Моль

Хитросплетенные нити нейронной сети моей мозговой системы обволакивают мой разум в полный хаос, превращая меня в одну большую гематому. Кровь течёт фонтаном, не останавливаясь, и я осознаю самую главную проблему своей жизни –последствия моего дара. После каждого моего перемещения, скорей всего, моя старая копия расщепляется и в новом месте собирается заново, или же я нахожу какие-то нуль-т порталы неосознанно, а может это всё абсолютная неправда и плод воображения, а я лежу овощем в каком-нибудь психоневрологическом диспансере под действием суперклассных таблеток. От покачивания каюты меня самого начинает трясти, и ощущение паники с каждым движением всё возрастает и возрастает. Медленно двигаюсь в сторону ванной комнаты, опускаюсь на колени и, вцепившись костяшками в ободок унитаза, выталкиваю содержимое своего желудка. Я пытаюсь размышлять и понять, что мне делать дальше. Я пытаюсь взять под контроль своё физическое и эмоциональное состояние. Я пытаюсь осознать до конца весь ужас происходящего. Отчего-то нынешнее понимание бьёт меня сильнее, чем когда я оказался здесь впервые или же с Антоном без памяти. Я чувствую, что сейчас происходит одна их самых ужасных вещей в моей жизни, и самое мучительное, что дальше будет лишь хуже. Всё также покачиваясь, я доползаю до своей кровати, падаю лицом в измазанные моей кровью простыни и об неё же оттираю следы рвоты. С тяжелым дыханием я медленно начинаю засыпать… И в следующий миг, когда сознание снова возвращается ко мне, я понимаю, что это всё был сон. Яркие лучи ласкают мою кожу, даже с закрытыми глазами я это чувствую, я слышу голос своей тёти, ласковый и такой приятный, она зовёт меня на завтрак, слышу возню по комнате, как она собирает кружки со стола и одежду со стула. Улыбка на секунды трогает губы, и я открываю глаза. Лицо тети трансформируется в лицо Артура со слегка неуверенной улыбкой. Он что-то бормочет, опускается и кладёт подбородок на край кровати. — Мы здесь. Мы на месте. — Правда? — шепчу в ответ. Его лицо и правда заливает солнечный свет, чересчур яркий и непривычный. Я замечаю, что его глаза не чёрные, как мне казалось ранее, а карие с вкроплением зеленого. — У тебя я погляжу, плохая ночка была? Я пытаюсь проанализировать своё состояние и с радостью отмечаю, что голова не так ужасно трещит по швам, как перед сном, зато во рту целый спектр вкусов. — Сейчас всё более-менее, — говорю и, вроде бы, даже и не вру, ночью всегда кажется всё намного хуже, нежели утром, когда начинаешь видеть свежим взглядом. Я так правда думаю, вплоть до момента, пока лицо Артура полностью не сникает. Я поворачиваю голову в небольшое круглое окошко каюты и вижу светлые волны, голубое небо и солнце… Я хочу порадоваться, я хочу не замечать его лица, но… — Ноганн, Элай не пережил поездку. Как и многие другие, но я знаю, что вы были близки. Как и я с Артуром. Я вспоминаю нашу первую встречу, когда оказался во второй Кроне, Элла взяла меня тогда с собой. Он был младший в семье и его мнение особо не учитывалось в политических делах, что крайне его расстраивало. В дальнейшем все думали, что братья правят совместно, но это никогда таковым не было. Дофин Кирилл держал Артура всегда поближе, осознавая, как тот может подпортить его политику. Артур же времени не терял и часто бывал в третьей Кроне у меня, где мы вдвоем придумывали новый мир на второй стороне. Элай всегда также разделял наши планы, помимо всего Артур и Элай всегда были сторонниками роткаманов, чего обо мне нельзя было сказать. Я приподнимаюсь и тут же роняю обратно голову на подушку. Элай не увидит светлой стороны, нового мира… Сжимаю зубы и вновь ненавижу себя, лучше бы он жил в той темноте дальше, но хотя бы жил. В дальнейшем происходит слишком много вещей: я привожу себя в порядок, обговариваю дальнейшие действия с Артуром, после с Дофином Кириллом, выстраиваю осознанную цепочку своих дальнейших действий. Я надеваю на себя свой давно позабытый костюм правителя, принца третьей Кроны. Сколько бы ни было потерь, я добился самого главного — Новой стороны. Это была главная цель, и моя часть должна состоять в том, чтобы оставаться беспристрастным. Хватит разводить слюни, я должен довести своё дело до конца. И после уйти со спокойной душой. И никогда больше