Когда все стихнет

Элли даже не заметила, как рассмотрение пятен на потолке с очертаниями лесов пробудило в памяти столько воспоминаний. Ее первое мирное лето в Джексоне, первое лето, украденное и подаренное ей Джоэлом. То лето новой жизни щедро одарило Элли Уильямс многими событиями, знакомствами, словно сам мир радовался тому, что она выжила, подкидывая девушке раз за разом что-то еще, давая возможность измениться самой. И Элли приняла эту новизну и менялась, если бы не обман отца, если бы не ее чертова подростковая категоричность и максимализм. Обман, который сквозил в отношениях и грыз их, словно червяк красивый и сладкий плод. Это теперь она понимала свою глупость, но к пониманию пришлось пройти через многое, а главное, — поделиться этим больше не с кем. Не заметила девушка, как приятные воспоминания погрузили ее в состояние то ли транса, то ли полудремы, но сцены прошлого оживали так ясно, что казалось, будто она вернулась в те дни. Чувства, ощущения, все было словно заново пережито, будто подсознание пыталось из каких-то резервов души заново заполнить опустошенное за последние полтора года сознание. И Элли действительно стало легче, вот только домой тянуло все больше, а слабое тело мешало встать и отправиться без промедлений в путь. Пока сознание черпало силы в воспоминаниях, а тело пыталось восстановиться, день превратился в вечер, и комнату затапливали медовые оттенки закатного солнечного света. Цветочный сладковатый аромат цветов олеандра мешался с запахом морского бриза, порождая невообразимый, благоухающий и ласкающий обоняние букет. За время продолжительного сна Элли в комнате ничего не изменилось. Попытка устроиться удобнее далась девушке немного легче, возможно, сил прибавилось или началось восстановление, но даже голова уже меньше кружилась. Отпив воды из бутылки, Элли стала соображать быстрее, и беспокойство в ней быстро начало оттеснять все прочие чувства. То, что в спальне ничего не менялось, а ее саму никто не беспокоил, могло означать лишь одно: Шон еще не вернулся. Удивительно яркий закат быстро сменялся сумерками, и трудно было сказать, сколько прошло времени, но все равно парень обещал не задерживаться и быть максимум к вечеру, а день уже почти сменился ночью. Элли не особо отдавала себе отчет, почему так беспокоится за совершенно незнакомого человека, впрочем, как не тревожиться за того, кто уже несколько дней по своей собственной инициативе заботился о ней как никогда слабой и беспомощной. И, что греха таить, она все еще нуждалась в его помощи, как бы Уильямс не храбрилась, но даже воды раздобыть для нее было проблематично. А еще она понятия не имела, где именно оказалась, и что за стенами этого дома происходит. Даже где и как искать этого настырного медика не знала, а поймав себя на этой мысли, лишь ухмыльнулась. «Элли, Элли, твоё состояние как раз самое подходящее для поисков медика. Тут, хотя бы до ведра добраться, а ты уже нафантазировала себе черт знает что». Встать с постели у нее все же получилось, ноги тряслись и подкашивались от слабости, тело едва не подвывало от боли, но все же маленький турпоход в санитарную зону дался легче, и даже вернулась в кровать сама, а потом пришлось все же пить обезболивающее, но улучшение состояния обнадеживало. Стоило лечь и успокоиться, как мысли побежали по кругу, теребя душу тревогой. «Где носит этого парня? Почему задержался? Неужели погиб? Только бы не это! Пусть вернется и лучше треплет нервы своим присутствием, — она о нем еще почти ничего не выяснила, а узнать хотелось». Отчего-то чувствовалось, что его выживание важно для нее самой, и не только ради помощи и ухода, тут примешивалось еще что-то эфемерное, почти неосознаваемое. Уильямс понимала, что не будь она теперь такой слабой, то уже пошла бы искать этого парня. Если уж чертову Андерсон из задницы вытащила и со столба сняла, то человека, спасшего ей жизнь и подавно обязана была разыскать. Должна была, но не могла. Мысли, вопросы, отголоски противоречивых чувств переплетались в голове, не давая покоя. Сумерки уже начали растворять цвета, погружая мир в мрачную серость и впуская ночную тьму. Мир за окном затихал, и даже ветер оставил игры с листвой, зато четко был слышен стрекот сверчков, а шум океана отдавался в голове. Сколько она вглядывалась в ночную тьму и накручивала новые витки тревоги в своем сознании Элли не смогла бы сказать, но наступил момент, когда что-то изменилось. В начале она думала, что новые звуки за окном ей только кажутся, но, закрыв глаза, стала прислушиваться и различать голоса нескольких людей: мужские и один резкий, высокий, похожий на женский. Лай собак, скорее всего двух, один басистый, другой, более звонкий. Уильямс могла ошибаться, но казалось, что разговаривающие, или скорее перекрикивающиеся люди спешно шли или пробегали по пляжу в сторону Санта-Барбары. Она даже смогла различить короткие команды, отдаваемые собакам, тем высоким голосом: «Ищи! Искать, малыш! След». Послышался рык заводимого мотора, а потом уверенный механический рокот стал быстро отдаляться. Вскоре народа на пляже прибавилось, кто-то ругался и матерился, собаки лаяли, а люди отдалялись и снова возвращались. Потом на какое-то время воцарилась тишина. В комнате стало чуть светлее, глаза Элли привыкли к тьме, да и Луна появилась на ночном небе. Хоть Шон и говорил, что в окрестностях спокойно, но, как оказалось, и тут людей хватало. Было интересно, кого они на пляже искали, и отчего-то казалось, что без ее медика тут не обошлось. Недалеко от дома вновь появились люди с собаками, и шли они уже в другую сторону. От наблюдений и нехитрых умозаключений ее отвлекли странные звуки. Элли Уильямс потянулась за ножом, и благодаря выпитым ранее лекарствам, сумела сползти с кровати, и пробраться к открытому окну. Ноги ее еле держали, и стоять она могла только прислонившись к стене у окна. Что уж девушка могла бы сделать тому, кто крался по карнизу в сторону окна, она понятия не имела, разве что удачно упасть и куда-нибудь, да ткнуть лезвием, надеясь на удачу. В любом случае гости, бродящие толпой, да еще и с собаками, ей тут были не нужны. А гость был очень осторожен, его выдавал лишь шорох и треск разрушающего и осыпающегося под ногами бетона. Он подбирался все ближе, а потом с парапета крыши спрыгнул на какой-то выступ ниже, и уже более явно выдавал его присутствие шорох и трение тела в одежде от соприкосновения со стеной. Гость