Одно и то же.

В работе присутствуют эмоциональные всплески и ненормативная лексика. Как дельфины, мы уходим в плаванье, ища вторую половину, Ища стабильность, сильную спину. Я жду опять, когда не будем как они. Мы притворяться сильными или бояться быть некрасивыми.

      Они не общались уже больше двух недель. Юра по глупости сказал ему, чтобы он не писал и, фигурист, действительно, перестал. Когда их взгляды встречались друг с другом, то Юра резко разворачивался, шагая прочь, а Отабек лишь с тоской смотрел вслед, отмечая, что молодой человек знатно исхудал.       Юра никогда не любил своё тело. Каждый раз, когда Алтын брал его под руки, за талию или мял своей теплой рукой ляжку: он вздрагивал и словно ударенный электрическим током, убирал ладонь парня.       Отабек всё понимал, никогда ни слова не говорил. Юру это раздражало. Ему хотелось кричать на него, как это было, когда они были в отношениях с Виктором. Ему хотелось ударить его, чтобы тот ударил в ответ. Это было так глупо.       Он никогда и не понимал, почему ему этого хочется. Казалось, что в их отношениях всё идеально. Хотя, чего мелочиться, всё действительно было прекрасно. Отабек никогда не повышал на Плисецкого голос, Юра никогда не заставлял его делать с ним растяжки, они всегда понимали друг друга и стремились помочь.       Когда все успело так поменяться?       — Да сколько раз тебе нужно повторять, чтобы ты наконец понял? — Юра срывался на крик, стоя в дверном проёме спальни.       — Юра, не кричи, — Отабек поднялся с кресла, которое было накрыто старым одеялом ещё советского времени, — Соседи ведь слышат.       — Да мне похуй на этих соседей, — твердил Плисецкий, бурно жестикулируя руками, — Тебя только мнение людей и волнует. Что скажут эти, а что эти… Ты когда-нибудь вообще воспринимал меня, как личность? Которая, как минимум, старается для тебя.       — Юра…       — Да что Юра блять? — он ударил по двери в спальню, — Я уже двадцать лет как Юра.       — Сядем и поговорим спокойно, — Алтын попытался взять его за руку, но парень с дикой злостью вырвал её.       — Не трогай меня, даже не смей, — он ни на метр не отошёл, все не отрывал от парня взгляда, — Сколько раз мы поднимали эту тему… сколько, Бек? Скажи мне.       В двухкомнатной квартире повисла тишина. Лишь настенные часы, время от времени, громко тикали.       — Отвечай блять! — Юра снова сорвался на крик, — Знаешь, что меня больше всего в тебе раздражает? Ты всегда молчишь. Ты даже слова мне не сказал, когда я устраивал скандалы. Я ненавижу это в тебе. Да наори же ты на меня, ударь в конце-концов! — он перевел дыхание, — Но нет же, ты терпишь. Даже сейчас.       — Потому что я никогда бы не накричал на своего любимого человека, — Отабек протянул руку, но её оттолкнули.       — То есть, ты мне, по-твоему, не любимый? — Юра горько усмехнулся, глаза заполнились слезами, — Да пошел ты, любимый.       Последнее слово было будто пропитано ядом. Он с силой толкнул входную дверь, звякая ключами.       — Юра, подожди, — Бек выскочил из комнаты, пытаясь угнаться за парнем.       — Дай мне побыть одному.       