не возвращаться к слишком тяжелой для меня роли. Я вижу Антона, чересчур зажатого, но радостного: он увидел светлую сторону и, закрыв глаза, подставляет лицо под лучи Солнца. Я хочу было подойти, но решаю оставить это на потом. Сейчас разговор с ним лишь выбьет меня из колеи, учитывая, что его судьба находится полностью в моих руках. Я замечаю зеленые земли с упоением, на удивление, некоторые деревья покрыты желтой пересушенной листвой. Когда мы причаливаем, солнце кажется в самом зените, где оно должно находиться всегда. Для большинства это крайне необычное явление и многие начинают снова себя плохо чувствовать. Первыми с корабля спускаются Дофин Кирилл и Наталья, после мы с Артуром. Остальные корабли даже не причаливают, ожидая результатов переговоров. Мы приплыли в Корнуолл, Англия. Я задумываюсь о языке данного места и о его названии: осталось ли оно прежним? Путешествовать по Англии в жизни мне не доводилось, но о Корнуолле я слышал многое, и, по большему счёту, из сказок о Мерлине, Артуре, Тристане и Изольде и всяком таком из детства. И это место на самом деле воплощает в себе все те сказочные описания: огромные хребты, залитые солнцем и зеленью, мягкий песок, крики чаек и множество маленьких и очень милых домиков вдоль всего берега. Изначально мы полны восторга и радости. Мы смогли, мы прибыли сюда! Но чем дальше мы идем вдоль берега к городу, тем отчетливее понимаем, что наша обувь буквально плавиться. Песок, державший в себе тепло солнца уже около 80 лет — стал самой настоящей раскаленной сковородкой. Конец пути мы практически пробегаем, и встаем под навес какой-то давно закрытой забегаловки. Людей вокруг тоже нет, и особой жизни в городе не ощущается. Хочется пить. Наталья садится за пыльный столик и вопрошающе смотрит на нас. — Что дальше? — наконец озвучивает она мысли каждого из нас. — Это у тебя хотелось бы узнать. Ты же там своими лумпа-лумпами должна что-то почувствовать, — рычу на неё в ответ. — Воу, полегче, неужели старый добрый Ноганн вернулся! — она закатывает рукава своей белой блузы и смотрит на меня. Её зеленые глаза совсем не изменились, они как ярко сияли на темной стороне, так же сияют и здесь. Я роюсь в своей голове выискивая воспоминания об этой мадам раньше, знакомились ли мы? Ничего интересного не нахожу, помню её лишь по последним событиям. — Господа, сбавим градус, что, конечно, сейчас крайне сложно, понимаю, — вступает Дофин Кирилл. — Если здесь работает электричество, а оно должно работать, здешняя верхушка уже знает о нашем прибытии, и либо они долго добираются до пляжа, либо выжидают и ждут, что мы будем делать. В любом случае, не стоит забывать, что мы здесь, и это главное. Он сводит концы своих пальцев напротив живота, пытаясь принять главенствующее место среди нас и успокоить. Ноганн внутри меня негодует, права Эллы перешли ко мне, не факт, что он сейчас главный среди нас. Артур хмурит брови, я замечаю, как маленькие бусинки пота тянутся вниз с его виска, мы переглядываемся, и я понимаю, что дальше будет самое сложное. Мы проходим пару кварталов и наконец замечаем первых людей. Это три парня и две девушки, которые чересчур заливисто смеются, сидя у рабочего фонтана. Они смуглые, на многих есть татуировки, в основном на руках, на каждом надета кепка красного цвета. Увидев нас, они тут же замолкают и смотрят крайне осторожно и негодующе. Наталья подходит к ним аккуратно и что-то говорит на своём языке, они отвечают и завязывается диалог. Один из парней встает и уверено подходит к нам. — Вы правда с ней? — говорит он на нашем языке. — Да, — отвечает Дофин Кирилл. — Пришли с миром. У нас нет оружия. Он неверующе косится и схаркивает на землю слюну, а я лишь думаю: откуда она у него там? В моем горле, кажется, настала самая настоящая дюна. Уходя, он словно случайно приподнимает руки демонстрируя торчащий пистолет за спиной. Я ухмыляюсь внутри себя: если он роткаман, чего же ему бояться, если может нас просто «заколдовать». Нас ведут вверх по улице двое парней, оставляя свою компанию внизу, по дороге мы встречаем ещё небольшие кучки людей: кто-то ест, кто-то рисует, кто-то просто разговаривает. Это место напоминает небольшую деревню, которая располагается на слишком большой территории. Люди здесь кажутся правда чуть