пробирался по выступу вдоль стены, и вскоре чье-то тело заслонило лунный свет, попадающий в комнату. Человек быстро перемахнул через неширокий подоконник и ноги мягко коснулись пола комнаты, сделал шаг внутрь, и Элли, ухватившись обеими руками за рукоять ножа, напала со спины, пытаясь нанести быстрый удар в шею. Человек успел вывернуться, и ловко перехватил вмиг растерявшее силы тело. — Энни, солнышко, — Элли, оказавшаяся на руках мужчины, вздрогнула, услышав последнее такое знакомое «солнышко», и такие похожие интонации, — не думал я, что настолько успел надоесть тебе, даже на убийство решилась. Парень говорил тихо, и в голосе слышалась мягкая ирония и усталость, а Элли не знала, чего хотелось больше двинуть ему по морде, или обнять на радостях, что он все же не сдох где-нибудь, а вернулся. В любом случае она была рада его возвращению. — Я просил тебя не вставать, а ты тут шпионские игры устроила, — прошептал он, обходя кровать, укладывая ее на постель, парень не сдержал стон, и, выпрямляясь, ухватился за бок. — Ты ранен? — Нет. Просто пара синяков. Упал неудачно. — Все также шепотом проговорил Шон, и прислушался к голосам снаружи. — Энни, давай разговоры отложим. Просто соблюдаем тишину, пока уроды снаружи не уйдут. Люди нас, конечно не услышат, но с ними собаки. Потом все расскажу. Элли почувствовала, как парень коснулся ее повязки на боку, проверяя, не началось ли кровотечение. — Все нормально, — прошептала она, — перевязка потерпит. — Хорошо. Шон обошел кровать, на ходу снимая рюкзак, и осторожно поставил его на пол. Элли заметила, что при нем нет лука и ружья, только пистолет в кобуре на бедре, да еще из-за пояса он вытащил револьвер. Провернув барабан в свете луны проверил, заряжен ли, порылся в кармане, доставая горсть пуль, и на какое-то время сосредоточился, вставляя их в пустующие каморы. Заряженный револьвер он аккуратно положил на тумбочку, и как-то слишком осторожно сел в кресло. Лунный свет упал на его лицо, и Элли заметила темное пятно крови на щеке, полосы ссадин на скуле. Парень потянулся рукой к брови, и заметно поморщился от боли. Потревоженная рана, рассекавшая бровь, тут же начала кровоточить. Кровь попала в глаз, и дальше темная струйка устремилась по скуле к щеке. Парень тихо выругался, выудил из кармана кусок ткани, спешно отирая кровь с щеки, и осторожно промокая глаз. Приложив ткань к ране, откинул голову на спинку кресла, и через некоторое время Элли показалось, что он уснул. Ей было любопытно узнать, что с ним произошло и что за «уроды» бродят по пляжу, а пока было ясно, что день у парня был не из легких. Голоса и лай снаружи стихли нескоро, и Шон, сидевший почти без движения, встал и вышел из комнаты, но скоро вернулся. — Все, ушли, никого не видно, и неслышно. Элли поняла, что он ходил в спальню напротив, чтобы оттуда осмотреть пляж. Порывшись в рюкзаке, он достал несколько разных свечей, самых обычных и фигурных, следом за ними на кровать полетело несколько коробков спичек. После этого Шон осторожно опустил жалюзи на окне и зажег пару свечей. — Ну, теперь можно поговорить и сделать перевязку. Есть хочешь? — Элли отрицательно мотнула головой, а Шон вздохнул. — А я вот с удовольствием съел бы целого кабанчика и не подавился. Осмотр, перевязка, умелые ловкие руки все делали быстро и аккуратно, а Элли замечала, как сам парень плотнее сжимает губы и слегка морщится от некоторых движений, а в ране на брови опять собралась капля крови, и капнула на ее бинт. Медик, заметив это, вздохнул, оторвал кусок бинта и промокнул свою рану. — Тебе бы собой заняться, Шон. Что-то мне кажется, что у тебя не пара синяков, да и на лбу рану зашить бы. — Да, сейчас займусь. Шон ушел вниз, и Элли уже успела задремать, когда он вернулся. — Помню, обещал, сегодня тебя ночью оставить одну, но я жутко устал, чтобы устраивать новое спальное место. Потерпишь еще немного моё соседство? — Да спи уж. Этой кровати на четверых хватит, — усмехнулась Элли, — Не храпишь, не пристаешь — просто идеальный мужчина. — Я думал, идеальный мужчина, как раз тот, который пристает и почаще, — хмыкнул Шон. — Кому как. Лучше расскажи, что случилось и что за публика вдруг наводнила пляж, да еще и с собаками. Не тебя ли они искали? — Конечно, меня! — Хмыкнул медик. — Погоди немного. Все расскажу. Шон порылся в ящичках женского туалетного столика, и достал из их недр зеркало с увеличительной стороной, довольно хмыкнул, и дальше расставив свечи, чтобы видеть лучше, занялся своей раной на лице. Тщательно смыв кровь и пыль, стал накладывать аккуратные стежки, при этом ухитряясь еще и говорить. — Я уж думал, что тут тишь, да благодать, а оказалось, все не так просто. Умудрился оказаться чуть ли не в эпицентре местного заражения. Тут весьма интересные мутации у инфицированных. Местные обитатели активно людоедствуют, видимо, выжирают всех, кто тут появляется, поэтому тут столько не разграбленных мест. Каннибалов отчего-то не интересуют остатки былой роскоши человечества. — Может быть у них что-то вроде культа, и вера не позволяет? — хмыкнула Элли, на что Шон передернул плечами и поморщился, но развивать эту мысль не стал. — Мародеры тут как дичь, но все же рискуют и потихоньку растаскивают, что еще уцелело. Милая пляжная тусовка — это и были те самые наиприятнейшие люди, чтобы их… суки… гурманы-любители мать их… Шон, словно стесняясь, понизил голос, и ругань, густо замешанную на матерщине в его исполнении Элли слышала очень обрывочно, кое-что воспринимая скорее интуитивно. Сам парень при этом ухитрялся еще и последние стежки на рану накладывать, и лишь закрепив шов, продолжил говорить нормально. — Я их ряды слегка проредил, так что теперь они обиделись. И Шон рассказал об утренних приключениях, об аптеке и лагере людоедов с обустроенной бойней, и о больнице. Элли повидала всякое, но даже ей некоторые моменты казались нереальными, и, похоже, недоверие явно читалось на ее лице. — Энни, мне незачем врать и сочинять небылицы. В больнице удалось собрать некоторые записи и документы, так что сам еще буду разбираться, что это такое было. Может, еще удастся проявить пленку и распечатать снимки. Отец увлекался фотографией, и в его студии должно быть все необходимое. Еще видеозапись есть. Так что хватит ухмыляться. В больнице мне было совсем не до смеха. — Ладно, прости. Я много зараженных повидала, но ничего особо выделяющегося. Ты их изучал, что ли? — Немного. Просто с