Во тьму

— Ты не смог доставить ко мне одного-единственного жалкого грязного адана! А потом этот адан явился ко мне с девчонкой-полумайэ и украл камень из моей короны! Майа фыркнул и повернулся спиной. — Я сделал хоть что-то, в то время как кое-кто другой благополучно уснул, даже не оказав сопротивление! — заявил майа. — И нет, я ни на что не намекаю, мой дорогой! Он перекинул рыжие волосы через плечо и придирчиво стал разглядывать свои холеные мягкие руки. — Я абсолютно точно не виноват в том, что этот кое-кто смотрел на танцы какой-то девки и проспал свой сильмарилл!.. И нет, я совсем не ревную! Подумаешь, тысячи лет верной службы, что они значат, когда рядом пляшет какая-то девка. Разумеется, она же лучше, чем я! Майа горел праведным гневом. Он устремил ревнивый взор огненных глаз на валу, смотря на него с укором. Темный вала на секунду отвёл глаза, но тут же спохватился и вперил в Саурона мрачный взор, на дне которого загорался хитрый огонь: — Ну, предположим, ты и сам бы мог мне станцевать, а я бы посмотрел. И он окинул пристрастным, придирчивым, жадным, если не сказать полным похоти взглядом своего Майа и его изящную несмотря на доспехи фигуру. — Я ведь помню, каким я тебя встретил тогда, в кузницах у Аулэ. Я заглянул полюбоваться на сверкающие огни, а ты... Напомнить? Ты повел себя дерзко, сказал, что вала-мятежнику нечего здесь ошиваться... — взор Моргота мечтательно затуманился. — Но я всё равно продолжил там являться — уже ради того острого на язык мастера. — Возможно, и мог бы, но теперь точно не буду! Саурон скрестил руки на груди и отвернулся. Он был обижен и развлекать Мелькора не желал. — Тебе уже танцевали. А на мой танец тебе сильмариллов не хватит! Гортхаур едва удержался от того, чтобы закатить глаза. Мелькору так нравится, когда его отшивают? Пфф, не вопрос! — А я их и не предлагаю, — мрачно ответил Мелькор, подумав: "дороговаты нынче танцы". На душе у него было мерзко, но не из-за Лютиэнь, а из-за обмана и оскорбления, которое нанес ему тот презренный смертный. — Ладно, — оборвал он поток мрачных мыслей. — Мы должны быть готовы к новой войне и усилить нашу мощь многократно. Да, эльфы слишком слабы — эти глупые остроухие не смогут дать нам отпор. Однако мой братец и другие светлые валар — если до них, конечно, дойдут слухи... Просиживать снова сотни лет в темнице у Намо не хотелось бы, знаешь ли. Мелькор ещё раз поглядел на него. Саурон выглядел неблагосклонным и, что уж там, оскорбленным. — Ну, ну, не сердись, — проворчал он ему. Руки сами собой тянулись к нему, стройную фигуру Майа хотелось облапать и усадить к себе на колени, но максимум, что он сейчас заработал бы — новую пощечину. Поэтому стоило действовать строгостью и занять рациональный разум своего вассала новыми заботами. — Тогда я займусь делами, — сообщил ему Саурон. — А ты можешь спать дальше. Майа не просто "сердился" на Мелькора, он был обижен, разочарован и вообще не желал иметь с ним никаких дел, сохраняя разве что рабочие отношения. Если раньше между ними и могло что-то получиться, была какая-то взаимная симпатия, то теперь Гортхаур вычеркнул все те немногие моменты, когда они были чуть ближе, чем следовало бы господину и подчиненному. Все свои мечты о танцах Моргот мог оставить теперь при себе. Как и мечты получить наконец хотя бы поцелуй от своенравного майа. Впрочем, Саурон не стал бы исполнять такое бредовое желание, даже если бы был в хорошем расположении духа, и танцевать бы отказался. Он воин, военачальник и правая рука Темного Властелина, а не красивая игрушка. Саурон был силен, мало в чем уступал Мелькору, поэтому заставить его делать что-либо без сильных травм и потерь для себя не представлялось возможным. Зато ох, как же уязвило и без того попранное самолюбие темного вала это небрежно брошенное "Можешь спать и дальше"! Но он был далеко от желания устроить новый скандал или наказать непокорного за потерянный Тол-ин-гаурхот, поскольку понимал: после драки кулаками не машут. А потому он лишь деланно широко зевнул и навалился на спинку трона, прикрыв глаза. — Иди-иди, — бросил он ему вслед, делая вид, что погружается в глубокую дремоту. — Не забудь усилить посты на границах с владениями этих треклятых эльдар! И сделал вид, что уснул, хотя сам все же посмотрел на покидающую его покои высокую фигуру майа-чародея. Что-то исчезло между ними, но меньше всего на свете Мелькор умел что-то налаживать и чинить. Недаром большинство