Bad Blood in My Veins

Солнечные блики плавно скользили по камням и колыхались на поверхности чёрной мутной реки. Лето, пожалуй, единственное время года, когда деревня не казалась устрашающим голым пустырём. Но смена сезонов, к сожалению, не могла повлиять на облик её обитателей. Процесс мутации изменил всё до неузнаваемости, а жаркая погода лишь усиливала лёгкий душок гниения, пропитавший воздух. В такие дни Сальваторе особенно не любил покидать резервуар, и только зов Матери побуждал его принять более-менее человекоподобный образ хоть на пару часов. Его грузное тело буквально мариновалось в липкой слизи, пока он устроил небольшой привал недалеко от реки, обдумывая недавнее собрание лордов. И, по стечению обстоятельств, не он один. — Почему? Почему ты поз-зволяешь им насмехаться надо мной? Нес-справедли-иво. Ты должна любить мен-ня, мама! Я… докажу тебе свою преданность, — обиженные всхлипы булькали в глотке, сливаясь в китовый вой, и кислота капала на жёлтые цветы у берега, пока лорд неуклюже топтался по ним маленькими перепончатыми ножками. Сухая каменистая почва неприятно колола его чувствительные ступни, не привыкшие носить обувь. Его тело деформировано паразитом и не приспособлено под постоянное передвижение по суше, однако, стоит узнать его поближе, и осознаёшь, что душа искалечена ещё сильнее. И она продолжает страдать, вспарывая затянувшиеся рубцы по новой. Никто не ощущал эту острую боль, равно как и присутствие самого Сальваторе, пригревшего уши за стволом толстого крючковатого дерева, обросшего мхом и поганками. Если бы брат встретил его, наверняка, пошутил бы, что рыбе место на дне с сородичами. Грубый бестактный Карл никогда не подбирал выражения. Чужие чувства заботили его не сильнее прибитого комара. По той причине он скорее треснет молотом свою же ногу, чем выплюнет неискреннее изжёванное «извини». Да ещё и тому, в кого и без всяких извинений хотел бы плюнуть. Самоуверенное поведение Гейзенберга прекрасно читалось даже сейчас в его расслабленной позе. И, несмотря на поставленную дикцию, слова доносились до Асгерд как сквозь толщу воды. Сон не давал ей возможности пошевелиться, поэтому ей пришлось напрячь слух, разглядывая двух говорящих из-за горбатой спины Сальваторе, который как болотная кочка колыхался, переступая с ноги на ногу. — Цена свободы не всем по карману, — мужчина склонил голову, глядя поверх очков то на свою собеседницу, то на крошечный свёрток в её трясущихся бледных ручонках. Торжествующий оскал, растянувший его губы в подобие улыбки, не выглядел пугающе, но сам воздух рядом с этим загадочным человеком был наэлектризован, словно перед бурей. — И уж точно не существует никаких гарантий, что всё пройдёт по плану. Это тебе не детские частушки, где заранее известна следующая строчка. Сальваторе шумно шмыгнул носом, сдерживая чих. У него началась аллергия на цветения, свидетельствующая о приходе середины лета. Он побоялся, что Карл обернётся, но Гейзенберг будто оглох, втянутый в разговор. Он лениво потянулся в карман за сигарой, когда запястье неожиданно перехватили. Тонкие изящные пальцы сомкнулись не хуже медвежьей челюсти, лишая возможности вырваться из захвата. Мужчина поперхнулся смешком, чувствуя, как просыпается кобра внутри обманчиво скромного тела, облачённого в чёрное одеяние. — А я и не нуждаюсь в гарантии победы. Сбавь амбиции, Гейзенберг, — кукольница холодно встретила его попытку скрыться от сути разговора, — и поклянись сохранить мою тайну. Вот всё, что мне действительно необходимо услышать. — Полегче, монашка. Побереги энергию для большего, чем двигать скалу. Ни капли не задетый её резкостью Карл невозмутимо облизнул пересохшие губы, перечёркнутые сбоку небольшим, но заметным шрамом. На самом деле эта награда досталась ему за попытку паясничать перед Альсиной на семейном ужине. Правда жители крошечных деревень настолько любители сочинять байки, что вскоре родилась совершенно новая безумная версия. Якобы лорд спас девушку, которая впоследствии обратилась в ликана и отблагодарила его за героизм в весьма животной манере. Сам Гейзенберг