коллегами пытались разобраться хотя бы в механизме развития инфекции в организме, в причинах мутаций. Например, почему некоторые бегуны быстро прогрессируют, превращаясь в щелкунов, а другие годами остаются на начальной стадии. Или отчего один инфицированный становится топляком, а вот другая ветвь развивается в шаркуна. Причем шаркуны редки, и они минуют уже знакомую фазу щелкуна, потому что глаза и зрение остаются неповрежденными. Так что вполне возможны и другие разновидности, с чем я сегодня и столкнулся. — А «коллеги» где? — Там же, где и были, — отрезал Шон, — а некоторые уже нигде. — Не хочешь говорить об этом? — Это сейчас неважно, Энни. Это вообще теперь ни к чему. Может быть, как-нибудь расскажу, но это действительно не имеет значение. Неловкая пауза, грозила обратиться долгим молчанием. Элли конечно, все было интересно, но ведь она сама тоже не стремилась рассказывать о себе, и было бы странно, если бы парень вдруг начал исповедоваться как на духу. — Ладно, — улыбнулась Элли, — просто любопытно. Ты ведь еще днем выбрался из больницы, что дальше случилось? — Да особо ничего. В больнице мои преследователи все кончились, и я без проблем добрался до усадеб, хотел через них попасть к пляжу. Почти ушел, когда снова попался на глаза людоедам. Охотнички, мать их, эти суки гнали меня, будто дичь. Вроде бы всех убил, но один видно, смотался. Я забрался в один из домов, и казалось, что был аккуратен, и следы спрятал. Мог уйти, если бы не любопытство. Дом был не тронут, много нужного нашел, и черт дернул меня сунуться в подвал. Там подо мной лестница обвалилась, да еще и несколько зараженных оказались заперты внутри. В общем, едва кости собрал, как щелкун накинулся, а следом еще какая-то гадость мелкая совсем, то ли карлик, то ли ребенок, хрен поймешь. Очень быстрая тварь, чуть ли не по стенам бегала. Я пока с ними разобрался, думал и без укусов умру. Головой сильно приложился, из брови кровь глаз заливала, в общем, все одно к одному. Потом пришлось отсиживаться и отдыхать, да думать, как выбраться без лестницы и веревки. Вот каждый раз зарекаюсь запастись мотком, и все забываю. Еще пара зараженных там были наполовину съедены теми двумя. А вин в том подвальчике, сколько, разновидности коньяка, и все такое. И все это таких годов, что даже вкуса не представляю. — Ты, ценитель, что ли? — Да нет. Мой отец любил хорошие вина и разбирался в них, хотя и не пил почти. А я от него по верхам нахватался, и увидев этот погребок, вспомнил о его увлечении. — Он умер уже? — Да. Уже лет семь или восемь назад. — Сочувствую, КЦИ дело такое… — Это люди «дело такое». Неважно уже это. — Окей, а как же ты выбрался? — Не поверишь, — хмыкнул он, а Элли, вопрошая, приподняла брови, — нашел тайный ход. Видно, в доме настоящие параноики жили. Вышел наверх на соседнем участке. Представляешь, сюрприз для соседей при эвакуации? Дальше пошел напрямик, добрался до пляжа, думал, что в сумерках идиотов нет шататься, а там оказалось очень даже оживленно. Не знаю, меня они искали или еще кого-то, но скрыться уже негде было. Повезло, что расстояние до этих глазастых сук было приличным. Вспомнил про лодку, решил, что если успею до нее добежать и спустить на воду, то хотя бы в океан сумею отплыть. Пусть бы думали, что я с островов, и дом бы не засветил. — И как, вышло? Наперегонки с собаками бегать, такое себе удовольствие. — Ну, они попробовали спустить собачку. Жалко животину, но мне своя жизнь дороже. Сыпанул горсть перца в морду, и пока она чихала и пыталась глаза продрать, убил. Кажется, в их псарне моими стараниями тоже стало просторнее. Больше они не решились отпускать собак. Я так быстро, как в этот раз, наверно, еще не бегал. Уже стемнело и сначала лодку не заметил, пришлось вернуться и едва успел стащить ее в воду. Отплыв, сделал петлю и ближе к Санта-Барбаре уже вплавь выбрался на берег. Там есть место каменистое, по которому можно аккуратно, не оставляя следов пройти к домам. — Я слышала их, они проходили и дальше места с лодкой. — Проходили, — кивнул он, — собаки след не смогли взять, так что я задними дворами возвращался. Дверь в дом решил не трогать, она поскрипывает, а там рядом прогуливалась дама с собачкой. Даже не знаю, кто из них страшнее — волкодав или «дама» с акульими зубами и татуировками от пят и по самую маковку. — Ты ее так хорошо разглядел? — Да я на них уж успел насмотреться. В общем, пришлось лезть по верхам, чтобы попасть к окну. Не успел дух перевести, а тут и ты свалилась. Храбрая ты, но дурная, а если бы все же попала в шею? Плечо-то, ладно, небольшая царапина, — заживет. — Ранила все-таки? — Ерунда! Будем считать, что шрам на память оставила. — М-да уж... — Вот и все мои приключения. — А оружие куда дел? Лук? — Спрятал, утром принесу. Неудобно с этим луком бегать. Кстати, в том доме удалось кое-что найти, потом покажу, пока спрятал вместе с винтовкой и луком. В общем, цел твой лук, не беспокойся. Все, отчет закончен. Пойду за ужином, и спать, пока не отключился где-нибудь по пути. Суп из тушенки Шон практически вынудил Элли съесть, да и сам хоть и говорил, что голоден, но ел без охотки. И это был первый раз, когда он ел при девушке, и даже посуду отнести поленился. Потушив свечи, он открыл окно и с заметной осторожностью вытянулся на своей половине кровати. Элли, дремавшая и грезившая почти весь день, еще долго вспоминала его рассказ. Прислушивалась к приглушенному стону спящего мужчины, когда тот пытался повернуться во сне. Уильямс все думала над его словами, радуясь, что его больничное приключение отвлекло от собственных мыслей. Как уснула, она не заметила, а проснулась уже засветло. Элли услышала, как Шон шевельнулся, тихо застонав, скрипнул зубами, но, так и не проснулся. Майка на нем во сне слегка задралась, приоткрывая бок, и стало понятно, отчего он охал и хватался за него. Кожа там была вся в царапинах и ссадинах, видимо на ребрах расцветал обширный синяк, или скорее один, в чем она и убедилась: пересиливая слабость, осторожно повернулась и протянула руку, приподнимая край ткани, и с трудом удержавшись от ругательства при виде лилово-черных пятен. Шон вздрогнул и перевернулся на спину, и в его глазах ни капли сна не было. — Что? — Ты уверен, что у тебя ребра целы? — Целы, может быть трещина есть, но это не страшно. — Мою мазь возьми, от синяков хорошо помогает. Раны быстрее заживают. Проверенное средство, так что не бойся. Да и мне