счастливее, чем на Кроне, но как таковой торговли я не замечаю, предполагая, что здесь тоже всё пропитано духом коммунизма. Заводят нас в небольшой домик крайне неожиданно. Он не большой, двухэтажный и слишком темный. Каждое окно завешано не то шторой, не то простой обычной темной тряпкой. Внутри всё оказывается каким-то деревянным, чопорным и простым, что ли. В темной комнате стоит огромный стол из сруба, вокруг сплошь табуретки и садовые стулья, помимо стола и завешенных окон, в комнате есть несколько живых растений в горшках. Один из парней уходит по узкой лестнице наверх, мы с позволения оставшегося чужака садимся на табуреты, Дофин Кирилл немного вальяжно вытаскивает садовый стул к началу стола и садится, закинув ногу на ногу. Я невольно сравниваю внутреннее помещение с интерьерами в Кроне. У нас всё было более изящным и минималистичным, данное же помещение кроме как халупой — никак более не назовёшь. К нам спускаются темнокожие женщина и мужчина, у обоих на лицах изображены странные символы. Они выглядят удивленными и зажатыми. На вид им около 50-60 лет, если женщина кажется младше своих лет и выдают её лишь морщины у рта и глаз, то у мужчины полностью седые волосы, ярко выделяющиеся на фоне его кожи, в его носу я замечаю прокол септум. Наталья подходит к ним первая и, наболтав что-то на своём, начинает нас представлять, а после и их нам. — Это Жади и Меркуцио, это их имена по фазам луны и солнца. Меркуцио говорит на нашем языке, в отличии от Жади. Они хотят понять наши намерения, узнать сколько людей прибыло и что стало с темной стороной. — Я Дофин Кирилл, весьма приятно, Меркуцио, — привстав, Дофин Кирилл уверено кивает. Меркуцио подходит к каждому из нас и добродушно жмёт руки, немного развалисто он садится на табуретку и вытаскивает из кармана пакетик, в котором оказывается табак и бумага. Облизывая пальцы, он начинает крутить самокрутки. Резко нависает тишина, которая разбавляется лишь звуками пульверизатора для воды, которым Жади начинает опрыскивать стоящие по всей комнате цветы. — Надо же… — начинает говорить Меркуцио. — Восемьдесят лет уже как Земля разделена на две стороны. Всегда была Светлая и Темная сторона, и никогда народ этих сторон не пересекался. Какими такими судьбами вы всё-таки доплыли сюда? Как прошли газовое облако? — А как вы выжили? Вы же с той стороны, правда? — парирует Дофин Кирилл. — Да, но со мной был Бог. И он позволил мне пройти сквозь тьму к свету. — Да, у вас здесь всегда светло, есть электричество, много воды и продуктов пропитания, всё цветёт и пахнет, лишь засуха может навредить, но дожди регулярны. Это небольшой кусочек рая, которым надо бы поделиться. Меркуцио берет со стола большую железную зажигалку которой поджигает свой косяк, распространяя терпко-тошнотворно сладкий аромат жжёной веревки. Хочется сразу выйти, но темнота как-то успокаивает, в ней я себя ощущаю безопаснее. — Если ты пришёл, как говорит Наталья, с добрыми намереньями и готов расселить и показать новый мир своему народу, я буду только рад. Давно надо совместить две враждующие расы. — затянувшись, он начинает делать колечки из дыма. — Но. Если ты здесь с иными побуждениями, Бог сам покарает тебя. Дофин Кирилл ухмыляется и, обойдя стол, встает напротив старика, в его руках оказываются аккуратные в серебре карманные часы, он словно раздумывает ещё пару секунды перекидывая вещь из одной ладони в другую, как вдруг резко кидает их на стол. — Можешь записать время начала мирного договора, который каждый из присутствующих распишет кровью. Меркуцио загадочно улыбается и машет в странном жесте парню, который тут же реагирует и приносит лист старого пергамента. А я задумываюсь о крови, договоре и что это всё вообще значит? Мне придётся расписываться кровью? Никто меня о таком не предупреждал! И всё-таки, это на самом деле происходит, перед нами появляется глубокая бамбуковая миска и кухонный нож, которым каждый режет себе внутреннюю часть ладони, капая внутрь кровь. После, эту кровь используют как чернила для подписания только что составленной бумаги. Я озадачиваюсь: почему эту бумагу требуется подписывать именно кровавыми чернилами? От этого её значимость не увеличивается. Зато лицо Меркуцио становится более спокойным и доверчивым. Я вспоминаю слова