Агапэ

Любовь — это лекарство. Любовь делает человека счастливым, дарит ему крылья и помогает перенести все невзгоды. Когда шестилетний Гаара слышит эти слова, он улыбается и верит, что любовь залечит все его раны. Когда он слышит эти же слова в свои двадцать три, ему хочется смеяться громко — до хрипоты в голосе, пока не услышит весь свет. Любовь не только не исцелила, но и добавила новые увечья. Перекроила сознание и позволила дышать полной грудью лишь в те моменты, когда она оказывалась рядом. Но Гаара знает: истинная любовь — такая, что улыбается до ушей, касается неощутимо и заботится трепетно, — существует. Любовь прячется в улыбке Темари, сквозит в движениях Канкуро, любовью дышит Узумаки Наруто. И для всех троих дорогих для Гаары людей — людей, которых он любит, которые любят его в ответ, — любовь выглядит по-разному. Если бы кто-то спросил мнение Гаары, он бы сказал, что у любви зеленые глаза с ментоловым отливом, звонкий девичий голос и запах вишни. Любовь имеет фиолетовый ромбик на лбу, и это настолько мило, что при каждом взгляде поцеловать его хочется всë больше. Любовь предпочитает вещи красного цвета — они очень идут ей, и Гаара верит, что, если положит голову на её оголенные острые коленки, если нежные руки с грубыми мозолями начнут касаться алых волос, это будет красиво. Любовь любит трепетно, нежно, но не его. Гаара не знает, когда это началось и откажется использовать сказочное «с первого взгляда», но он не может отрицать, что её длинные розовые волосы сразу привлекли его внимание, бросились в глаза: он не видел таких раньше. Более она ничем не выделялась, показавшись трусливой и жалкой девчонкой, не достойной его внимания. Эта трусливая и жалкая в итоге стала одной из немногих, кто встал на его пути. Она смотрела своими зелеными глазами, прямо в душу пробиралась, а против него — глупая-глупая-глупая — выставила лишь кунай, который против джинчуурики все равно, что зубочистка. И для чего эта напрасная жертва? Чтобы защитить высокомерного мальчишку? Поставила его жизнь выше собственной? Хотела спасти любой ценой? Закрыла собой, не успев даже подумать? Почему? Потому что любит. Любит-любит-любит. Любовь. Любовь плескалась в ней, наполняла хрупкое тело до краев и перетекала в опустошенные сердца других. Быть может... Не то чтобы Гаара мог надеяться, но... Быть может, и для него найдется хоть капля?.. В тринадцать лет Гаара считал эту мысль мимолетной прихотью. В пятнадцать — навязчивой идеей. В семнадцать пришлось признать тот факт, что он, кажется, по уши влюблен. Нет, Гаара не посмеет заявить, что любви не существует. Просто ему не повезло. Харуно Сакура, конечно, не знает, что для кого-то является воплощением агапэ — жертвенной любви. Прошло около шести лет с тех пор, как Саске оставил Коноху, отправившись в свой путь искупления грехов. Кажется, все вокруг купались в любви: создавали семьи, женились и заводили детей. Счастливые пары гуляли по улицам и наслаждались наступившим миром. Подруги с восторгом показывали свои обручальные кольца, задавая немой вопрос: «Не надоело тебе ещё ждать?» Надоело. Но что ж поделаешь? С каждым днем Сакура угасала. Пытаясь сбежать от знакомых лиц хотя бы на пару месяцев, Харуно выпросила поездку в Суну, где её окончательно постигло осознание: она потратила лучшие годы своей жизни на человека, который никогда ничего ей не обещал. Но так уж по закону жанра повелось: хорошие девочки влюбляются в плохих мальчиков, а потом страдают от безответной любви, надеясь на... Собственно, а на что тут можно надеяться? Нужно было бежать, спасаться, вырывать эту злосчастную любовь, пока не пустила корни... А теперь уже поздно. Гааре было невыносимо больно смотреть на страдания любимого человека и не иметь даже права поддержать или утешить. Из раза в раз она приходила к нему в кабинет, отдавала отчеты и уходила, словно её никогда и не было. Ровно в десять вечера — словно специально — тихо стучала в дверь, непременно дожидалась: «Войдите» и заходила внутрь. Будто не знала, что он уже ждет еë. Гаара с жадностью ловил каждое слово, замечал, как её пальцы поглаживают внутреннюю сторону ладони и радовался, что их разделяет широкий письменный стол: иначе он бы поддался внутреннему порыву и взял её за руку, а за этим бы последовали не нужные ей объяснения. Гаара знал, что Сакуре не нужны такие выходки. Его глаза и без того непрерывно кричат: «Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя». Сакура ведь не маленькая. Всë видит, смотрит сочувствующе, с пониманием, от которого тошно становится. Все симптомы налицо: учащенный пульс — есть, «случайные» касания — сколько угодно, нежность в холодном взгляде — безгранично. И это не получится контролировать, если в душе теплится хоть какая-то надежда. Гаара ненавидел эту свою надежду, лежащую перед ней как на ладони, но подавить её просто не получалось. Чтобы убить надежду, для начала нужно хотя бы разобраться с верой. А вера была отнюдь не слепой. И всë же, если Сакура обо всех его чувствах давным-давно догадалась, если она не предпринимает попыток поговорить, значит, ему стоит сделать вид, что ничего особенного не происходит. Притвориться, что сердце не заходится в припадке, хотя бы попытаться нацепить маску равнодушия и не показывать, что она для него особенная, что для счастья ему больше и не надо — только переплести руки, прижать к себе крепко и увидеть улыбку в ответ. Гаара не станет давить или навязываться, пусть сердце и разрывается от вымученной улыбки и блестящих от слёз глаз. Сакура всегда была эмоциональной, а теперь, когда она надломлена, ему страшно проявлять инициативу. Одно неверное движение — и она разобьется вдребезги. Уже не соберешь, не склеишь осколки. Гааре остаётся только выжидать, надеясь, что однажды Сакура примет его помощь. А если к тому моменту окажется, что любовь исчерпала себя, он согласен поделиться своей. У него хватит на двоих.