одно время кривился от смеха, выслушивая очередные сплетни о своих похождениях, причисляющие его то к оборотням, то к нечисти. Иронично, но теперь эти шутники сами отрастили шерсть и бродят по деревне. Только их длинные языки служат разве что для поглощения пищи. — Что? Уже расписал в голове план, кому продать мой секрет за пару леев? — Я не трепло и не торгаш, — громыхнул лорд, не меняясь в выражении лица, словно оно затвердело и превратилось в одну из мраморных скульптур замка Димитреску. — Если ты пришла торговаться и выдвигать претензии, а не обсуждать сотрудничество, то не трать моё время. Вспыхнул огонёк зажигалки, и серая пелена ненадолго окружила его собеседницу. Та возмущённо разогнала дым ладонью и отпрянула, прикрывая рукавом хнычущего ребёнка. — Чёрт! Совсем забыл. Wir haben hier einen dritten (с нем. «У нас тут третий»). Напряжённая Донна гневно сверкнула единственным глазом, совершенно не стесняясь нароста, перекрывшего второй. Это не умаляло её способностей и не лишало возможности следить за каждым действием лорда. Напротив, её больной глаз видел то, что никогда не увидеть здоровому. Сканировал Карла на предмет эмоций. И находил в нём искреннее сожаление и отчаяние, замаскированное уверенностью. — Надеюсь, наш союз не толкнёт её на путь пассивного курильщика прямо с пелёнок. Карл кисло усмехнулся, изучая розовое личико малышки и потянулся, чтобы пощекотать её щёчку, несмотря на взволнованную мать, готовую в любой момент налететь на него с кулаками и поколотить. Он никогда не видел детей вживую и не планировал ими обзаводиться, поэтому, когда Донна доверила ему свою «маленькую» тайну, с трудом сгрёб себя в кулак, чтобы не броситься разглядывать это крошечное создание со всех боков, как новый образец плесени. — А ты видишь для неё место в гнезде грёбаной Миранды? Это издевательство, по-твоему, похоже на достойную жизнь? — он приложил палец к детской ладошке и даже вздрогнул от неожиданности, чувствуя, как хрупкие короткие пальчики рефлекторно сложились в кулачок. Малышка определённо растёт бойкой. — В лучшем случае, твоя дочь отрастит лишнюю пару конечностей, в худшем — станет подобием выродка Сальваторе. Этого ты желаешь своей драгоценной Клаудии? Позволишь пернатой ведьме слепить из неё Квазимодо? Пребывая в растерянности, Беневьенто вздохнула, правда тут же твёрдо озвучила то, что долгое время крутило её душу. — Ей не место в деревне, но я не могу отослать её в неизвестность вслед за Бернадетт. Она — моё дитя. Поэтому я согласна содействовать твоему плану, пока условия не ставят под сомнение её безопасность. «Ты удивлена его двуличной натуре, draga mea?» — Ева без приглашения вынырнула из-за спины Асгерд, обходя её и с презрением поглядывая на четвёртого лорда. «Разве он недостаточно облажался в реале, если тебе понадобилось копаться в его прошлых грехах?» — Невозможно контролировать видения. Они сами выбирают, когда меня посетить. К тому же, почему бы мне не учиться на чужих ошибках? «Не задерживайся в астрале надолго», — девочка нравоучительно вздёрнула подбородок и обхватила запястье Асгерд, увлекая её за собой. Клочок летнего пейзажа начал постепенно отдаляться, замыленный облаками тумана у границ. «Самое время подумать о ритуале, а не разбирать мотивы чужих поступков». — Выходит, Донна когда-то пыталась действовать с Карлом заодно. И где сейчас малышка Клаудия? Ева молчала как кавказская пленница, продолжая тянуть упирающуюся Асгерд. — Маленький спойлер, пожалуйста. «Без понятия, что ты имела в виду под словом «спойлер». Прекрати набивать свою светлую голову этой чепухой! Могу сказать лишь одно. Тебе не понравится правда». В груди похолодело, но девушка не видела особого смысла дальше перемывать закрытую тему. Она прекрасно поняла, что история с дочерью Беневьенто вряд ли имеет ту развязку, на которую наталкивает её Ева. В любом конфликте всегда участвует несколько сторон. Гейзенберг ведь не станет проводить опыты над безобидным младенцем? Асгерд неожиданно словила себя на мысли, что она колеблется с утвердительным ответом. «Идём. Нас ждёт большое дело».