помогла бы. Давно не спишь? — Ты разбудила. — Извини. Просто ночью ты стонал, я беспокоилась, что умолчал о ранении. А от чего лицо и руки такие раскрасневшиеся? — Это, наверное, раздражение, после больничных монстриков. Они иногда какую-то гадость распыляли, вроде кислоты. Элли, слегка приподнялась и всмотрелась в лицо парня, замечая, что бровь рассечена глубоко и наискось. Росчерк задел не только бровь, но и скулу, оставив там порез, теперь прихваченный парой стежков. И кожа была действительно воспалена. — На лице шрамы останутся, — сказала она и улыбнулась каким-то своим, не оформившимся мыслям, а Шон лишь поморщился, и уголок рта дрогнул, обозначив подобие ухмылки. — До сих пор удавалось сохранить морду в целости, когда-нибудь такое должно было случится. От раздражения на коже эта мазь поможет? — Элли кивнула утвердительно. — За заначкой не забудь сходить. Все же проверенное оружие лучше не терять. Элли было забавно наблюдать, как медик осторожно принюхивался к мази в баночке. — Шон, не отравишься, не бойся. Древний рецепт, только полезные травы и натуральный жир или масло. — Я не боюсь, просто интересно. Сама готовила? — Нет. Растений полезных я много знаю, даже кое-какие рецепты можно в памяти откопать, но ручки для этого не из того места растут. — А кто тогда это делал? — Одна женщина почтенного возраста, сохранившая в памяти знания предков. — А конкретнее? — Ее имя с языка коренных индейцев переводится как «Самый красивый цветок». Никак не запомню, как оно звучит, потому что все ее называют просто — Надин, тетушка Надин, а кому и бабушка. Душевный человек, и кладезь информации по травничеству и прочим индейским премудростям. — И где тетушка живет? — хитро улыбнулся Шон. — Далеко, — вернула улыбку Элли, — давай не будем спешить узнавать подробности проживания? — Ну, у меня секретов в этом смысле нет. — Наверное, потому, что и места проживания не имеешь, если не считать наследство отца? — Энни, поверь, скрывать, откуда я мне тоже нет смысла. Если тебе, конечно, это интересно. О тебе пока могу сказать, что ты не бродяжка, и еще несколько месяцев назад жила во вполне комфортных условиях, не голодала, хоть и веса маловато. Значит, имеешь жилье в безопасном месте, скорее всего, в небольшой общине. Вряд ли это какая-то крупная КЗ, в них столько хрени творится, что порой не знаешь, где безопаснее. Тем не менее имеешь навыки далекие от мирных, а значит, с опасностями мира знакома лично. — Шон, я еще коз умею доить, помидоры выращивать, овец стричь, за лошадьми ухаживать и много чего еще вполне мирного. — Ага, отсюда вывод, что община имеет сельскохозяйственные угодья и умного руководителя, который организовал все так, что молодежь получает разносторонние навыки, и видимо на практике. — Все, больше ничего не скажу, — попыталась отшутиться Элли. — Вполне возможно, у тебя есть веский повод не доверять чужакам. Я понимаю. Мне конечно, любопытно, что это за местечко, но и пользы от знания нет. По любому отсюда я отправлюсь в Бостон. — Зачем тебе туда? — Сестра там должна быть. Хочу найти — С чего ты взял, что она там? — Два года назад она из Сиэтла направлялась туда. — Из Сиэтла? Значит ты оттуда? — Элли попыталась на слове поймать медика. — Это значит, что там два года назад была моя сестра, — улыбнулся он. Выдержав маленькую паузу, наблюдая за Элли, которая поняла, что с ловлей на слове у парня дела обстоят значительно лучше, он добавил, — и да, я там тоже тогда был. Энни, слушай, мне нечего скрывать. Хочешь что-то узнать, просто задай верный вопрос, а то как-то не до игр в шпионов. — Хорошо. Значит ты из Сиэтла? Парень повел головой, взглянул куда-то в потолок, и немного снисходительно улыбнулся девушке. — Сам я не из Сиэтла, — начал он шутливо, — но я там был. — Ага, два года назад? — Элли вроде как отшутилась, но начала раздражаться, больше на себя. Надеясь, что на тупость вопросов влияет слабость телесная, и это временно. — Ну, я там был и год назад, — Шон с удивлением заметил, как девушка, услышав это, слегка нахмурилась, а ее улыбка, и без того еще слабая, поблекла. — А до этого сколько лет в Сиэтле пробыл? — Около пяти лет. — А до этого? — М-м, я не знаю, почему тебе это так важно, но до этого мы жили в Солт-Лейк-Сити. В ушах Элли вдруг ясно услышала свой участившийся пульс, а виски сдавило, ей казалось, что прошлое ее вновь догнало, и как же ей не хотелось, чтобы Шон хоть как-то оказался причастен к тем событиям. Она терялась, что и как спросить, но ей нужен был хоть какой-то ответ. — Ты из «Цикад»? — Что?! Не-ет! — Удивление Шона был скорым и таким искренним, что сыграть так мог только бесподобный актер и лгун. — Нет. Я на них в Бостоне насмотрелся достаточно для понимания, что дай таким власть и ничего не изменится, только хуже станет. На словах герои, а на деле… ид… еалисты. — Ты и в Бостоне был? Шон несколько устало взглянул на девушку, и присел в кресло. Наверное, около минуты молчал, соображая, к чему этот разговор. Реакция девушки была непростой, и непонятной, и вопросы такие же. Простые, но за ними что-то было. — Мы с сестрой родились в Бостоне, и жили там с отцом почти до тринадцати лет. Отец до нашего рождения работал в исследовательском центре ФЕДРА, а потом центр расформировали, и отцу предложили службу в качестве полевого врача. Он отказался из-за нас с сестрой, боялся, что погибнет, и мы останемся одни. В ФЕДРА нашлись умники, которые его чуть ли не дезертиром назвали, хотя к армейским службам он никогда не имел никакого отношения. Возможно, просто пытались надавить. Не знаю. Я тогда еще малышом был, и все это проходило мимо понимания. Отец вначале даже в розыск попал, и нас пришлось прятать, но Бостон все же довольно большая КЗ и трущоб там хватает. Он стал нелегально заниматься медициной, паршивая и опасная работенка, хотя и не без того, что и беднягам, которые с трудом концы с концами сводили, помогал. — Так ты тогда пошел в медицину? — Я лет с девяти начал ему помогать и учиться. Хорошая и нужная профессия, мне было интересно, да и отец оказался хорошим учителем. Так что почему бы и нет? — А что было дальше? Шон перестал рассматривать Элли, и все же стал смазывать воспаленную кожу. — Дальше отца какая-то скотина за вознаграждение сдала. И пришлось снова прятаться, и перебираться на другую окраину. Тогда я впервые с цикадами и повстречался, они тогда помогли нам, и за это отец иногда помогал им с ранениями. — Значит, он