его имён на всех языках Арды звучало как "дух-разрушитель". Опомнился Моргот только под вечер и обнаружил, что, к досаде своей, и впрямь уснул. "Да что на меня такое нашло?" — подумалось ему. Он вспомнил, что Саурон его покинул, и ощутил холод и медленно разливающийся в груди гнев. Скоро небо над Ангбандом налилось грозовой чернотой, прорезаемой вспышками молний. Черная туча ползла, пока не достигла пределов леса, и разразилась над Дориатом, словно гнев темного вала хотел настичь тех, кто похитил его сильмарилл. Темный мятежный дух бесновался под небесами. Когда же он облекся плотским воплощением вновь, то сумрачная складка навеки залегла на его лбу. Все время он отдавал созданию все новых и новых легионов орков, выводил особей, которые не боялись бы света, создал огромных чешуйчатых ящеров — драконов — и многое иное. Саурон, закончив с исполнением своих обязанностей, решил провести свободное время в кузне. Возможно, он был хотел выковать что-то для Мелькора, но тот не носил никаких украшений и не видел в них смысла, скорее он даже относился к безделушкам, что делал Саурон, с пренебрежением, потому что не видел в них практической пользы. По этой причине Саурон ковал украшения только для себя, а Морготу ничего не предлагал, хотя и имел несколько набросков с украшениями для него на всякий случай. Поработав в кузнице в свое удовольствие, Майрон вернулся в свои покои. Сегодня он выковал дивное колечко и был вполне доволен собой. Серебро бы хорошо смотрелось на руке Мелькора в былые времена. Но сейчас прекрасные руки Владыки были изуродованы ужасными шрамами от проклятых камней. Саурон убрал кольцо в шкатулку и отправился в купальню, чтобы привести себя в порядок перед сном. Возможно, он не знал, но в это время за ним не без некоторого затаенного восхищения наблюдали темные очи его владыки. Мелькор решил всё же побеседовать со своим слугой; потом желание разговаривать пропало, но потребность увидеть его осталась, и он немедля отправился на его поиски. Ему услужливо донесли, что майа Саурон отправился в свои покои. И вот Мелькор был там — но Саурона уже не застал. Он всё же не отказал себе в удовольствии пройтись по покоям вассала, полюбоваться на изысканный витраж, инкрустированный камнями, на роспись стен, на сдержанное, но богатое убранство в любимых цветах Саурона — в черном, алом и золотом. Под конец он проверил даже шкатулку и, обнаружив кольцо, долго вертел безделушку в руках, гадая, для чего оно, поскольку потребности в украшениях и впрямь не понимал. А потом, даже не потрудившись захлопнуть шкатулку, отправился вниз, в купальни. Он не стал вновь принимать форму бестелесного духа, но скрылся за одним из выступов на каменных стенах купальни, с затаенной жадностью наблюдая за принимающим ванну майа. Тот был хорош собой, но Мелькора терзала сейчас не похоть, а какое-то более глубокое затаенное чувство, какое он не смог бы и сформулировать. Наконец, за майа просто можно было наблюдать как за ожившим произведением искусства, чем он и занимался, расслабленно откинувшись на стену в своем укрытии. Однако черное пятно его одежд не могло долго оставаться незамеченным, и в один момент отражение в воде выдало его. Саурон мгновенно ощутил присутствие хозяина, ему даже не надо было видеть его, чтобы знать, что тот здесь. Майа усмехнулся, но пока никак не отреагировал. Он был больше занят своими волосами. Но вот когда привёл их в порядок, смыл мыльную пену, то все же обратился к Мелькору: — И долго вы ещё будете здесь стоять, Повелитель? Вы что-то хотели? Если нет, то я буду вынужден попросить вас уйти, потому что свое свободное от работы время я хочу провести один, — ровно сказал Гортхаур. Майа наконец обернулся к своему Владыке и устремил на него прохладный взор. Раньше он был бы не против, если бы Мелькор пришёл полюбоваться им. Ему нравилось внимание своего валы. И возможно теперь между ними могло бы быть что-то. Но Майрон был обижен и не желал развлекать Мелькора, который польстился на красоту какой-то девицы, проспал сильмарилл и потом ещё попытался обвинить в своей неудаче его. Саурон даже не знал, на что злился сильнее. По-хорошему, обвинять Мелькора в измене или чем-то таком было нельзя, ведь они даже не были вместе. Несколько случайных объятий взаимные взгляды, полные интереса, улыбки, случайные прикосновения. Это все, что было. Но Саурон все равно очень сильно обиделся, что Мелькор предпочёл кого-то другого, пока