***

— Большое дело… — Асгерд зевнула и тут же прикрыла рот, вздрагивая от ладони, отвесившей ей недовольный хлопок по левому плечу. Не то чтобы присутствие соседа по кровати её удивило, просто первая мысль, посетившая её голову спросонья, была не особо позитивной. — Вы же не собираетесь сказать, что уже рассвет? Она потянулась, натыкаясь на какое-то препятствие спиной. Замученный, помятый вид Карла, которого она случайно растолкала своим бормотанием, развеял опасения, ведь, судя по всему, лорд едва сомкнул веки и настроился как следует выспаться после тяжёлого дня, насыщенного событиями, как сон упорхнул прочь. И теперь он стоял перед дилеммой — отвернуться и притвориться бревном или выяснить, какая бабка снова сделала Асгерд порчу на бессонницу. — Сбавь-ка громкость на минимум, если надумаешь болтать со своими воображаемыми друзьями, — он вытянул руку и примостился к подушке щекой, не забывая одарить шумный объект неразборчивым ворчанием. — Простите, сэр, что наши деловые переговоры затянулись и помешали вам дальше мять лицо о подушку, — согнулась Асгерд, изо всех сил тормозя хохот, когда увидела реакцию на свою колкость. Гейзенберг стиснул зубы от бесячего «сэр» и свёл брови домиком, подготавливая ответный удар в словесной дуэли, но абсурдность спора и дикая усталость вытеснили из него всякое желание раздувать конфликт. Несмотря на выраженные проблемы самоконтроля, Карл прекрасно знал, что иногда поддержание дисциплины и спокойствия требует от него самого сдерживать эмоциональные порывы, раз окружающие не в состоянии. Даже пальцем тыкать необязательно, чтобы понять, кем являются эти «окружающие», снова превратившие тихий час в пляски с бубнами. — Я посмотрю, как помнётся твоё, когда узнаешь, во сколько тебе завтра вставать. Спи, — он глубоко вздохнул и небрежно потрепал надоедливую девчонку по волосам, смахивая пару прядей со щеки. — Или ждёшь, пока придёт большой серый волк и куснёт тебя за зад? То ли из желания придать словам наглядности, то ли попросту пользуясь случаем, Карл подполз ближе и щипнул Асгерд за ягодицу. Та возмущённо пискнула, но, обернувшись, застала лишь притворно прикрытые веки лорда и приторную улыбку, которую он так и не успел спрятать за чёрствой серьёзностью. — Вообще-то в сказке о Красной Шапочке съели бабушку. На её заявление Гейзенберг только насмешливо скривил губу. — Сказки — чушь собачья. Кому понадобилась эта чокнутая карга, которой боится вся деревня? На самом деле, волк — главная жертва истории. Когда он явился в хижину, бабка вскрыла ему брюхо и вживила паразита, — девушка ощутила мурашки, усыпавшие кожу, когда она представила непроницаемое лицо Миранды над распотрошённым телом. Хладнокровный блеск в её глазах, за которым исключительный мрак. Она скомкала край одеяла, натягивая его посильнее, как будто это действие прогонит вымышленный образ прочь и не позволит острым стилетам дотянуться до её горла из тёмного угла комнаты. — Версия Итана нравится мне больше. Ну и мерзость. — Он просто далёкий от реальности занудный моралист, наивный как годовалое дитя, — проворчал Гейзенберг, устраиваясь поудобнее. — Нянчится со своей Розой, словно она куличик из песка, а не ребёнок с великой силой. Не позволяй ему привить тебе чувство жалости. — Разве не нормально для отца беспокоиться о родной дочери? — В пределах разумного. Мне почём знать инструкцию к обращению с детьми? К тому же, мне нужна Асгерд, не лишённая внутреннего стержня и способная идти со мной до конца, — его рука нащупала ладонь девушки, проползая по одеялу и переплетая пальцы. Асгерд сглотнула, абстрагируясь от мысли, что нянька из Карла так себе, и таращась в полумрак. Она прекрасно поняла, к чему склоняет её лорд. Ему хочется услышать от неё гарантию преданности, подкреплённую впоследствии делами. Но может ли она произнести клятву, в которой сама по сей день сомневается? К тому же, недавний сон до сих пор точил её изнутри, не позволяя действовать опрометчиво. А ведь Гейзенберг когда-то дал ей дельный совет. Не суйся в реку, не зная её глубины. И пора бы признаться, что, несмотря на более-менее близкие отношения с Карлом, она по-прежнему мало о нём знала. Слишком мало и недостаточно, чтобы