Не самое страшное

      Боже, как же это было неловко.       Жан опаздывал. Цветы, сорванные в спешке с какой-то титаном забытой дорожки, сминались в кулаке. Времени крутить шеей по сторонам на возможность хвоста не было — Жан боялся не успеть.       Примостившаяся в аккурат у горного выступа конюшня наконец показала себя. Место, где они обязались встретиться (минут пятнадцать назад). Конюшня была такой же ветхой, как и всë остальное в «Кадетке». Однако это самый укромный и выгодный вариант, чтобы двум парням устроить... свидание? Одна мысль заставила Жана поумерить пыл, поднять пыль. Это слово ему не нравилось, оно казалось слишком неуëмным, нескладным. Но именно его произнëс Марко за тем ужином.       — Елдыга! — Саша, втихомолку потянувшись к тарелке Жана, получила от него по руке докрасна.       — Нехрен тырить чужое.       — Но я така-а-ая голодная, — и без того по говору растягивая звуки, заканючила Блауз, театрально развалившись в длину всей скамьи и любовно поглаживая свой ненаглядный живот.       — Ты только что сожрала половину моей порции, а перед этим и всю свою, — захлюпал безвкусной водой сидящий рядом Конни, на плече которого Саша пристроила лохматый хвост, отливающий медью под язычками свечей.       — Ну-тк, мне ж нужна силушка, шоб уделать тебя завтра на экзамене по УМП. — Она высунула язык, на котором остывал запах каши. — Хотя и без них тебя размолочу, как горячую картошку. Жан, не колготись! Марко, скажи ему!       — Я? — Вовлечëнный мигом спрятался за кружкой. — Эм...       Жан развернулся к нему всем корпусом и ухмыльнулся выжидающе. Конечно, Марко не мог его не поддержать.       — Может, ты права. Жан, не злись, поделись с подругой.       Кирштайн вытаращился на Ботта во все глаза. За столом на секунду переняла инициативу тишина. Остальная столовая продолжала галдеть, и раскатистый смех Конни, не выдержавшего первым, заплутал в общем гоготе. Следом расхохоталась Саша. Пока Жан всë комично моргал на Марко, словно на изменника короля, она стащила-таки с тарелки Кирштайна ароматную булочку и уже запихивала еë в себя. Под властью смеха крошки встали поперëк горла, и Конни начал заботливо хлопать ей по спине, приговаривая сквозь продолжающиеся смешки:       — Ну и рожа у тебя, Жан.       — Ло... шади... кхе... ная, — стуча по столу, добавила Саша. Повезло ей, что слова в точности было не разобрать.       Со стороны эта картина не вызовет смеха. Просто людям, знающим Жана и Марко, видеть, как первого второй осаждает, покажется забавнейшей вещью на свете. Вообще, когда от огромных человекоподобных людоедов тебя отделяет лишь сковывающая стена по всему периметру твоего мира, когда ты на последнем году обучения в Кадетском училище и вот-вот заимеешь шанс столкнуться с этими чудовищами лицом к лицу, всë может показаться смешным.       — Чëртов предатель, — в итоге проворчал Жан, игнорируя дикое желание растянуть губы в ответ на неуверенную улыбку Марко. — Ха?.. Саша, ослиха! Верни!       Марко с нежностью смотрел, как Жан вытягивается через весь стол и пытается вернуть еду обратно. Выжившая часть булки быстро исчезла в вечно голодном рту; Саша была в шаге от того, чтобы зажевать заодно пальцы Кирштайна. Проигравший рухнул задницей на место жертвенно, только вот неудачно: локтем задев ту самую кружку Марко и вылив еë содержимое (ладно хоть остывшее) на свой любимый жилет.       — Дерьмо, — омрачился он, и Саша с Конни захохотали с новой силой.       Теперь Жан правда начинал раздражаться. Нога непроизвольно заотбивала какой-то ритм по отходящим доскам. В тени стола на неспокойное колено легла выделяющая тепло каждой веснушкой ладонь, и еë хозяин, сделав вид, что заботливо вытирает пятно чая на одежде друга, наклонился шëпотом:       — Не хочу, чтобы ты был такой же букой на нашем завтрашнем свидании, хорошо? В одиннадцать около конюшни.       Веселье сытых съело и приглашение Марко. На руку сыграла даже склонность Саши к воровству, ведь будь что у Жана во рту на тот момент, он бы непременно подавился.       Марко слишком: добрый, простой, любвеобильный. Жан слишком: гордый, хамоватый, закрытый. Но именно у Марко хватало смелости на первые шаги, и Жан не знал, что делал больше — благодарил или проклинал его за это.       