он сражался на Тол-ин-Гаурхот и истекал кровью из-за ран, полученных от проклятого пса. А ведь совсем недавно они были так близки! Мелькор исчез почти сразу, предпочитая не выслушивать конец этой возмутительно дерзкой речи. Но потом он вволю выместил свой гнев на всем, что его окружало, и над севером Белерианда в эту ночь бушевала такая гроза, что скалы разрушались, как песчаные замки, а небо грохотало так, словно готовилось упасть на головы всех неверных. Мелькор был мрачен. Пустое отверстие в короне напоминало о неудаче, а сам он был зол как никто. Ещё и этот наглец! Мелькор намеревался отослать его как можно скорее к южным рубежам, чтобы воевать с телэри и нолдор, но не мог. Майа был ему дорог, и потом, после того ранения и без того ослаб. Впрочем, бегать за ним темный вала не собирался и сам во главе орды орков выехал из Ангбанда. Проклятые эльфы все же умели доставить неприятностей, и Мелькор, хоть и основательно потрепал их, полностью уничтожить народец не смог. Армия его была разбита, но из той битвы победителем не вышел никто, и остатки последних нолдор и синдар предпочли покинуть эти земли и уйти наконец на запад. То было временное торжество Мелькора, но какой тяжёлой оно далось ценой! Дух его ослаб сильнее прочего и долго не мог возвратиться и обрести телесное воплощение. Темной тенью скитался он близ прежних владений. В отсутствие Мелькора Саурон сам занимался исполнением его обязанностей и работал практически за двоих. Но когда вала вернулся, и майа увидел его... То испытал жгучий стыд, жалость и разочарование. И это его называют сильнейшим из валар?! Как, как можно было так опуститься, что дошло до развоплощения?! Как? Воистину для этого надо было иметь какой-то особый талант. Гортхаур воспринял случившееся как сокрушительное поражение. Как он мог так ошибаться в Мелькоре? Вера во всесильность Моргота была разрушена. И не только у Саурона. Если валу увидит в таком виде кто-то ещё, то другие майар и полководцы начнут попросту перебегать на сторону врага, чтобы не служить тому, кто в следующем бою точно падёт. Гортхаур едва сдерживал рвущиеся наружу ругательства. Из-за необдуманной выходки Моргота они все сейчас на грани краха. Майа глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться. Не помогло. Раздав слугам указания, Саурон накинул на плечи плащ, оседлал коня и отправился за своим никчёмным господином. Ему не составило труда отыскать валу. Майрон сам создал для него новое тело и буквально силой затолкал туда. А после этого сразу отвесил пощёчину, чего в былые времена не сделал бы никогда. Но то, что он видел сейчас, слабо походило на того могущественного Владыку, за которым он последовал когда-то в Средиземье. — Ты... — Гортхаур даже не мог подобрать слов, чтобы в полной мере выразить свои чувства. — Ты просто феерический идиот, Мелькор! Майа толкнул валу в грудь, так что тот впечатался спиной в каменистую неровную стену пещеры. — Знаешь ли ты, во что нам всем обошлась твоя погоня за сильмариллом?! А я тебе скажу! Плевать на все потери, пускай армии разбиты, но вот то, что майар и полководцы начали роптать... Все, ты слышишь, все до одного теперь усомнились в твоей силе. "За кем мы пошли" — думают они! Гортхаур снова пихнул Мелькора в грудь, вновь впечатав его спиной в стену. Кто, как не он теперь должен вразумить валу, если больше некому. — Пока ты тут прохлаждался и жалел себя, некоторые начали перебегать на сторону врага. И это неудивительно! Мелькора одолела горстка остроухих муравьев! Это позор для всех нас! Саурон выдохнул, немного успокаиваясь. Он отпустил Мелькора и отошёл от него. Майа скрестил руки на груди и опустил голову. — Я бы очень хотел сказать тебе что-то ободряющее, поддержать тебя, но я не могу. Я разочарован, как и все остальные. Я разочарован в тебе, Мелькор, — глухо сказал Майрон. — Я не вижу ни одного положительного исхода прошлого сражения. Это провал. Он стоял у входа в пещеру, привалившись плечом к стене. Снаружи было холодное небо, полностью закрытое сизыми облаками. Моросил мелкий дождь. В отличие от других, Саурон не мог сбежать. Ему некуда было идти. Его имя знали наравне с именем Моргота, поэтому путь назад был заказан. Гортхаур чувствовал себя полностью опустошенным, будто это он сам виноват в поражении. Он тяжело вздохнул, подошёл к Мелькору и накинул на него плащ. — Идём. Мы должны теперь всё исправить, — коротко сказал Саурон. Он взял Мелькора за руку