My Weakness

      Девушка бойко процокала каблучками по подъездной дорожке, поднялась по ступеням и, положив руку на дверную ручку, на мгновение замерла. Она стояла на пороге большого старинного особняка. Наверняка он стоил баснословных денег, но впервые за всю ее долгую жизнь ей было плевать на это. Как и на завистливые взгляды редких гостей, на то, что одна единственная картина в голубой гостиной стоила не меньше, чем квартира в Мэйфэр, на престижность района и соседей, кичащихся своим аристократическим происхождением. Главная ценность состояла в том, что это был действительно дом. Ее дом. Место, куда она могла вернуться и где ее ждали, хотели видеть, скучали.       Толкнув массивную резную дверь, она зашла внутрь и прислушалась. И вот оно: легкий шорох переворачиваемой газетной страницы. Темные глаза вспыхнули радостью, и она быстрее ветра промчалась в спальню на втором этаже.       Отставив в сторону чашку кофе, мужчина глянул на нее поверх своего чтива.       — Ты вернулась, — констатировал он, возвращаясь к прерванному занятию.       Она не шелохнулась, словно ожидая чего-то.       — Очень быстро, — добавил он, уголки его губ дрогнули и, быстро сложив газету, он раскрыл ей объятия.       Она оказалась в них через мгновение, уткнувшись носом ему в шею. Втянула воздух и нежно поцеловала бьющуюся в основании шеи жилку, ловко расстегивая пуговицы его рубашки.       — Я соскучилась, — заявила она, добравшись до ремня.       Он перехватил ее запястье, оставив поцелуй на внутренней стороне узкой ладони.       — Поговорила?       — Поговорила, — вздохнула она.       В этом был весь Элайджа — дело прежде всего. Но она любила его именно таким. Тут же забывая о своей обиде, Кэтрин вскочила на ноги и изящно потянулась, тряхнув длинными локонами.       — Все, как мы и предполагали, — сказала она. — Есть о чем подумать. В том числе — не пытаются ли нас таким образом подставить?       Древний поднялся и подошел к окну, задумчиво глядя на искрящийся в солнечных лучах пруд.       — На самом деле единственное, о чем стоит подумать — хотим ли мы принимать в этом участие, — сказал он.       — Мне все равно, — пожала плечами Катерина.       Явно дразнясь, она ненадолго прижалась к Элайдже, заглядывая ему в глаза, а потом отступила. Но мужские руки успели поймать ее за талию и притянули обратно.       — Это настораживает, — усмехнулся он, пропуская его меж пальцами упругий локон. — Чтобы Кэтрин Пирс было все равно…       — Мне и правда все равно, — тихонько рассмеялась она, а затем, напустив на себя до боли знакомый надменный вид и слегка прищурившись, добавила: — Но я могу и передумать.       — Не сомневаюсь, — усмехнулся Элайджа. — Мне просто нужно знать, хочешь ли ты этого?       Кэтрин ненадолго задумалась, а потом неуверенно кивнула.       — Пожалуй, да. Скрываясь веками, я бы не отказалась показать себя. Дорогие приемы, изысканные туалеты, чванство и лицемерие — разве можно этого не хотеть? Но если ради этого я рискую потерять тебя… — на красивом лице промелькнул страх.       Элайджа с непривычностью для него нежностью вглядывался в такие знакомые черты. Три женщины, три разные судьбы, характеры, столь непохожие друг на друга, и только одна неизменная величина — внешность. Определяла ли она их жизнь? Безусловно. Каждая вступила в свою собственную схватку с роком, итогом которой были поломанные жизни и напрасные жертвы, как результат единоличного решения и отчаянной, почти болезненной самоотверженности. Элайдже сразу понравилось то, что в Катерине этого почти не было. В девочке бурлила жизнь. Страстность ее натуры не умещалась в хрупком теле, щедро изливаясь на окружающих. Но под видимой легкомысленностью, за красивой и, казалось бы, пустой оболочкой, скрывалось нечто большее. То, чего Клаус так и не сумел разглядеть — внутренняя сила, несгибаемая воля, способность на сильное чувство и верность самой себе.       Сейчас Катерина все больше напоминала себя прежнюю, хотя он прекрасно понимал, что точно такой, как раньше, она уже не будет никогда. Время изменило ее, ожесточив сердце, изранив душу. И она только начала отогреваться в его руках. Но внутренний огонь, пылкость, дерзость — все это только приумножилось с течением времени.       — Не потеряешь, — тихо сказал Элайджа, его ладони скользнули по спине Кэтрин вверх, пальцы запутались в темных волосах, лаская и притягивая ближе.       Его губы накрыли ее, и она вздрогнула, потянулась к нему, отдавая себя без остатка, оглядки и умысла. Потому что любила. Каждый раз это напоминало прыжок в неизвестность, пугающее до дрожи и восхитительно пьянящее чувство.       Разве могли они предположить, чем обернется для них вынужденное совместное заточение? Даже когда ее более молодое и потому слабое тело начало иссыхать, испытывая адскую боль, когда Древний неожиданно напоил ее своей кровью, даже тогда они не могли представить, что за свою более чем долгую, полную потерь и разочарований жизнь, смогут обрести что-то действительно стоящее — друг друга.

