Witchcraft

28.05.1967 «Могу ли я считать этот день роковым? Потому что скоро я собираюсь сделать что-то нечто безумное. Кто виновник моих смелых мыслей? Кое-кто совершенно прекрасный и необыкновенный. Случилось это несколько недель назад, я не был уверен в значимости происходящего и не знал делиться ли этим здесь. Но сейчас понял, что сделать это определенно нужно. Я до сих пор помню всё так, будто это произошло только вчера. Я, как обычно, пришел на пирс. Закурил сигарету, укутался в пальто и сидел там, прислушиваясь к шуму моря. Всё было как всегда: те же птицы в небе, тот же мост, та же вода и ветер. Они встретили меня как старого доброго друга, и я был им благодарен. Но я не стал бы описывать свой скучный вечер, если бы его не наполнил красками один… удивительный человек. Я испугался, что он видел моменты моей слабости, когда я, откровенно признаться, вёл себя как безумец: мог говорить с собой вслух, плакать или неосознанно жестикулировать. Испугался, что могу попасть в беду из-за этого. Но он только попросил огня для сигареты и место рядом со мной на мокром песке. Я, конечно, согласился. Мы сидели молча, он смотрел на водную гладь, а я на него. Признаюсь, что бесстыдно разглядывал мужчину рядом с собой, разглядывал и всё никак не мог понять, что меня в нём притягивает, или даже не так. Привлекает! Полагаю, это слово подойдет больше. Его внешний вид был необычен. Громоздкие ботинки с большим количеством бляшек, черные, потрепанные джинсы с цепями у ремня, кожаная довольно длинная куртка с шипами на плечах и груди, она была покрыта различными яркими изображениями и надписями, которые полностью изучить тогда мне не удалось. Его облик дополняла татуировка числа «28» на среднем и безымянном пальцах. Мама всегда говорила, что тату носят только бывшие заключенные, что стоит обходить таких людей, как мужчина, которого я описал, стороной, что «они опасны, держись от них подальше, сынок!». Но что думаю я? Меня никогда и не спрашивали, но, если бы спросили, я бы ответил, что мне нравится такой стиль, что я считаю татуировки красивыми и, может даже, нужными, ведь за каждой из них должна стоять своя история, верно? Сейчас многие панки делают так: не бояться заносить под кожу чернила и дарить им свой смысл. Я встречался с представителями совершенно различных субкультур и могу предположить, что этот мужчина относится как раз к ним — к панкам. Кажется, я отвлекся. Когда я, обнимая колени и уткнувшись носом в изгиб руки, оглядывал мужчину перед собой, он вдруг взглянул на меня в ответ. Я резко отвел взгляд, а некоторый стыд вперемешку с паникой начали зарождаться у меня в груди. Я хотел бы раскаяться и сказать, что не должен был позволять так откровенно пялиться на незнакомого мужчину и придумывать в голове комплименты к каждой детали его внешнего вида, я хотел бы, если бы не эти глаза… Они были в цвет вечернего моря, темно-синие, казались почти черными в свете недалеко стоящего от нас фонаря. Снизу его веки были подведены чем-то, похожим на карандаш, который использовала моя сестра перед свиданием. Только её был бежевого цвета, а у него — глубокого черного. Ему это… Невероятно подходило. И нет, я не преувеличиваю! Всей его красоты мне бы не удалось заметить в мимолетном повороте головы в мою сторону. Я довольно насмотрелся на него в тот день. Последнее, что меня привлекло — это его волосы. Я сам стриженный довольно коротко и никогда не смог бы себе позволить такой длины волос как у него. Работая непосредственно с детьми, я должен придерживаться дресс-кода, иначе, как говорят все умники, я окажу плохое влияние на формирование детской психики. Если бы кто мог видеть меня сейчас, он бы обязательно сделал мне замечание «не закатывай глаза!». Но, к счастью, человек, который смог бы заметить мой жест, никогда бы не упрекнул меня в этом. Когда наша случайная встреча глазами случилась, когда я начал корить себя, но продолжать думать о красоте мужчины рядом, он заговорил вновь. Легкий акцент, хрипотца и голос, который однозначно определили бы в музыкальной школе, как тенор. Он спросил меня, что я делаю на берегу моря каждый вечер. Совсем безобидный вопрос, на который мне бы хотелось возмутиться, указать этому незнакомцу на его бестактность и излишнюю любознательность. Но я этого не сделал. Возможно, аромат чужого одеколона, сигареты или морского воздуха одурманили меня (или я продолжаю искать оправдания), но я не побоялся быть странным и сказал всё как есть. Лучше я будто выглядеть чудиком в его глазах, что к каждой проблеме в жизни находит метафору, романтизирует свои беды, мечтает о том, что никогда не может произойти. Лучше я буду фриком, чем тем, кем я являюсь на самом деле. Хотя, порой, мне кажется, что я действительно такой и есть. Он выслушал меня. Про полёты чайки и то, как я хотел бы стать птицей и тоже улететь от всех своих проблем и обязанностей, слушал про невест, которым мне приходилось отказывать, потому что в моей голове они представлялись ловушками — клетками на цепи, ключ от которых принадлежит явно не мне. Он слушал то, что я обычно пишу здесь, не перебивая, а я боялся остановиться, увидеть, по окончании моих слов, хмурую гримасу на его лице, почувствовать удар кулака на скуле или выслушать много скверных речей адресованных мне. Настоящему мне. Но в какой-то момент мне и правда нечего было больше сказать. Моя сигарета давно была потушена об мокрый песок, прическа растрепалась, а на языке не осталось слов. Час истины настал и я как никогда прежде был рад, что его время пришло. Он сказал мне, что такой же как и я. Безумие. Два незнакомца, встречаются на пирсе, говорят о чайках и свободе и понимают, что одинаковы. Сюр. Я не сразу осознал сказанные им слова, даже переспросил его. Побыл немного дураком и упомянул наш внешний вид, пытаясь этим указать на нашу принадлежность к совсем разным мирам. Он посмеялся, добродушно похлопал меня по плечу, сказал, что я не понял его, и предложил продолжить обсуждения за бутылкой пива. Я согласился. Стоит ли мне описывать то, как сильно отличалась его комната от дома в целом? Было ощущение, что, переступив порог, я оказался в самом безопасном и уютном месте на свете, где люди могут летать как чайки, а девушки-клетки не способны их поймать. На местами обшарпанных стенах висели виниловые пластинки и портреты незнакомых мне звезд, у окна стояли гитары, по чьим струнам я не смог не пройтись подушечкам пальцев. Он много играл мне на них в ту ночь. Мне казалось, что утро никогда не наступит в этой комнате, пока мы здесь, обсуждаем важные проблемы и решаем серьезные, как нам казалось, вопросы. Я раскрепостился, стал свободнее галстука на своей шее, который через час уже валялся где-то на полу. В окружении запаха пива, мускуса и его стойкого одеколона я чувствовал себя правильно, будто никак иначе невозможно более проводить ночи. Пока он рассказывал мне про… что-то, что я уже сейчас и не вспомню, потому что в тот момент я совсем отключился от реальности, я всё думал о том, как мы бесстрашно поступили. Двое мужчин заходят в дом, откуда недавно на отдых уехала семья, так еще и поздно ночью, выглядя… так как выглядели мы. Наверное, это он заразил меня своим сумасшествием. Наверное, именно тогда я строго решил докопаться до истины, чтобы сейчас, спустя почти два месяца, совершить задуманное. Он перестал говорить, спросил, не случилось ли что, а я засмотрелся своим расфокусированным взглядом на его невероятно накаченные руки, которые так хорошо были видны в этой растянутой черной майке. Сколько раз, обхватывая тонкую худую руку девушки, я мечтал ощутить подобное крепкое мужское плечо? Их и не счесть. Моя голова все еще идет кругом от мысли, что теперь, я могу делать это каждый день. Я попросил его накрасить меня, сделать тоже самое, что у него на лице. Он удивился, но не отказал мне. На обратном пути, включив Фрэнка Синатру — Witchcraft, он сел напротив меня, приподнимая пальцами мою голову за подбородок. Он так осторожно прикасался ко мне, такими легкими движениями наносил косметику, что я временами переставал дышать, он обращался со мной так, словно я фарфоровая кукла и… Мне это нравилось. «Помнишь, ты сказал, что мы похожи? Ну, пару часами ранее, на пирсе» сказал я, когда он наклонился за салфеткой «Я абсолютно уверен в том, что говорил, я знаю, про что я говорил, но знаешь ли ты о том, что я имел в виду?». Он улыбнулся мне, подтирая что-то под глазом и, наконец, отвечая «Конечно, тот, кто прошел через это сам, не понять не смог бы». Тогда мы замолчали, он смотрел на меня с блеском в глазах, а я на него. На мгновение мне показалось, что это тот самый момент, когда я могу стать немного безумнее сумасшедшего в смирительной рубашке. Я почувствовал себя таким невероятно смелым тогда, но он немного испортил мой план, поднимая между нами зеркальце и шепча «Voilà». Я смотрел на свои взлохмаченные волосы, румяные щеки, заглянул затуманенный взглядом в свои подведенные черным зеленые глаза и клянусь, тогда я пересмотрел все свои взгляды насчет косметики. Трудно было не сломаться, когда перед тобой, прямо за зеркальцем сидит мужчина, который был воплощением слова «красота» даже с подведенными карандашом глазами. Я медленно опустил зеркало пальцем, всматриваясь в глаза напротив. Раньше они казались почти черными от нехватки света, а сейчас от закрывающего весь вид на голубизну глаз зрачок. Чем дольше я смотрел в них, тем смелее становился. «Такой же как и я?» прошептал я «Такой же как и ты» услышал я в ответ

И мне нечем защищаться, Мой пыл для этого слишком жарок, И здравый смысл здесь бессилен...

«Ты выглядишь как ведьма» улыбаясь, продолжал шептать я и склонился ближе. он улыбался тоже.

Потому что это колдовство, черная магия. И хотя я знаю, что это строгое табу,

«Тогда, надеюсь, у меня получилось очаровать тебя?»

Когда ты пробуждаешь во мне эту потребность, Моё сердце соглашается, не раздумывая. Продолжай вести меня туда, куда вела...

«Да»

Это очень древняя сила, Но та, которую я бы ни на что не променял, Потому что для меня нет колдуньи желаннее, чем ты...

Я никогда не смог бы описать словами то, как чувствовал себя тогда, как ощущал себя правильным, когда его пальцы взлохмачивали мои волосы ещё сильнее, никогда не чувствовал себя таким свободным, когда вслед за галстуком на пол полетела и стесняющая меня рубашка, никогда не чувствовал себя в безопасности, как там под ним, укрытым от чужих глаз тонким одеялом. Если так действуют древние силы ведьм, то я не прочь быть одурманенным. Так, собственно, каков мой безумный план? Никогда не приходить в себя от его ведьмовских чар."

Гарри Эдвард Стайлс.