Мемуары богини

Я сделала глубокий вздох и закашляла, будто не дышала на протяжении нескольких минут. Воздуха не хватало, я жадно глотала его, грудь поднималась рывками. Я широко открыла глаза, будто надеялась, что это заставит мои легкие работать, но спустя некоторое время мое дыхание выровнялось. Я приподнялась на локтях, пытаясь сфокусировать взгляд на двери, находящейся напротив меня. Головокружение, пришедшее от перенасыщения кислородом, дало о себе знать, поэтому я совсем не двигалась какое-то время, упрямо уставившись на дверь. Я лежала в помещении, похожем на больничную палату, — помимо моей тут было еще пять кроватей, расставленных на одинаковом расстоянии одна от другой, с прикроватными тумбочками и накрахмаленными подушками, лежащими на каждой. Но вот что интересно, в отличие от привычных кроватей в отечественных больницах, здешние были выполнены из дорогого на вид дерева, пол был тоже деревянный, занавески на окнах оказались тонкими, воздушными, с золотыми узорчатыми цветами. В комнате не было никого, звенящая тишина заставляла меня сомневаться в реальности происходящего. Немного звука добавляло лишь мое барахтанье в одеяле. Я села на кровати. Это действие отозвалось пронзительной болью в голове, у меня аж в глазах потемнело. Схватившись рукой за висок, я тщетно пыталась пережить неистовый приступ, который, похоже, совсем не собирался меня оставлять. «Боже мой, что же произошло вчера?» — шипела я сквозь зубы, перебирая в голове события прошедших дней. На ум решительно ничего не приходило, поэтому я надеялась на то, что все еще сплю, пусть ощущения и были уж больно реальными. Не найдя в закоулках памяти информации о том, как я очутилась в палате и дождавшись, когда боль утихнет, я решила выяснить, что это за больница. В следующее мгновение мои ступни коснулись прохладного пола. Я неуверенно встала с кровати, изо всех сил помогая себе руками, чтобы не упасть. Убедившись, что ноги меня хорошо держат, я сделала несколько аккуратных шагов в сторону двери, которая оказалась незапертой. Совсем скоро я очутилась в длинном коридоре. Он… разительно отличался от привычных коридоров больниц хотя бы потому, что его стены не были безвкусно выкрашены в противный зеленый цвет, на потолке не висели мигающие грязно-желтые лампочки, да и людей тоже, по правде говоря, не было. Вместо этого меня встретили спокойные каменные стены, приятный дневной свет, струившийся из открытых окон, округлые своды потолка и каменный пол, из-за которого мои босые ноги окоченели. Я неуверенно прошла некоторое расстояние, прежде чем поняла, что от этого самого коридора отходят десятки других — в стене порой мелькали темные проходы. Решив, что возможно я буду идти так целую вечность, я решила свернуть в первый попавшийся проход, но не облегчила этим действием себе абсолютно ничего. А впрочем, нечего было облегчать или усложнять, я пришла к заключению, что все-таки брожу без цели. Коридор, в котором я очутилась, петлял, как серпантин, я уставала постоянно заворачивать и запоминать повороты. Наконец я достигла тупика. Ва-ау, какая неожиданность! В голову постепенно закрадывались мысли о том, что я, возможно, нахожусь в коме и пытаюсь найти выход из уголков моего сознания, чтобы наконец вернуться к родным… От этого мне стало не по себе, и я решила убедиться, что все происходит в реальности, и что тупик — не галлюцинация. Спокойный свет взявшихся не пойми, откуда свечей придавал узкому коридору зловещие очертания. Сперва незаметная паутина отбрасывала огромную тень, напоминая уже не паутину, а самые настоящие сети. Небольшие щелочки между камнями в стенах, казалось, вот-вот выпустят из своих недр чудовищ — узников таинственного замка, в котором я оказалась. И в этом замке никого нет, кроме меня. Я не слышала ни человеческих голосов, ни привычного шума улицы. Сперва безобидный сон готов был обернутся кошмаром. Я разбежалась и со всей силы врезалась плечом в стену. Горячая боль пронзила мое плечо, которое, кажется, ушло слишком глубоко в камень… Увы, все действительно происходило наяву. Я даже не знала, радоваться мне или рыдать, такими темпами я могла совсем скоро стать — как бы парадоксально это не звучало — полноценным инвалидом. Внезапно стена дрогнула и начала медленно отодвигаться, образуя узкий проход, в то время как я ошарашено за этим всем наблюдала, потирая ушибленное плечо. Так как мне было особо нечего терять, ну и еще потому, что женское любопытство — штука не из простых, я безмятежно проскользнула в этот злосчастный проход и стена за мной задвинулась. Я оказалась в кромешной тьме, по спине пробежали мурашки. Я выставила руки вперед, чтобы не упасть и сделала шаг, потом еще шаг. Эти шаги, пожалуй, были слишком уверенными, потому что в следующую секунду мои руки уперлись во что-то твердое, но это твердое внезапно распахнулось в разные стороны, ослепляя меня дневным светом и вынуждая грохнуться на ковер. Я встала на шатающихся ногах, осознавая, что только что выпала из шкафа. — То есть вы хотите сказать, что все это время я была в Нарнии? — за этим