***

      — Расслабься, я не буду обращаться, — отрывисто сказала Ким.       Елена опустилась на диван рядом с девушкой, которая упорно смотрела в окно и избегала встречаться с ней взглядом. Нужно было что-то сказать, что-то правильное, но мысли разбегались, оставляя Елену в недоумении. Во что превратилась ее жизнь за каких-то несколько дней? И так ли уж не права Ким в своем нежелании становиться вампиром?       — Кимберли… — начала Елена и замолчала, потому что та в упор посмотрела на нее, а затем снова отвернулась.       — Меня так мама называла…       — Называла?       — Она умерла два года назад. Ее убил вампир... мне так сказали.       — Мне жаль.       Банально, но чистая правда.       Старая рана в который раз напомнила о себе, заболев пуще прежнего. Ночь, их ругань — сдержанный гнев отца, мягкий укор в глазах матери, ее пьяная злость на весь мир и родителей в особенности. Они на мосту, машину бросает в сторону. Отец пытается выровнять руль. Визг тормозов и шин по мокрому асфальту, резкий рывок и полет, растянувшийся во времени… «Елена!» — надрывный крик матери до сих пор звенит в ушах. А потом сильный толчок и медленное погружение — именно в этот момент она потеряла сознание…       Елена вздрогнула, очнувшись от собственных воспоминаний.       — Мне тоже, — отозвалась Ким.       — Вы были близки? — бестактный вопрос.       Но когда их задавать, если не сейчас?       — Не очень, — покачала головой Ким. — Она была такая… очень правильная. Везде чистота, порядок, дисциплина. А я, — она пожала плечами, — «совершенно не поддающаяся воспитанию бунтарка» и «все время себе на уме», — процитировала она, невольно улыбнувшись. — Знаешь, когда она говорила это, у нее на переносице появлялась такая складочка… — Ким поднесла руку к лицу в непроизвольном жесте, — мне все время хотелось ее разгладить...       — А меня мама никогда не ругала, — призналась Елена. — Ну, почти никогда. Однажды я сбежала на ретро-вечеринку в ее любимом платье — том самом, в котором она познакомилась с папой, — она улыбнулась воспоминаниям. — Вот это был скандал — я пролила на него вино, — Елена сделала большие глаза, у Кимберли вырвался смешок.       — И что потом?       — Химчистка и «Елена, ты под домашним арестом. На целую неделю», — сурово произнесла Елена.       Они невольно улыбнулись. Ким первой отвела глаза и воровато осмотрелась.       — Ты голодна, — сказала Елена, пристально глядя на нее — закушенная губа, лихорадочный блеск в глазах, пальцы нервно теребят край кофты.       — Ты… ты побудешь со мной, пока я не…       Елена взяла с дивана клетчатый плед и, расправив его, накинула Ким на плечи.       — Я думала, ты меня ненавидишь, и пришла, чтобы убить, — сказала она.       Ким покачала головой.       — Я хотела тебя ненавидеть, а пришла… просто пришла, — она пожала плечами, а потом, понизив голос, добавила: — Я не знаю, кому верить. Я вообще не привыкла верить — предпочитаю увидеть своими глазами.       — И? — спросила Елена.       Ким пожала плечами.       — Ты слишком человечная для монстра, — нехотя призналась она.       — Что ж… спасибо.       — Почему вы поссорились?       Елена отшатнулась, как от пощечины. Бездна, из которой она с таким трудом выбралась, чтобы глотнуть воздуха, снова разверзлась под ногами — прямо здесь, в небольшом уютном кабинете. Его кабинете. Но ведь… откровенность за откровенность. Разве не в этом смысл их странного разговора, когда не боишься говорить о том, что причиняет боль и так много значит?       — Я предала его, — сглотнув, сказала она.       Ведь так и есть — она предала его, позволила сиюминутной слабости увлечь себя, обманула ожидания самого дорогого ей человека.       — Не верю... Ты же любишь его, этого только слепой не заметит.       Елена сглотнула застрявший в горле ком и натянуто улыбнулась.       — Значит, ты как минимум веришь в то, что я могу любить? — она хотела сменить тему.       — Это очевидно, — вздохнула Ким, о чем-то задумавшись, а затем усмехнулась своим мыслям. — Я с детства знала изнанку этого мира, но никогда не думала, что буду умирать вот так… с тобой.       