стал цикадой? — Нет, — и тут он на несколько секунд задумался, лишь потом продолжил, — не думаю. Он никогда не любил радикалов, максималистов и идеалистов. Считал, что в ФЕДРА переоценили свои силы, и что им не хватило ресурсов в условиях такой глобальной пандемии. Слишком все быстро произошло, но в целом делалось все возможное и до, и после образования КЗ. А «Цикады» лишь лодку раскачивали, которая и без них могла утонуть в любой момент. Но тогда наша семья оказалась меж двух огней, и среди цикад все же были неплохие люди, которые в какой-то степени даже оберегали нас, ценили помощь отца. Как он и думал, цикадам было не по силам тягаться с ФЕДРА. А тогда он уже через год избавился от их опеки, став контрабандистом. А еще через пару лет он пришел за нами, и не знаю уж по какой причине отец решил срочно уходить из Бостона, и идти в Солт-Лейк-Сити. Элли слушала внимательно, и все больше ей казалось, что за этим уходом семьи Шона все же стоят «Цикады». Медик, занимавшийся в ФЕДРА какими-то исследованиями, потом каким-то образом связался с «Цикадами», и позже решивший уйти из Бостона туда, где располагался исследовательский центр этой организации. Шон, будучи ребенком, мог и не знать причин и всего прочего, он просто следовал за отцом. — И как вы добрались туда? Лицо Шона дернулось, брови хмуро сошлись, и губы сжались, но он быстро успокоился. — Хреново. Поначалу помогли контрабандисты, так что удалось обойти все патрули и посты. А вот дальнейшая дорога была очень трудной. Сестра, хотя бы начальную военную школу в Бостоне успела закончить, и должна была перейти в училище, а я учился дома под руководством отца. У нее была хоть какая-то физическая подготовка, а я по началу думал, сдохну просто от физического перенапряжения. А идти пришлось долго. В общем, в начале мне казалось, что я в аду. Учиться выживать пришлось на ходу. Ладно бы только зараженные были главной опасностью, но еще хуже оказались люди. Короче, если сестре было достаточно легко приспособиться, то мне пришлось срочно меняться. Отец, наверное, пожалел уже, что решился на этот поход с нами, а деться было некуда, так что шли потихоньку. Убивать пришлось не только зараженных, но и людей, которых такими и назвать сложно. Сестренка шутила, что «Братишка детство закончилось, научился лечить, значит, лучше меня знаешь, как убить». И она была права. — Тебе, наверное, сложно далось первое убийство человека? — поинтересовалась Элли. — Нет. Я просто убил. Еще в Бостоне нашел и убил парня, который пытался изнасиловать сестру. Она не знала. — И сколько же тебе тогда было? — Одиннадцать. — Спокойный, холодный взгляд прошелся по лицу девушки. — Меня не мучила совесть и даже наоборот, после этого спал спокойно. И в дальнейшем никаких проблем не было. Если кто-то берет в руки оружие, то должен быть готов к тому, что будет убит, тем более, если живет разбоем. — А сестра? — А что сестра? Отец ей оружие не доверял, боялся, что нас же и перестреляет ненароком. Был тому пример. Так что пришлось ей доказывать свою полезность и завоевывать доверие. Отец ей долго поминал свою рану на плече. Думаю, что когда она убила первого, то уже была готова морально, а еще научилась хорошо стрелять. Так что и тут не было проблем. — Долго добирались до Солт-Лейк-Сити? — Долго. Из Бостона вышли весной, часть пути удалось проделать по воде, немного повезло найти рабочий автомобиль на дизеле, и добрались ближе к концу осени. Семейный поход вышел насыщенный, а закончился крахом. — Что случилось? — Шон, обработал уже все свои доступные раны, синяки и покраснения, и дальше крутил баночку, обдумывая, как быть с боком и спиной. И Элли понимала его растерянность. — Давай помогу. — А сможешь? — Ну, как получится. Если ляжешь рядом на живот, то тянуться не придется и сил хватит. Когда Шон, морщась и сжимая губы, снял майку, и Элли увидела масштаб трагедии, то чуть не присвистнула. Лиловым цветом с чернотой окрасилось пол спины и ребра на левом боку. — Ого! К такому прикасаться страшно. — Высоко падать пришлось и свалился на какие-то доски и ящики, проехался по ним всеми ребрами, — вздохнул он, осторожно ложась ближе к девушке, — и не бойся прикасаться, я потерплю. Если мазь такая чудодейственная, то еще и рецепт выпрошу, уверен, ты его знаешь. — Знаю, может быть и поделюсь. — Элли пришлось сесть, чтобы иметь возможность воспользоваться здоровой рукой. Было неудобно, но терпимо. Набрав в ладонь мазь, коснулась горячей кожи Шона, почувствовала, как он вздрогнул, и задержал дыхание, а потом попытался расслабиться. — Мазь, кстати, еще и немного обезболивает. Два подранка, твою ж мать. Не удивлюсь, если эти людоеды на мое-то везение свалятся. — Не должны, — проговорил в покрывало Шон, — и я не калека, пару голов свернуть успею. — Ага! Герой-одиночка, — с заметным скепсисом улыбнулась Элли, — как ты еще ходишь с таким ушибом на спине? — Да нормально все. Бывало и хуже. — А у меня хуже, наверно не бывало. По меньшей мере, физически. — Элли закончила с мазью, и легонько толкнула парня в плечо. — Ты не уснул? — Не-а, просто слегка разомлел. — С чего бы это? От боли что ли? — При желании от боли можно отстраниться, а вот ручки у тебя прелесть, — Шон как раз поднимался с постели, и слегка поморщившись, улыбнулся девушке. — Шутишь? — Да нет. Хотя все же больно. Не обращай внимание, это способ отвлечься, ну может чуточку лести и маленький комплимент твоим пальчикам и ладошке. — Шон… — Да шутка это Энни. Успокойся. — Угу, пальчики, ручки… Что дальше? — Эм-м, даже не знаю, — Шон пожал плечами и посмеиваясь, добавил, — У тебя чудесные веснушки и симпатичный носик. Элли выдохнула сквозь зубы, надеясь, что это все-таки и правда шутки, а не зачатки флирта. Только этого на ее больную голову и тушку не хватало. — Что случилось в Солт-Лейк-Сити? Шон в одно мгновение посерьезнел, и было видно, что особого желания рассказывать дальше нет, но все же снова опустился в кресло. — Мы немного не дошли до города. Нарвались на какую-то банду, и пришлось побегать, прежде, чем те отвязались. Сестренка за малым чуть не погибла, когда неожиданно на нее выскочил зараженный, почти ставший щелкуном. Отец за нее очень испугался, да еще и беготня, ему стало плохо. Мы даже не знали, что у него больное сердце. Пришлось искать укрытие, а отец говорил, что чуть соберется с силами, чтобы до места добраться и там помогут. А сам даже не сказал, куда идем. Через пару дней