риторическим вопросом последовал нервный смешок. Я огляделась. Шкаф, из которого меня угораздило вывалиться, находился в по-настоящему королевской комнате. Посреди нее стояла огромная кровать с темно-зеленым балдахином и покрывалом такого же цвета, выполненная из черного дерева. Занавеска на окне была в тысячу раз изящнее и нежнее тех, что были в больничной палате, откуда я начала свое путешествие. К слову, она тоже была зеленой. Возле окна стоял письменный стол, опять же из черного дерева, на котором были в беспорядке разбросаны книги, перья и пергамент, лишь чернильница, похоже, стояла на своем законном месте. Ну раз уж мы заговорили о книгах, то мне следует упомянуть и огромный книжный шкаф, набитый ими, и большой гобелен, висящий у изголовья кровати (хотя не знаю, как он относится к книгам, но пусть будет). Возле книжного шкафа находилась дверь, ведущая, скорее всего, в другую комнату. С потолка на меня смотрело внушительных размеров дерево, на ветвях которого расположились девять разноцветных кругов. Из корней этого «баобаба» вытекали три реки и тут же, у корней, я смогла разглядеть три женские фигурки. Стены в этой комнате были как бы продолжением росписи на потолке — на бледно-зеленом фоне красовались вьющиеся изящные ветви, спускающиеся к полу. Ковер, на который я упала, был приятный наощупь, теплый и… зеленый. — Бог ты мой, что за зеленочный маньяк здесь проживает? — пробормотала я, замечая зеркало в золотой раме. Не долго думая, я подошла к нему и чуть не завизжала от увиденного. Из зеркала на меня смотрела улучшенная версия меня, та версия, к которой я стремилась всю жизнь. Хрупкие, фарфоровые ручки, выступающие ключицы, худенькое бледное личико… Остальное тело скрывала то ли ночнушка, то ли платье, которое доходило мне до пят. Оно было белым, с вырезами по бокам от середины бедра и до пола для удобства. А что касается волос… На моей голове была белая повязка, которую я поспешила снять, чтобы тут же начать жадно всматриваться в свое собственное отражение и восхищаться. Скажу сразу, совсем недавно я сделала стрижку короче короткого каре, так что была похожа на кудрявого мальчишку с улицы, но теперь мои волосы как будто обратно приросли, да и еще длиннее стали, чем были. — КАКОГО ЛЕШЕГО? КОГДА ВЫ УСПЕЛИ ОТРАСТИ? Я ТОЛЬКО ЧТО ВАС ОБРЕЗАЛА! ЧТО ЗА ПРОКЛЯТЬЕ?! — воскликнула я, а потом, подумав, добавила: — Но я с ними все-таки красивая. Великолепная, мама дорогая! Вы просто посмотрите на эту красотку! Как бабуля говорит: невеста! Ну все, мать! Все мужики твои!.. Внезапно мой взгляд различил в зеркале движение позади меня. Сперва я решительно не хотела верить в то, что после этих безлюдных коридоров, холодных стен и больничных палат я могу встретить хоть какое-то живое существо, но потом я поняла, что зрение мое тоже улучшилось и существо, находившееся со мной в одной комнате, не могло мне привидеться. Сердце упало в пятки, и я замолчала. За одно лишь мгновенье я успела нарисовать в голове сотню сценариев начиная от изнасилования и кончая мученической смертью в пасти чудовища из моих снов. Если бы я могла провалиться сквозь землю, я бы именно это и сделала, и тысячу раз бы обвинила себя в своей беззаботности и глупости! Медленно и очень аккуратно я повернулась, чтобы увидеть молодого красивого мужчину с черными волосами, мягко ложащимися на широкие плечи, и в весьма странной зеленой одежде. Мужчина этот, судя по всему, находился в конкретном замешательстве (я бы даже сказала в шоке). Казалось, он старательно подбирает слова, чтобы мягко намекнуть мне, что я тут явно лишняя. Я понимала, ситуацию нужно спасать, к тому же нельзя упустить первого живого человека за этот день, поэтому я произнесла с веселой улыбкой: — О, так это вы зеленочный маньяк?.. Что сказать, ситуацию я этим явно не спасла. Шок в глазах мужчины сменился озадаченностью. Наконец он опомнился, пару раз моргнул и сказал удивительно спокойным голосом: — Простите, но кто вы, и что делаете в моей спальне в нижнем белье? Сказал «в нижнем белье» а сам-то нагло всматривался, изучал. Я провела руками по бедрам, в очередной раз удостоверяясь, что на мне надето самое обычное платье, в котором я привыкла ходить на прогулки. — В нижнем… белье? — еле слышно проговорила я. — Вы вообще нижнее белье видели? — Прямо сейчас наблюдаю, — зеленочный маньяк задумчиво потер подбородок, продолжая смирять меня оценивающим взглядом. Пока он изучал меня, я изучала его. Тонкие губы, скрывающие за собой ряд жемчужно-белых зубов, пронзительный взгляд изумрудных глаз, сверкающих из-под изящных черных бровей и густых ресниц, острые, как лезвие, скулы, белые изящные кисти рук с длинными аристократическими пальцами. Он был явно тем человеком, о котором я бы при других обстоятельствах сказала: «Герой романа». — Прошу вас перестаньте, — я покраснела. - Вы меня смущаете. — Вы, признаться, смутили меня не меньше, — заметил мужчина и сделал движение в сторону шкафа, чтобы достать оттуда зеленый халат и протянуть его мне. — Наденьте, это по крайней мере лучше белья. В его движениях и взглядах читалась