В лето луна светила ярко и чисто, но прочие постройки укрывали конюшню. Ночной воздух был прохладен и свеж. Жан, стараясь восстанавливать дыхание как можно тише, горбом кверху добрался до веранды, отделëнной деревянным заборчиком и охраняющей вход в одноэтажное здание формы угла, откуда вкусно пахло сеном.       Что, если Марко уже ушëл?       Жан почти завизжал, когда его лодыжку из ниоткуда схватили, и чуть рефлекторно не пнул притаившегося за перегородкой Марко.       — Господи... Это ты, — он устало привалился рядом. Хотя бы цветы с испугу не выпустил.       — Я, — счастливо подтвердил Марко. Большие глаза светились даже в полутьме. — Я подумал, что ты уже не придëшь.       — Прости, — искренне отозвался Жан, почëсывая промокшую шею. Ему не хотелось, чтобы Марко волновался из-за него. — У меня была причина. В общем... это... на.       Пучок полевых цветов, фиолетовых хрустящих бутонов с ядрëным запахом травы, выглядел жалко, потрëпано. Марко непонятно молчал, а потом       рассмеялся.       Кирштайн тут же хлестанул его по предплечью и приставил указательный палец к губам, озираясь.       — Нас могут засечь, дурачьë. Погоди, ты что, смеялся надо мной?       Оба знали, что Марко был слишком добр и влюблëн для такого, но Жану это наигранно обидеться никак не мешало.       — Чë лыбу давим-то? Не нравится — пойди сам нарви.       — Нравится, — вдруг приглушëнно и так по-настоящему вымолвил Марко, что Жана атаковали мурашки, когда их пальцы секундой коснулись друг друга, и букет (если его можно было так назвать) перекочевал к Ботту. — Просто ты очень забавный, особенно когда пытаешься быть милым, Жан. Тебе даже не нужно пытаться, знаешь?       Ни у кого из них не было опыта свиданий, конечно же. Просто Жан не ожидал, что это будет настолько волнительно. Он не знал, как вести себя с женщинами, с мужчинами — тем более. Когда он высказал Микасе о красоте еë волос, то та упустила его смехотворные попытки познакомиться. Когда Жан не сдержался и рассказал Марко всë, что думает о мягкости его щëк, то тот мгновенно доказал эти слова, заулыбавшись так очаровательно, что рëбра Кирштайна свело. Жан подумал, цветы тоже могут сработать. И, видимо, правильно подумал, ибо Марко склонился и чмокнул его в горящую скулу. Поднялся, подал руку:       — Пойдëм внутрь.       Внутрь? Жан не знал, как Марко планировал провести время, но, честно, он был не против держать его веснушчатую ладонь где угодно.       Если спросить Жана, где он пропадал этой ночью, то он без колебаний выдаст, что кормил лошадей с Марко. Потому что это правда. В какой-то степени немного разочаровавшая поначалу, ведь Жан-брезгливость-Кирштайн не так представлял себе своë первое в жизни свидание: слюнявые ладони, характерный и не самый приятный запах конюшни, а также какая-то дурацкая лошадь, решившая, что чëлка Жана — отличный ночной перекус. Тем не менее... Марко. Его неудачно сдерживаемый смех над неумелостью, пренебрежением и пожëваными волосами Жана. Его глаза, с детским восторгом рассматривающие каждую лошадку. Его ласковые ладони, скользящие по шерсти чëрно-белого коня. Его запах, чувствующийся лишь вблизи и состоящий из яблок и цветов. Если Марко так любил животных, то Жан попробует тоже.       — Правда же, она милая? — Ботт с невыносимой улыбкой смотрел на лошадку, довольно хрустящую зелëным яблочком.       — Мне казалось, у тебя свидание со мной, а не с ней. — Жана перекрестил руки у груди, крепчающей день ото дня.       — Могу и тебя с рук покормить, — парировал Марко, спиной прижимаясь к боку Кирштайна с заразительной расслабленностью. Единственный человек, способный так быстро, пускай и ненамеренно ввести Жана в краску. Как сейчас. — Ты так и не понял, да?       Марко развернулся, пропустил уши Жана сквозь указательный и средний пальцы с обеих сторон. Распустил его руки из креста и положил себе на талию.       — Почему я позвал тебя в это место?       — Э, потому что тебе нравятся лошади? Если честно, трудновато думать, когда ты так, ну, ты понял.       Марко покачал головой, легонько посмеявшись, и их носы потëрлись друг о друга.       — А ты вот, похоже, ничего не понял. Дурак. И ещë от тебя пахнет лошадиными слюнями.       Они захихикали друг другу в губы. Закончившая с перекусом лошадка сонно переступила копытами. Было хорошо.       — Мне подумалось, не знаю... Вдруг тебя задевает твоë прозвище, и если я приведу тебя сюда, покажу, какие лошади на самом деле чудесные, то тебе будет проще. — Речь шла о, безусловно, «лошадиной морде». Марко был настолько невинен, что не отличал напускного раздражения Жана от настоящего, когда его называли таким образом. В действительности его это не обижало, но Марко об этом знать было необязательно. Его забота грела. — Хотя у тебя есть схожести с лошадьми. В хорошем смысле! — Марко Жана обнял, головой приник к его плечу, несмотря на то что был выше и приходилось неудобно подгибаться. Один жеребец, умилившись, фыркнул на них. — Видишь, какие глазки у них умные? Какие солдатские кони волевые и сильные? Ты такой же.       Жан скрыл румянец среди гладких волос Марко, вдохнул ими поглубже, нашëл в них свой голос:       — Отличие в том, что меня ты любишь больше. — Он хотел звучать как обычно самодовольно, но половина слов застряла в загривке смолянистых волос.       — Разве что чуть-чуть.       Жан растерялся. И неловкость, и умиротворение смешались в единое сильное и новое ощущение, расселяющееся под кожей липкой паутинкой. Он бережно потянул Марко за прядки, чтоб заглянуть в его лицо. Интересно, Ботт знал, что по его веснушкам можно было созвездия составлять?       — Что такое, Жан? — Марко практически задремал в выемке между шеей и плечом Кирштайна. Пульс за линией челюсти был точно колыбельная. То учащающаяся, то замирающая.       — Не знаю, — правдиво ответили ему, а затем коротко и кротко поцеловали: Марко сам намеревался наклониться, но не расчитавший этого Жан надавил на его затылок, и их лбы глухо вдарились.       Раздался смачный хруст. Кадеты отпрыгнули друг от друга на целый метр. Сердцебиение подскочило к глотке, подогреваемое страхом быть пойманными. Они стали испуганно обшаривать глазами каждую тень. Не подозревая неожиданной суматохи, лошади беспечно дремали. Что же это было?       — Блять, Саша, — выдохнул Жан.       — Ой, Саш? — одновременно с ним поразился Марко.       — Быка за ноги, на самом интересном, — пробубнила себе под нос Блауз и неохотно распрямилась у ведра яблок, одно из которых было ревностно зажато в еë пальцах; кожурка фрукта торчала в зубах. — Здрасьте?       — Какого ху...       — Жан, — назидательно перебил Марко, дëрнув Кирштайна за рукав рубахи. — Он хотел спросить, что ты здесь делаешь, Саша?       — Ага, и понравилось ли подглядывать? — выплюнул Жан желчно и почувствовал, как за рукав снова потянули.       Она видела всë, что здесь сейчас было? Разболтает? Девка-то без типуна на языке, за буханку лишнюю что угодно выдаст. Теперь будет избегать их и кидать презрительные взоры исподтишка? Пальцы взволнованного Марко соскользнули с рукава на запястье Жана и пробежались по венам — терять было нечего, а вот сердце так же неустанно тарабанило изнутри. У Жана странно потеплело, но виду он не подал, продолжил сверлить Сашу распалëнным взглядом. Позволять такие жесты в присутствии третьего лица было... Необычно. В самом приятном смысле этого слова. Марко был так смел.       Они все терпеливо прождали, пока Саша прожуëт яблоко.       — Значится, — с аппетитом сглотнула она, — ночесь зинула, а в стайке не только комони, но и ества простаиваются...       — Можешь не продолжать, — отрезал Жан. Прошлой ночью она увидела, что в конюшне оставляют яблоки, и прокралась сюда, чтобы поесть. Застав двух своих товарищей, хотела сделать это незаметно, но беззвучно кушать яблоки не подвластно никому.       Сашин говор проклëвывался только на волнении, расслаблении или голоде и исключительно у ушей тех, кто уже выучился еë понимать и не подшучивать. Саше было важно это: диалект — то немногое, что осталось с ней от родных земель. Она им не управляла. В столовой на фоне отполированного языкоречия и неосознанного страха быть высмеянной сдерживалась, но не сейчас. Тараторила что-то на своëм, не заботясь. То был показатель комфорта, и Жан не мог додуматься, почему она чувствовала себя свободно рядом с ними после увиденного. Она должна была тыкать пальцем и давиться яблочным соком, а не уедаться всласть.       — На второй вопрос отвечать? — беззазорно уточнила Саша. Марко от такого резко выпустил руку Жана из своей. Блауз посмотрела туда, где соединялись их пальцы ломанно да настороженно. — Так и быть, подлянить не буду, елече вы станете отдавать мне половину своего обедничества.       — Ха?! — Жан грозно нахмурился наготове надеть злосчастное ведро Блауз на голову.       — Хорошо, как скажешь, Саша, обещаем, что-       Послышался звук, похожий на то, будто Саша подавилась. После еë смех, снисходительный, перебивавшийся кашлем и хрюканьем, перебудил несколько лошадей. Жан скоро начал бы испускать пар ноздрями, но прежде чем он раскрыл рот, Саша объяснилась сама, одним предложением, которое нарисовало облегчение и недоумение в лицах парней.       — Я шучу, мальчики.       Прикусив яблоко, чтобы освободить руки, она приблизилась к Марко и Жану, бесцеремонно схватила их ладони и вложила одна в другую. Оба тупо пялились на вновь нашедшие друг друга руки с несколько секунд. Марко опомнился раньше.       — Так ты... точно всë видела?       — Да. Вы смотритесь очень славно. Я рада за вас, ребята.       Вот так просто. Да. Вы смотритесь очень славно. Я рада за вас, ребята. Очередная шутка? Но Саша смотрела прямо и без какого-либо намëка на омерзение.       — Жан запомидорел, — игриво протянула она, грызя яблочные семечки. Марко уставился на него. И правда, Кирштайн милейше заалел.       — Это от злости, — сквозь зубы соврал тот.       — Пойдëмте спать, — проглотив зевок, встрял Марко и выдавил каждому улыбку. Ему нужно было поразмышлять в одиночестве, как и, пожалуй, Жану.       Саша была рада за них. Она не считала их сумасшедшими или извращенцами после увиденного, она сказала, что они смотрятся славно.       — Подсобите кушанья с собой протащить? — горящими глазами заумоляла Блауз, совсем не обращая внимания на то, как перед ней держатся за руки два парня.       — Бегу и падаю. Животным хоть поесть оставь. — Жан вцепился в руку Марко надëжнее.       Поведя плечами и всë-таки напихав по карманам пару спелых красных, Саша потопала на выход. Жан проводил еë несколько враждебным — больше неверящим — взглядом, но всë раздражение моментально исправилось, стоило Марко дëрнуть его на себя и выловить зрительный контакт.       — Не злись ты так. Она никому не расскажет.       Саша, не оборачиваясь, остановилась на веранде. Лунное свечение за прошедшие полчаса усилилось. Было неизменно тихо.       — Ты подумал, что я разозлился, потому что она о нас узнала?       Марко стушевался и понизил голос до еле-еле различимого.       — А почему ещë?..       — Потому что она не дала мне тебя поцеловать, дурила.       Оу.       — Да не робчитесь вы. — Саша всë ещë стояла спиной, яблоками любовалась. — Лобызайтесь уж и почапали, покамись поле чистое. Зябнет.       Она решила пока не говорить о том, что все в «Кадетке», кто имеет при себе глаза, знает их секрет. Их чувства на самом деле до того очевидны, что окружающие прознали даже раньше них самих. Вообще Йегер первым заметил, что Марко единственный, кому удаëтся умерить Кирштайна на время новой драки. То нашëптываниями чего-то на ухо, то многозначительным дëрганием за рукав. Эрен поделился наблюдениями с Армином, тот нечаянно проболтался Конни, а там и до всего корпуса было недалеко. О такой мозговитости Эрена Жану лучше не знать как можно дольше, иначе Марко да Микасе снова разнимать этих двух придëтся.       — Уши закрой, — приказал в конце концов Саше Жан и мягко завершил то, что не закончил по еë вине ранее, холодными подушечками поглаживая горячую от размножившегося стыда шею Марко. — Вот теперь идëм. Не хватало, чтобы кто-нибудь ещë подоспел и заставил нас втроëм драить эту конюшню завтра до отключки. А-а, не стой столбом, Марко. Давай сюда свою руку уже. Айда спать.       Тогда, в столовой, Марко коснулся его колена под столом, чтобы никому не было видно. Свидание он назначил в том месте и времени, при которых никто не смог бы их обнаружить. Марко был уверен, что хорошо разбирается в людях, что осознаëт, как на них будут смотреть после того, как узнают.       Но, кажется, в мире, в котором они жили, были вещи пострашнее и поважнее, чем два любящих друг друга парня.       — Какого титана вы тут делаете, выблевки?! — взревел за подростками убийственный бас.       Например, вон, Шадис.