Плисецкий с грохотом захлопнул металлическую дверь и выбежал в подъезд. Слёзы без остановки лились из глаз. Он не понимал зачем убегает и зачем с ним ругается. Не хотел сейчас даже видеть его. Единственное, к чему сейчас тянуло — мотоцикл.       Белые конверсы уже трещали по швам. Мила каждый раз предупреждала его насчет шнурков, мол, не дай Бог упадешь — лицо свое красивое разобьешь. Юра кивал понимающе, но никогда не перешнуровывал кеды. Он их много раз стирал, чистил белую подошву от грязи и клеил на месте сгиба. Тщетно. Пару месяцев и каждая из новых пар становилась похожей на предыдущую.       «Как из жопы», — говорила Бабичева на него на вечерних тренировках.       Оно так и было, в принципе. Даже сейчас парень бежал к мотоциклу без шлема, без ничего, в домашней мастерке и спортивках, когда на улице стоял холодный октябрь.       Хотелось прикурить, но он поборол это желание. Вытерев свою румяную, мягкую щеку тыльной стороной ладони, — парень, вновь, горько усмехнулся и, отключив телефон, сел на мотоцикл, и стремительно выехал из дворов.       Тем временем, Отабек не знал, что теперь делать. Их ссоры никогда не доходили до такого. Раньше Юра просто закрывался в комнате и громко включал музыку в наушниках, а на другой день — выходил из неё, будто заново родившийся.       Рёв мотоцикла привлёк его внимание, он подбежал к окну, что как раз открывало обзор на двор.       — Твою мать, — казах выругался, наконец осознавая, что все может пойти по пизде, но уже было поздно что-то предпринимать.       Юра ехал по дороге, обгоняя машины. Они настойчиво сигналили ему, а он одаривал их средним пальцем и лучезарной улыбкой.       Мысли в голове путались, парень ехал и вспоминал все моменты, когда они были счастливы.       — Рисуешь? — он подошёл вплотную к молодому человеку, лежавшему на покрывале.       — Ага, — ответил Юра, остро затачивая свой карандаш, — Давай мы тебя посадим на кол?       — Это ещё зачем?       — Не знаю, по приколу.       Отабек молча поцеловал его в макушку, вдыхая приятный аромат мужского шампуня. Он подметил, что Юра подстригся и решил спросить об этом.       — Ты что, волосы остриг?       — Ага, подзаебали они меня, — Юра поменял голубой карандаш на зелёный, затачивая и его, — Лилька говорит, типа, круто будет, когда волосы длинные, типа, эффектно. Спору нет, но под Витька косить я не хочу.       — Так ты и не косишь, — Алтын погладил его по голове, пропуская светлые волосы сквозь свои грубые, мозолистые пальцы.       — Ты это прессе спиздани, сразу решат, что я Витьком вдохновился и отнекиваюсь, — Плисецкий сложил все в пенал и обернулся, глядя на казаха, — А нахуй он мне нужен, когда рядом со мной ты?       Юра сидел на кровати, а Отабек стоял. Его тонкие руки обвили крупные бедра парня, сжимая того в объятиях.       — Я люблю тя, Бек, мне нахуй не нужны эти русские, когда тут ты такой охуенный, — Юра поцеловал его в области ширинки, и тот знатно напрягся, — Люблю тебя, Бека.       — Знаю, я тебя тоже люблю, — он погладил любимого по голове, перебирая пальцами волосы, — Сильно люблю, коть. Рисуй, я пойду ужин приготовлю.       Парень отпустил того от себя, грустно улыбаясь. Он — его собственность. Когда Отабек рядом — никакие Никифоровы не шли в сравнение. Даже близко.