противная снисходительность, но я все же накинула на себя халат и туго завязала пояс на талии. Рукава мне пришлось закатать, а его полы путались у меня в ногах, так что я рисковала упасть. — Пройдемте в гостиную, негоже деве находится в моей спальне. Вы ведь не замужем? — мужчина пропустил меня в другую комнату. — А почему вас это так интересует? — я поправила волосы и лукаво улыбнулась. Комната, в которой мы с моим маньяком очутились, была больше предыдущей. Мой взгляд упал огромный темно-зеленый диван и три кресла такого же цвета, столпившиеся вокруг непримечательного журнального столика; тут же был великолепный камин, украшенный рунической резьбой, огромное окно, обрамленное черными шторами. Пустые стены закрывали многочисленные книжные полки, книжные шкафы и старые гравюры. На полу лежала огромная медвежья шкура, увидев которую я поежилась. — К вашему сведению, женщину проще вычислить, зная, кто ее муж, — хмыкнул маньяк. — В таком случае я не замужем, — сказала я, чувствуя, как мои уши горят. — Ну не хотите — не говорите. Думаете, как бы избежать сплетен? Не надейтесь, не избежите. У стен тоже есть уши, — мужчина указал на кресло, предлагая мне сесть, а сам приземлился напротив меня. Я по привычке забралась в кресло, поджав под себя ноги, и тут же почувствовала себя спокойней. Я выжидающе уставилась на моего собеседника, мне было безумно интересно, что же он начнет делать. — Я вас слушаю, — сказал он, откидываясь на спинку кресла. «Ах, значит так!» — Мне нечего вам сказать, — проговорила я скучающим тоном. — Я слушаю вас. — Нет, безымянная леди, это мне нечего сказать, — ухмыльнулся он. — Я захожу в свою спальню и вижу девушку, любующуюся собой в зеркале. Девушку, появившуюся из неоткуда. Скажите честно, это Фригг прислала вас? — Я не понимаю, о чем вы… Верите вы мне или нет, но я забрела к вам совершенно случайно… через шкаф. Может, вы знаете, где находится такая светлая больничная палата? Я там лежала, не знаю, как долго. Когда очнулась, никого рядом не было, вот я и решила искать живых существ самостоятельно. Я думала, что схожу с ума! — Очень… занятно, — выдавил зеленочный маньяк. — Так значит, вы и есть та самая валькирия, про которую говорила матушка? Это вас серьезно ранили в битве в Ванахейме? — Простите, я вас не понимаю, — я смутилась. — Какая битва? Какая валькирия? — Занятно, очень занятно, — повторил маньяк. — И вы, конечно же, не знаете, кто я? — А должна? — Тогда я вас не виню в том, что сегодня произошло! — маньяк рассмеялся. — Вы, похоже, потеряли память. — Я? С чего бы это? Это вы, похоже, с ума сошли! Говорите о каких-то битвах и валькириях! — я пыталась защищаться. — Я ничего не понимаю! Верните меня домой! — Домой? Интересно знать, где же ваш дом. Может, вы должны были умереть позавчера, но норны смиловались над вами, продолжив нить вашей судьбы. Это явление редкое, но осуществимое. Только вот Хель не смирится с этим, безымянная леди, она вас призывает… Скажите, — мужчина подался вперед, — вы чувствуете холод в груди? Слышите голоса, поющие погребальные песни? — Н-нет, — я забыла, как дышать. Все это он сказал таким тихим, вкрадчивым голосом, что мне показалось, будто он готов был наброситься на меня в любой момент. — Знаете, я готова поверить во всю чепуху, что вы мне говорите, серьезно, это будет куда лучше ЕГЭ. Подумаешь, валькирии с битвами, это цветочки. Да и вас я совсем не боюсь. Даже если в этом мире есть только вы и я, то это уже неплохо, и ничего больше не надо. — С чего вы взяли, что мы одни в этом мире? — маньяк усмехнулся. — С того, что вы первый, кого я встретила за сегодняшний день! — сказала я. — И, похоже, единственный… — Мне нравится ход ваших мыслей, продолжайте, мне очень интересно, — тихо сказал мужчина. — Только вот мы с вами не одни, тут еще сотни таких, как вы и я, как бы печально это не звучало. — Не понимаю, что в этом печального, — осторожно произнесла я. — Если, конечно, эти сотни не мертвы и не являются плодом вашего воображения. — Из нас двоих вы больше способны на такие фокусы, — заметил маньяк. — Вы пытались меня подколоть, у вас этого не вышло, — сказала я, стараясь сделать это как можно более хладнокровно. — Вы меня совсем не знаете, как и я вас. Может, вы расскажете о себе? Маньяк удивленно вскинул брови. — Мне лестно, что вы пытаетесь узнать обо мне как можно больше, безымянная леди. Но так как вы не назвали своего имени, то и я своего не назову. А больше мне нечего вам рассказать, — он начал скучающе вырисовывать узоры указательным пальцем на зеленом подлокотнике. — Да быть такого не может! — я мягко улыбнулась. — Ну же, каждому есть, что рассказать, имя ничего не значит, какая мне разница, как вас зовут! Скажите мне, как вы тут очутились? Вы тоже откуда-то упали? Или это ад, и мы оба в чем-то провинились перед Богом? Расскажите мне, как вы тут живете и как мне отсюда выбраться! Незнакомец ехидно улыбнулся и произнес: — Дверь там, выбирайтесь. — Какой вы зануда! — воскликнула я, перевернувшись в кресле, так что моя шея и ноги лежали на подлокотниках. — Вы так