Take me to church

      — Один батат, два батата, три батата, четыре батата… Время ползло надоедливо медленно, пока Киришима всё пытался уснуть.       — Десять бататов, одиннадцать бататов, двенадцать бататов… Киришима накрыл голову подушкой, как будто это могло ему помочь. Из головы всё никак не выходил этот дурацкий полупоцелуй. Эйджиро совершенно не знал, что со всем этим делать. Он уже неделю не выходил на работу, а Мина-чан звонила ему каждое утро с вопросами, когда он вернётся. Отец Бернард, к слову, больше не звонил. Он открыл телефон. Без четверти полночь. Матерь божья, он много лет не засыпал так поздно. Киришима убрал подушку и прислонился к стене, пялясь в разрезанный светом фонарей потолок. Нужно с кем-то поговорить. Точно, он же обещал рассказать Каминари, как всё прошло. В это время он точно не должен спать. В этот раз Дэнки взял трубку аж с пятого гудка.       — Кирибро? Что-то случилось?       — Привет, Дэнки-кун. Я хотел поговорить с тобой. Ты не занят? Каминари хмыкнул.       — В ближайшее время я вообще не буду занят.       — А можно тогда к тебе зайти ненадолго? Это не телефонный разговор. Каминари замолчал. Это было странно, потому что обычно он любил зазывать к себе Киришиму по любому поводу.       — Ну чтож, приходи, — наконец, ответил он и положил трубку, не прощаясь. Ещё одна странность. Киришима напялил толстовку, быстро обулся и вышел из квартиры. Как только он оказался на улице, ночной холод заполз ему под одежду, нагоняя мурашки. Надо добраться поскорее.

***

Когда Каминари открыл ему, Киришима сразу заметил странные изменения во внешности друга. Обычно одетый в яркую одежду, с уложенными волосами и фирменной широченной улыбкой, сейчас Дэнки выглядел так, словно неделю не спал. Огромные тёмные тени под глазами, немытые волосы, собранные в небрежный пучок и серое безразмерное растянутое худи.       — Проходи, — он пропустил друга внутрь. Когда Киришима вошёл, то не поверил своим глазам. В комнате царил настоящий бедлам. На столе и полу громоздились коробки из-под лапши, пицц, пустых банок газировки и энергетиков, разбросанные вещи валялись тут и там. Такое ощущение, что Киришима просто ошибся квартирой. Киришима присел на краешек дивана, на котором не лежала одежда, и непонимающе уставился на друга. Каминари же достал из кармана худи пачку каких-то таблеток, выдавил из блистера две штуки и запил их энергетиком.       — Ты, наверное, удивлён, — Дэнки упорно не смотрел ему в глаза.       — У тебя что-то случилось? Киришима никогда не видел его таким. Каминари же всегда был жизнерадостным солнышком, слепящим своей улыбкой. Откуда всё это? Дэнки сел на пол, скрестив ноги по-турецки и прислонился спиной к дивану.       — Случилось, и уже давно, Кирибро. Киришима хотел спросить, из-за чего это, но осознал, что совершенно не знает, с какого угла зайти. Он ничего не знает о Каминари и от том, откуда у него могут быть проблемы. Эйджиро даже никогда подозревать не мог, что его друг скрывает за таким красивым фасадом что-то неприятное.       — Расскажешь? Каминари отхлебнул энергетика.       — Даже не знаю, с чего начать. Как думаешь, где я жил до этого? — Дэнки пялился во включённый телевизор, где крутили какую-то дораму. Звук был убавлен до минимума, из-за чего актёры походили на аквариумных рыб, без дела открывающих рты.       — Не знаю, — Киришима пожал плечами. Странный вопрос. У Дэнки должны быть богатые родители, раз он снимает такую большую квартиру в хорошем районе.       — В Камагасаки.* Эйджиро удивленно хлопнул глазами, решив, что неправильно услышал.       — Ты серьёзно? Это же район стариков и БОМЖей.       — Не знаю, как туда занесло мою мать, но да, я там жил до шестнадцати лет.       — А откуда у тебя тогда эта квартира?       — Знакомства очень многое решают. С этим поболтал, с тем подружился. Вот и подвернулся удачный вариант. Но раньше я о таком даже мечтать не мог.       Киришима никогда не был в том районе, приличные люди обходили его стороной. Айрин был тем местом, которым пугали детей, и куда лучше не ходить, особенно ночью.       — На самом деле, это то ещё местечко. Мы кочевали из заброшки в заброшку, нигде подолгу не задерживаясь. Мать торговала телом за дозу, но потом этот поток иссяк, и от наркоты она перешла на другие вещи.       — Какие вещи? — не понял Киришима.       — Дешёвые таблетки, лаки для ногтей, ацитон, клей, дезодоранты. От безысходности человек что угодно нюхать начнет, лишь бы кайф словить. Каминари сейчас говорил как будто на другом языке, который был Киришиме совсем незнаком.       — Разве от этого можно… ну… — Эйджиро даже не знал, как это правильно назвать.       — Поверь, можно. Мне было лет двенадцать, когда я впервые попробовал. Меня на понт ребята взяли, а дальше как-то само собой пошло.       — Ты был наркоманом?! — Эйджиро не поверил своим ушам.       — Токсикоманом, — поправил Дэнки. Он выудил из кучи одежды толстовку, достал из кармана пачку сигарет и зажигалку, — они вообще не вкусные, но я их курил в то время, не могу привыкнуть к более дорогим.       Он грустно улыбнулся, чиркнул зажигалкой и прикурил сигарету. Сделав глубокую тягу, он выпустил облачко противного дыма. Сигареты Бакуго пахли куда приятнее.       — Когда пятнадцать стукнуло, мать померла. Я тогда сам себе был предоставлен. Бродил, нарывался на драки, нюхал, что под руку попадалось. В общем, незавидная жизнь. Я ещё тогда тощий был, как скелет, денег ни гроша, чуть в банду не вступил. Мне повезло, что меня во время моих «путешествий» заприметил какой-то соцработник. Пожалел, видимо. Хороший был человек. Как к родному мне отнёсся. Пристроил в реабилитационный центр, помог школу окончить, а то у меня только младшая за плечами была. Работу подбросил. Я к нему захожу иногда, всё-таки по гроб жизни обязан человеку. Он замолчал, доставая ещё одну сигарету. У Киришимы во рту пересохло.       — Почему ты не рассказывал? Каминари положил голову на диван, смотря на друга снизу вверх.       — Ты никогда не спрашивал. Да и это не то, что можно рассказывать в весёлом разговоре. Кому захочется слушать про тяжёлую судьбу и мёртвую мать? Киришие захотелось стукнуться головой о стену, да побольнее. Как он мог этого не видеть? Почему не замечал? Неужели не мог разглядеть, что улыбка Каминари трескается на части, как зеркало?       — А что сейчас случилось?       — Ты про бардак? — Дэнки махнул рукой. — Не обращай внимания. Мне новые таблы дадут, и я тут красоту наведу, как обычно. Это не первый раз.       — В смысле, новые? Что это за лекарства? — У Эйджиро всё похолодело внутри.       — Это тогда надо рассказ продолжить. В общем, я когда под приходом был, ловил галлюны страшные. Даже старые рисунки остались с тех времён. Потом меня пролечили, и вроде отпустило. А после девятнадцати они снова начались. Не такие сильные, правда, но всё же. Решил в больничку сходить, думал, что меня не до конца вылечили, или что я умом тронулся, пока торчал. Оказалось, что прав был.       — Прав? Каминари вздохнул, выпустив колечко дыма.       — Шизик я, Кирибро. Диагноз такой: шизофрения в простой форме. Если бы Эйджиро сейчас не сидел, то точно упал бы. Он тупо открывал и закрывал рот, как герои из дорамы, которая сейчас шла по телевизору. Каминари поджал губы, стараясь скрыть досаду.       — На самом деле, ты первый, кому я рассказал. Больше никто не в курсе.       — Подожди, а как?.. Но… — Эйджиро даже слов не мог подобрать. Ему не верилось, что его, по сути, единственный друг так болен.       — На самом деле, это наследственное, ну и я сам постарался своей токсикоманией. Повезло, что на ранних стадиях заметили.       — Почему ты не в больнице?       — Я там полгода провалялся. Меня пичкали кучей колёс, я от них хуже овоща был, слюни пускал и ложку нормально не мог держать. Потом док понял, что пока мне не нужно на постоянке находиться в дурке. Мне дают курс таблеток, я их пью и живу более-менее нормально.       — Значит, тебя можно вылечить? Каминари усмехнулся и закурил ещё одну сигарету.       — Если бы всё было так просто, Кирибро. Это всё звучит только так классно. Простая форма — коварная паскуда. Никогда не знаешь, в какой момент тебя накроет окончательно. Я живу как на пороховой бочке. Чем старше становлюсь, тем выше вероятность, что простая форма перетечёт в обычную, и тогда всё. Хана мне.       — Но ведь мы столько времени общаемся, и все было отлично, — Киришима, как мог, цеплялся за соломинку. В груди теплилась надежда, что Каминари сейчас рассмеётся, скажет, что это просто длинный розыгрыш. А комната неубрана просто из-за того, что другу было лень.       — Потому что я виделся с тобой и с другими, только когда таблы действовали. Сейчас эти уже почти не дают эффекта. Скоро надо новые взять. Когда меня накрывает, я обрываю все контакты, могу месяц не выходить из дома, иногда себя режу. Галлюны свои рисую. А пока всё нормально, стараюсь жить на полную катушку, потому что кто знает, сколько ещё протяну. Надо брать от жизни всё. У Эйджиро на глаза наворачивались слёзы. Ему стало так горько и стыдно.       — Прости меня, — глухо прошептал он. Каминари удивлённо на него взглянул, обдавая противным дымом.       — Ты-то здесь причём?       — Ты столько лет был с этим один на один, а я не видел. Тебе через такое пройти пришлось. Если бы я только заметил. Я ведь твой друг, я должен был помочь, — слова тяжёлыми каплями стекали с языка. Как будто Эйджиро выпил что-то очень вязкое и мерзкое, не дающее нормально вздохнуть. Каминари плюхнулся рядом с Киришимой и легонько пихнул его плечом.       — Не надо винить себя. Это было моим решением, так что ты тут никаким боком. Я рад, что рассказал тебе, правда. Спасибо, что выслушал. Киришима обнял друга одной рукой, прижав к своему боку. Теперь, когда он в курсе, надо приложить все усилия, чтобы облегчить жизнь Каминари.       — Теперь ты точно не один, Дэнки-кун, я разделю с тобой эту ношу. Прибегу по первому зову, если будет нужно. Если ты чего-то захочешь, только скажи, мы это вместе сделаем. Жизнь Киришимы в этот момент рушилась кусок за куском. Всё, к чему он привык, рассыпалось прямо у него на глазах. Они посидели некоторое время молча, каждый погружённый в свои мысли. Киришима старался задавить стыд и чувство вины, но получалось не так хорошо, как хотелось. Почему он раньше не задал эти вопросы? Почему на протяжении стольких лет дружбы ни разу не позвонил первым? Были моменты, когда Каминари залегал на дно больше, чем на месяц. Неужели он тогда оставался совершенно один, здесь, со своими демонами? Боже, как это всё ужасно. Тысяча «почему» крутились в голове Эйджиро по кругу, терзали его душу.       — Кирибро, хочешь посмотреть мои рисунки? — неожиданно сказал Каминари, затушив окурок об пустую банку.       — Ты что-то новое нарисовал?       — Я про те рисунки, которые после «приходов».       — Оу, давай. Каминари встал с дивана, прошёл к тумбочке, на которой стоял телевизор, и достал из неё простой чёрный блокнот. Протянув его Киришиме, он снова сел рядом, сцепил руки в замок под коленями.       — Я их никому до тебя не показывал. Киришима начал просматривать блокнот. На простых листах жёлтого цвета были карандашом нарисованы чёрные монстры с крючковатыми изогнутыми руками и когтистыми пальцами. Их глаза, — бездонные чёрные дыры, — прожигали Эйджиро насквозь. Были люди с искажёнными чертами лица, размытыми носами и ртами. Пауки с огромными лапами, просто закрашенные чёрным цветом страницы.       — Ты всё это видишь? — Киришиме стало тошно. Не в силах больше смотреть, он закрыл блокнот и вернул его Каминари.       — Ага, вижу. Они из теней выползают, ночью они гораздо страшнее, проникают в голову и шепчут всякое, — сказал Каминари как что-то обыденное.       — И часто это бывает?       — Когда таблы уже почти не действуют. В остальное время либо нет, либо слабо. Я уже привык. Эйджиро в шоке обхватил себя за плечи. Как к такому можно привыкнуть? Дэнки видя, что Киришима сильно впечатлился, решил сменить тему.       — Так о чём ты хотел поговорить, Кирибро?       — Что?       — Ну, ты же сам позвонил, сказал, не телефонный разговор. Эйджиро уже даже забыл об этом.       — Знаешь, на фоне твоей истории моя проблема кажется не такой уж и проблемой, — попытался Киришима отшутиться. А вдруг Каминари подумает, что Эйджиро волнуется о каких-то глупостях и посмеётся.       — Не говори так, Кирибро. Если тебя это парит, то это не может быть не проблемой. Киришима глубоко вздохнул и решил рассказать, ничего не утаивая.       — Ну, в общем, я решил последовать твоему совету и поговорить с Бакуго.       — И как?       — Он меня… он меня поцеловал,       — Господь свидетель, это было слишком тяжело говорить вслух. Каминари кивнул какой-то своей мысли.       — Ну, я не удивлён.       — Как это? — удивлённо хлопнул глазами Эйджиро.       — Ребята на площадке трепались, что Бакуго кто-то понравился, да и я видел его с какими-то чуваком примерно нашего возраста. Сначала подумал, что это про него говорят.       — Какого парня? — в груди что-то неприятно заныло.       — Ну, у него сплит красно-белый и ожог большой на лице, — Каминари почесал голову, — они вместе на мотоцикле часто катаются. Эйджиро уже видел этого «половинчатого». Он вместе с Бакуго зашёл к Киришиме на работу.       — Они что, живут вместе? — нытьё в груди усилилось.       — Этого я не знаю, — Каминари открыл новую банку энергетика, — но часто вижу их с балкона своего.       — Дэнки-кун, тебе не противно? — Киришима решился спросить.       — Противно что?       — Что я с парнем поцеловался, — Эйджиро вжал голову в плечи. Каминари сделал глоток и посмотрел на друга совершенно серьёзно.       — Кирибро, я пока в трущобах жил, такого дерьма повидал. То, что твоя мать обслуживает клиента ради полки** кокса или чего-то ещё, а ты на это смотришь из соседнего угла — вот что по-настоящему противно. А два парня, которые решили поцеловаться или что-то ещё сделать — нет. Киришима казалось, что кто-то со всей дури залепил ему пощёчину, или врезал под дых кулаком. Он ведь сам считал это противным. О чём же он всё это время думал?       — В общем, ты теперь не знаешь, что тебе делать? — подытожил Каминари, бросив пустую банку к остальному мусору.       — Вроде того, — Киришима был в каком-то трансовом состоянии. Слишком много случилось за это время, заставляя его по-другому смотреть на вещи.       — Ну смотри, Кирибро. Бакуго гей, так?       — Ну, выходит, что так, — Киришима не понял, куда ведёт Дэнки.       — Твоё отношение к нему из-за этого как-то меняется? — Каминари улёгся прямо на раскиданные вещи, закинув руки за голову.       — Не знаю, — после минутного раздумья ответил Эйджиро.       — Ну давай рассуждать. Какие хорошие качества есть у Бакуго?       — Он хорошо знает латынь. Он прекрасный учитель. Дотошный врач. Здорово делает трюки на мотоцикле. Ну и ещё он, ну, симпатичный, — на последнем Эйджиро покраснел. На каждый факт Каминари загибал палец.       — Смотри, у Катсуки-куна есть как минимум пять хороших качеств. При этом ему нравятся мужчины. Из-за этого он становится плохим знатоком латыни?       — Нет, — Эйджиро покачал головой.       — Из-за этого он хуже учит?       — Нет.       — Из-за этого он становится не таким дотошным доком?       — Нет.       — Мешает ли ему это круто трюкачить на мотоцикле?       — Нет.       — Ну и наконец делает ли его любовь к парням менее симпатичным? — Каминари разжал все пальцы.       — Нет, — Киришима снова покраснел.       — Вот видишь, Кирибро. Многие говорят, что свой пол любят только плохие люди. Бакуго будет плохим человеком если, например, будет неправильно преподавать латынь, или плохо учить, или не будет дотошным доком, делая всё на отъебись. Или, будучи мотоциклистом, он создаст аварийную ситуацию, и по его вине пострадают другие. Любовь к парням тут вообще никаким боком. Сечёшь фишку? Киришима в ступоре мотал головой. Он никогда не задумывался об этом в таком ключе. Он всегда думал, что геи плохие, просто «потому что». Каминари буквально прокатал его лицом об асфальт. Дэнки, видя, что Киришима впал в невменоз, тяжко вздохнул.       — Ладно, не буду тебя грузить. Не забивай пока себе этим голову, ок? Оставайся у меня, чтобы обратно не тащиться. Киришима решил согласиться. Он никогда не ночевал у друзей. Видимо, всё случается в первый раз. Пока они стелили кровать, Каминари как бы между прочим спросил:       — Как в церкви дела?       — Оу, я уже больше недели туда не ходил, если честно, — сказал он и устыдился сам себя. Нельзя отлынивать от своих обязанностей, он ведь воскресную проповедь пропустил. Что приход о нём может подумать?       — Ну и правильно. Не ходи, пока не будешь готов. Киришима улёгся на диван, устраиваясь поудобнее.       — А как же прихожане? Они ведь ждут меня, — Эйджиро лёг на футон.       — Ты пережил большое потрясение. Если вернёшься, как следует всё не обмозговав, тебя это затяготит. Так что отдохни и наберись сил. Понял?       — Хорошо. Доброй ночи, — Эйджиро накрылся одеялом и отвернулся.       — Ночи. На новом месте было спать совсем непривычно, но, хвала небесам, Киришима быстро уснул. Последней мыслью перед этим у него было то, что всё должно было быть совсем наоборот. Киришима хотел поддержать Каминари, а по итогу Дэнки принялся его утешать. Совсем непорядок.