Долгое время тишина нарушалась лишь ходом секундной стрелки массивных часов над камином.       — Но ведь… — Елена перевела дух, осознавая значимость каждого произносимого ею слова, — это совсем не обязательно.       — Да неужели? — вскинулась Кимберли.       Она знала, что Елена всего лишь озвучила ее собственные сомнения. Но готова была яростно защищать принятое ею решение. Только в от чего она хочет на самом деле? Умереть? Отказаться от единственного шанса на спасение? Ведь у нее не будет другого времени подумать об этом.       — Знаешь, это совсем не просто, — Елена подошла к камину, склонившись над приготовленной заранее аккуратной кладкой поленьев — они с Клаусом любили живой огонь, — принять такое решение. Если ты уверена, я замолчу, и просто буду рядом, — присев, она легонько подула на маленький, начинающий разгораться язычок пламени. — Но если нет, то оставайся, — Елена обернулась и серьезно посмотрела на Ким. — Ведь главное — это твое желание или нежелание остаться. Остальное условности или обычные фанатичные бредни.       — Нет, — мотнула головой Ким, — я просто не могу. Не могу лишить кого-то жизни.       Брови Елены взметнулись вверх.       — Но… зачем?       — В смысле? — растерялась Ким. — Разве для обращения не нужно… — она замолчала, заметив брезгливое выражение на лице Елены, которая поняла, какими методами «охотники» вербовали будущих последователей.       А ведь Елена говорила ей, что никогда не убивала. Тогда Ким не поверила, но сейчас… Все вдруг встало на свои места — попытки более опытных «сотоварищей» уйти от прямого ответа, почти человеческие боль и страдания некоторых пленников, уговоры и мольбы о пощаде… Ее передернуло. Значит, другой путь действительно существует.       — Нет, — сказала тем временем Елена. — Просто глоток крови. Но решать в любом случае тебе.       Кимберли молчала, вспоминая все, что было в ее жизни. Детство — не лучше, но и не хуже, чем у большинства сверстников: суровая родительница любила ее и не обделяла вниманием, пусть иногда и слишком навязчивым. Время от времени появляющийся отец, интригующий своей загадочностью и «секретной работой». Первая любовь и первый парень, первое разочарование — когда сказки выцветают до серых будней, поиск новых интересов и целей в жизни, а потом он… Ее родственная душа — верный и близкий друг, хороший напарник в деле, в которое они оба верили. А потом он стал сомневаться. Она видела это в его глазах, в напряженной линии плеч и нервной улыбке. «А что если они не такие уж и звери, Кимми?»       Сомнение у них приравнивалось к предательству. Но она доверяла ему, как себе, и его слова пошатнули почти безоговорочную веру. Однако это не должно было помешать ему выполнить задание...       — А что потом?       — А потом жажда, желание убивать, возможность полностью отключить свои человеческие эмоции и вечная жизнь, за которую ты успеешь миллионы раз вспомнить все ошибки, когда-либо тобой совершенные, — проговорила Елена.       — Видимо, ты не очень-то хочешь, чтобы я осталась, — сцепив руки в замок и сжав их до побелевших костяшек, сказала Ким, глядя на лижущее поленья пламя.       Елена внимательно посмотрела на нее.       — Я просто хочу, чтобы ты приняла взвешенное решение, Ким. Вечность — это очень долго. Иногда — почти невыносимо. Но когда рядом с тобой близкие люди и, если повезет, любимый человек — даже ее кажется мало, — она помолчала. — Если ты решишься на это, обещаю, что буду рядом, пока нужна тебе.       — А как же Деймон? — неловко отшутилась Кимберли.       Елена тяжело вздохнула.       — Потерплю, — скорбно сказала она.       На этот раз молчание воцарилось надолго.       — Договорились, — тихо проговорила Ким, и в считанные секунды перед ней оказался бокал, до краев наполненный кровью. — Ух ты, я тоже так смогу? — ее улыбка исчезла, едва появившись, но рука не дрогнула, пока она подносила его к губам.       — Обязательно, — пообещала Елена, испытывая смешанные чувства, когда Ким сделала первый осторожный глоток.       Облегчение и одновременно ответственность, легшую ей на плечи.