Моль

Если засыпал я буквально недавно впервые с чувством облегчения и какого-то продвижения, то следующие дни вышли на очень острых, бесконечно горящих иголках. Ни Элла, ни Белый шрам не давали мне никаких новостей, но если Эллу я мог доставать, хоть она и отодвигала разговоры об Антоне на бесконечное «потом», то с Белым шрамом я просто не мог связаться. Я не знал где он живёт, а даже если предположить, что я мог бы сбежать, то я не знал даже его имени. Эти два дня я ходил к Антону, но не говорил ему особо ничего, хоть он и интересовался, так бывало и раньше - он мог спрашивать о моих сделках, о необычных разбирательствах, и всю эту информацию я выдавал ему порционно, выборочно, стараясь меньше рассказывать о своих иногда неправильных решениях в пользу клиента. Сейчас же всё это казалось мне серьёзнее, хоть эти люди были мне никем. Антон увядал, он стал очень худым, нервным, с красными глазами. Он ни с кем здесь не говорил, и бесконечное одиночество ело его, это было видно. После каждой встречи, я всё успокаивал и себя, и его, что осталось совсем немного, ещё чуть-чуть. И он, конечно, верил, выбора у него особо, честно говоря, и не было. И это наконец произошло. Элла позвала меня к себе, слишком уж довольная. – Согласно опросу – большинство населения подпишут новую невыездную регистрацию нашего поселения. Я молча стою, подпирая стену, смотрю куда угодно, только не на её бесящее радостное лицо. – Это большой шаг. – Разжёвывает она мне. – Ты меня слушаешь? – Какой толк мне от этой информации? – Ну, теперь ты один из нас. Больше тебе идти некуда, в мире существует только Три Кроны и думаю, лучше тебе быть паинькой, чтобы оставаться в наших верхних рядах. Не хочешь же ты быть с большинством в нищете? – Твой народ страдает, и ты сама говоришь, что он нищий. Но тебя это не волнует. – Выплёвываю ей то, о чем она сама прекрасно знает. Знает и не побрезгает изменить даже. Я уже понял, Элле совсем срать здесь на всех, её волнует собственная задница и её звание в общем совете. Как я понял, таких городов как этот, полных тьмы и страданий, всего три и остальные два где-то неподалеку. У каждого есть свой представитель, которого нанимает ещё более высшее правительство. В данном городе проблем больше всех, ещё и рекордное количество населения отсюда ежемесячно сбегает, Эллу могли свергнуть в любой момент. – Поменьше огрызайся. Я иду к тебе навстречу и отпускаю твоего ручного зверька. – Что? – Я тут же поднимаю на неё глаза, чтобы понять блефует она или говорит правду. – Ты мне ещё нужен, и чтобы показать тебе, что я верный союзник, я выполняю твои условия. Вообще насрать. – И где он? – Я послала Ларса за ним, его приведут сюда через пару секунд. Но секунды начинают превращаться в минуты, а там уже и в часы… – Почему так долго… - Не выдерживаю и начинаю думать о том, чтобы самому двинуться в их тюрьму, наплевав на все запреты. – Ты ждал его столько времени, а тут не можешь потерпеть? – Копошась в бумагах, она пытается меня слабо успокоить. На самом деле её движения и лицо тоже не выглядят слишком уж уверенным, она нервно поджимает губы, смотря на ручные часы. Всё очень подозрительно, также то, что меня к нему не пускают. Ларс заходит один. И бегло взглянув на меня, устремляет взор на Эллу, она даже немного бледнеет, но кивает. – Его там нет. Он сбежал. Это казалось каким-то бредом. – В смысле нет? – Тут же вспылил я. – То есть он всё это время там сидел без сил, и тут решил сбежать, идиотизм какой-то! – Мы решили так же и всё обшарили вокруг, так как далеко он не мог уйти, но нет ни следов, ничего. Элла скрещивает пальцы, кладя на них свой подбородок, мнёт губы и хмурит лоб. – Его забрали свои. Я же хотела его казнить, черт. Я уже было хочу отпустить себя, полностью. Наплевать на все. Подойди к ней, схватить за её сраные спутанные волосы и долбануть её лицом об стол что есть силы. Но. Но ведь есть Белый Шрам. И это, скорее всего, он вытащил Антона. Это осознание греет во мне надежду и радость, и тут же досаду. Она его отпустила, он мог быть с мной, а теперь… Как я его найду, как я буду знать, что с ним. Хоть и в тюрьме, он был при мне и так было спокойнее, теперь же волны паники начали меня обуревать. – И что теперь? – выталкиваю слова из себя бесцветным голосом. – Ничего, надеется, что он не устроит переворот со своими дружками. – Здесь нет у него друзей. – натурально рычу в ответ. – А ты уверен? Я выхожу из кабинета и хочу было пуститься куда угодно на его поиски, но мне, естественно, кричат, что выходить категорически запрещено, и снаружи меня действительно встречает радушный и резкий удар в живот и челюсть.

