвую голову во дворе университета.

***

      Хёнджин оставшуюся половину недели ходит как на иголках, нервничая даже больше, чем когда он сдавал свою первую сессию. Он целыми днями раздумывал о том, как лучше всего подойти к Феликсу, что из одежды выбрать и как накраситься. Минхо смеялся над ним, поддразнивая, что он переживает даже больше омег, которые впервые идут на свидание со своим крашем. Хёнджин краснел, злился, угрожал прибить Минхо и закопать во дворе и никакой Джисон его не спасет. Минхо ржал сильнее, но стебать в этот день прекращал, перенося на следующий.       Сегодня Хёнджин паниковал сильнее обычного, ибо воскресенье уже наступило, вечеринка начнется через несколько часов, а он не знает, что ему надеть. Весь пол завален одеждой, но ему совершенно ничего не нравится. Хёнджин готов плакать, но не позволяет себе, помня, сколько времени и сил потратил на макияж, который он не имеет права испортить. Тут на глаза ему попадаются короткие шорты, клетчатая юбка с глубоким разрезом и топ с длинными прозрачными рукавами-фонариками, оголяющими плечи. В голове сразу же складывается образ, который приходится ему по душе. Он дополняет его черными плотными чулками и белыми кроссовками.       Хёнджин крутится возле зеркала, постоянно поправляет то юбку, то шорты, то рукава топа, пытаясь довести до выстроенного в голове идеала. Телефон, лежащий на кровати, разрывается от звонков, которых перевалило уже за десяток. Хёнджин все же решается ответить на один. Минхо тут же начинает на него орать, пытаясь перекричать музыку, и спрашивать, когда «его величество соизволит почтить их своим присутствием». Хёнджин тихо смеется и уверяет, что уже выходит из квартиры, хватая с тумбочки ключи и действительно выходя на лестничную клетку. Минхо ворчит и заверяет, что Хёнджина ждет штрафная рюмка того, что ему выберет сам Ли.       Хёнджин пешком добирается до дома Сынмина, собрав по дороге жадные взгляды всех проходящих мимо альф и успев пожалеть о своем решении прогуляться. Какой-то особо смелый альфа, с золотым кольцом на пальце, даже решился подкатить, выдав какой-то убогий подкат из пабликов для «настоящих» альф. Выглядело это убого, звучало еще хуже, а ощущалось просто отвратительно. Хёнджину стало настолько противно, что хотелось развернуться и пойти домой, встать под холодный душ и натереть кожу до красноты, а потом до поздна сидеть перед телевизором и смотреть какой-нибудь сопливый сериальчик, каждая минута которого клише клишированное, угадывающееся на раз-два. Но Хёнджин стоически стерпел все посвистывания вслед, все раздевающие взгляды, дойдя до нужного подъезда с гордо выпрямленной спиной.       — Явился, наконец. — В коридоре его встречает Минхо, болтающий в своем бокале что-то похожее на шампанское. Хёнджин сначала удивился тому, что в бокале друга не ядерная смесь из всего, что попалось ему на глаза, а потом вспомнил, что Минхо всегда начинает с чего-то лайтового, постепенно доливая в свой бокал все больше и больше.       — Господи, ну не начинай. — Хёнджин закатывает глаза, снимая кроссовки и подходя к другу, обнимая за плечи. — Давай, тащи свой штрафной и оставь меня в покое. Мне храбрости набраться надо.       Минхо смеется, хватает его за руку и тащит на кухню. Хёнджин не сразу понимает, зачем, но, когда альфа достает из мини-бара коньяк, обреченно вздыхает. Минхо наливает алкоголь в найденные рюмки и вручает обе омеге, на что Хёнджин возмущенно открывает рот, но альфа накрывает его ладонью и шикает.       — Я же не уточнял, сколько будет рюмок. К тому же, ты сам сказал, что тебе надо смелости набраться. Вот, набирайся. — Минхо подмигивает Хёнджину и выходит из кухни, уверенный в том, что омега выпьет обе. Просто потому, что Хёнджин не сможет не выпить.       Хёнджин провожает друга взглядом, потом смотрит на рюмки в своих руках и, вздохнув, выпивает. Морщится, откашливается и часто дышит, почти сразу же чувствуя легкую дымку в голове. Он пить совершенно не умеет, быстро пьянея.       Хёнджин с громким стуком ставит рюмки на стол и выходит в гостинную, где веселятся одногруппники Сынмина, некоторых из которых Хёнджин знает. Вон Банчан о чем-то спорит с Чанбином, в порыве эмоций ударяя по колену второго. Вон Хваса повисла на шее Мунбёль, состроив плаксивое лицо и определенно о чем-то жалуясь бете. А сам Сынмин заигрывает с Чонином, который игнорирует все его попытки, уставившись в телефон и медленно попивая свой напиток через трубочку. Остальных Хёнджин не знает, да и не сильно они ему нужны. Он нашел того, ради кого сюда пришел, и большего ему не надо. Феликс сидит в гордом одиночестве на кресле, в самом углу, наблюдая за всеми со скучающим выражением лица, взбалтывая пиво в стеклянной бутылке. Омеге эта вечеринка вряд ли нравится и он, скорее всего, жалеет, что вообще пришел.       Хёнджин улыбается и медленно идет к нему, пробираясь через танцующую толпу студентов и отбиваясь от настырных альф, которые смеют лапать там, где нельзя, оправдываясь толкучкой. Хёнджин лишь нахуй их посылает, продолжая свой путь к Феликсу, который его до сих пор не заметил или делает вид, что не замечает.       — А чего такой мрачный? — Хёнджин мило улыбается и усаживается на подлокотник, кокетливо закинув ногу на ногу. Феликс удивленно вскидывает брови, осматривая Хёнджина и останавливаясь на лице. В его глазах проскальзывает узнавание, губы растягиваются в широкой улыбке, а по нижней проходится юркий язык.       — Детка, ты, наверное, не заметил, но я омега. — Феликс еще раз облизывается, опуская глаза на клетчатую юбку и чулки, плотно обтягивающие шикарные бедра. Рука неосознанно тянется к резинке чулка, поддевая ту пальцем и тут же отпуская, заставляя со шлепком коснуться кожи. Хёнджин вздрогнул, поджимая губы от легкого удовольствия, прошившего все тело.       — О, поверь, я заметил. Давно заметил. — Хёнджин облизывается и осматривает Феликса, соскальзывая с подлокотника и усаживается на колени парня. Феликс смотрит на него широко распахнутыми глазами, кладет руки на мягкие бедра, поглаживая теплую кожу, иногда проникая под юбку. Хёнджин смотрит на чужие руки на своих ногах, поднимается по ним взглядом, останавливаясь на милом личике, которое сейчас казалось просто воплощением разврата.       — А в универе ты казался милым и пушистым. — Шепчет Хёнджин, наклоняясь к ушку омеги, неосознанно начиная ерзать на коленях. Он сейчас не до конца понимает, что говорит и что делает. Алкоголь, хоть и был в самых малых количествах, но уже затуманил голову омеги, запирая стыд где-то глубоко-глубоко, позволяя желанию наконец вырваться из оков.       — А ты, я смотрю, следил за мной. — Феликс проникает ладонями под юбку, укладывая ладони на ягодицы и несильно сжимая. Хёнджин довольно мычит, чуть запрокинув голову, обнажая шею и смотря на Феликса из-под прикрытых век. — Но, я скажу тебе, ты многого обо мне не знаешь. Я не такой милый.       — Правда? А докажешь? — Хёнджин вновь наклоняется вперед, кончиком языка проводит по ушной раковине, длинными пальцами оглаживает торс, не чувствуя твердых мышц, так свойственных альфам и так любимых многими омегами. Но ему так больше нравится. Ему нравится, что у Феликса нет каменного пресса, что у него нет перекаченных рук и что он не ходячий шкаф. Ему нравится, что Феликс весь такой по-омежьи миниатюрный, но все равно имеет едва заметный рельеф. Ему нравится, что Феликс не альфа, а омега.       — И докажу, и покажу. Но, детка, мы же в квартире у Сынмина. Тебе не кажется, что это будет неуважительно к нашему общему другу? — Феликс тоже приближается к уху Хёнджина, сильнее сжимая пальцы на заднице Хёнджина. Хёнджин тихо стонет, сильнее прижимаясь к омеге. — Джинни, ты слышишь меня?       — Откуда ты… — Хёнджин тут же выпрямляется, отстраняясь от тела Феликса и хлопая глазами. Феликс тихо смеется с реакции омеги, который до последнего был уверен, что все его взгляды были незамеченными. Но Феликс замечал каждый взгляд, потому что сам искал глазами длинноногого омегу с шикарной фигурой и просто невероятной внешностью, от которого так потрясающе сладко пахнет мандаринами и хвоей. Феликс искал его глазами, любовался и все гадал, когда же этот омега решится подойти. Он через Джисона узнал, что этого омегу зовут Хван Хёнджин и что он течет только от одного взгляда на Феликса.       — Детка, ты очень плохо скрывался, это раз. Во-вторых, я тоже за тобой наблюдал и все ждал, когда же ты подойдешь. — Феликс приближается к длинной шее омеги и оставляет сильный укус на белоснежной коже, тут же проводя по нему горячим языком.       Хёнджин дрожит в руках Феликса, пытается переварить слова омеги, а после мечтает провалиться сквозь землю от стыда. Его заметили, за ним наблюдали и его ждали. Сглотнув, Хёнджин смотрит на макушку Феликса, покрывающего укусами его шею и сжимающего ладони на его заднице все сильнее, словно хотел оставить на ней фиолетово-синие следы от своих пальцев.       — Вы хоть бы постыдились! — Раздается возмущенный крик Сынмина, появившегося за спиной Хёнджина из ниоткуда. Омега вздрагивает и тихо вскрикивает, упираясь ладонями в плечи Феликса, то ли пытаясь оттолкнуть, то ли просто ища опору. Феликс, словно нехотя, отстраняется от сладкой шеи Хёнджина, смотря на недовольного Сынмина поверх оголенного плеча омеги, продолжая мять мягкие ягодицы под юбкой, совершенно ничего не стесняясь.       — Феликс? Хёнджин? — Сынмин, кажется, только что подумал о том, а не перебрал ли он с алкоголем сегодня. Он неверяще потер глаза, продолжая смотреть на омег, как на восьмое чудо света. Феликс лишь кивнул, словно бы подтверждая свое имя, и вновь укусил Хёнджина за ключицу, проводя языком от места укуса до линии челюсти.       — Феликс, но ты… Вы же… — Сынмин растерял последние оставшиеся в его словарном запасе слова, окончательно переставая что-либо понимать. Он не сводил глаз с Феликса, который теперь покрывал легкими поцелуями нижнюю челюсть замершего на его коленях Хёнджина, иногда поднимаясь к щекам, скулам, но не касаясь губ, словно бы жалея и так пострадавшего психически Сынмина.       — Да, мы омеги. Тебя что-то смущает? Если да, вызови нам такси и мы уедем. — Феликс притягивает Хёнджина ближе к себе, откидываясь на спинку кресла и усаживая потерявшегося в происходящем и совершенно не сопротивляющегося омегу к себе на пах, позволяя почувствовать свое возбуждение. Хёнджин весь дернулся, распахнув рот и судорожно вздохнув, когда в его задницу уперся бугорок. Во рту сразу же скопилась слюна, а губы стали гореть от желания отсосать омеге.       — Эм… Я… Да, я вызову вам такси. — Сынмин достает телефон, действительно собираясь вызвать такси. Феликс смеется с этого, переводит взгляд со спины альфы на Хёнджина, который ерзает на нем, кусает от нетерпения губы и перебирает пальцами футболку на животе, смотря на него сверху вниз горящими от возбуждения глазами.       — Блять, ты действительно течешь от меня. — Феликс пальцами чувствует влагу, пропитавшую шорты. Хёнджин поджимает губы и жмурится, но стыда за себя не чувствует. Он лишь сильнее в пах Феликса своей текущей задницей вжимается, откровенно намекая на то, что хочет почувствовать этот член в себе. Феликс подается бедрами вверх, навстречу Хёнджину, заставляя того звонко вскрикнуть и выгнуться в спине красивой дугой.       — Такси будет через пару минут. Вы можете… уже спускаться. — Сынмин вновь все портит, врываясь в их маленький мирок, где никого не должно быть. Но Феликс не злится, а Хёнджин его просто не замечает, ведь все его внимание сосредоточенно на омеге, на его руках, так охуенно сжимающих задницу, и выпирающей ширинке, на которой он продолжает ерзать.       Феликс заставляет Хёнджина подняться на ноги, чему последний не очень рад, но проникновенного шепота в ухо и ладони на ягодице, особенно сильно сжавшей половинку, хватило, чтобы Хёнджин сам чуть ли не побежал в коридор, утаскивая Феликса за собой.       Таксист оказался альфой, который постоянно поглядывал на них и пытался как-то заигрывать, делая комплименты и всячески намекая, что он холост и секса у него давно не было. Хёнджин на него внимания не обращал, поглощенный изучением ладони Феликса, переплетая с ним пальцы и перебарывая в себе желание засунуть эти пальцы себе в рот. Феликс же просто игнорировал, наблюдая за увлеченным Хёнджином, засматриваясь на полные губы, длинные ресницы и милый румянец на щеках, что при плохом освещении был едва заметен. Таксист, поняв, что ничего ему не светит, наконец заткнулся, и остаток пути они проехали молча. Феликс, заметив расстроенное лицо альфы, усмехнулся злорадно, дождался, когда тот вновь бросит на них взгляд через зеркало, и наклонился к Хёнджину, оставляя на губах первый для них поцелуй. Хёнджин вздрогнул, удивленно и чуть напуганно смотря в глаза Феликса, который внимательно смотрел на него, аккуратно проводя кончиком языка по нижней губе.       — Кхм, мы приехали. — Подал голос водитель, отвлекая омег друг от друга. Феликс последний раз лизнул приоткрытые губы и отодвинулся, расплачиваясь с таксистом, который старался лишний раз на них не смотреть, старательно отводя взгляд в сторону и делая вид, что салон машины намного интереснее.       — Пошли, bambolina. — Феликс потянул Хёнджина за руку, мягко сжимая тонкое запястье. Хёнджин крупно вздрогнул, услышав другой язык голосом Феликса. По телу прошла волна возбуждения, скопившись внизу живота, заставляя покусывать губы и изнывать от нетерпения, послушно следуя за Феликсом, что вел его по лестнице на какой-то этаж.       Феликс тихо закрыл дверь квартиры, привалившись к ней спиной и сложив руки на груди, осматривая Хёнджина с ног до головы. Хёнджин же переминается с ноги на ногу, чувствуя мокрые на заднице шорты, болезненное возбуждение, которое юбка уже не скрывает, и желание подставить Феликсу загривок, чтобы тот вцепился в него зубами, прокусил до крови, словно бы оставляя метку, которая сойдет через несколько месяцев, ведь омежьи метки на других омегах держатся не долго. Но Хёнджин так сильно хочет, чтобы Феликс укусил его, что все тело буквально ломает от этого желания.       — Ну что, bambolina, рассказывай, что ты хочешь. Я внимательно слушаю. — Феликс снимает кеды и медленно идет к Хёнджину, заставляя того быстро разуться и начать отступать назад. Хёнджин сглатывает от прожигающего взгляда черных от возбуждения глаз напротив, чувствует жар по всему телу, который превращается в волны концентрированного возбуждения.       — Хочу тебя. Всего. — Шепчет в ответ Хёнджин, игриво проводя языком по губам. — Хочу узнать все твои кинки и фетиши. Хочу, чтобы ты воплотил их на мне.       — О, кинки и фетиши. — Феликс усмехается и толкает Хёнджина на кровать. — Один из них ты уже воплотил, bambolina. Эти чулки и юбка на тебе смотрятся просто великолепно. И знаешь, я хочу трахнуть тебя в этой юбке.       Хёнджин не может сдержать стона, призывно раздвигая ноги перед Феликсом, приглашает его. И Феликс принимает это приглашение, нависает сверху, чувствуя, что уже сам начинает течь только от одной мысли, что Хёнджин согласен воплотить все его кинки. Он смотрит на приоткрытые губы и облизывается сам, представляя, какие красивые стоны будет издавать этот омега. А пока…       — Поскули для меня, il fascino. — Шепчет Феликс в губы, ладонями оглаживает бедра, спускается под юбку и цепляет резинку шорт. Он медленно снимает этот элемент одежды, наслаждаясь тихим скулением Хёнджина, который выполняет эту просьбу без каких-либо возражений. Кажется, если Феликс скажет ему прыгнуть с крыши, Хёнджин и это выполнит беспрекословно.       Под шортами оказывается кружевное белье, которое уже все промокло от выделяющейся смазки. Феликс сглатывает накопившуюся слюну, не имея сил оторваться от рассматривания очаровательного члена Хёнджина, выглядывающего из-под кружева. Облизнув губы, он прижимается ртом к члену через кружево, посасывая и проводя языком по всей длине, делая и без того мокрое белье еще мокрее. Хёнджин стонет громко, ноги шире раздвигает и хватается пальцами за волосы Феликса.       Феликс чувствует, что от каждого движения языка на члене Хёнджин начинает течь сильнее, изгибаясь на не заправленной с утра кровати, срываясь то на громкие стоны, то на скулеж, от которого уже сам Феликс истекает смазкой. Омега отрывается от члена Хёнджина, вставая на колени и вытирая подбородок ладонью. Он смотрит на растекшегося по простыне Хёнджина, который дышит тяжело и едва может глаза держать открытыми. Облизнувшись, Феликс чувствует на губах сладкий вкус смазки омеги, которая отдает легким привкусом мандаринов.       — Давай снимем с тебя эту ненужную вещь. — Феликс тянет топ Хёнджина вверх, помогает снять его и откидывает куда-то в сторону. Сам тоже избавляется от футболки, на что получает восхищенный и влюбленный взгляд Хёнджина, хотя восхищаться там было нечему.       Феликс оглаживает плоский живот, выпирающие ребра, но к соскам не прикасается, огибая их и поднимаясь к шее. Хёнджин задерживает дыхание, выжидающе смотрит, но ничего не получает.       — Перевернись, bambolina, и подними свою текущую задницу. — Феликс шлепает по бедру и прикусывает губу, ведь не ему тут говорить о текущих задницах, когда собственные джинсы промокли, как при течке.       Хёнджин послушно переворачивается и встает на колени, упираясь в матрац грудью. Он виляет бедрами, дразнит и вновь начинает скулить. Феликс смеется тихо, поднимает юбку и поддевает белье и спускает до колен, открывая себе вид на текущую и жаждущую члена дырку. Он внимательно следит за каплей смазки, что стекает вниз к яйцам и члену, ловит следующую пальцами и слизывает, чувствуя приятную вязкость от хвои и сладость мандаринов. Поймав взгляд Хёнджина, что наблюдал за ним, повернув голову, и показательно причмокнув от удовольствия, он наклоняется и широко мажет языком по дырке, слизывая выступающую смазку. Хёнджин тут же отзывается громким стоном и дрожью во всем теле. Хёнджин что-то бормочет, вроде бы пытается его остановить, но ничего у него не получается. Феликс надавливает кончиком языка на края входа, чуть проникает внутрь, но тут же выходит, дразнится. Судя по звукам, издаваемым Хёнджином, омега начинает плакать, что заставляет Феликса почувствовать новую волну возбуждения. Он так хочет посмотреть на плачущего Хёнджина, но обещает себе сделать это позже. Сейчас же он просовывает язык так глубоко в дырку, насколько позволяет анатомия, слушая громкие стоны омеги.       — Пожалуйста, Феликс. — Вырывается у Хёнджина, когда Феликс высовывает язык и поднимается, вновь возвышаясь над ним. — Ликси, позволь мне…       — Что, bambolina? Что ты хочешь? — Феликс наклоняется, заглядывая в лицо действительно плачущего Хёнджина. Он судорожно вздыхает, провожая взглядом очередную скатившуюся слезу.       — Хочу твой член. Хочу отсосать тебе. — Бормочет Хёнджин, разлепляя слипшиеся от слез ресницы и смотря заплаканными глазами на омегу. Феликс гладит его по волосам и отстраняется, садясь рядом и показывая, что он не против.       Хёнджин сползает на пол, усевшись на колени между ног Феликса. Юбка, красиво взлетев, упала на бедра, но топорщилась спереди, обозначая возбуждение омеги. Хёнджин огладил мягкие бедра Феликса, иногда сжимая пальцы, поднимаясь к ширинке и ловко расстегивая джинсы. Феликс чуть приподнялся, помогая Хёнджину снять с себя одежду, и внимательно смотрел на омегу у своих ног. Хёнджин быстро облизнул губы и обхватил головку, чуть посасывая, слизывая весь выступивший предэякулят, наслаждаясь солоноватым вкусом и терпкостью сирени, представляя, какая на вкус смазка, вытекающая из задницы Феликса.       Хёнджин поднял глаза на Феликса, заглатывая глубже, но, не рассчитав силы, давится. Быстро отстранившись, он откашливается и хочет стереть выступившие слезы, но ему не позволяют.       — Не смей. Меня возбуждают твои слезы. — Феликс хватает за запястья, отводя руки от лица. Хёнджин удивленно на него смотрит, а потом улыбается и вновь заглатывает член, облизывая, как леденец, и посасывая.       Феликс жмурится от удовольствия и откидывается назад, неосознанно сгибая ноги в коленях и приподнимая. Хёнджин пользуется ситуацией, подхватывая стройные ноги под коленями, поднимаясь и теперь самостоятельно нависая над опешившим Феликсом. Хёнджин подмигивает ему, двигает его тело чуть дальше на кровать и вновь насаживается ртом на член, втягивая щеки и впуская в горло. Феликс кричит, выгибается и закрывает лицо руками, чувствуя, как горят щеки. Хёнджин мягко целует головку, спускается ртом к основанию и обхватывает губами яички. Феликс выпадает из реальности и не замечает, как Хёнджин переворачивает его. Зато прекрасно чувствует чужой горячий язык, собирающий каждую выступившую каплю смазки, не позволяя тем стекать вниз.       — Ты решил вернуть мне должок? — Хихикает Феликс, чувствуя прижавшиеся к краям входа горячие губы. Хёнджин ничего не говорит, продолжая лакать смазку, сминая в руках ягодицы и потираясь собственным членом о простынь.       Когда Феликс чувствует подступающий оргазм, он вырывается из рук расслабившегося Хёнджина и валит того на спину, коленями вклиниваясь меж бедер и раздвигая чужие ноги.       — Нет, bambolina, я не собираюсь кончать, пока не трахну тебя. — Шепчет, почти рычит Феликс и касается пальцами входа. — У тебя есть несколько секунд на то, чтобы решить, в какой позе я тебя трахну.       Хёнджин тут же переворачивается на живот, вновь поднимая задницу вверх. Феликс хмыкает, поднимает юбку, и, оставив поцелуй на ягодице, собирает пальцами выступающую смазку и толкается средним внутрь. Хёнджин хнычет и подается бедрами навстречу. Феликс поджимает губы и вводит указательный, чувствуя жар от гладких стенок и влагу от обильно выделяющейся смазки, что хлюпает от каждого движения пальцами. Хёнджин извивается и насаживается на пальцы, просит больше, намекая на член, и очаровательно подрагивает от нетерпения. Феликс добавляет третий и четвертый пальцы, надавливает на простату, покрывая поцелуями ягодицы, поясницу и спину Хёнджина.       — Ликси, пожалуйста, я хочу тебя в себе. Пожалуйста. — Умоляет Хёнджин, поднимаясь на вытянутых руках и поворачиваясь через плечо к омеге. Феликс подается вперед, целует в соленые от слез губы, слизывает прозрачные дорожки со щек, грубо толкаясь пальцами внутрь. Хёнджин вскрикивает, падает на кровать грудью, начиная скулить и умолять поскорее его трахнуть.       — Bambolina, мне надо сходить за презервативами. Подождешь? — Феликс мягко кусает красное ушко, вынимая пальцы и облизывает их, собирая всю влагу. Хёнджин протестующе мычит, хватается рукой за шею и тянет к себе.       — Нет, давай без них. Мы оба омеги, и я тебе доверяю. — Тараторит Хёнджин, толкаясь задницей в пах Феликса.       Феликс согласно кивает и выбирается из хватки Хёнджина, спускаясь поцелуями к ягодицам, кусая каждую. Потом поднимается и оглаживает пальцами дырку, вновь собирая смазку и распределяя ее по своему члену. Подставляет головку к входу и плавно входит, хватаясь за юбку, сжимая пальцами до треска ткани. Хёнджин довольно стонет, поднимается на локтях и выгибается в спине, тем самым меняя угол проникновения и прижимая головку члена к простате. Феликс поглаживает одной рукой по пояснице и начинает двигаться, восхищенно смотря на узкую спину, усыпанную его укусами, на красную клетчатую юбку, на покрасневшие от укусов и его ладоней ягодицы и на свой член, исчезающий в роскошной заднице. Ладонями спускается к бедрам, оглаживает поверх ткани чулок, поддевая резинки и с громким шлепком отпуская.       — Феликс… Скажи что-нибудь… на итальянском. — Просит Хёнджин и поворачивает заплаканное лицо к омеге, смотрит своим умоляющим взглядом, подаваясь бедрами навстречу толчкам Феликса.       — Что ты хочешь, чтобы я сказал, bambolina? — Феликс чуть ускоряется, чувствуя, что Хёнджин почти на грани и что сам не продержится долго.       — Что угодно. Просто скажи. — Хёнджин весь дергается, кричит, когда Феликс решает прикоснуться к его члену, мягко надрачивая и сжимая пальцами головку.       — Sei il migliore della mia vita. — Шепчет на ухо Феликс, кусает мочку и последний раз проводит пальцами по члену Хёнджина, чувствуя, как тот весь напрягся, а после размяк, громко вскрикнув и сильно сжавшись. Феликс поджимает губы и жмурится, быстро покидая тело Хёнджина и кончая тому на бедра, пачкая чулки, за которые его потом, возможно, могут убить, ибо он знает, сколько они стоят.       Хёнджин лежит с закрытыми глазами и часто дышит, рукой шарит по кровати и сжимает ладонь Феликса. Феликс находит в тумбочке пачку салфеток и, сняв юбку и чулки, вытирает Хёнджина, хотя это не сильно помогает. Он заставляет Хёнджина подняться и ведет в ванную, где набирает воду и забирается вместе с ним. Они молча сидят и смотрят друг на друга. Хёнджин весь в засосах и укусах, на Феликсе же всего пара пятнышек, которые омега успел поставить.       — Слушай, а зачем тебе презервативы? — Хёнджин лениво оглаживает свою ногу под водой, смотря на ноги Феликса, на его грудь и шею.       — Чего? А ты как думаешь? — Феликс хохочет, и Хёнджин понимает, что спросил действительно что-то глупое. А потом вспоминает кое-что и поднимает глаза на все еще улыбающегося омегу.       — А что ты сказал, когда я попросил тебя?       — Ты лучший в моей жизни. — Шепчет Феликс и подползает к нему ближе, целуя сначала щеку, потом нос, уголок губ и замирая в миллиметре от приоткрытого рта. — Можешь считать это признанием.