разбрасываться громкими обещаниями. — Я… — слова прилипли к языку, не решаясь сорваться. — Я постараюсь привлечь все усилия, чтобы дойти до конца этого пути. «Каким бы он ни был». Кажется, ответ вполне устроил лорда, и он не остался в долгу, скрепляя образовавшийся между ними альянс поцелуем. Требовательным, жадным, словно подчёркивая отсутствие обратного пути и свою власть над ситуацией. Да, Асгерд не вдавалась в подробности, но и такая формулировка пришлась ему по душе. Раньше из этой скверной девки ведь и слова доброго было не вытянуть, а её действия заставляли его давиться слюной от ярости и бороться с желанием размазать её по стенке. Пройденные испытания закалили её и изменили самого Карла в лучшую сторону. Он стал терпимее к её выходкам и, сам того не замечая, привязался к этой чужеземке. Теперь потерять её значило не просто упустить ещё одну голову, генерирующую временами гениальные мысли. Её острый змеиный язык и тёплая компанейская душа окончательно и бесповоротно свели его с ума. Правда произнести три заветных слова до сих пор казалось ещё более непосильной задачей, чем бороться с Мирандой в кулачном бою. Растворённая в ощущениях, Асгерд позволила Карлу переместиться на её шею. Она доверчиво запрокинула голову назад и прогнулась в спине, в полной мере чувствуя исходящую от него жажду и жар в том месте, где его губы припадали к коже. — Вот бы перенестись куда-то в Майами, погреться под солнцем. Не думала, что стану скучать по… красной обгоревшей коже, — она мечтательно прищурилась. Гейзенберг посмотрел в её сторону, будто к нему в кровать подложили пришельца, но, на самом деле, услышанное мало удивило его, как человека, давно планирующего бунт во имя свободы. Кому не хочется разорвать цепь, насильно сжимающую горло? — Моё представление о свободе гораздо уже твоего. Просто представь, что тебя заперли в загаженном сарае, но за его пределами плещется целый океан другого дерьма. Невелик выбор, а? — девушка вздохнула, состроив задумчивый вид, хотя единственное, что волновало её сильнее всего — предстоящий ритуал. — Ты можешь остаться и смиренно сидеть дальше, заткнув нос, или утонуть, захлебнувшись в выгребной яме под названием «внешний мир». — Мир не так ужасен, каким ты его вообразил. В нём много хорошего. Гейзенберг недоверчиво хмыкнул. — Например, фильмы, пицца и огни ночного города. — Моя жизнь, проведённая здесь, и есть одно сплошное кино. Я просто желаю вернуть над ней контроль, избавившись от служения деспотичной суке, а не перестраиваться под место, где с большой вероятностью хватает своей Миранды и свода глупых законов. Конечно, Асгерд была готова к подобному протесту со стороны отщепенца, прожившего не одно десятилетие в изоляции. Всё равно, что привезти аборигена из Амазонки и высадить его на Бродвей. В деревенской глубинке своя цивилизация, и вполне понятно, почему Карл не стремится выбиваться «в люди». Здесь ему всё знакомо и привычно, а в шумном городе придётся многому учиться с нуля, погружаться в новую атмосферу и подчиняться чужим правилам. А подчинение для Карла равносильно смерти. — Как знаешь, — Асгерд постаралась выкинуть из головы ностальгию по другому миру. — Может, и здесь когда-нибудь взойдёт солнце. — С твоей болтовнёй мы его и застанем. Спи давай. Он с кряхтением опрокинулся на свою половину кровати, не забывая по привычке потянуть Асгерд за собой, прислоняя её к груди. Словно пытался дать ей понять, что рядом с ним она в безопасности, и никакие ночные кошмары ей не угрожают. Блаженная улыбка украсила её смущённое личико, и девушка второй раз за сутки решилась на довольно откровенный шаг: — Люблю тебя. Молчание повисло в воздухе, будто этой простой незамысловатой фразой она пристрелила лорда. Хотя то, что называют «гробовой тишиной», на деле было обыкновенным смятением. Карл не понимал, зачем выражать привязанность словами. Как и до сих пор не мог поверить, что они адресованы именно ему. Поэтому он попросту прикрыл глаза, стремясь побыстрее забыться сном прежде, чем чужеродное неправильное чувство в груди погрузит его в размышления до раннего утра и отнимет последний шанс восстановить силы перед трудным днём. — И тебе спокойной ночи.