ему вроде бы стало лучше. Я ушел силки проверить, а когда вернулся, нашел только трупы и сестру. Укрытие нашли недобитки из той банды. Отец с сестрой смогли отбиться, но ему этого хватило, чтобы случился новый приступ, и я его живым уже не застал. — Получается, вы пришли в никуда, и остались одни в незнакомом месте? — Да. Я до сих пор теряюсь в догадках, почему отец не рассказал о том, куда мы шли. И тогда мы понятия не имели, куда еще можно пойти. Похоронили отца, и стали искать, где можно устроиться. Зима приближалась, а у нас ни вещей, ни укрытия, ни запасов, шансы выжить стремились к нулю. Пока искали место, город почти насквозь прошли, а по первому снегу нас нашли люди. Нормальные, без бандитских замашек, группа добытчиков из какой-то общины. Нас приютили в своем убежище, отогрели, а я помог их раненому, ну и позвали они нас к себе в общину. И больше года мы жили там. — А что было дальше? Как ты в Сиэтл попал? Я ведь правильно понимаю, что ты там среди волков прижился? — Слушай, вот все-таки ты лиса. Я тебе уже почти две трети биографии выложил, а о тебе ничего еще не знаю. — Ты интересно рассказываешь, и жизнь твоя почти как роман, а моя жизнь скучна и не затейлива, — вздохнула Элли и сама себе не поверила бы ни за что, вот и Шон покосился хитро щурясь, ухмыльнулся. — Как бы так не вышло, что мои приключения — это детский лепет, по сравнению с твоими. Пойду я за своим кладом, потом завтрак приготовлю. Сегодня у нас тушёнка, на охоту времени не было, и сегодня пока обойдемся без дичи. Короче, дел много, — Шон пятерней зачесал отросшую челку назад, немного осторожничая в движениях выбрался из кресла и повернулся, чтобы уйти. — Шон, в Сиэтле, год назад ты был среди волков? — Да. Какое это имеет значение? — Шон полуобернулся, внимательно разглядывая девушку. — Никакого, просто интересно, — это было интересно, и имеет ли какое-то значение Уильямс не знала. Надеялась, что нет, но как-то слишком много пересечений в их судьбах, и даже какие-то параллели напоминает. И в то же время в целом, ничего общего, кроме мест, где они побывали с небольшой разницей во времени, а то и одновременно, а этот дом сыграл роль своеобразной точкой пересечения странных, казалось бы, идущих параллельно линий. — Полагаю, что год назад Сиэтл посетила одна любопытная девушка с кучей веснушек на лице? — улыбнулся Шон, но наткнулся на очень ясный и серьезный взгляд и слегка нахмуренные в каких-то раздумьях брови. Элли не ответила, просто легла удобнее и прикрыла веки. — Шон, расскажи мне о том, что найдешь в записях из больницы, мне интересно. Голос девушки был тихим, словно она устала. Шон это так и понял, так что просто кивнул, и удалился. А Элли думала, иногда возвращалась к воспоминаниям, далеко не таким приятным, как первое лето в Джексоне, проваливалась в дрему. Назойливый опекун иногда будил ее, чтобы накормить и напоить. Успокоившись после ночи, тем, что он вернулся и теперь находился где-то рядом в доме, что она тут не одна, Элли почти не выходила из дремотного состояния. Она слышала, как он принес припрятанные где-то вещи, и зачем-то все это поднял в спальню. Слышала, как он снова занимался уборкой, даже съязвить что-то по этому поводу хотела, но глаза открывать было лениво. Затем Шон возился в соседней комнате, и девушка пришла к выводу, что это не парень, а помесь хомячка с енотом. Такой же запасливый, как хомяк, и беспокойный, словно енот. Эта мысль заставила улыбнуться. — И чему прекрасная девица улыбается? — вдруг совсем рядом раздался немного хрипловатый голос Шона, — я же вижу, что не спишь. — Я дремлю, — просипела она пересохшим горлом, — а ты мешаешь. Все чем-то занят, трешь, двигаешь, шуршишь, вот, подумалось мне, может быть, парень мне мерещится, а на самом деле в доме стая енотов возится? — Ну, да! Енот-полоскун, — хмыкнул парень, склоняя голову к плечу, чтобы убрать челку с глаз, — хорошая версия. Позовешь его ужин приготовить? Элли взглянула в озорные карие с зеленью глаза, и невольно улыбнулась. Для енота Шон был слишком красив, хоть и волосы почти черные, а на енота не тянул. — Боюсь, тогда я точно без ужина останусь, а в этот раз отчего-то кушать хочется. — Это же хорошо, значит на поправку идешь, и ужин без енота съедим, своими силами. И, кстати, вечер уже. Пока Шон ушел вниз, Элли смогла встать, и порадоваться, что хоть и кряхтя, но справляется уже со своим походом по нужде. Хотелось переодеться, и даже с передышками смогла что-то выудить из своего рюкзака, стоящего на туалетном столике. Шон застал ее в процессе переодевания, и сил возмущаться у нее уже не было. Да и сил на стыдливость тоже не хватало. Ей подумалось что надо было все же добраться до двери и прикрыть, Шон наверняка понял бы, что не стоит вламываться. — Может помочь, Энни? — Нееет! Я сама. Просто подожди снаружи, не вгоняй в краску. — Да какая тут краска? Откуда? Ты бледнее простыни, как бы в обморок не свалилась. — Я крепче, чем ты думаешь. В обморок только после хорошего удара по голове падаю. Так что, если бить не собираешь, то хватит пялиться, — Элли выдохнула после такой речи, перевела дух, пытаясь запахнуть полы рубашки, которую как раз и хотела снять, — неужели мои ножки так неотразимы? Трусы вроде успела надеть. — Ну, не знаю. Ножки, как ножки, вполне себе красивые и атлетичные, — Шон дразнил ее наглым и одновременно смешливым взглядом, — была у меня знакомая, так в смысле атлетичности тебя за пояс заткнула бы, а уж если оплеуху отвесит, так в голове звон часа два стоит. — У меня тоже такая «знакомая» была, глаза б мои ее больше никогда в жизни не видели, — тихо, скорее уж для себя проговорила Элли, и уже громче добавила, — черт, чтоб тебя, Шон, имей совесть, дай переодеться. Больше во мне ничего примечательного нет. — Ну-у, я бы не был так уверен, может мне как раз такая грудь и нравится, а ей так не хочется под рубашку прятаться. Элли непроизвольно опустила голову, думая, что одежду не удалось запахнуть достаточно, чтобы прикрыться от чужих глаз, но с грудью был порядок и полы рубашки насколько было возможно надежно прикрывали наготу, убедившись в этом, она с укоризной взглянула в лицо Шона. — Ты специально меня бесишь? — Есть такое, и у тебя все же появился румянец на щеках, — Шон, насмешливо фыркая, вышел в коридор, и уже оттуда донеслось, — Ты иногда очень углубляешься в какие-то явно неприятные мысли. Для выздоровления этого лучше не делать. А так и тебя