***

День первый. Стратегически пытаюсь размышлять и находить дыры в данной системе… помещения. Мне кажется, стоит мне только уйти отсюда, и я тут же по веянию сердца найду друга и все наши проблемы просто решатся. Мило улыбаюсь, киваю на всё, этим самым вызывая подозрения. День второй. Стратегически разламываю свою голову о возможных вариантах побега. Повар приходит дважды в день, но его приходы не систематически. Уборка проходит раз в день в период с 16:00-18:00. Охрана меняется трижды в день. Меня проверяют дважды в день, не считая обычных позывов Эллы, или разговоров Ларса со мной. Единственное возможное время уйти – это ночь. Через окно, как это и сделал Белый Шрам до этого. Но я не знаю дальнейшего пути, в прошлую ночь смог дойти до обрыва, две противоположные стороны охраняемы. Скорее всего, Шрам знает людей, или подкупил их, или же он залез через крышу… День третий. Вариант с крышей срабатывает. Здание невысокое, двухэтажное, я с легкостью забираюсь по сливной трубе на чей-то балкон, далее цепляюсь за плоскую поверхность и, подтянувшись, оказываюсь наверху. Крыша прямая, лишь в правом углу идёт небольшой скос, несущий в себе лишь визуальную функцию. Обойдя всё пространство, я нахожу слабое место в самом хвосте, кажется, прямо над складом. Спрыгиваю я в какой-то широкий мини элеватор с зерном. Дальше в обход, по острым камням, извилистым тропам спускаюсь ниже, ниже и… Ничего. Я брожу всю ночь по всем возможным уровням, в ирреальной надежде найти друга. Это правда похоже на очень необдуманную версию событий, во многие дома я не могу просто взять и войти, хоть у меня и есть какая-никакая здесь власть, а Антон с большей вероятностью именно в чьем-то доме, не под деревом же он меня ждёт. Некоторые люди не особо обращают на меня внимания, некоторые смотрят достаточно благородно что ли, и некоторые, ну, ненавидят меня. В лицо мне никто ничего не кричит, но тут же шепчет соседу, стоящему рядом, о Ноганне-пустозвоне, выродке, унёсшим их любимых на смерть. Спустившись вниз, я лишь в очередной раз убеждаюсь, насколько здесь несчастны и злы люди. Им нечем себя занять, кроме ручных мастери под несчастную бледную лампу, а те, кому это не по душе - спившиеся пьяницы спящие прямо на земле. У людей нет надежды, они не увидят ничего, кроме этого места, не смогут развить себя в чем-то, кроме очередной несчастной глиняной вазы, ну или продолжением рода, и то, если хорошо разглядишь своего оппонента, а то и дети уродами будут. Хотя, анализируя, мне кажется, эти люди адаптировались к темноте и намного лучше видят, чем я. Я проходил всю ночь и кроме собственного разочарования ничего не нашёл. В павильон я иду сам, решив, что у власти и правда у меня больше возможности найти друга, чем высматривая его под каждым камнем. День четвертый. Элла весь день говорит мне о предстоящем празднике - День святого единства Кроны. Он придуман для увеселения народа и их веры в нас. В правительство. «Порадовать людей и дать им новую регистрацию, всё очень просто» - заключает мне с полнотой надежды в голосе. Только сомневаюсь я в наличии извилины, отвечающую за радость у этих людей. Мне выдают речь и день на её репетицию в компании трех ассистентов, которые снова стараются сделать из меня максимального Наганна. В этот раз выступление будет вживую, и требуется быть максимально убедительным. День пятый. Просто существую. День шестой. Наступает праздник – Святой день объединений, ну или как-то так. В этот раз меня одевают немного иначе: удивительно, но в светлые широкие штаны, не доходящие до щиколоток, песочная свободная футболка, заправленная в штаны, ужасно страшный серый ремень с пряжкой в виде змеи, серебряная толстая цепь с крестом, мокасины и старый добрый черный плащ. Если до этого мой образ более-менее соответствовал данной атмосфере несчастий и злодеяний, то теперь, я как будто собрался на пляж, но обязательно с плащиком, ведь я тут главный антагонист, чтобы не забывали. Про пляж оказалось в точку, именно туда мы и пошли. И это оказалось самое масштабно-освещенное место, что я видел в этом… Мире? Частые столбы с разноцветными фонариками растянуты вдоль всего берега, помимо этого в песок воткнуты горящие факелы на высоких ножках, а в самом центре возвышается огромный костер переливающийся неестественно ядерными оттенками. Через каждые десять метров стоят тележки со съестным, слышатся мягкие отголоски музыки, напоминающие Lo Fi. Люди вокруг и правда кажутся чуть счастливее, каждый одет во что-то светлое или яркое. Кто-то ведет светские разговоры в стороне с бумажными стаканчиками, кто-то привлекает к себе внимание своим танцем или фаер-шоу, дети бегают друг за другом и смеются, все наконец кажется более естественным, словно наступила обычная ночь в каком-то пригороде на море. Все на пару часов счастливы. Я смотрю на всех этих людей и понимаю, что чувствую себя самым несчастным среди них. Впервые за всё моё прибывание здесь на меня сваливается тупое острое понимание, что я могу застрять здесь навсегда. Я могу не найти Антона вообще и проторчать в этом павильоне до конца своих дней, я ведь даже не знаю, как мне попасть к себе-обратно. Всё это может стать моей обычной жизнью, жизнью, которую я не выбирал, и я ничего не могу сделать и изменить, я не могу переехать, стать кем-то, начать хотя бы делать тупые вазы, нет. Моей личности уже и не существует. Кто такой Марк? Никто не знает, лишь Антон, но его нет, я проебал его. Я всё проебал. Это всё приходит настолько неожиданно и слишком оглушающе, что сквозь шум в голове я еле-еле слышу мое ненастоящее имя. – Ноганн? Ноганн! Поворачиваю голову и вижу Ларса, опирающего на свою трость со скучающим взглядом. – Ты всё помнишь? – Да… - На автомате отвечаю. Элла подходит к нам и с беспокойством осматривает меня. В руках у неё небольшая баночка с красным порошком. – Всё хорошо? – Спрашивает как-то даже чересчур заботливо. – Да, всё просто отлично. – Отвечаю, стараясь вложить в свой тон как можно больше яда. Ларс закатывает глаза и отходит к невысокому бетонному ограждению между пляжем и городом, опирается на него и ожидающе издалека на нас посматривает. Элла же, слабо улыбаясь осматривается вокруг. Вернув взгляд ко мне, она дёргает бровями и начинает окунать свои пальцы в банку и после тащит их к моему лицу. Первой реакцией, конечно, хочется отдернуться, но ведь я знаю, чтобы она ни задумала, она всё ровно провернёт это. Поэтому я позволяю рисовать на своих щеках красные полоски и могу лишь огрызться. – Что за херня? Это обязательно? – Да. – Закончив, она осматривает меня и… Обнимает. – А это что ещё за херня. – Сил обнять её, ну, у меня не существует в принципе, поэтому я просто стою как дерево. – Все хорошо, расслабься. -Лишь говорит она, отстранившись. Посылаю в неё два, три, четыре недоумевающих взгляда, всё ещё надеясь на ответ. – Сегодня его день рождения. – Нахмурившись, всё же разъясняет. – По традиции, при наступлении двадцати четырёх лет, проходит некий обряд инициации, где имениннику покрывают порошком картамина лицо в знак его принятия и гордости от старшего родителя. Таким образом, Боги, увидев данный красный знак в этот день, будут благоволить в дальнейшем пути. – А торт со свечами не канает уже? – Я думала, тебя уже тошнит от свечей. – Так и есть. Она стоит рядом, мнётся какое-то время, и тут я понимаю, что мы в общественном месте, и я Ноганн, её… Сын получается. Только сейчас до меня это доходит, у него день рождения и здесь только что произошёл спектакль. Всё это резко становится как-то неловко и неестественно. Мы поднимаемся на импровизированную сцену из белого гладкого камня с прожилками, люди медленно кучкуются ближе к нам, ожидая услышать речь. Элла смотрит чересчур безнадёжно в толпу, а после на меня. Слишком уж скребущий у неё взгляд, я бы сказал, словно она кого-то ищет и не находит, и, пытаясь снять с меня кожу глазами, пытается уже во мне это разглядеть. Хотя не мудрено догадаться, кто именно ей нужен. Я тоже вглядываюсь в людей и мысль бьёт меня в затылок. Антон. Он может быть тоже здесь, кто знает. Уже я сам начинаю вглядываться в лицо каждого, судорожно отмечая походку людей и силуэт. Надежда глупа, да и даже если бы он был здесь – он бы подошёл, прибежал ко мне. Я уверен. Раздается оглушающая музыка, и звучит что-то похожее на гимн. Он на русском языке, но сама музыка и слова с нотами какого-то фольклора. Все снимают головные уборы и кладут руку к сердцу, хоть что-то знакомое, я повторяю движения. После гимна, Элла выходит в центр, поворачивает стул спинкой к людям и садится на него, огибая с двух сторон ногами. Её движения просты, спокойны, лишены официальности. – Привет, дорогие. – Говорит она как-то непривычно заботливо для неё. – Неплохой у нас сегодня день, надо почаще такое устраивать. Народ вроде как положительно отзывается, конечно, это как предложить голодной собаке голые кости. – Я уже начинаю разрабатывать программу с новыми возможностями потребления ресурсов, чтобы участить такие мероприятия, а также просмотры кинотеатров и освещения в библиотеке. Элла обещает людям много улучшений и пытается зарядить их позитивом, когда же я выхожу говорить свою речь, половина народа тут же отсеивается, а остальная часть хмурит лицо. – Я горжусь тем, что курирую данный народ и смог быть бок о бок с вашими близкими, который отправились со мной в поход. – Моя речь более военная и посвящена светлой память усопших, но большинство её воспринимает как насмешкой над их болью. – Каждый будет не забыт, в их честь был воздвигнут мемориал памяти. – Показываю слева от меня на импровизированное кладбище. Люди харкают себе под ноги, некоторые открыто зло смотрят на меня. Я для них обычный гонец, которому бы каждый хотел отрубить голову за плохую весть. Грубо говоря, я увел их любимых и убил. И это… Это меня раздражает. Как эти тупые люди могут винить в своей ситуации одного единственного человека. Свою роль я тут же принимаю близко к сердцу и мне даже становится жалко этого Ноганна, он тут им помочь пытался, а они просто слепо ненавидят, конечно, кого-то же надо, почему бы не меня? – Главное быть сплоченными, мы вместе – сила, надежда, вера. Мы улучшим нашу Крону для жизни каждого, мы избранные, кто выжил и будем жить. Заканчиваю свою речь, но…. Не заканчиваю. – А знаете, - Что-то внутри меня щелкает, и мой собственный страх, обида и злость находят выход. – Вам бы лица попроще сделать, вы тут-то живы, а они да, пали, но какой ценой, зато узнали, что и вам туда нельзя. Но нет, будем всё ровно недовольствовать, ведь не устраивает людей всё постоянно, нет бы радоваться, что я принёс данную весть, иначе бы второй отряд постигла та же участь, но какой там, мы хотим больше и данная жизнь не устраивает. Довольствуйтесь тем, что есть, или идите подыхайте непонятно где. Вы живы, услышьте меня, вы живы и с вами родные, вы тут не одни. А какая разница, где вы находитесь, главное, чтобы ваш человек был рядом… - Уводит меня в конце в абсолютный личный мрак моего старого страха одиночества и потерянности. Я здесь абсолютно один. Один. Все молчат, и даже фоновая музыка выключена, слышится лишь шум прибоя. Я молча разворачиваюсь и ухожу с сцены, слышу, как Элла занимает моё место и пытается смягчить ситуацию: – Данный поход оставил болезненный след в каждом, в особенности в человеке, который был во главе… Я сначала иду как можно дальше, а позже уже и бегу, подальше от этих людей, огней и звуков. Внутри эмоции захлестывают меня полностью, переполняют, чувствую подступающие слезы и тут же останавливаюсь и, что есть силы, начинаю дубасить бледные и мертвые высокие камни у мыса. Бью, пока режущая боль не останавливает меня и я, отдышавшись, наконец прихожу в себя. Прохожу ближе к воде, к самому берегу, слушаю успокаивающие звуки воды, и, естественно, слышу шаги. Да никуда я уже не убегу, некуда, бессмысленно. Поворачиваюсь, ожидая увидеть Ларса, ну или кого из подчинённых, но это Белый Шрам. Свет от мероприятия всё ещё позволяет хорошо всё вокруг разглядеть, и я отмечаю у него красную бандану на голове и белую майку с брюками цвета хаки. При всём желание, я бы не смог его узнать среди таких же нарядных людей, лишь по его фирменному шраму. По которому, впрочем, я сейчас и узнал его. – Ну у тебя котелок неплохо сорвало. – Вроде бы и весело, но с нервозностью в голосе проговаривает. – Да уж. – Я и рад его увидеть, а вроде хочется всё же остаться в одинокой компании с водой. Пару секунд дико туплю, а затем яростно в него цепляюсь своим побитыми костяшками рук. – Антон! Ты… Ты вытащил Антона? Роткаманна? Он вроде как в утешающем жесте берет мои руки, но тут же их отрывает от себя. – Ну да, ты же попросил. И я думал, ты с ними заодно. Вы ещё не виделись? Я пялю на него глаза, не веря, нежели всё не закончено, всё нормализуется? – Где они? К роктаманну, отведи меня к нему. – Они сейчас придут, Наталья, кстати, знатно потешилась над твоей речью, прости, конечно. – А ты считаешь иначе? – Приковываю его своим взглядом. – Я, честно, вообще не знаю, - Шрам как-то устало трет свои глаза. – Григория потерять было больно, но и стоять на месте я не хочу, если есть возможность – я уйду. Так и вырывается из меня вопрос «Ты мне что, не веришь?», но ведь я не могу. Меня там не было, я ничего не могу утверждать, внушать и управлять этими людьми. Я самозванец, не более. Он некоторое время пинает песок под ногами, мычит себе что-то под нос, про революцию, силы роткаманнов и боязнь иллюзий. Я слушаю в пол уха, потому что замечаю два силуэта, приближающие к нам, и одного из них я точно знаю. Какой-то внутренний страх не позволяет мне сломя голову пуститься на встречу. И