***

Деревня спала, усыплённая отдалённым журчанием тёмной реки, бурлящей под мостом, и тихим шёпотом ветерка. Луна прочертила дорогу поверх скользких булыжников, распространяя вокруг ясный белый свет, ведущий от ворот фабрики в сторону притихших руин. Судя по её округлому диску, плывущему по ясному звёздному небу, близится полнолуние, неумолимо сокращая время на подготовку к свержению Миранды, которым так болен Карл, и вынужден заболеть Итан, автоматически зачисленный в состав его армии. Как бы ни отпирался Уинтерс, чуткий ко всевозможным ловушкам и подвохам, его возражения пнули подальше, ссылаясь на неоспоримые факты. Несчастному отцу оставалось лишь уступить, но о безоговорочном доверии речи пока не шло. Всё-таки тёмная лошадка этот поехавший лорд, и Итану казалось, что он не упустит возможность склонить ситуацию в свою пользу, когда придёт время. Так сказать, пройдётся по его рёбрам, подсчитывая долги. Позиция наблюдателя казалась наиболее выигрышной на данный момент — оценить, насколько плюсы от их сомнительного союза перевешивают минусы. Сон в душном незатихающем жерле фабрики больше походил на наплыв галлюцинаций, поэтому тихое шуршание у стеллажа и пропавший пистолет остались без внимания. Тело выкручивало от усталости, и Уинтерс уже едва различал грань, где реальность сменялась вымышленными образами. Это был, пожалуй, первый раз, когда Асгерд держала в руках огнестрельное оружие. Она сама толком не знала, от кого собирается отбиваться, но так ступать на враждебную территорию деревни было куда спокойнее. Дурное предчувствие терзало её, усиливаясь с хрустом каждой ветки, которые словно нарочно кидали ей под ноги бесы, притаившиеся в сумерках. Скрюченные кусты злобно шелестели и цеплялись шипами за одежду. Она молилась, чтобы рассвет наступил как можно позже, и никто не обнаружил её пропажу, однако, в голове вдруг родился совершенно новый и более обоснованный страх. Что, если эта ночь станет для неё последней? Асгерд до крови закусила губу, вздрагивая от пронизывающего ветра и волчьего воя, льющегося из чащи леса. На этот раз она построила маршрут в обход проклятого кладбища, да и вообще пообещала себе держаться подальше от центра деревни. Сунься туда, и какая-нибудь особо беспокойная тварь сочтёт вторжение за открытое приглашение к ужину. «Такое ощущение, что твоё сердце вот-вот выпрыгнет наружу и бросится бежать, как перепуганный заяц. Взволнована предстоящим ритуалом?» — Вот ещё, — смело солгала Асгерд, не ощущая ни малейшего угрызения совести по этому поводу. Ни грамма стыда. — Сама попробуй гнать в гору без передышки. Почему в деревне, где соорудили лифты, не додумались выстроить фуникулёр. «А почему бы тебе не переключить своё внимание на более значимые вещи, дитя современности?» Сказано было довольно серьёзно, но воспринимать это в качестве реального упрёка Асгерд не стала, чувствуя нотку зависти в голосе девочки. Возможно, родись она столетием позже, ей бы не посчастливилось лечиться от смертельной болезни сомнительной народной медициной и молитвами несуществующим богам. Вполне логично, что упоминание более цивильного и технологичного мира вызовет у неё лишь вспышку недоверия и негатива. Ева готова пририсовать всему «новому» сто и один жирный минус чисто из солидарности к дряхлому старому, которое не в силах отпустить. — С моим топографическим кретинизмом блуждать мне здесь до старости, — намеренно громко выпалила Асгерд от необходимости развеять жуткую напряжённую тишину, поглотившую её, когда Ева замолчала. Она ожидала в ответ что угодно, кроме отражения собственных опасений. Дочь Миранды редко прямолинейно рубила правду, предпочитая заливать уши собеседницы потоком сюрреалистичного бреда, поэтому изредка просыпающаяся в ней рассудительность пугала. Будто на смену одной личности приходила другая. «Учитывая, сколько желающих разделить с тобой путешествие, от нетопырей до их мутировавших собратьев — я бы на твоём месте повременила с подобными заключениями» — откликнулась она своим мелодичным детским голоском. «Разуй глаза и оглянись вокруг. Деревня кишит различными обитателями. Уверена, среди них легко отыскать группу попутчиков. Только гаркни погромче — сбегутся». В подтверждение её слов на ветку шлёпнулась крупная ворона, вращая головой по сторонам и с любопытством разглядывая плетущуюся Асгерд, которая как крот прощупывала себе путь наугад. С таким же успехом она могла бросать игральный кубик, выбирая направление и количество шагов, или плюнуть на всё и следовать в одну сторону, не