и повел прочь. Наружу, где их ждала лошадь. Мелькор взгромоздился на нее, не проронив ни слова. И язык, и всё полностью новое тело плохо слушалось его, и он, надо сказать, ничуть не был рад тому, что Майрон вообще увидел его в столь жалком виде. А уж заново оказаться в теле живого существа... Как же это было мерзко! — А ты и рад лишний раз напомнить мне о слабости? — огрызнулся он, но тут же стиснул зубы. Ладно, верному слуге он должен быть благодарен. Майрон сейчас едва ли не сильнее его. — Но в конце концов я дрался! — Забыв об обязанности руководить? Да, это был справедливый упрек. Он слишком увлекся погоней за эльфами и потерял счет времени и количеству убитых. Для него орки были расходным материалом — не более. — Это ничего, Майрон. Теперь, когда остроухие дряни сбежали, мы будем свободны. Ни одна нолдорская рожа сюда не сунется. Этот край Эндорэ отныне наш. А потери... К чему с ними считаться? Я создам новых орков. — Твои силы почти иссякли, — жестоко отрезал Саурон. — Я рассеял их в этих землях. Я сам стал этими землями. И они станут основой моей новой мощи. Мелькор воздел руки к небу. Низкое и серое, оно казалось безучастным, но он взывал к стихиям, как могут одни валар, и он недаром был сотворен первым, ибо ему подчинялось все, созданное Эру. Скалы содрогнулись у них под ногами, глухим рокотом признавая власть Мелькора. Небо потемнело, его рассекли узкие тонкие полосы белых молний — оно тоже отдавало свои силы ему. Растворенные в них части его души возвращались к нему, и он походил на черный вихрь, воцарившийся здесь, в голой мертвой степи. Глаза его сияли. Сильным порывом ветра он подхватил Саурона, унося его с собой в Ангбанд — его цитадель требовалось восстановить и обрести новое могущество. Саурон однако упрямо отказывался признавать нагромождение камней и обрушенных пещерных сводов дворцом. Быть может, Мелькор и привык чувствовать себя там прекрасно, но майа привык к комфорту. Да и самому Мелькору слабое телесное воплощение причиняло куда больше неудобств. Волей-неволей пришлось призвать в Агбанд оставшиеся батальоны орков и дожидаться, пока с юга, из леса, не пригонят пленных эльфов, которые должны были хоть что-то смыслить в строительстве. — Нам явно требуется больше слуг, — Саурон целыми днями находился в раздраженном настроении и эйфории своего господина не разделял. Мелькор притянул его к себе за талию: надо признать, воплощение его было так же прекрасно, как и могущественно. — Я как раз подумываю создать новую расу слуг. Что, если в них будет течь часть крови майар? Сколь могущественны будут они тогда? Думаю, ты бы мог подарить мне пару наследников, а я бы преобразил их; они скрестились бы с эльдар... Ну же, сокровище, не противься. Ещё через миг он задумчиво потирал пощечину на лице и гадал, что в этот раз вызвало гнев строптивого майа. Ну надо же, "иди сам трахайся с орками, и в потомстве будет часть крови валар!" И почему он вообще прощает ему столь возмутительные дерзости? Раньше Мелькор попросту прогнал бы его от себя и развоплотил, но сейчас... надо признать, своим силам можно было найти более достойное применение. К тому же майа едва ли не единственный остался ему верен и фактически спас... Да, собственное предложение он высказал не подумав, но всё можно исправить! Поэтому он с очередным приступом воодушевления принялся сам возводить новую крепость. Огромные блоки, вытесанные из сверкающего черного гранита, ложились один на другой. Получалось чересчур просто и строго, но ничего: потом сюда пригонят пленных эльфов и те украсят камень какой-нибудь резьбой. Саурон уже служил не столько из преданности, сколько из безысходности. Образ Мелькора за последние годы померк и стал совсем не таким привлекательным, каким был в самом начале. Вала растратил слишком много сил, а теперь его одолевали всякие глупые идеи. Майа скептически наблюдал за всей его бурной деятельностью. Новая крепость ему не нравилась, но будто кто-то спрашивал мнение Майрона. Сейчас он чувствовал себя как когда-то у Ауле. Ненужным, невостребованным, находящимся в подчинении у какого-то идиота. Все романтические чувства, которые были в самом начале, окончательно сошли на нет. Раньше Мелькор был идеалом, Саурон восхищался его могуществом и гениальностью, а теперь в лучшем случае чувствовал только жалость и разочарование. Идеи одна безумнее другой, поражение за поражением, крайне сомнительные планы. Это лишь малая часть того, что