Дофина Кирилла и чувствую большое сожаление, что всё не может быть просто. Далее нас ведут в квартал, полный таунхаусов. — Здесь вы можете расположить ваш народ. Если будет недостаточно — дайте знать. В дальнейшем, после заселения нам всем надо будет хорошенько отпраздновать ваш приезд и присоединение к нашей общине. Домики кажутся какими-то миниатюрными и со стороны выглядят как игрушечные. Внутри всё крайне грустно, слишком много мусора и пустоты. Нам выделяют группу волонтеров, которые помогают привести дома к жилому виду, и за три дня у нас получается заселить наш народ. Некоторые очень болезненно переживают поездку, многих пришлось даже похоронить. Около 30% людей находиться всё ещё в том тумане, только у себя в голове, остальные, наконец получив, что хотели, не могут поверить глазам и нарадоваться. Я отношусь к числу тех, кого хоронят. Мне кажется, я испытываю идентичные чувства. Целое ничего. Да, мы нашли светлую сторону, она существует! Ура? Я горжусь тем, что в каком бы состоянии памяти я ни был, довел свою идею до конца. Хоть и в глубине души понимаю, что, фактически, это сделал и не я вовсе. И от этого странно вдвойне. Я вижу Антона, он живет в соседнем от меня доме. Его часто нет внутри, Нат водит его знакомиться с местными жителями и познавать свою сущность… Я всё никак не могу выловить момент, чтобы я мог всё ему рассказать. И что я хочу уйти отсюда. С ним. Я решил, что уйду, потому что это всё не может продолжаться дальше в моей жизни, остается только сказать Антону и довести до полного окончания политические дела. Дофин Кирилл планирует в это воскресенье сначала нападение на главу роткаманов, после на приближенных, кто сможет занять главенствующее место, далее давать выбор людям мигрировать отсюда или же смерть. Хоть я и понимаю, что его план кажется полной чушью, он верит в свои силы как никогда. Будет война. Неизбежно будет война, и всё из-за одного человека? Антон сам меня находит в как всегда солнечный вечер пятницы. И, словно прочитав мысли, просит помочь. — Наталья говорит, что скоро произойдет что-то нехорошее, и уже неизбежно. Марк, это правда? Ты можешь изменить это, чтобы это не было? Я боюсь, что она говорит о войне меж рас. Он застает меня врасплох. Его тон, его озабоченность, его обращение ко мне. — Не беспокойся, всё будет нормально. Я хочу было позвать его сейчас свинтить отсюда, но понимаю, что сам себе этого позволить не могу. Я должен решить здесь всё: как бы то ни было, я тоже приложил свою руку к происходящему. Нас прерывает Артур, он подкрадывается как-то незаметно, кладя руку на моё плечо. — До воды хотели сходить, помнишь? — чересчур тихо спрашивает. А мы не хотели, но я понял, зачем он меня зовёт. И было думаю, что Антон тоже захочет пойти, и часть меня этого хочет, другая же понимает нерациональность его присутствия. Поэтому я обещаю найти Антона позже, и мы ретируемся с Артуром в противоположную сторону, прочь от таунхаусов и домов. Оказываемся мы около очень крутого обрыва. И я задумываюсь о том, что, если бы он хотел от меня избавиться — стоит меня лишь толкнуть — и проблем нет. Моё тело явно сломается об зубцы камней, а вода заберёт остатки. Но мы обсуждаем вовсе не мое убийство. — Это поможет. Из кармана шорт он незамысловато показывает мне странный пузырёк. Я давлю в себе тяжелый вздох и ужас осознанности происходящего. — Это какой-то яд? — Да. Действует мягко и почти безболезненно. Было очень сложно найти его, у нас есть лишь одна попытка. Артур подходит к большому кривому камню и как-то неуклюже садится на него, зарываясь руками в волосы. Я невольно отыскиваю внутри себя ту самую человечность, которая не видит выхода в убийстве человека. Нет никаких доводов, которые могли бы оправдать чужую намеренную смерть. Нет, не существуют и не будет существовать. — Ты уверен? — почему-то уточняю, хоть мы уже много раз это обсуждали. — Да, так нужно. Но ведь есть смертная казнь. Маленький писк позволяет мне чувствовать себя получше? Есть люди, которых иначе не остановишь. Я подхожу к нему ближе и замечаю небольшие красные пятна в районе рук и шеи. Сгорел. У Артура чересчур тяжелый взгляд и огромные круги под глазами, он словно соткан из кусочков решимости, боли и непередаваемого сожаления. Легонько касаюсь его