сворачивая, пока не зайдёт в пасть одного из оборотней. Может ликаны и выучились обходить её за десять метров, опасаясь Карла, но остальная живность точно не побрезгует вскрыть ей глотку, если заметит поблизости, да ещё и ночью, в самое подходящее для охоты время. «Забавно заблудиться в трёх сосенках, когда изучила все пути, ведущие во владения любого из лордов. Но если это намёк, чтобы кто-то проводил тебя за ручку…» — Обойдусь без провожатых. Сыта по горло… Карр! Она задрала голову вверх, корчась от луча света, пробивающегося сквозь скрюченные сучья, образующие крону лысого граба. На толстой шершавой ветке перебирала тонкими ножками ворона, пока вторая устроилась над решёткой забора, перекликаясь со своей подружкой. Сердце сжалось от неожиданности, гулко стуча в груди. Ворона сдвинулась с места, отряхивая пёрышки. Её тельце слилось с чёрными ветвями настолько, что не проявляло себя никак, пока птица сама не рассекретила своё присутствие громким криком. — Ещё одно существо, желающее мне приятного пути на тот свет, — ворона покрутила шеей по сторонам, не реагируя на возмущения. — Кш! Лети отсюда, крикунья! — Асгерд слепила снежок, чтобы огреть в отместку птицу, но слегка промазала, жмурясь, когда снежная крошка осыпалась ей за шиворот, вызывая дрожь. «Побереги силы на благородные цели, вместо запугивания безобидных животных, паника ты ходячая. Такими темпами о твоём походе будет в курсе каждая тварь в деревне». — Ведьма ведь грозилась держать здесь всё под контролем до ритуала, — брякнула она, совершенно не озабоченная, как Ева отнесётся к её прямолинейности. — Откуда мне знать, не она ли прячется в этом чучельном костюме птицы? «Наверное, я лучше знаю свою мать, чем прохиндей в шляпе. Не думаешь?» — огрызнулась девочка, и Асгерд сразило колющей болью, от чего она почти упала на колени, хватаясь за грудь и испуганно таращась в темноту. «Родителей не выбирают, тебе ли не знать» — Извини, если прозвучало чересчур грубо. Ну, Миранда ведь наделена определённой способностью, прямо как… ведьмы, колдуны, вурдалаки. Нечисть. «Я прекрасно знаю, что ты имела в виду на самом деле. Закроем эту тему ради твоего же блага, пока всё это не переросло в словесную перестрелку» «Ну и тьфу на тебя! Недалеко же яблочко укатилось от яблоньки» — подумала про себя Асгерд, едва сдерживаясь, чтобы мрачное удовольствие от уязвлённой Евы не проявилось на её лице. «Не шибко то и хотелось спорить с тем, чьи аргументы такие же невидимые и невесомые, как и оно само. С таким же успехом можно пинать валун, пока ногу не скрутит». «Извини за резкость» — виновато пробормотала дочь Миранды, вовремя опомнившись. Сегодня ведь ночь ритуала, а значит кидать друг в друга камнями не выгодно им обеим. «Я правда не хотела пугать тебя или…» — она запнулась, перебирая словарный запас, пока Асгерд с опустошённым видом брела через грязное месиво подтаявшего снега, сжимая в кармане плаща пистолет. Внутри промелькнула крамольная мысль приставить оружие к виску и выстрелить, но тут же была отогнана подальше. Кому станет легче от её смерти? «Тяжело осознавать, что твоя семья трещит по швам, а ты… мертва. Один готов толкнуть в спину другого. Разве в нормальных полноценных семьях такое случается?» — Спрашиваешь, будто мне выпал лотерейный билет с надписью: «Шанс на жизнь в полноценной семье». «Ладно, забудем об этой досадной беседе. Заброшенный сад кукольницы — единственный путь к водопаду, но иллюзии не позволят мне контактировать с тобой. Если задержишься на этом участке, считай, ты уже не жилец» Асгерд равнодушно кивнула, хотя воспоминания об их скитаниях с Итаном быстро задушили её храбрость, стоило ей сделать первый робкий шаг за ворота, украшенные сверху эмблемой дома Беневьенто. Пальцы Евы мягко обвили её запястье, ощущаясь физически реальными, будто девочка снова обрела плоть. Прикосновения оказались неожиданно приятными, как для рук, принадлежащих мертвецу. Ничего общего с ледяными стилетами Миранды и снежинками, медленно танцующими в воздухе, опускаясь на распалённую кожу, словно сотни склизких жабьих лапок. — Встретимся на месте ритуала, draga mea, — она плавной походкой проплыла над грязными сугробами, обнимая оторопевшую Асгерд и подставляя лицо встречному ветру, который трепал её русые пряди. Обманчиво ангельский образ принёс с собой запах мокрой земли и глины. — Доверься своему внутреннему чутью и ничего не бойся. Асгерд выдохнула сквозь зубы, потирая замёрзшие ладони. «Мой худший страх всегда со мной, даже когда я лишена возможности слышать его голос».