немногословны! Мне все-таки кажется, что это сон, а вам? Просто как-то не верится во все это, на бред больного похоже. Ведь есть же здесь места кроме той палаты, коридора и этих комнат, есть же? — Конечно, есть, — устало согласился зеленочный маньяк. — Пра-авда? — я повернула голову, чтобы вглядеться в лицо моего собеседника. — Отведите меня туда! Вы такой скучный! — Я не стану вас развлекать, безымянная леди, вы вообще мне не сдались. Не обижайтесь. Как ни странно, я не обиделась на эту фразу, мне вообще было плевать. В отместку я могла бы его конкретно достать, у меня это обычно хорошо получалось (училась у младшей сестры), но в то же время мне было жалко зеленочного маньяка, ведь он дал такой прекрасный халатик, который так приятно пах… — С вами все хорошо? — его голос выудил меня из раздумий. — Э-э-э… Да-а… — пробормотала я. — Я просто задумалась. А может, я с вами останусь? Мне так не хочется возвращаться! — Исключено! — поспешил заявить маньяк. — Так и знала, что вы не согласитесь! — с досадой сказал я. — А ведь мы бы здорово проводили с вами время в этом безлюдном мире — пили бы вечерами вино, рассуждая на философские темы, воспевали бы античность, цитируя Гомера, и наслаждались бы покоем, на который мы обречены на веки вечные… Пронзительная боль ударила по виску и укатилась куда-то к затылку, я схватилась за голову и зажмурилась. Боль утихла довольно-таки быстро, и я уже хотела продолжать распинаться в своих мечтаниях первому встречному, но этот самый встречный заявил: — Вам пора возвращаться в госпиталь. — Не-ет, — захныкала я. — Мы ведь только разговорились! — Послушайте меня, — зеленочный маньяк нахмурился. — Вы мне сейчас отдадите халат и направитесь по тому пути, которым сюда пришли. Он один-единственный, без разветвлений и тупиков, так что вы сразу попадете в большой коридор и сможете добраться до госпиталя, а то вас там уже все хватились. — Кто хватился? В этом мире только мы с вами, вы не понимаете! — запротестовала я. — Нам нельзя разлучаться, мы должны выжить, мы ведь умрем в одиночестве!.. Внезапно раздался стук в дверь, заставивший меня замолчать. — Любовь моя, это я, Ангрбода, — пропел женский голос, от которого у меня по спине пробежали тысячи мурашек. — Это… это!.. — я была вне себя от радости, удостоверившись, что мы с зеленочным маньяком не единственные в этой клетке. — Вас это не касается! — прошипел он. — Идемте, живее! Он схватил меня за руку и потащил за собой в спальню. Хватка у него была поистине железная, но я понимала его. Что бы он сказал своей любовнице, поджидающей его за дверью, если бы она меня увидела? — Снимайте халат и уходите отсюда, не задавайте мне вопросов, просто уходите, — торопливо шептал мужчина, открывая дверцу шкафа. — Мы с вами еще увидимся? Вы ведь не исчезнете? — О, Всеотец! Уходите же! — маньяк помог мне избавиться от халата и легонько протолкнул в шкаф. — До свидания! — До свидания… — прошептала я. «Держу пари, за то время, пока я буду идти до больничной палаты, он наверняка что-нибудь предпримет, чтобы я больше никогда его не нашла, » — подумала я, выходя из коридора и пытаясь запомнить его местонахождение. На душе стало печально от того, что меня почти что выгнали. Впрочем, я тоже поступила не совсем так, как подобает воспитанной девушке. В таком случае, мы с зеленочным маньяком были квитами. Я быстро дошла до своей кровати, забралась на нее, и укрылась одеялом, пытаясь согреть замерзшие ноги. Спустя некоторое время дверь в палату отворилась, и на пороге показалась пухленькая девушка невысокого роста с кудрявыми светло-русыми волосами. На девушке было оранжевое платье, едва обнажавшее округлые плечи. Корсет у нее, похоже, был выполнен из искусно выкованного металла, отливавшего оранжевым. Предплечья закрывали бронзовые латы, на шее у нее висел амулет, расписанный рунами. Девушка, увидев, что я проснулась, ускорила шаг и воскликнула: — Ах, ты очнулась! Мы с Идунн так переживали! Как ты? — она присела на край моей кровати, обеспокоенно вглядываясь в мое лицо. Мне стало не по себе от ее пристального взгляда, и я смущенно ответила: — Все хорошо, я вроде бы живая… — Вроде бы живая! — рассмеялась девушка. — Ах, если бы не Сиф, ты бы сейчас не говорила со мной. Отблагодари ее обязательно, она спасла тебе жизнь!.. — Простите, — я опять была не в курсе дела, — а кто такая Сиф? Незнакомка удивленно уставилась на меня, пытаясь что-то сказать, затем в ужасе закрыла рот пухлой ладошкой и прошептала: — Быть такого не может! Сигюн, милая, ты совсем ничего не помнишь? — Я… Как вы меня назвали? — я пыталась уложить в голове все услышанное за сегодня, но вот к таким странным именам я была явно не готова. — О, Всеотец! — воскликнула девушка. — Тебя зовут Сигюн, а сестру твою Идунн, она очень за тебя переживает. Зятя твоего зовут Браги. Ты жила с ними в одном доме, прежде чем стала валькирией на службе у Фрейи. Фрейя — богиня любви и покровительница валькирий. Меня зовут Эйр. Я лекарша во дворце Одина. Ты ведь помнишь Одина? В голове у меня всплыл сериал «Викинги», и я неуверенно произнесла: — Да, помню… — Вот это чудеса! Имени своего не помнишь, а Всеотца помнишь! — удивилась Эйр. — Ну раз уж ты Одина помнишь, то и остальные воспоминания скоро возвратятся. На самом деле девушка сделала только хуже. Она запутала меня окончательно, и у меня голова шла кругом от всех этих имен, богов, богинь, Одина… — Раз уж ты себя хорошо чувствуешь, — Эйр коснулась теплой ладошкой моего лба, — то я предлагаю тебе пойти в купальню, я попрошу служанок принести все необходимое, и сама тебе помогу, чтобы ты в обморок не упала. Я робко кивнула, опять опуская ноги на деревянный пол. — Думаю, пока мы будем в купальне, я успею тебе все рассказать, — тараторила Эйр. — Потому что, судя по всему, к валькириям ты уже вряд ли вернешься, сестра тебя уж точно не пустит, да и Фригг хотела бы видеть тебя среди своих фрейлин. Она не раз говорила об этом твоей сестре. Сама посуди, живя вместе с супружеской парой в одном небольшом доме, невольно начинаешь чувствовать себя лишней, а тут ты останешься в прекрасном дворце Всеотца!.. Я уже давно не слушала Эйр, рассматривая помещение, в которое мы вошли. Судя по всему, Эйр давно решила отвести меня в купальню, так как эта большая комната была хорошо прогрета. Посередине комнаты расположился прямоугольный бассейн с белыми гладкими бортиками, до краев наполненный водой. От прозрачной, казавшейся молоком, воды поднимался пар и растворялся, едва достигнув потолка. Чуть позже я разглядела, что бассейн изнутри отделан молочной плиткой, в то время как стены, потолок и пол во всей остальной комнате были деревянными. Вдоль стен расположились деревянные лавки, на которых лежали стопки «тряпок»: белые махровые полотенца, простыни, нижнее белье и нечто похожее на платья. Впрочем, я не могла быть уверенна насчет платьев, если учесть, что сказал зеленочный маньяк по поводу моего наряда. На одной из лавок сидели две девушки и о чем-то болтали. Едва завидев нас, обе девушки подскочили и замерли, сцепив руки на уровне живота и склонив головы. На них были длинные платья коричневого цвета, с замысловатым вырезом, окаймленным красной лентой и открывающим ключицы. Полы платьев и края длинных рукавов также были отделаны красной лентой. Поверх коричневого платья было надето красное, едва доходящее до середины икры, держащееся на тонких красных бретельках. Бретельки крепились к ткани блестящими бронзовыми пуговицами. Само красное платье спереди было больше похоже на фартук, так как, начиная с талии, оно раздваивалось на переднюю и заднюю часть, образуя вырезы вдоль бедер и обнажая коричневую юбку. Вся эта комбинация из платьев подпоясывалась широкой красной лентой. Волосы девушек были собраны на голове в совокупность кос, колосков и плетений, так что они не попадали служанкам в глаза во время работы и не мешались. Пока я разглядывала девушек, Эйр уже успела закончить свою бессмысленную болтовню и сказала мне: — Раздевайся и полезай в воду! Меня будто током ударило. Раздеваться? Прямо сейчас? Перед ними? Видя мое замешательство, Эйр повторила: — Ну же! Вода-то остынет! Я неуклюже сняла платье через голову и сделала шаг к воде. — Тут не глубоко? — спросила я у Эйр, отдающей мою ночнушку одной из служанок. — Нет, тебе нормально будет, — успокоила она меня. Я присела на бортик, погружая обе ноги в приятную теплую воду, а затем соскользнула туда всем телом. Почувствовав под ногами плитку, я оттолкнулась от нее и всплыла на поверхность, жадно вдыхая воздух. Я нырнула еще раз, разгребая руками пресную воду и проплывая некоторое расстояние, потом опять вынырнула и проплыла на спине. Это занятие показалось мне таким увлекательным, что я расстроилась, когда Эйр напомнила мне, что я пришла сюда помыться, а не поплавать. Сначала одна из служанок принесла кусок мыла и мочалку, она сама терла мои руки, спину и шею, говоря иногда мне окунаться в воду. Другая девушка принесла несколько колбочек с разными жидкостями, одна из которых предназначалась для волос, другая — для тела, третья — для лица и так далее. Обе девушки старательно работали над моим телом и волосами, объясняя мне все так, чтобы в следующий раз я могла обойтись без их помощи. На смену моей старой сорочке пришла новая, и в этот раз мне даже выдали платье. Оно было еще проще, чем платья служанок. Мое платье было голубого цвета, окаймленное темно-синими лентами и подпоясанное синей веревочкой. Эйр аккуратно расчесала мои волосы гребнем, который потом подарила мне, ссылаясь на то, что это поможет мне вернуть память (я так и не поняла, каким образом гребень сможет это сделать). Когда мы возвращались обратно в палату, я поняла еще одну вещь: все мои шрамы куда-то пропали. Я заметила, что моя кожа стала идеально гладкой, без привычных выпуклых рубцов. В голову закрадывалась навязчивая мысль, что я нахожусь не в своем теле… Но лицо-то у меня свое собственное! Фигура точь-в-точь такая же, рост тоже… Все это казалось мне безумно странным, и я решила никому из этого мира не говорить о своей прошлой жизни. В том, что я попала в другой мир, у меня уже не оставалось сомнений. Пол уже не был таким