раздражало Майрона. Он уже ничего хорошего и не ждал. Мелькор хотел отдать ему во владения новую крепость и ключи от неё, но этого ему казалось мало, и он провел долгое время, гадая, что заставит Саурона сменить гнев на милость, а потом вспомнил, как тот любил всяческие украшения. У Мелькора была огромная сокровищница, но дарить ему что-то с тех времен, чтобы услышать "Это смердит эльфийским духом!?" — Нет уж. И Мелькор взялся за дело сам. Он принялся за то, что любил больше всего — за создание вещи, назначенной разрушать и отнимать жизни. И скоро перед ним лежал меч, в который Мелькор вложил разрушающую силу. По его приказу новый меч поднесли темному майа вместе с ключами от новой крепости. — Прими этот дар в знак моей благодарности за твою верность, — начал Моргот, пока они оба сидели за столом, отпивая из бокалов хорошее красное вино. — И скажи мне, мой верный союзник, как понравится тебе идея устроить царство тьмы в этих землях, что теперь безраздельно наши? Я окружу его завесой, которая скроет его от глаз любого светлого создания. Здесь мы станем ковать нашу новую мощь. Но Саурон лишь вздохнул. Внимание Моргота, несомненно, было приятно. Однако зачем ему меч? Вала сам предпочел мечу молот, да и Саурон уже выковал себе булаву. Меч удобен лишь в бою один на один. Этому подарку Гортхаур был не рад, каким бы замечательным ни был меч. Поэтому майа скривил губы, пытаясь из вежливости изобразить благодарную улыбку. Но собственной крепости он был рад. По той причине, что давно мечтал убраться куда подальше от Мелькора и править самому. Саурон больше не видел в Бауглире того ослепительного валу, который в былые времена смог не только украсть у Ауле лучшего мастера, но и заодно похитил сердце этого самого мастера. — Благодарю, это большая честь для меня, — последовал довольно стандартный ответ. Идея Моргота казалась хорошей, но с другой стороны абсолютно паршивой. — Мой господин, если ты вложишь все свои силы в эти земли, что ты будешь делать за пределами этих земель? Например, в Валиноре? — флегматично заметил Гортхаур. — Ты будешь там абсолютно беспомощным. Мне что, одному вести армии на Валинор? Одному против всех валар? Он фыркнул, признавая затею Мелькора не самой хорошей, мягко говоря. — Мне казалось, ты хотел заполучить всю Арду. Неужели теперь ты готов довольствоваться жалкими крохами, поработив эльдар? Видно, ты опьянел от своих "успехов". Так я напомню, ты одержал сомнительную победу не над равными себе, а над жалкими муравьями, и теперь гордишься этим. Саурон поднялся из-за стола и, тихо шурша длинной мантией, двинулся прочь. — Я разочарован. Сильнейший из валар опустился до того, чтобы править ничтожным клочком земли, вместо того, чтобы силой взять то, что причитается по праву... И это за тобой я ушёл из Валинора? — бросил на прощание майа. Он был недоволен планами Мелькора. Каждое следующее его устремлении казалось Майрону абсурднее предыдущего. "Я разочарован", — и этим все сказано. Глаза Моргота полыхнули глубинным злым огнем. Казалось, майа раздразнил его своей речью, но открытой вспышки гнева он не породил. Через миг вала выдохнул, на лице его воцарилось прежнее бесстрастное выражение, а тонкие губы тронула легкая улыбка. — Мне нужно восстановить силы, Саурон. Мне нужно время. И чем скорее мой валинорский братец подумает, что я удовлетворился мелким клочком земли и ослабит бдительность, тем лучше. Он не будет ждать нападения с моей стороны, а значит, я смогу выносить свой план и застать его врасплох. И для этого мне, безусловно, понадобятся союзники. Однако я буду вкладывать в них мысль о том, что лишь эльдар Амана напрасно названы избранными, исподволь, незаметно и постепенно. Что до тебя, то я надеюсь, ты будешь править этой крепостью и этими землями разумно. Окончив свою речь, вала поднялся и вышел — только длинные края плаща стелились за ним по камням, подметая пыль. С того момента он исчез — точно растворился. Однако от мысли рассеять свои силы в этих землях он и впрямь отказался, наделив границы лишь слабым подобием магической завесы. Вначале он занимался созданием укреплений на границах земель, но скоро путь его лёг в места далёкие и окраинные. Ему хотелось и впрямь всё большего, а в том, что Саурон будет мудрым вассалом, он не сомневался. Долгое время он проводил, то представая могущественным магом перед вождями далеких краев, убеждая их во враждебности Валинора, то выращивая драконов и