***

Когда плотный серый туман выпустил Асгерд, она поначалу испугалась, что заблудилась, ведь место, окружившее её, было похоже на лес самоубийц, никак не на чей-то неухоженный сад. Деревья здесь были четырьмя жуткими ветвистыми великанами, разросшимися по разным сторонам от холма, укрытого маленькими, практически кукольными, надгробными плитами разных форм и размеров. Посередине печально возвышалась одна высокая плита, высеченная из грубого шершавого камня. Фигура, скрытая вуалью, склонилась перед ней, что-то тихо бормоча себе под нос, и девушка не сразу различила в шёпоте колыбельную. Стараясь не спугнуть кукольницу, Асгерд подкралась к ней со спины, переступая камни, и с каждым шагом глаза её становились всё шире и шире от любопытства, а ноги всё более ватными. Судя по всему, крошечные захоронения принадлежали куклам, и этот факт особенно не укладывался в сознании в ряд с другими сведениями, известными о личности Донны. Неужели она действительно настолько привязана к уродливым марионеткам, раз устроила им человеческие похороны? Если бы Асгерд закапывала подобным образом все свои сломанные вещи, оплакивая их несуществующие души, половина Детройта ушла бы под кладбище, а она, с большой долей вероятности, загремела бы в дом с мягкими стенами, как только узнают о её фетише. Хотя голоса в голове уже сами по себе симптом начинающегося психического расстройства. — Ты пришла одна? — траурный голос кукольницы окатил её с ног до головы волной мурашек. Донна не повернулась, но она спиной почувствовала её присутствие. Ветер засвистел в сучьях, с воем колыхая мёртвые деревья. — И ты напугана. — Откуда ты… — Асгерд изо всех сил удержалась, чтобы не закричать, когда кукольница развернулась к ней своей деформированной частью лица, где шевелились и извивались маленькие тонкие щупальца, выглядывая из уродливого нароста. — Здесь повсюду пыльца. Я чувствую каждого, кто приходит на мою территорию, где бы он ни находился. Я вижу его глазами моих кукол. — Извини, если побеспокоила. Заметила ли Донна пропажу колбы? Стыд за действия Итана до сих пор стучался в мозг, мешая строить диалог. Асгерд казалось неправильным замалчивать недавний проступок, но в то же время она понимала, что ни один из лордов не имеет прав на Розу. Её место рядом с отцом, а не на алтаре Миранды. И если кто-то из них желает встать на сторону правды, то препятствовать воссоединению семьи глупо и нерационально. — Ты пришла за моей помощью, так? — как всегда подловила её кукольница. Ей хватило всего пары минут, чтобы догадаться, зачем Асгерд под покровом ночи примчалась с другого конца деревни, судорожно глотая воздух и таращась по сторонам. — Успокойся и говори. — Ева собирается провести ритуал, — выдала девушка, запинаясь, и с облегчением выдохнула, когда Беневьенто поднялась с могилы, возвращая расслабленное выражение лица, не ожесточённое тревогой. Тень густых ресниц скрыла половину глаза. — Я не знаю, чего ожидать от встречи с ней, но хотела попросить тебя об одном одолжении. Если не вернусь до рассвета, кто-то должен рассказать Карлу, что произошло. При упоминании Гейзенберга, спокойная рассудительная Донна из внимательного слушателя превратилась в разъярённую фурию. Обычно она тщательно гасила в себе вспышки гнева. Это прекрасно проявилось в терпимости к нахальному поведению Итана. Однако сейчас её лицо окаменело и приняло настолько пугающий вид, что Асгерд отпрянула, цепляясь пяткой за край плиты и падая на что-то твёрдое. Объект, на который она приземлилась, громко заверещал, и, повернувшись, беглянка увидела под собой Энджи с помятой фатой на голове. Кукла скребла землю и ругалась, но выбраться из засады не могла. — Встань с меня, ломовая лошадь! — возмущённо щёлкая шарнирами, она ткнула ручонкой в незаживший живот Асгерд, где побывал отравленный кинжал. — Совсем с дуба рухнула! Шипя от боли и чертыхаясь, Асгерд отползла подальше от Энджи, и была приятно удивлена, когда Беневьенто протянула ей руку, помогая подняться на ноги, а не кинулась спасать это уродливое порождение Преисподней. Ветви деревьев сплелись над семейным склепом в подобие шатра, поэтому, несмотря на лунную ночь, здесь царила кромешная тьма, и даже светлое платье не позволило сразу разглядеть вредную куклу, присевшую у надгробия. Хотя стоило догадаться о её присутствии. Разве Донна когда-нибудь расставалась со своей жуткой игрушкой-подружкой? — Думаю, придётся поискать другой способ обезвредить Еву, — холодно отрезала она. Кукла поправила закатившийся глаз в треснувшей глазнице, и сквозь щель на долю секунды выполз странный отросток. Асгерд поморщилась от этого зрелища. — Потому что я не собираюсь вовлекать в войну с призраками подлого лицемерного гада. Его слова умело усыпляют бдительность, но обмануть себя во второй раз я не позволю. Всё ещё не сводя опасливого взгляда с Энджи, девушка задумчиво повела бровью. — И он знает, куда его ноге лучше никогда не ступать, — в её голосе змеёй проползла неприкрытая угроза. — Убийца моей дочери не заслуживает свободы.