холодным, но Эйр велела мне обуваться в мягкие балетки, чтобы выйти на прогулку. — Мы пройдемся до дома твоей сестры, она должна знать, что с тобой все в порядке, — сказала Эйр. — Не прежде тебе нужно поесть. Эйр принесла мне небольшой поднос, на котором находилась тарелка с кашей и кубок, наполненный темноватой жидкостью. — Это овсянка и вишневый сок, — объяснила Эйр. — Ты очень его любила... — Я и сейчас его обожаю! — воскликнула я, осознавая, что изрядно проголодалась. — Подожди-подожди, не пей его, — остановила меня девушка, доставая из-за пояса пузырек с зеленоватой жидкостью. — Это лекарство от болей в голове, я налью его тебе в сок. Я недоверчиво наблюдала за ее манипуляциями над моим напитком. Заметив это, Эйр рассмеялась: — Пей, не бойся! Если бы я хотела тебя отравить, я б давно уже это сделала!

***

Душистый ветер ударил мне в лицо, растрепав распущенные волосы. Я заметила, что у этого мира есть свой, особый запах с примесью пряностей и нектара. Мы с Эйр вышли на узкую тропинку безлюдного парка, издалека слышался шум улицы, но Эйр, похоже, боялась, что толпа людей испугает меня. — Мы сейчас находимся в Асгарде, обители асов, — говорила Эйр. — Асы — это боги. Один — верховный бог, и у него есть двое сыновей: Тор и Локи. У Одина есть жена, ее зовут Фригг. Ее воспитывали норны, поэтому она очень мудра и добродетельна. Она хочет видеть тебя среди своих фрейлин. Она царица, поэтому фрейлины — необходимость. А знаешь, что это значит? — Что? — я непонимающе уставилась не Эйр. — Это значит, что ты сможешь видеть принцев чаще, чем кто-либо другой. Сможешь видеть Тора. Если тебе удастся завоевать его сердце, то тебе будут завидовать все женщины девяти миров. Когда ты увидишь Тора, то поймешь, что перед тобой стоит именно он. Красавец! Высок, широкоплеч, волосы, как золото! Я мягко улыбнулась, наблюдая за ходом мыслей Эйр. Слушать об очередном касавце-сердцееде у меня не было сил, в своем мире успела наслушаться. — Скажи, Эйр, — тихо произнесла я. — Тебе что, нравится Тор? — Сигюн, милая! — Эйр посмотрела на меня с заботливой снисходительностью во взгляде. — Тор всем нравится, и тебе он тоже понравится! — Посмотрим, я в предвкушении, — я улыбнулась. — А эти девять миров, про которые ты говорила… Это что? Эйр быстро переключилась с предмета своего обожания на заданный мною вопрос и ответила: — Девять миров подчиняются Всеотцу. Все они расположены на Мировом древе — Иггдрасиле. Среди них есть Мидгард — мир смертных, они называют его Землей, Асгард и Ванахейм — миры богов, Альвхейм — мир светлых альвов, но если я сейчас перечислю их все без остановки, ты запутаешься… Тут же мне вспомнилось дерево на потолке спальни зеленочного маньяка, и все встало на свои места. Те девять кругов на ветвях дерева были девятью мирами, а само оно оказалось Иггдрасилем. — А когда я выздоровею, где я буду жить? — спросила я у Эйр. Мимо пробежали двое мальчишек, размахивая деревянными мечами и выкрикивая непонятные мне слова. Еще б чуть-чуть, и они бы сбили меня с ног! — Если ты станешь фрейлиной королевы, то будешь жить в комнате недалеко от ее покоев, во дворце Одина, — девушка смерила отдаляющихся детей строгим взглядом, — а если не захочешь быть фрейлиной, или захочешь отдохнуть от всего, то в доме Идунн, твоей сестры… А вот кстати и он! Из-за раскидистых крон деревьев показался небольшой деревянный домик, окруженный огромным яблоневым садом. Прямо к дому вела чистая мощеная дорожка, по которой мы с Эйр и направились к Идунн. На пороге дома сидел мужчина с длинными рыжими волосами и бородой, заплетенными в колоски и косички. На нем была просторная рубаха, вышитая зелеными и коричневыми нитями, его талию обвил кожаный ремень с бронзовой застежкой. Он сидел, абсолютно босой, штаны его были закатаны до середины икр. Мужчина задумчиво перебирал струны старой лютни и не обращал на нас ни малейшего внимания. Эйр подошла к нему ближе и тихо сказала: — Доброе утро, Браги! Мужчина встрепенулся и поднял на нее свои ярко-голубые глаза, после перевел пронзительный взгляд на меня и сказал: — Сигюн! Ты очнулась и выглядишь просто прекрасно! — он отложил лютню в сторону и подбежал ко мне, сжав меня в своих крепких объятиях. — Как же мы за тебя волновались! Он отстранился и, схватив меня за плечи, будто маленькой девочке, сказал: — Пойду скажу Идунн, что ты здесь! Но Идунн уже стояла на пороге. Она была воплощением чего-то неземного, неосязаемого. Сперва она показалась мне лучом солнца, блеснувшим в окне или лунным светом, спустившимся на землю раньше времени. Идунн была тонкой и хрупкой, как фарфоровая кукла, облаченная в полупрозрачные серебряные одежды. Ее волосы были совсем белыми и такими длинными, что едва ли не касались пола. Из ее ясных голубых глаз струился неведомый мне свет. Едва Браги отошел от меня, как эта лесная нимфа тут же заняла его место, шепча мне на ухо нежные слова: — Сигюн, дорогая! Как же я боялась!.. Потом Эйр вкратце рассказала им о моей проблеме, и у Идунн на глазах выступили слезы. Издалека она была так похожа на ребенка, которого хотелось