отвлек, и сам развлекся. Ты как-то слишком щепетильно реагируешь на подобные ситуации. И сильно недооцениваешь свою внешность. — Слушай, вот не надо мне сеансы психотерапии устраивать. Если бы не слабость, то поверь, сейчас бы у тебя уже звенело в ушах не хуже, чем после твоей подруги. — Странная ты девушка, Энни. Такая смесь стеснительности и воинственности, храбрости и неуверенности. Столько намешано, просто нечто. — Вот черт! Я уже жалею, что не рассчитала ночью, и не попала ножом в шею. — Ладно. Не злись. Считай, что натура у меня такая, люблю немного провоцировать людей. Можно сказать, что это профессиональное. — Провокация и медицина как-то не укладываются вместе в профессиональные рамки. — У меня есть и другая профессия, — голос парня заметно понизился и осип, — только не спрашивай какая, а лучше вообще забудь. Я за ужином пошел, а потом кое-что покажу. — Вау, прозвучало как угроза. Мне стоит опасаться? — Какие у тебя грязные мысли, Энни. Ничего такого, что тебе пришло в голову. Ужин Элли порадовал тем, что несколько ложек донесла до рта самостоятельно, хоть Шон и потешался над ее излюбленным «Я сама». Потом были уже привычные перевязки, когда до Элли наконец дошло, что рука изуродована настолько, что не только о луке можно забыть, но и о гитаре, это было почти невыносимо. Шон заметил заблестевшие глаза девушки, пытался успокоить, не понимая настоящую причину ее расстройства, но она постаралась быстро взять себя в руки и отложить мысли о гитаре, музыке и стихах, на более позднее время. Укус на кисти руки почти зажил, и даже никаких бляшек и наростов не появилось, как было с первым. Она следила за реакцией своего доктора при осмотре и поняла, что он доволен тем, как все заживает. Использовал он и ее мазь, оставшись довольным после пробы на себе. Она действительно немного обезболивала и быстро сняла раздражение с его кожи, так что он логично предположил, что с ранами и ушибами дело тоже пойдет быстрее. — Ты действительно очень крепкая и живучая, Энни, — весело заметил доктор Шон, — все просто отлично заживает. Если бы не большая потеря крови, то и правда могла бы мне в ухо дать. С ранением в боку могут быть проблемы, там все еще сильно воспалено, и рана толком не затянулась, так что все же никаких нагрузок. Ну а с рукой, тут уже ничего не поделать, когда зашивал, постарался, чтобы было все аккуратно, но в некоторых случаях придется приспосабливаться. Попробуй с луком стрелять с другой руки, а с гитарой учись на левшу. Элли вскинула взгляд на лицо парня, он все понимал, и сочувствовал. Догадался как-то без слов и объяснений. — Энни, у тебя на пальцах есть характерные для гитаристов мозоли, так что нетрудно понять, что тебя так расстроило. Если хочешь играть, то придется переложить инструмент на другую сторону и переучиваться, но тут было бы желание. Чтобы струны перебирать, и трех пальцев хватит. Элли покивала, и, пряча вновь заблестевшие глаза, отвернулась. Этот человек ее вновь обнадеживал, успокаивал, и так с ней мог обходиться прежде только Джоэл. А теперь вот появился человек, к которому уже не знала, как относиться. Она терялась в схожести этих двух мужчин, и ей нравились отличия Шона от образа ее приемного отца. Этот парень уже который день просто не давал погрузиться в хандру и меланхолию, вытесняя раздумья о прошедших событиях и подкидывая в ее сознание что-то новое. Порой очень хотелось, чтобы он оставил ее одну, и одновременно желала удержать его рядом, как оберег от кровавых видений и мыслей о том, что будет с ней по возвращении в Джексон. — Я подумаю об этом, Шон. Обязательно. Позже. Потом. — Еще добавь «не сейчас» для комплекта. — Хохотнул он, и все желание разреветься у Элли испарилось. — Верю, что подумаешь, и если это дело тебе нравится, то даже сделаешь. Ведь знания и опыт уже есть, просто надо набить новые мозоли и наработать моторику. И все будет как надо. А теперь потри доктору спинку. Элли от этих слов, и вспомнив растирание спинки Дины, тихо рассмеялась, слегка озадачив брюнетистого доктора. Отмахнулась от объяснений и жестом показала, чтобы он лег. Шон от касаний иногда тихо шипел в покрывало, но вытерпел легкую растирку. — Ну и что ты хотел показать мне? А то я уже устала гадать. Шон слез с кровати и ненадолго скрывшись в доме, вернулся с пачкой фотографий. — Качество не очень, я не мастер. Отец учил когда-то. Реактивы тоже столетние. Поэтому вышло так себе, но все же вполне все видно, — Шон протянул ей несколько снимков, — это то чудо-юдо больничное. Матка с наездниками, жаль не в живую, но и так редкая уродина. Элли сначала не доверчиво, а потом и заинтересовано стала всматриваться в изображение. — Охренеть, ну и жуть! — Элли взглянула на второе фото, с оторванным от тела наездником, — И вот здесь, на спине и плечах те прилипалы сидели? — Да. Думаю, что это тела детей. Инфицированный организм продолжил расти и развиваться в качестве своего рода симбионта на теле взрослого. И развивался уже с учетом нужд этой странной симбиотической формы жизни. — Если честно, то как-то даже тошнит от их вида. Особенно ее живот — кошмар какой-то. Я никогда не сталкивалась ни с чем подобным и даже не слышала о срастании тел или симбиоза у инфицированных. И маленьких детей среди этих тварей не встречала. — Да, выглядит мерзко, даже когда тело мертво. А малыши не выживали, возможно, что их мозг недостаточно сформирован, может еще что-то. Лихорадка и жар их убивали, еще до того, как гриб начинал разрастаться, вызывая обильные кровотечения. Лет с восьми уменьшалась смертность на начальной стадии, и дети погибали уже от кровоизлияний. Ну а после двенадцати лет уже почти не было смертности на первой стадии, и такие зараженные становились обычными бегунами. Так что тут как раз удивляет то, что я видел и инфицированных малолеток, и вполне возможно, даже новорожденных. Элли потянулась за остальными фотографиями, но Шон не спешил их передать. — Энни, эти фото делал не я. Пленки я нашел у главы отделения педиатрии, и это снимки первых дней после Вспышки. Там много неприглядных вещей и вскрытий, — Элли вновь требовательно протянула руку, — ну как хочешь. Их даже мне было неприятно смотреть. И Элли, сглатывая горькую слюну и стараясь мысленно отстраниться от возникающих в голове кошмаров, просматривала фотографии одну за другой. В основном тела людей, еще не успевших измениться внешне. Вскрытия тел и головы. Много детских тел и следов