головы, взглядом спрашивая, точно ли всё в порядке? — Он мой брат, как думаешь, что я чувствую? Голос его очень убедителен и прочен как сталь. Сложно представить, что он чувствует. Когда он сам подошёл ко мне с этим предложением, я ему не поверил. Это уловка, он не сможет, не будет. Они сговорились и таким способом хотят подставить меня, но… Но всё это тянется уже крайне давно. Их история. Их отношения. Их разногласия. — Когда стоит выбор между мирной жизнью и жизнью одного человека, неважно кто это. Я должен поступить как лучше для моего народа. Я слишком много времени был в тени, и видел столько ужасности, что он творил в Кроне, не щадя ничего и никого. Для него люди — это никто. Я давно должен был их защитить и начинать отстаивать свои принципы и политику. И я задумываюсь и понимаю, что так не смог бы. Для меня один человек может быть важнее какого бы то ни было народа, расы или планеты. Я чертов эгоист, который боится лишь за друга, и удача помогла мне оказаться, так сказать, на хорошей стороне. На Корнуолле в данный момент существует три правителя: Меркуцио и его жена Жади, Дофин Кирилл и я. Если я не соглашусь с Дофином Кириллом перебить всех роткаманнов, он убьет и меня. Я это понимаю, Артур это понимает, даже Нат, у которой нет абсолютно никакого веса. Её скорей всего прикончат одной из первых — она договорилась с этим народом, более не нужна. И Антон, естественно, попадёт под замес. Антон, который считается чистокровным роткаманном. Большего для моей чаши весов мне не требуется. — Я подсыплю ему вещество около 9 вечера, зайди к нам спустя пару минут, чтобы стать свидетелем. — Думаешь вот заколоть — не вариант, а отравить нормально? Как мы это обоснуем? — Не подошла местная вода, пища, воздух… Ага. Неплохо. Как и было договорено, в 21:15 я иду в кабинет к Дофину Кириллу и Артуру по винтовой крутой лестнице. Второй этаж этого дома крайне мал и в нём находится всего одна комната. Кабинет. Дофин Кирилл решил сразу его занять, руководствуясь тем, что чем ты выше в физическом смысле, тем выше и в моральном и духовном. Открыв дверь, я невольно жмурюсь, комната находится на солнечной стороне, первым, что бросается в глаза — это высокие окна, где всего на одном из трех окон опущены «шторы», скорей это тряпки-балахоны, за которыми пытались спрятаться от света, ткань недостаточно толстая, что через неё хоть и слабо, но проникает солнце, в остальном светлое просторное помещение залито чересчур ярким светом. Я ловлю себя на мысли, что это странно, устраивать убийство при свете дня. Хотя по-иному тут не получится. Братья улыбаются и о чём-то чересчур весело разговаривают. Артур сидит на кромке стола, удивлено поднимая брови, в то время как Дофин Кирилл ходит нервными шагами по кабинету. — Ну да, ну да, ты конечно же этого не помнишь! — восклицает он. — Как она разбавляла чай этой белой херней, а твои глаза тогда на лоб лезли, и ты конечно же это отрицаешь, о, привет, Марк! — Я её не осуждал, просто не понимал, — отмахивается Артур, кивнув мне в знак приветствия. — Привет, ребят, как настроение? — Отличное, вспоминаем последнюю пассию Артура с вашей Кроны, которая не подошла моему идеальному братцу из-за вкусовых предпочтений. Дофин Кирилл ходит из угла в угол, размахивая руками, так, словно в нём перекипает энергия. — Ну что, завтра, как планировалось, да начнётся пати. Всё подготовлено к этому? — переходит он к нашей основном теме. — Да, — сконфуженно отвечаю, всё ещё застряв в дверях. Он уже выпил, или ещё нет? Он такой активный из-за этого или что… Вопросов слишком много, и я чересчур спокоен перед тем, свидетелем чего я скоро стану. — Ты всё ещё уверен? — всё же пытаюсь переиграть и быть полностью хорошим? Хоть и понимаю, что, в любом случае, путей назад нет. — Ох, Марк, наш миролюбивый товарищ, — не найдя себе места, он перемещается к открытому настежь окну и, отодвинув штору, садится на подоконник, перекинув одну ногу наружу. — Всё ты пытаешься решить мирными действиями, и ведь история уже доказала, что это не решение. Видимо, разные у наших миров истории… — Чёрт, Артур, что же ты всё тут завесил, глазам больно, я столько не видел солнца, дай насладиться, — он выглядывает в окно, подставляя своё лицо лучам. — У него, оказывается, кожа чересчур