скорее утешить. А каково было мое удивление, когда я узнала, что Идунн — моя старшая сестра! Я провела у несколько часов в гостях у сестры, несмотря на то, что Эйр постоянно напоминала о моем недуге. Мне было все равно, ведь прежде я не слышала историй интересней, прежде мне не доводилось вкушать фруктов из асгардских садов, да и вообще я впервые беседовала с богами. У меня не осталось ни малейших сомнений касательно того, что окружающие меня персоны были именно богами. Об этом говорила их внешность, их истории, об этом говорила их манера держать себя. Мне поведали, о том, как был создан мир, и по каким законам он живет. Я узнала, какие существа обитают в девяти мирах, какие из них опасны, а какие — нет. Мне также рассказали обо всех богах, населяющих Асгард и Ванахейм, но я едва ли запомнила хотя бы пять имен. В самый разгар разговора о богах я спросила у Идунн: — А что подвластно тебе? Ведь ты тоже богиня! Девушка смущенно опустила взгляд и сказала: — Оглянись по сторонам, что ты видишь? Мы сидели в беседке посреди сада Идунн, вокруг нас сплошь и рядом росли изящные деревья, гнущиеся под тяжестью плодов, усыпавших их ветви. — Я вижу яблони, — сказала я. — Много яблонь. — Знай же, что это непростые яблони, Сигюн. Я специально выращиваю их, ухаживаю за ними, как за детьми, а когда собираю плоды, вдыхаю в них свой дар — бессмертие. Этим яблокам нет цены, и я отдаю их каждому асу, который в них действительно нуждается. — Ого-о-о! — восхищенно протянула я. — А ты, Браги? — Мой дар не так важен, как дар Идунн, милая Сигюн, — мягко ответил бог, подмигивая своей смущенной жене. — Я бог поэзии, покровитель скальдов и прочих рифмоплетов, целыми днями, помимо дел хозяйственных, играю на своей лютне или на хардингфеле. — Так это же восхитительно! — воскликнула я. — Я обожаю стихи и баллады. Браги, ты можешь что-нибудь спеть нам? — Да, Браги, спой! — подхватила Эйр. — Что ж, — Браги задумался, самодовольно поглаживая свою бороду. — Можно кое-что спеть. Это очень старая норвежская песня, тебе она нравилась, Сигюн. Он отправился в дом за хардингфеле — норвежской скрипкой. Пока его не было, все молчали, а я ловила момент, когда могла восхищенно рассматривать сад. Казалось бы, утро было совсем недавно. Совсем недавно я покинула госпиталь и нашла зеленочного маньяка, совсем недавно вошла в купальню. Яркие солнечные лучи мягко скользили по сочной зеленой листве, убаюкивая мою беспокойную душу. Где-то в глубине крон изящных яблонь начинали петь соловьи. Их пенье, смешанное с шумом листвы, ноющей болью отзывалось в моем сердце. Все это было так похоже на место, откуда я пришла, все было похоже на мой родной дом… Митгард… Так его тут называют? Я тяжело вздохнула и перевела взгляд на хрупкую Идунн, сидящую напротив меня. Все то время, что я наблюдала за природой, она наблюдала за мной. Мне хватило одного незначительного мгновенья, чтобы, встретившись с ней взглядом, разглядеть боль в глубине ее бездонных голубых глаз. Боль эта тут же спряталась, на лице моей сестры расцвела ободряющая улыбка, но я прекрасно понимала, сколько усилий было вложено в эту улыбку. «Я не та, за кого себя выдаю», — мелькнуло у меня в голове. — «Все эти люди… боги… Черт с ним! Они возятся со мной не ради меня, а ради той девушки, которую так любили, они надеются, что она вернется, что их старания не напрасны… но она не вернется…» На мои колени упал зеленый листочек, и я выглянула из беседки с немым вопросом на лице, обращенном к деревьям. «Тогда сделай их счастливыми! Не разочаруй! У тебя получится!» — шептала мне листва. «Я обещаю, что сделаю их счастливыми. Я верю, что очутилась здесь не просто так. У этой семьи все будет хорошо. Обещаю…» К нам подошел веселый Браги. Он сел на свой стул, положив хардингфеле себе на колени, взял в руки смычок и начал настраивать инструмент. Наконец, после бессмысленных противных звуков норвежская скрипка пропела первые ноты баллады, вовлекая меня в пленительный транс. Браги старательно водил смычком по струнам, наслаждаясь своим искусством, и вскоре запел. Я не знала норвежского языка, но Браги пел так вдумчиво, столько смысла вкладывал в слова баллады, что мне казалось, будто я понимаю все, будто, когда он закончит петь, я смогу повторить то же самое. Голос мужчины был низким, бархатистым, он изумительно сочетался с аккомпанементом, затем к нему присоединилась Идунн. Ее поразительно высокий голосок стремительно падал с горных вершин кристально-чистым ручейком и вновь поднимался до небес. Эйр тоже запела. Ее голос был ниже голоса Идунн, что способствовало созданию особой гармонии всех трех голосов. Я не могла поверить своим ушам, замерев на месте и почти не дыша. Почему-то вся эта остановка — закат, песни, яблоневый сад — казалась мне до боли знакомой. Что-то родное было в этой балладе, что-то необъяснимое, болезненное, от чего слезы наворачивались на глаза. И все же это удивительно — видеть родное в незнакомом. Будто отголоски прошлой жизни возрождают память души, будто что-то взывает ко мне, заставляет принять мир, в котором я очутилась