змеев в землях севера. Но Саурона он не упускал из вида и требовал отчетов. Послания его наместника были краткими и сдержанными, да и сам Мелькор на время словно забыл о чувствах. Его интересы занимал вопрос того, как создать непобедимую армию, и сил людей и полчищ драконов будет маловато, а потому он занялся выведением новой породы орков, что не боялись бы света и были бы сильней нынешних. Однажды он всё же вновь навестил Саурона лично, явившись перед ним верхом на драконе прямо в тот миг, когда майа объезжал кузницы и мастерские вокруг нового замка. Он спрыгнул с огромной огнедышащей твари и спустился к Саурону, после чего заключил его в объятия. Тот ответил вежливой, но холодной улыбкой, вновь взбесив Мелькора. Нет уж, он не даст этому заносчивому айну повода думать, что он бегает за ним, лишенный гордости. — Мне нужны новые мастерские и новые шахты, где будут добывать железную руду. Следует допросить старейшин гномов: думаю, они сведущи в этом. — Неужели ты думаешь, что эти карлики могут разбираться в этом лучше, чем я?! — прошипел Гортхаур. Он убрал от себя руку Мелькора. Даже не убрал, а пренебрежительно скинул с себя. Слова Моргота он принял не иначе, как оскорбление. Как вала только мог усомниться в его мастерстве, его знаниях?! Никто в этом проклятом месте не разбирался во всем этом лучше, чем он. — Все, мне надоело, — с холодной решительностью сказал Саурон. — Мне нужно срочно отдохнуть от всего этого. Найдите себе другого наместника, я больше заниматься этим не желаю. Гортхаур небрежно бросил на землю свою корону, а в следующий миг, его здесь больше не было. Саурон мог терпеть все, что угодно, но когда его недооценивали, сомневались в нем... Это было неприемлемо! Он вдруг понял, что жутко устал от Мелькора и всех его выходок. Стоило передохнуть пару сотен лет. Майа выбрал своим новым местом жительства лес Таур-ну-Фуин. Его жилище напоминало логово лесного чудовища, а не майа. Его прозвали Некромантом, и внешний вид его пещеры соответствовал тому, кто жил в ней. Артано над интерьером своего обиталища не потрудился и потому жил более, чем аскетично. Он потрудился лишь поставить себе большой стол, кровать и несколько полок. В большом количестве мебели не было смысла, ведь практически никаких вещей при себе у него не было. Позже все, включая кровать было захламлено бумагами, книгами и амулетами. Саурон времени даром не терял и решил, раз кузницы здесь нет, то стоит как-то развиваться в области магии. Майа подобрал себе волчонка в лесу. Потом ещё одного. Потом к нему забрело несколько варгов. А после эти звери сами стали нарочно сбредаться к нему, и теперь это была уже не пещера Майрона, а их общая пещера, и невозможно было войти туда, не споткнувшись о чью-то лапу, широкую спину или кости, что валялись здесь тут и там. Варги заполонили весь лес и следовали по пятам за хозяином, зная, что тот так же жаден до сырого мяса, как и они, и с ним можно замечательно поохотиться, и голодным не останешься никогда. Несмотря на такой скромный образ жизни, Гортхаур был более, чем счастлив. Здесь никто его не дергал, он мог заниматься своими делами, а не исправлять чужие ошибки. Мелькор, в свою очередь, забыл думать о неверном вассале ещё раньше, чем тот скрылся с его глаз. У него и без Саурона, которому вечно всё было не то и не так, хватало дел. Собирались огромные силы его нового царства, царства тьмы, и темный вала готовился ввергнуть в хаос весь этот мир или погибнуть сам. А сильнее всего его раздражал надменный братец Манвэ, который отчего-то вообразил, что имеет право зваться королем Арды. А ведь кому угодно известно, что он, Мелькор, был сотворен первым и имеет на этот трон куда больше прав - вот он и собирался вернуть себе то, что должно принадлежать по праву. Что там, по старой памяти мечтал он и о Варде (все же Разрушитель питал некоторую склонность к девам). Но для этого, само собой, требовались огромные силы - и воины, и огненные демоны, и драконы, и духи тьмы, которых он создавал и которые должны были покрыть мраком всю землю. Однажды Манвэ увидел, как небо над Белериандом далеко на востоке потемнело. Тьма быстро росла и заполонила всё небо. Айнур, валар и эльдар тревожно всматривались туда, и Манвэ отправил нескольких дозорных. Воды, которыми владел Ульмо, уже кипели от гнева, поскольку их касались нечистые руки Разрушителя; но большая часть войска передвигалась по земле или воздуху. Манвэ попытался поднять