нежная, даже в здании сгорает. — Закатывая глаза поясняет мне. — Ну уж куда мне до тебя. Тебе налить? — Читаешь мои мысли. Артур наливает в стакан коричневой жижи, похожую на алкоголь, и я понимаю — да. Сейчас. Этот момент. Невольно вцепляюсь пальцами в откос двери и просто наблюдаю. Стакан Артур, жидкость, яд несет, отдает. Черт. Дофин Кирилл берёт пухлый бокал двумя пальцами и вяло его покачивает в руках. — Как же здесь хорошо. Может стоит нам и дальше двинуться, в другие земли. Хочу забрать всю светлую сторону лишь себе. «Марк, тебе тут как?» —спрашивает и не пьет. — Я ещё не определился. Мне до сих пор не верится, что мы это повернули, — выталкиваю из себя слова, не отводя взгляд от его руки. — Даа… Жалко, связи на Кроне нет, и мы не можем всем рассказать, поди думают, что мы также, как при вашей экспедиции, не выжили. Как ты сумел вообще оттуда выбраться? Я зависаю, резко вспомнив свои старые-новые воспоминания. Чертова экспедиция. — Повезло… — отвечаю и добавляю для убедительности. — Всё, правда, как в тумане было, до сих пор некоторые куски пазла не сложил. — Ну, ты молодец, ты единственный, кто дважды был в экспедиции и выжил! Элла бы гордилась сейчас тобой, я уверен, — задумчиво говорит и все вертит и вертит этот стакан. Зачем он вообще её вспомнил? Хочется уже самому подойти и залить это пойло ему в глотку. — Здесь нет лишь романтики ночи, звезд, этой тишины — когда темно всегда всё тише кажется, но это, по-моему, больше Артура беспокоит. Артура явно сейчас кое-что беспокоит, его выдают руки, которые слишком неестественно обхватили своё же тело. — Мм? — мычит в ответ. — Говорю, любил ты уходить всё время куда-то один, про звёзды мне затирал и неизбежность судьбы. Я всегда считал, что ты больше чувствами руководствуешься, нежели рациональностью, и это не есть хорошо. Мозги нужнее, а чувства — побочное действие эволюции. Артур ухмыляется, слегка расслабляться, и я понимаю всю ироничность ситуации. — Хорошо, что я у тебя есть, всегда на всё трезво смотрю. — Ты какой-то сегодня чересчур активный, — кидаю ему, чтобы он уже заткнулся и начал пить. — Не могу дождаться завтра, — ухмыляется и вздёргивает руку, чтобы поднести стакан ко рту, но локтем бьется о раму и стакан с дребезгом летит вниз с окна. — Блин, — он тут же выглядывает из окна, чтобы убедиться в неминуемой гибели своего поила. А я напрягаюсь. Он выронил стакан специально? Случайно? Как это могло произойти прямо сейчас? Я тут же смотрю на Артура, убеждаясь, что это оно, то вещество там было, последнее и окончательное. Более ведь нет. Он сам становиться белым как полотно и, словив мой взгляд, медленно кивает. Неужели нам придется его убить насильственно? Нет. К такому я не готов. Мы не можем рандомно начать его убивать, хоть нас и двое. Нужен план, нужно всё обговорить и как-то выстроить, если мы нападем — это сразу будет понятно, что его убили. Что же делать… Вижу по лицу Артура, что всё, сейчас мы ничего не придумаем уже, сворачиваем лавочку. Но куда, когда. Завтра уже произойдёт нападение. Всё чересчур оказывается сложным. — Походу дождь, зальёт сейчас всё. — оповещает Дофин Кирилл. Он вскакивает резко на подоконник и начинает закрывать окно, которое не поддаётся ему. Проржавевшая рама пронзительно скрипит, издавая противный звук, но он не останавливается, вкладывая все свои усилия. Я судорожно начинаю подходить к нему, чтобы помочь, но после меняю направление и иду к Артуру. «Что за нафиг?!» — вопит мой взгляд, но так и хочется закричать это вслух. — Н-да, ну и окна тут, — ворчит Дофин Кирилл, всё ещё сражаясь с окном. Мы с Артуром наливаем себе алкоголь и залпом выпиваем. Я начинаю мириться с происходящим, и что шанс наш упущен. Думаю, придётся уговаривать Антона сваливать и оставлять здесь всё в войне. Других способов нет, я пытался. На секунду я задумываюсь, а пойдёт ли Антон со мной, не решит ли, что это побег, и как он вообще воспримет мой… Дар? Что это я его сюда притащил, я же… Это всё я. И даже не смог исправить ситуацию. Всё слишком безысходно… — Думаю, нужна ещё сила, Артур, подойди, — просит его брат, не прекращая свои манипуляции с рамой. Я поднимаю глаза и вижу, как дождь уже попадает на подоконник, заливая его ноги, Артур как тряпичная кукла, выдохнув, медленно встает со