***

      — Бе-е-ек, — протянул он, лёжа на диване в зале, — Милый. Самый замечательный. Самый лучший.       Выбритый затылок показался из-за угла и парень облокотился о дверной проем.       — Что такое?       — Поставь чайник, — парень улыбнулся, рисуясь рядом с ним, — Пожалуйста.       — Плисецкий, ленивая ты жопа, — он ущипнул его за бок.       — Молчи, — Юра обвил руками его крепкую спину, сжимая, — И обнимай меня крепче.

***

      — Я устал, — Плисецкий шел, прогибаясь в спине настолько сильно, насколько мог.       Он упорно и ежедневно тренировался, сам не понимая, что удовольствия это уже не приносит. Все чаще глаза стали бегать по циферблату настенных часов, в ожидании пяти вечера, чтобы закинуть на плечо спортивную сумку и броситься из комплекса, куда глаза глядят.       Растяжки-хуяжки были не для него. Лилия очень часто заставляла догонять программу, хотя они шли даже впереди неё, но у этой женщины были свои взгляды на жизнь, которым даже своенравный Плисецкий не мог противостоять.       — Опять Барановская нагибает? — спросили по ту сторону телефонной трубки.       — Мг, — ответил он, хрустя пальцами, — Говорит, что не хватает нежности, как у балерины. Я ей такой, типа, я же пацан, у меня тело не такое пластичное, как у девчонок, как я вам так согнусь?       — А она тебе что?       — Сказала: не бревно, значит, согнешься.       Грубый мужской голос бархатно засмеялся. Юра хихикал.       — Че ржешь? — Плисецкий поправил рюкзак на своём плече и остановился, смотря на свой подъезд.       — Ниче, — ответил ему Алтын, потихоньку успокаиваясь.       — Бек?       Серьезный тон Юрия испугал молодого человека, и он ненароком подумал, что обидел его тем, что посмеялся над его рассказом про Лилию.       — Что такое?       — Когда ты приедешь уже?       Он шумно выдохнул, переводя дыхание:       — Ты же знаешь, я бы хоть завтра сел на самолёт, — Отабек подошёл к компьютеру, открывая диалог с тренером, — Артур Русланович сказал, что я смогу уехать из Казахстана минимум летом, перед кубком Ростелекома.       — Я так скучаю по тебе, — Юра стоял под подъездом, переступая с ноги-на-ногу, ведь внутри связь была отвратительная.       — Я тоже скучаю по тебе, — Алтын понизил тон своего голоса.       — Люблю тебя, Бека, — Юра поковырял носком кеда асфальт.       — Я тоже тебя люблю, от Земли до Альфацентавры.       — Опять блять какие-то словечки умные, я же говорил, что не шарю.       Отабек снова засмеялся, вставая из-за компьютера.       — Вечером поговорим по видео? — он обул тапочки, направляясь в кухню, чтобы поставить чайник.       — Конечно, — радостно ответил Плисецкий, — Тогда до вечера?       — До вечера.

***

      — Ненавижу эти аэропорты ваши, — Плисецкий стоял в маске, в солнцезащитных очках, надеясь, что его никто не узнает, но люди то и дело странно косились на него и из-под тишка фоткали, — Бек, твою мать, да где тебя черти носят…       Со стойки регистрации сошел молодой человек, таща за собой чемодан и устало зевая. Глаза у Юры округлились, внутри что-то щелкнуло. Он часто заморгал, пытаясь не заплакать.       Отабек первым делом включил телефон, обнаружив там сообщения от Юры, он тут же оторвал от него глаза, смотря пред собой. Они встретились взглядом. Один улыбался, а другой от плакал от счастья.       Юра сорвался с места, запрыгивая на Алтына и крепко сжимая его в своих тонких руках.       — Бек… — все, что смог он из себя выдавить.       Парень уткнулся лицом в загорелую кожу шеи и потерся о неё носом. Он отстранился, Отабек взял его лицо в свои грубые руки, вытирая пальцами слезы в уголках глаз и влажные щёки.       — Ты чего так вырядился? — спросил парень, улыбаясь.       — Нашел че спросить, — он ударил его в плечо, но Алтын не возмутился, а наоборот, засмеялся, — Дурак.       — Я скучал, Юр.       — Я тоже, — Плисецкий вложил свою голову в его руку, поглаживая бархатную щёчку, — Поехали домой? Дед пирожков наготовил тебе…

***

      — Блять, — выругался он, — Бека!       — Че? — крикнули с другой комнаты.       — Помоги мне достать мультиварку!       — Иду.       Из дальней спальни послышались тяжёлые шаги.       — Вот это ты тупотишь, — Юра засмеялся, — Сразу слышно, что мужик идёт.       — Молчи, мужик, а то мультиварку сам доставать будешь, — Отабек протянул руку к высокому кухонному шкафу, снимая с неё черную коробку.       — Спасибо, герой Казахстана, — он поцеловал его звонко в щеку, — Чтобы я без тебя делал?       — Доставал бы сам, — Отабек засунул коробку обратно, уходя из кухни.       — Эу бля, — Юра посмотрел сначала на мультиварку, потом на место, где буквально секунду назад стоял его парень, — Ты че, Отабек, как я тебе её сам достану? — в ответ не было ни единого слова, — Пиздец. Говорил мне дед… жри пирожки, не вырастешь… допизделся я походу, — Плисецкий попытался допрыгнуть, но все тщетно, — Бе-е-ек!       — Иду уже.       Юра подавил на лице улыбку.       Душу раздирало на куски. Влажное от слёз лицо предательски жёг холодный восточный ветер. Слёзы не успевали скатываться по щекам, они улетали назад из-за огромной скорости, с которой он мчался.       Одиночество. Он вспоминал его лицо, тёплые и слегка шершавые руки, щетину на лице, которой парень любил дразнить Юру, когда они целовались.       Стало так тяжело. Плисецкий никогда бы не подумал, что всё дойдет до того, что он просто возьмёт и уедет.       — Не хочу… блять, не хочу, я не хочу, чтобы все так было, я люблю его, — парень говорил сам с собой, продолжая ехать, — Домой, нужно домой.       Светофор загорелся красным. Юра вытер глаза рукавом спортивной кофты и поехал вперёд, захотел развернуться.       Визг шин машины и сильная боль.       «Что происходит», — хотел он крикнуть, но уже не смог.