ветра, чтобы те не дали войску Мелькора приблизиться к Аману, но отчего-то его силы стихий не подчинялись ему, и оставалось с тревогой смотреть на их разрастание. Он чувствовал, что Мелькор решил овладеть тем краем земли полностью лишь затем, чтобы всё разрушить, но ничего не мог этому противопоставить. *** На Таур-ну-Фуин опустилась ночь, в этот раз особенно непроглядная, но довольно скоро стало ясно, что то не простая ночь, а насланная неизвестными могущественными силами. Мелькор медленно шёл по лесу, и всякая темная тварь спешила спрятаться при виде него. Мелькор стремился увидеть здесь Унголиант, однако вместо того обнаружил нечто более интересное. Впрочем, на первый взгляд это показалось всего лишь огромным волчьим логовом. Волки не смели напасть на него, но недовольно рычали. Черная высокая фигура прошествовала мимо них к низкому темному входу. — Саурон... — темный вала оскалился в улыбке, почувствовав фэар своего бывшего вассала. — Вот уж не думал, что тебя устроит столь скромный быт. Если ты так неприхотлив, почему столь презрительно фыркал при виде того замка? На небольшой узкой кровати, заваленной всяким хламом и какими-то явно магическими безделушками, уже устроился крупный волколак. Будить любимца было жалко, поэтому майа не нашёл ничего лучшего, кроме как лечь вместе с остальными зверями на подстилке. С волками было тепло и уютно. Майрон обнял одного из них. Кто-то положил на него голову, кто-то норовил лизнуть или напрашивался на ласку. Майрон быстро уснул с ними и пропустил тот момент, когда явился Мелькор. Сонный, он не сразу понял, кто и зачем к нему пришёл. Майа приподнялся, сел и уставился на незваного гостя, пытаясь понять, не снится ли это ему. Он выглядел совершенно очаровательно, не смотря на отсутствие дорогих одежд и тому подобного. Артано был слегка взлохмачен после сна. Помявшаяся рубашка соскользнула с его плеча, полы одежд немного задрались, и были видны красивые стройные ноги. Саурон никого не ждал, и это было видно. Прежде Мелькор никогда прежде не заставал его в такой неформальной обстановке. Гортхаур был всегда собран, идеально одет, а теперь, кажется, немного смущен тем, что вала поймал его. — Потому что тот замок мне не нравился, очевидно. Если бы его строил я, то все в нем было бы иначе. Он постарался добавить холода в голос, но звучало это не очень убедительно. Майрон не мог злиться и язвить привычным образом, только проснувшись. Саурон встал на ноги, оправил одежды и спутавшиеся волосы. Но все равно выглядеть угрожающе у него не получалось. Это был просто милый домашний Майрон, а не комендант Ангбанда. — Обещаю, ты скоро построишь себе любой замок, какой захочешь, и сам Эонвэ будет тесать для него камни, — Мелькор подхватил Саурона на руки, невзирая на то, что он готов был зашипеть, как кот. Очень милый с точки зрения Мелькора котик. В действительности у темного вала был план: светлый братец видит воинство тьмы, начинает нервничать, посылает к нему свою армию, и здесь, на этих землях, Мелькор расправляется с ней, а его самого берет в заложники с условием возвратить себе титул короля Арды. Но, помня предыдущие неудачи, в этот раз он твердо решил быть умнее и не распространяться о столь далеко идущих планах. Сейчас его интересовал один Саурон, который был так несказанно мил в этом бедном одеянии, что Мелькор не удержался и позволил себе прижаться к нему и поцеловать обнажившиеся плечи и длинные стройные ноги. Потом он опустил его на узкую постель и склонился перед ним, обнимая его колени. — Прекраснейший из майар, я готов осыпать тебя лучшими драгоценностями, а ты предпочитаешь мне общество волков. Мелькор облек его в лучшие одежды и отнес на вершины своей новой цитадели, дав увидеть бескрайние черные от количества сил тьмы равнины, после чего поднес ему венец, который Саурон когда-то бросил ему под ноги. Только теперь он был перекован и сиял острыми гранями. — Учти, я не приемлю отказа. Я сильнейший из валар, как помнишь, и мне нужно лишь самое лучшее, в том числе и ты. Я хочу ввергнуть этот мир в хаос, но только ты один сможешь навести в нем новый порядок. Я вернулся с новыми силами и жду увидеть рядом тебя, мой верный вассал. Поэтому довольно скоро над бесчисленными ордами орков, которые до этого бесцельно шатались, наводя ужас на весь Белерианд и оставшихся эльфов, почувствовалась жесткая рука. Беспрерывно ковалось новое оружие, возводились новые крепости на границах, строились