стола и идёт в его сторону, но не успевает… Ноги Дофина Кирилла начинают слегка скользить, рама резко подается и его отбрасывает в окно. Я только и вижу его руки, которые хватаются за занавески, и слышу треск от того, как она разрывается. А потом всё. Его нет. Мы тут же подбегаем с Артуром к окну и видим то, что видим. Его тело. Высота кажется не особо большой, и выжить вполне можно, но он не шевелится. Я никогда не был силен в математике, в корнях, дробях и в той же теорией вероятности. Там есть какая-то формула, как я помню. Не уверен, какой процент вероятности был во всех вещах и событиях, что сплелись в сегодняшнем дне. Если бы Дофин Кирилл выбрал для своего кабинета не эту единственную комнату на втором этаже, если бы окна были завешаны нормальными шторами, а не тряпками, если бы у Артура не было реакции на солнце и если бы не пошёл дождь — такого исхода как сейчас не было бы. Вычти один пункт из уравнения и всё сложилось бы совсем иначе. Он бы наверняка, конечно, умер от пойла, если бы опять-таки его не разбил, но тут снова, это самое пойло и убило его, вернее осколки от стакана, на которые приземлилась основная часть его головы. Мы стоим снаружи, смотрим на его тело, не веря в происходящее, по лицу Артура сложно сказать, о чём он думает, но ведь, по сути, не он его убил. Своего брата. Наверное, так легче. — Что здесь случилось? — подходят к нам зеваки с улиц. — Он выпал из окна. Дождь медленно размывает кровь с асфальта, и никто не решается закрыть его глаза. Я решаю уйти уже на следующий день. Нужно лишь забрать Антона, а для этого поговорить с ним и всё рассказать. Мелькает мысль сделать это, ничего не объясняя, вот мы случайно оказались здесь, теперь также случайно попали обратно. Ага? Но это кажется чересчур неправильным, он должен знать. Я захожу к нему домой и нахожу его на кухне за столом, рисующим странные символы на белых листах. Натальи нет, и это к лучшему. — Что ты делаешь? — спрашиваю вместо приветствия. — Это руны. Каждая означает своё и имеет собственную силу, — он отрывается от своего занятия и как-то грустно улыбается мне. Я отмечаю, что его голова сейчас выглядит не так ужасно, остались лишь царапины и мелкие шрамы, но сами татуировки невольно внушают тревожность. — Я хочу с тобой поговорить. — Я до сих пор в шоке от того, что случилось с Дофином Кириллом, — перебивает меня. — Что за нелепая случайность — выпасть из окна, нельзя так говорить, но это, кажется лишь к лучшему. — Да-а… Правда. — Ты же там был тогда? Как это произошло? — Он поскользнулся, и рама вытолкнула его. — Ты же не… Помог ему? — Что? — я вздрагиваю, он сейчас это серьёзно? — Просто спросил. — Нет. — Нат говорит мне… Говорит, что ты и есть Ноганн. — Ну она же так и должна думать, разве нет? — Значит ты лишь играешь роль, не вживаешься в неё? — следует крайне странный наталкивающие на правду вопрос. — Послушай, — я резко сажусь на стул напротив него и пытаюсь говорить, не отводя от него глаз. — Ты хочешь вернуться домой? — Домой? — Да, в наш мир. — Есть ли смысл это обсуждать? — Что, если я скажу, что мы можем вернуться? Я знаю, как это сделать. Я могу это сделать прямо сейчас, вернее, я хочу сделать это сегодня. Ты же ведь пойдёшь со мной, верно? Я знаю его ответ на 99,9%, конечно же он пойдёт, как может быть иначе, но почему-то я спрашиваю, но почему-то я нервничаю… — Случай с Дофином Кириллом, не выходит из моей головы. Ведь он планировал войну, правда ведь? И такая случайность… — К чему ты? — Марк, эта сила существует, моя сила, сила роткаманнов. Она есть. — Что ты несешь? Тебя там не было, как ты мог… — Через тебя, помнишь, я подошёл и сказал тебе помочь, так как знал, что ты часто бываешь рядом с ним, и что через тебя это сработает, если вложить эту энергию внутрь. Он сошёл с ума. Чокнулся окончательно. Пару секунд я думаю об этом, а следующие пару о том, что я планирую вернуться домой через телепорт. Мы оба сумасшедшие. — Антон, я не могу так больше. Я переместил нас сюда, я виноват, во всем виноват только я. В том, что они напичкали твою голову этой дурью, что была и первая экспедиция, и вторая, и всё остальное… Ещё и Элла. — Эй, ты о чём? Ты ничего плохого не сделал, наоборот же. — вот так просто он принял инфу, о том, что я нас сюда переправил? — Ты