укусов с наростами, наросты на телах начавших преображение. Целый зал с игрушками и играми на полках, и телами, уложенными на полу, а потом и друг на друга, словно в штабеля. Снимки каких-то посевов и крови, видимые через микроскоп. И вновь тела, дети, укусы, младенцы с покрасневшими глазами, а потом с помутневшими радужками. Уильямс отложила стопку в сторону, стараясь дышать глубже, и забыть увиденный ужас. Какая-то догадка мелькнула в голове, и она, разворошив стопку, достала фото, которое ее зацепило. Голова ребенка с начавшей формироваться грибной короной или шляпкой, наростом или хрен знает, как это было назвать. Это образование напоминало наросты у привычных щелкунов, но глаза не были задеты, и очертания этой короны были слегка другими, а главное цвет и свечение. — Ты что-то заметила, Энн? — Я не уверена. Всего лишь предположение. Возможно, что это другая разновидность инфекции. Сам посмотри, — и Элли протянула снимок Шону, который тут же поднес его к окну, чтобы при свете заходящего солнца рассмотреть изображение, — там формируется другая корона, ну, я так называю головные наросты, — Шон понятливо кивнул, и задумался, — другой цвет у этой хрени и свечение не желто-оранжевое, как в основном бывает у привычных щелкунов и вросших. — Ты видишь это свечение? Я знаю, что эти наросты и иногда глаза инфицированных фосфоресцируют, и при свете ламп с определенным спектром света это видно наглядно, но обычным зрением замечается слабо. — Не могу сказать, что я это ясно вижу, — слегка повела плечами Элли Уильямс, — просто я зараженных столько перевидала, что даже такая малость примечается. Мне кажется, что на снимке свечение какое-то зеленоватое, или голубое, и цвет короны тоже холодный, а не белесый, желто-оранжевый или красноватый. — И верно. Теперь понял о чем ты, форма тоже странноватая. И в больнице казалось, что глаза у этих тварюшек словно бирюзовые, — Шон собрал снимки, которые разворошила Элли, ребром пачки задумчиво постучал о ладонь, и все же продолжил, — Завтра записями займусь. Любопытно все это, жаль, что сведения передать некому, они могли бы пригодиться исследователям. Если разные разновидности… возможно, были и другие. — И оно тебе надо мозги ломать, разбираясь в том, что никому не нужно? — Знаешь, Энни, иногда судьба озадачивает странными событиями и встречами, например, как с тобой. И кто знает, вдруг когда-нибудь объявится кто-то, кому это все пригодится. Возможно, есть еще кто-то в этом долбанном мире, кто пытается найти способ излечения или изобретает вакцину. Мой отец в такой лаборатории ФЕДРА работал. Я не знаю, почему их расформировали, может быть, с ресурсами стало туго, надежду потеряли или специалистов. И спросить не у кого больше, но мало ли. — Возможно, ты и прав. Как знать, может этим специалистом тебе и суждено стать. И бывают странные встречи… Элли договаривала уже совсем тихо, пытаясь отогнать угрызения совести и мысли о том, что, может быть, он и специалист — надежда на светлое будущее, а вот она сама — ходячая возможность создать вакцину. Только умирать ей ради этого больше совсем не хотелось. Не тогда, когда начала обретать равновесие в душе. Не после того, как влюбилась и ей ответили взаимностью, и появилась на свет немного странная семья. Еще недавно хотелось умереть, а вот теперь поняла, что думает о будущем с надеждой и жить очень даже хочется. Почти то же она ощущала в больничном подвале, стоя перед задыхающейся от кашля Норой. Она только тогда узнала, кто именно нашел и убил Джоэла — злосчастные «Цикады». Недобитки, выжившие в Солт-Лейк-Сити. Тогда она подумала было, что искали ее — Элли Уильямс, иммунную, увезенную Джоэлом, но оказалось, что нет, преследовали приемного отца, а о ней даже не думали. Нора догадалась, заметив, что пока ее горло раздирает кашель, Элли, не имея маски, начхать хотела на эти споры и при вдыхании эта гадость ей не вредит. И в тот момент самой Уильямс было неприятно узнавание в ней иммунности, более того, ей уже только за это хотелось убить эту девушку. Потому что Элли уже было ради кого жить и зачем, и смерть ради блага этого мира в ее планы не входила. Тогда она уже поняла, что для нее сделал отец, и какой подарок преподнес ей человек, которого она даже поблагодарить была больше не в состоянии из-за и этих светлозадых насекомых, звавших всех к свету, и выгоревших у своего же костерка. И напрасно эта сучка ныла, что, мол, «Подумай, сколько из-за него хороших людей погибло». Элли знала, сколько сволочей Джоэл убил, пока эти «хорошие» в тепле и уюте сидели, и этот человек вел ее к ним с надеждой, а столкнулся с тем, что «хорошие люди» даже не думали о безопасном изучении мутации инфекции в теле юной рыжеволосой девушки, а просто и без затей решили хладнокровно зарезать сиротку. Как же поздно она это поняла. Верно сказал Шон «ид…еалисты», идиоты. Нора была такой, защищая Эбби. Элли тогда пытала цикаду, узнавшую о ней, участвовавшую в жестоком убийстве ее отца, ту которая вывернув руки Элли за спину придавила ее к полу, заставляя смотреть на смерть отца и кричать теряя силы, пытаясь дозваться к умирающему, уговаривая убийц отказаться от последнего шага. А теперь эта мразь упиралась не желая сообщить, где искать эту блондинистую бабищу с крысиным хвостом на башке. Потом уже было жаль мертвую девушку, просто как человека, погибшего за идею и неудачный выбор друзей, и можно было жалеть себя, за то, что переступила очередную границу морали. Вместе с тем не убей ее Элли, и неизвестно, сколько девушка страдала бы как инфицированная. А мораль… где теперь то общество, которое устанавливало те границы? Нет его! А выживают сильнейшие, а не моралисты. — Энни, ты где? — голос Шона прервал невеселые размышления, заставив вздрогнуть. — Прости, задумалась. Эта жуть… пугает. — Понимаю. Кстати, я уже хвалился, что в том доме, где в подвал провалился, попались мне хорошие штуки. Вот, смотри, — Шон достал из большой сумки нечто складное, сразу и не разберешь что это. Только по укороченным стрелам в наборе и изогнутому плечу оружия Элли догадалась, что это. — Арбалет? — Ага. По скорострельности лук, конечно, лучше, зато из арбалета проще целиться, и наносимый урон больше. Учитывая состояние твоей руки, он может стать неплохой заменой. Носить его тоже удобней. — Это для меня? — Ну не пропадать же добру? — весело осклабился Шон, — не беспокойся, о себе любимом я тоже не забыл. Там было два арбалета. