седьмая цзэ-цзэ и ее мэй-мэй

Но внезапно в мысли, подобно порыву летнего ветра, ворвалось изображение лукавого взгляда голубых глаз. Воспоминания о теплых объятиях, о мягком запахе жасмина в темноте лунной ночи, о стрекоте насекомых в тиши и дыхании ближней сбили ее с толку. Чжуцин, сконфуженная и ошеломленная, оттолкнула цветок кому-то в руки и ускользнула в покрытую тенью часть комнаты. – Что стряслось?! Сотоварищи и сотоварки обеспокоенно оглядели девушку. – Цветок не принял меня, - Чжуцин слышала только бешеный стук сердца и ощущала, как легкие сжимают в невидимых тисках, - все в порядке. Она не подала виду, что цветок не просто не принял ее – он её оттолкнул. Очень больно поразил в самые глубины её сердца своим эффектом. Для этого цветка душа человека была словно книга. А девушка неосознанно пыталась обмануть Бессмертный цветок, так что оскорбленный цветок дал о себе знать. Чжуцин встретилась с многозначительным и понимающим взглядом Тан Сана. Парень не подал виду и предложил цветок сяо-Ву. В темноте сверкнул слабозаметный, но палящий пытливостью взгляд. Вечером общежитие впервые за долгое время было оживленным. Возвращение Тан Сана произвело эффект на обучающихся. Женская и мужская половины здания перемешались. Сегодня все лягут спать позже. Кроме двух, погруженных в особенную атмосферу, девушек. Вдвоем лежали они под теплыми одеялами в тихой комнате. Соседки развлекались в другой части кампуса. Тактильная Ронрон привычно устроилась под боком Чжуцин. – Ци-цзе… – М? – Сегодня днем, когда нужно было подумать о возлюбленном человеке, о ком ты думала? Ронрон заметила промелькнувшую нечитаемую эмоцию на лице подруги — вопрос застал девушку врасплох. – О Мубае. Младшая почувствовала разочарование, но мгновение спустя в ее глазах заискрился озорной огонек. – Но цветок тебя все равно не принял. Как же так? – хитро прищурив глаза, игриво вопрошала Ронрон. Уголки губ непроизвольно поднялись вверх. – Не знаю. Уголки губ опустились. – Значит, ты не расскажешь? Ронрон оказалась неспособной обуздать свою капризную и избалованную натуру внутри. Ей донельзя хотелось побезобразничать сейчас так, как она любила делать это с людьми, которым всецело доверяла. Приятную усталость в теле сняло как рукой — ей на смену пришел азарт. Она резко приблизилась к лицу старшей. – Рон, что ты делаешь? – девушка сконфузилась. Она давно привыкла к подобного рода выходкам младшей, но, очевидно, Ронрон все еще была полна сюрпризов. – Хочу узнать правду. Я может быть не самая проницательная на континенте, – она мечтательно провела рукой по щеке Чжуцин, – но сердце подсказывает, что мне следует сунуть свой маленький милый носик в дела своей цзе-цзе. Не вини меня за наглость! Старшая не знала, как ей следует поступить. Она могла бы оттолкнуть девушку или попросить не трогать ее, но Чжуцин соврет самой себе, если скажет, что ей это не нравится. Потрясенной девушке оставалось только молча поддаться действиям младшей. Ронрон несколько мгновений смотрела на сладкие, налитые кровью, губы, а затем нанесла невесомый нежный поцелуй, только слегка мазнув прикосновением. – Цзе, прости меня в будущем, хорошо? Я так влюблена сейчас. Ронрон была не из робкого десятка – от нее можно ожидать все, тем не менее, Чжуцин изумилась. Действия младшей были неконтролируемо шустрыми. – Я ведь была права? Скажи это. Скажи, что на мгновение ты увидела меня, что я нужна тебе так же, как и ты мне. Нуждающийся и судорожный взгляд голубых глаз затягивал в свои бездонные топи. Чжуцин лишь слегка кивнула. И хотя утром, когда соседки подшучивали над многозначительной позой, в которой проснулись девушки, Ронрон было лишь безгранично стыдно, она ни разу в жизни не пожалела о своем смелом поступке той ночью. Зато потом хладнокровная возлюбленная будет купать ее, свою избалованную любовницу, в нежности еще очень много лет.