***

Сальваторе со скрипом сдвинул массивную металлическую дверь, шлёпая по каменному полу вдоль стеллажей. Со стен его приветствовали уже знакомые изображения человеческих голов и тел, раздутых до отвратительных форм. Некоторые экземпляры демонстрировали существ с крыльями, и лорд с завистью представлял, каким счастливчиком он стал бы, имей он вторую форму как у Альсины Димитреску. Но, увы, его тело оказалось наиболее невосприимчивым к паразиту, а значит считалось самым провальным экспериментом. То ли дело Карл. Ненавистный брат имел всё, о чём можно желать. Силу, внешность, не отталкивающую окружающих, и безграничную любовь Матери. «Ненавижу. Ненавижу тебя» — мысленно перекручивая беседу у реки, Моро опасался упустить важные детали, которые следует особо подчеркнуть при разговоре с Мирандой. Он не позволит держать себя за идиота, не позволит разрушить обретённую семью, пуская в неё яд разногласий. Лорд нервничал, и от этого жижа, вытекающая из его кривого рта, пузырилась. Его неуклюжесть едва не сыграла с ним злую шутку, когда он локтем зацепил коричневый бутылёк с какой-то жижей неизвестного происхождения. У него была собственная оборудованная лаборатория, но она не шла в сравнение с лабораторией самой Матери, ведь была оснащена всего несколькими важными реагентами и довольно базовыми приспособлениями. Всё-таки не ему здесь причислена роль Всесоздателя. Только Миранда решает вопрос появления «новой жизни» в деревне. Её детям остаётся лишь покорно следовать заранее определённым указаниям. В отличие от остальных, Моро никогда не признавал себя «экспериментом». Он испытывал необходимость быть частью семьи, даже такой фальшивой и паршивой, состоящей из людей-полумонстров, относящихся к нему с отвращением. Перспектива избавиться от любимой «мамы» пугала его. И когда он узнал о планах Гейзенберга вовлечь в свой грязный бунт Донну и её дитя, в нём вскипела жажда справедливости. Матерь достойна получить то, чего желает. Сосуд для своей дочери. А он достоин занять почётное место рядом с ней, достоин её любви не меньше неблагодарного Карла. — Что привело тебя сюда, copilul meu (с рум. «Дитя моё»), — Миранда предстала перед ним без своей птичьей маски, и глубоко в груди что-то зашевелилось и затрепетало при виде её голубых глаз, наполненных нежностью. Сальваторе растерялся, мгновенно забывая, с чего собирался начать разговор, поэтому мямлит и заикается, силясь выдавить хоть слово. Ему хочется заплакать от обиды и прижаться к длинной расшитой рясе, фонтанируя слезами и соплями. Но холод, мелькнувший на лице Матери, побуждает его собраться и объяснить свой визит. Он знал, как мама не любит, когда её отрывают от дел. Если продолжит глупо глазеть и хныкать, она прогонит его прочь, и он снова проведёт ближайшие дни на дне резервуара, не показываясь наружу. — Я нашёл… Идеальный с-сосуд, — его подбородок затрясся, когда Миранда сделала пару шагов навстречу, повелительно заслоняя его своей тенью. Так, что у подслеповатого Сальваторе в глазах стемнело. — Громкое заявление, — она сощурилась, и Моро облился холодным липким потом поверх той слизи, что покрывала его тело. — Уж не хочешь ли ты потратить моё время на труп очередного рыбака, съеденный гнилью? Ощущая неверие, он отчаянно замотал головой, насколько мог её повернуть. — Она уникальна. Ребёнок, рождённый носителем силы, — проблеял Сальваторе, шмыгая носом. — Клаудия Беневьенто. Миранда переменилась в лице, хмурясь, словно туча, но её губы тронула неоднозначная ухмылка. Эмоция, которую нельзя было расценить ни как гнев, ни как радость. — Насколько мне известно, род Беневьенто мёртв, за исключением Донны. — Нет-нет… Она… а… — засуетился лорд, путаясь в собственном языке. — Она дочь Донны. Крошечный младенец. — С чего моим детям скрывать от меня такую новость? Или Донна лично выбрала посыльным тебя, раз мне приходится слышать эти сплетни. Слова матери больно хлестнули Сальваторе, ведь он ожидал несколько иной реакции. Миранда гневно выпустила из-за спины чёрные крылья, и ему ничего не оставалось, кроме как вжаться горбатой спиной в край стола с реагентами. От удара банки и пробирки звякнули друг о друга и едва не попадали. — Я навещу Донну в ближайшее время, чтобы разобраться в инциденте, — она отвернулась, со стуком удаляясь в другую часть помещения. Лампа на стене несколько раз моргнула, подмигивая растерянному и напуганному лорду, который только что в полной мере почувствовал себя предателем. Но кого он подставил? Того, кто заслужил этого, как никто другой. — Возвращайся к резервуару, — строго бросила Миранда. — Мне нужно время переварить услышанное. И я собираюсь сделать это в одиночестве. Сальваторе кивнул, неловко протискиваясь за скрипучую тяжёлую дверь. Его распирало чувство стыда и в то же время гордости. Возможно, теперь брат и сестра одумаются. Жизнь часто преподаёт болезненные уроки. А в ситуации, когда она сложила полномочия по части воспитания, эта роль досталась другому. — Глупый-глупый брат. Мы ведь с-семья, а у семьи не может быть с-секретов.