меня слышишь? Я могу телепортироваться, и я был здесь ранее, а не должен был. И ты тут тоже не должен был оказаться. Никто из нас. Друг молчит некоторое время, вертя в руках чёрный фломастер, он сосредоточен, но не напуган. Я ожидал более худшего… — Помнишь, мы говорили о моли в Австралии? — наконец подает голос. — В ту последнюю ночь? Да, помню что-то такое. — Что, казалось бы, моль — вредитель, от которого абсолютно все хотели бы избавиться, но нет. В Австралии она оказалась спасителем и вернула баланс в континент. Я туплю над его словами, к чему он вспомнил это? — Мы с тобой моль здесь, Марк. Ты и я. Ты говоришь, что испортил всё и виноват, я же считаю, что мы улучшили этот мир, разве нет? Они жили в той темноте столько времени, а здесь так хорошо. И теперь мирно, благодаря нам. Я ощущаю, как у меня начинает сосать под ложечкой и слегка подташнивать. Я ощущаю потерянность, оторванность себя от моего лучшего друга. Я не чувствую его. Нет. — Да, хорошо, мы сделали лучше, как скажешь, но теперь пора идти обратно. Антон, посмотри на меня, — выдохнув, я собираю всю свою мужественность и силу, и наконец спрашиваю. — Ты же пойдёшь со мной? Скажи просто «да», скажи, пожалуйста, потому что я здесь не останусь, я не могу более. — Здесь ты достаточно сделал, и тебя ждёт тот мир, чтобы его покорить, — улыбаясь, отвечает. А я продолжаю его сверлить своими глазами, чтобы всего на всего услышать его ответ. — Нет, Марк, я не вернусь. И я хочу сказать, что я останусь, и я хочу ему сказать, что сейчас он собственноручно разрушает мой внутренний мир, и я… Я просто чувствую, что потерял его. — Что ты будешь здесь делать? — Познавать свою силу. Я чувствую себя тут именно так, как я давно хотел. Дома не было этого чувства, здесь я не бесполезен. Я это просто знаю. — Я не смогу… Вернуться, если что, и я… Я не знаю, могу ли сам остаться. — Не нужно, как я и говорил, у тебя свой путь, у меня свой, и нам пора пойти ими, — он улыбается трясущими губами, а я чувствую внутри себя лишь злость. Это неправильно, так не может быть, не должно. Это не тот исход, это не правда. — Я буду скучать по тебе, мой друг, и всегда буду благодарить за всё, что ты мне дал, и больше всего — за этот мир. И я ломаюсь. Сам. И я сломал его. Я притащил его сюда, его мозги запудрили, у него совсем иная реальность в голове. Я чертов разрушитель. — Это просто чушь, скажи, что ты шутишь, — предпринимаю последнюю попытку. Чувствую, как собственные пальцы впиваются в столешницу. — Марк, с нами всё будет хорошо, не забывай об этом. «Всё будет хорошо» — его вечная тупая мантра, которая сейчас не даёт никакой надежды, никакой силы, никакой уверенности. — Антон… Пожалуйста, — и я уже хочу всё сделать без его желания, без его ведома, просто утащить нас и всё. Мне нужен он и точка. — Позволь мне жить своей жизнью, уважай мой выбор, более я не просто Антон, а роткаманн. И роткаманнам нет места в той реальности, где татуировки — это лишь украшения. Иногда существуют вещи, над которыми мы не властны, над температурой воздуха за окном, например, или сменой дня и ночи. Забавно, я умею телепортироваться между мирами, но не способен оставить своего друга с собой. Есть вещи, которые мы уже не можем изменить. Антон стал Луной и Солнцем которые сменяют друг друга, и я ничего не могу с этим поделать. — Хорошо, — говорю, встаю и тихо выхожу из его дома. На пороге я сталкиваюсь с Натальей, она удивлено поднимает брови и, коснувшись моего плеча, говорит: «Привет, Ноганн.» А мне кажется, что слышу «Удачи тебе в дальнейшем и спасибо за Антона.» Я спускаюсь вниз, вижу, как Артур бегло забегает в дом прячась от солнца, в руках у него куча бумаг, вступает в новую должность правителя, ну да. Я вспоминаю последний день в нашем с Антоном мире, как мы гуляли, радовались, курили. Я вспоминаю свою машину, ощущаю, как сильно по ней соскучился. По дорогам и скорости, по вкусной еде. Вспоминаю, что на заднем сидении у меня пачка корма для собак. Деклан. Пёс Антона. Может стоить вернуться и напомнить ему о его обязанностях? Его ребёнок, вообще-то, дома ждёт. Вспоминаю, как мы купили его щенком у какого-то еврея и хотели назвать Гитлером. Впервые за долгое время улыбаюсь неким подобием улыбки. Улыбаюсь и осознаю: теперь у меня есть собака.