дороги, а Мелькор мог созерцать своего верного советника. Саурон был, как прежде, безукоризненно хорош во всем за что ни брался, дисциплинирован, строг и стройная его фигура порождала в груди Мелькора затаенную тоску. Он хотел бы, чтобы все было как прежде и не был уверен, что что-то ещё получится; но он не был бы собой, если бы не попытался снова. Проблема была в том, что он совершенно не знал, что ещё обрадует Саурона за исключением, быть может, абсолютной власти. Украшения? Но вкус майа был слишком тонок, и он мог не угадать, а потому рисковал тем, что ему бросят его дар обратно в лицо (а этого он терпеть не собирался). Нет, власть — лучший подарок. А потому довольно скоро он пригласил майа к себе и, сняв перчатку, взял его руку в свою. — Хочешь ли ты быть моим полноправным соправителем, Майрон? Не скрою, ты был мне верен столь давно и принес так много пользы, что я не мыслю жизни без тебя. Саурон едва подавил нестерпимое желание ударить Мелькора по лицу. Что тот вообще возомнил, смея хватать его как вздумается, против воли забирать и уносить куда-то?! В Гортхауре появилась такая злоба, какая Морготу даже и не снилась. Лишь на мгновение он дрогнул, когда вала полез к нему с объятиями и поцелуями. Но, спрашивается, какое тот имел на это право?! Майрон ушёл давным давно, а Мелькор считает, что может вот так запросто явится и, не спросив разрешения и не поинтересовавшись его мнением на этот счет, хватать и забирать себе? Наряжать, как куклу, воспроизводя в своей голове несуществующие сюжеты... Это было просто невыносимо! Но Гортхаур все же решил остаться здесь ненадолго. Уйти вновь он всегда успеет. В конце концов, теперь у него есть возможность ковать для себя, немного развеяться от однообразной жизни в лесу. Гортхаур с каменным лицом смотрел на Мелькора, озвучившего это почти безумное предложение. — Что ты сказал? — прохладно переспросил майа. Его глаза опасно сузились. — Если ты действительно этого хотел, то тебе следовало с этого и начинать, — немного резко сказал Саурон. — Но ты вместо этого против моей воли забрал меня сюда. Ты ни разу не поинтересовался моим мнением. Гортхаур отошёл от него на пару шагов. Он был в гневе. — Я не кукла, которую ты можешь наряжать в красивые тряпки в усладу себе! Я не слуга и не исполнитель, который будет делать всё, что взбредет в твою голову! Я свободный айну, а ты мою свободу пытаешься ограничить, это неприемлемо для меня. Твое предложение звучит так лживо и фантастично, что я поверю кому угодно, только не тебе. И как только в молодости я мог быть влюблен в... Он замолчал и окинул Мелькора взглядом. — Благо, теперь я прозрел. Да, тебе я предпочел компанию волков. И я не мыслю свою жизнь рядом с тобой. Мелькор не ответил. Ни тени чувства не показалось на его лице. Оно не дрогнуло, когда он поднялся и, сняв с головы железный простой венец, положил его на свой трон, а сам сошел вниз. — Будь счастлив, Гортхаур. Я любил тебя. Он склонился перед своим неверным майа, опустившись на одно колено (это далось с трудом, поскольку нога болела, но какое значение имела эта боль в сравнении с другой, душевной?) — губы его прижались к тыльной стороне кисти майа. — Перед тобой лежит долгий путь, Майрон. А меня ждёт одна чернота. С этими словами темный вала покинул свою цитадель, чтобы никогда более не вернуться. Скоро его обступил нестерпимый яркий свет вершины Таникветиль. Манвэ и окружавший его сонм белокрылых айнур в ужасе воззрился на Врага Мира, что предстал перед ними. Лик его, изуродованный когтями, был белее снега. Манвэ недоверчиво посмотрел на лицо брата, залитое слезами; впрочем, слезы были вызваны резью в глазах от чересчур яркого сияния, а не стыдом или раскаянием. — Что тебе нужно, Разрушитель? — Я хочу не быть больше, Манвэ. Все, кого я любил, отвернулись от меня. Я потерпел крах, и я отдаюсь в твои руки. Ты волен сотворить со мной что поделаешь и покарать меня как угодно строго. Прекрати мои страдания. Манвэ впервые за тысячи лет показался обескураженным этим напором. На миг он заподозрил подвох, но скоро понял, что Моргот не лжет: он и впрямь разбит. — Ты будешь сурово наказан, — пробормотал он. — Я посажу тебя на цепь, вала Мэлько, как дикого зверя, я заключу тебя за гранью мира, где горе и сожаление станут единственным, что останется тебе до скончания всех времён. Мелькор шагнул за грань охотно, с недрогнувшим лицом. Надежды и желания в нем умерли гораздо раньше.