таким, какой он есть, со всеми его недостатками, достоинствами, традициями, населением, особой сословной иерархией, философией и пониманием всего сущего. И этот мир обещал мне быть огромным, непознаваемым, загадочным, так вышло, что я находилась в самом начале пути, на ступень ниже, чем Идунн, Браги и Эйр, на три ступени ниже, чем мой утренний маньяк. Моей задачей было только подняться… Наконец, боги перестали петь. — Это… было волшебно, — я пыталась выйти из оцепенения, но в моих ушах все еще звучала древняя песня. — Приятно слышать, — Браги мягко улыбнулся. — Но на сегодня песен хватит, — сказала Эйр, поднимаясь. — У Сигюн все еще болит голова, ей необходим отдых. — Ты права, Эйр, — тихо сказала Идунн, отворачиваясь. Почему-то моя сестра была несчастлива, да и Браги изо всех сил удерживал улыбку на своих губах. «Я все порчу, делаю что-то не так, » — пронеслось у меня в голове. Я встала вслед за Эйр, расправляя свое платье. Мы вышли из беседки, сопровождаемые хозяевами дома, и пошли по длинной тропинке, ведущей к калитке. Эйр обсуждала с Браги какой-то новый рецепт тыквенного пирога, уводя его куда-то вперед и давая Идунн возможность поговорить со мной наедине. — Сигюн, я понимаю, что тебе сейчас тяжело, — тихо сказала сестра, беря меня за руку. — Понимаю, что я для тебя — незнакомка, женщина с улицы, ты меня совсем не знаешь. Я не могу тебя в этом винить, не могу винить Всеотца, ради которого ты сражалась в битве, но в такие моменты мне кажется, что норны не справедливы ко мне! Милая Сигюн, если б ты знала, как я тебя люблю! Если бы помнила!.. — Идунн, — произнесла я как можно мягче, вспоминая слова зеленочного маньяка и краткий экскурс в скандинавскую мифологию, проведенный для меня тремя моими новыми друзьями, — не жалуйся на норн. Кто знает, быть может, мне суждено было умереть, но они сжалились! — О, не говори так! — осадила меня Идунн. — Умереть! Нет слова страшнее, когда ты говоришь о своей судьбе! — Нам нужно быть реалистами, — я пожала плечами. — Возможно, потеря памяти — самая легка кара, которую можно перенести. Ведь я могу заново всему научиться… — Но не научишься любить заново, любить так, как любила до этого, — прошептала Идунн. — Почему, почему ты такая холодная?.. Мы подошли к калитке и увидели, что Браги и Эйр разговаривают с какой-то женщиной, одетой весьма роскошно. Незнакомке на вид было около шестидесяти лет, но для своего возраста она выглядела великолепно — золотистые кудри, уложенные в сложную прическу, королевская осанка, бодрый блеск в глазах и мягкая улыбка. Длинное платье, выполненное из тончайшей материи и вышитое золотом, а также красивые девушки, ее сопровождавшие, выдавали в ней важную особу. Увидев нас с Идунн, женщина улыбнулась и сказала: — Здравствуй Идунн! Такой приятный вечер, а ты печальна. Что-то случилось, душа моя? — Почему вы решили, что я печальна, Ваше Величество? — Идунн попыталась улыбнуться. — Вечер поистине приятный, и я разделяю ваш восторг! — Не пытайся меня обмануть, милая, — сказала женщина. — Поделись своей печалью так же, как делишься со мной своими радостями, и я постараюсь тебе помочь. Идунн бросила на меня быстрый взгляд и тяжело вздохнула. — Ваше Величество, — ответила девушка. — Сигюн после ранения в Ванахейме потеряла память. — Какой ужас! — воскликнула царица. — Сигюн, неужели ты ничего не помнишь? — Нет, Ваше Величество, — тихо ответила я, привыкая к новому имени. — Я Фригг, жена Одина и королева Асгарда, — поспешила представиться женщина. — Ты была очень храброй валькирией, Сигюн. Жаль, что после полученной травмы ты долгое время не сможешь вернуться к службе. — Ей вовсе лучше не возвращаться, — встряла в разговор Эйр. — Кто знает, когда память вернется? Вернется ли? К тому же, участие Сигюн в битвах заставляет Идунн волноваться! Есть и другие занятия помимо битв! — Ты совершенно права, Эйр! — кивнула Фригг. — Я как раз хотела об этом поговорить. Я надеюсь, Идунн не будет против, если Сигюн станет моей фрейлиной. Подумай, Идунн, в самом сердце Асгарда, в окружении сильнейших богов, нашей многовековой истории, вероятность того, что память к твоей сестре вернется, резко возрастет. — Я не могу принимать решение за мою сестру, — сказала Идунн. — Спросите лучше у нее. Все присутствующие посмотрели в мою сторону, ставя меня в неловкое положение. — По правде говоря, я была бы не против познакомиться с кем-то еще и вновь набраться утераченных знаний, — произнесла я. — Мне бы хотелось стать ближе к вам, если вы сможете научить меня всему, что мне необходимо знать, покажете мне ваши традиции, расскажете о ваших законах, поэтому… Да, я бы хотела стать вашей фрейлиной! — Замечательно! — воодушевленно сказала Фригг. — В таком случае, со следующей недели тебя переведут в твои покои во дворце Всеотца, мои верные фрейлины, — она перевела взгляд на трех девушек, сопровождавших ее, — расскажут тебе обо всем, что необходимо знать моим приближенным для выполнения моих поручений. Мне было безумно приятно вновь с тобой познакомиться, милая Сигюн. Жду не дождусь, когда увижу тебя подле себя.