***

      Отабек звонил, не находил себе места. Мерил шагами такую уже родную квартиру с элементами советского декора. Набирал раз-за-разом номер телефона.       — Абонент недоступен или находится вне зоны действия, пожалуйста, перезвоните позже или оставьте…       — Да блять, — заорал он, бросая в стену телефон.       За окном разыгрывалась гроза, тучи затягивали осеннее небо. Пальцы рук оттягивали черные, как смоль, волосы. На заднем плане тихо играл телевизор.       — Сегодня, примерно в три часа дня, на проспекте Маяковского разбился знаменитый фигурист Российской сборной.       Паника. Непередаваемая дрожь в коленях и отрицание происходящего.       — Нет… — тихо произнес Бек, вскакивая с места, — Нет, блять, нет, сука, — кричал он, ища по комнате пульт.       — Юрий Плисецкий — трижды призер среди юниоров и дважды среди взрослой лиги насмерть был сбит черным сузуки.       Отабек сидел на диване, до конца не понимая. Он свёл губы в одну линию, мотая головой из стороны-в-сторону.       — Нет, я сплю, сука, я сплю, — Алтын ущипнул себя за руку, раз, потом второй, третий… укусил её, а потом не выдержал и заплакал.       Он кричал в квартире так громко, как только мог. Слёзы беспрерывно лились, падая на темный паркет.       — Зачем я тебя отпустил? Зачем? Почему я тебя сука не дёрнул на себя? Не заключил в объятия и не сжал в них?       Он вскочил и выбежал из квартиры в том, в чем был, побежал, на ходу вызывая такси, даже не знал куда ехать. Дальше всё было как в тумане. Он упал на колени перед бездыханным телом, которое уже собирались увозить врачи. Парень поднял его за руки, обнимая. Руки были по локоть в крови, колени разбитые. Он гладил светлую копну волос, задыхаясь от слёз.       Щеки саднили, руки дрожали, ноги стали ватными.       — Это всё из-за меня…       Вдруг небо загремело и из чёрных, как его волосы, туч, полил дождь.       — Я не смогу без тебя, прошу, вернись…       Эти слова эхом раздались у него в голове. Как бы он сильно не кричал, не хотел, не требовал, но уже ничего нельзя было вернуть…

***

      Всё утро дождь лил как из ведра. У Отабека уже три дня не сходил жар. Парня протирали уксусом, делали компрессы…       Он бредил, кричал что-то во сне, но стоило маме опуститься рядом с его рукой, сжать её в своей крохотной, как по грубой мужской щеке непрерывно лились слезы, хотя крика больше не было.       В итоге, Аманда чуть с ума не сошла, когда в одну из ночей померила ему температуру и увидела, что она подскочила до сорока.       — Отабек… — она подскочила с кровати, хватая в руки телефон, — Алло, скорая?       Женщина опустилась на пол, рядом с кроватью, поглаживая Отабека по руке.       — Открой глаза, — хрипло сказал парень.       — Всё будет хорошо, — она тяжело вздохнула, пытаясь не заплакать, — Я рядом. Всегда буду рядом.       «Я рядом», — голос Юры эхом прозвучал в его голове, и он уснул беспокойным сном.

Как здорово, что мы остались в тишине Размышлять над крышами, как эти голуби. Открой глаза, я принимаю всё в тебе. Я говорю и смотрю назад, а у тебя мурашки по коже…