с каждым их приближением, моё сердце начинает увеличивать свой темп. – О, Нат. -Оборачиваясь к нашим гостям, проговаривает Белый шрам. Какая-то Нат… И Антон. Он с ней. Он выглядит лучше, и это первое, что меня волнует и успокаивает. На нём огромная черная, словно с чужого плеча, худи, скрывающая все его татуировки и его родные джинсы. – Меня зовут Наталья. – представляется она. У Натальи ярко-рыжие вьющиеся волосы, возможно, познакомься мы не на этом освещенном мероприятие, я бы даже не отметил этот насыщенный цвет, глаза также привлекают внимания, они зеленые и очень тяжелые. Если глаза – и правда зеркало души, её ничего хорошего не предвещают. На ней вроде черного платья, обшитого белыми крестиками в районе стягивающей талию и длинные рукава, на кисти рукав треугольником продолжается и надевается на средней палец. Она подает свою руку, тут же замечаю уголки геометричной черной татуировку, спрятанной за тканью. – Ты же знаешь Ноганна. – Удивляется Белый шрам. Она лишь загадочно смотрит на меня и утвердительно мычит в ответ. – Освежить память иногда не повредит. И я понимаю, естественно, что она знает, что я не он, но это неважно. Осторожно, чересчур медленно, я подхожу к своему другу. Его взгляд точь-в-точь, когда мы первый раз с ним выкурили травки, такой же туманный и сосредоточенный одновременно. – Ты… как? – Спрашиваю, касаюсь его плеча, хочу убедиться, что не одни кости под ним, что накормили его что ли. – Нормально. – Нейтрально отвечает. Но я знаю, знаю, что это тот самый тон, который он применяет для скрытия своих эмоций. – Я так рад, что ты наконец не в… тюрьме. Где ты сейчас? Антон отшатывается немного вбок, уходя от хватки. – Зачем ты врёшь этим людям? – Игнорируя мой вопрос, задает свой. И я даже сначала теряюсь, теряюсь и словно падаю, потому что понимаю, что он не просто скрывает свои эмоции, он злится на меня. На меня? За что? – О чем ты? – На сцене, ты говорил. Ты выдаешь себя за другого и пудришь людям мозги. – Это необходимость, мне пришлось. – Говорю полную чушь, которая, наверное, отчасти правда. Он молчит и бурит меня своим взглядом. – Как ты можешь говорить о вещах, которых даже не знаешь. Да какого черта?! – Блядь, может меня пытали, откуда ты знаешь и мне пришлось это говорить, или тобой угрожали, что за предъявы, Антон? – снова пытаюсь подойти к нему ближе, но тот лишь фыркает и уводит плечо подальше. – Я чуть с ума не сошёл, пока думал, как тебя вытащить, а после, где тебя найти. Почему ты злишься на меня? Какая тебе разница до этого места? – А ты хоть знаешь где ты и что происходит? – Ну, примерно. Его точно чем-то накурили, промыли полностью мозги, иначе он не может быть на серьезе так негативно на меня настроен. Или может? – Ничего ты не знаешь. -Заключает и прячет руки в свою объемную кофту. Белый шрам в полном недоумение, Нат, смотревшая на всё это с нескрываемым интересом, подходит ко мне. – Тебя потеряли. – Указывает за мою спину. Я оборачиваюсь и вижу идущих к нам Эллу с её подопечным, который любит охранять главные ворота и тыкать меня лицом в них, если я пытаюсь удрать. Когда я поворачиваюсь обратно, никого нет. Ни Антона, ни Шрама, ни Натальи. Кажется, что всё это мне привиделось и я придумал друга для собственного успокоения. Игры с разумом меня на самом деле не удивили бы. Удивляет лишь то, что зачем бы придумал себе злого и обиженного Антона. Такого бы я никогда не придумал.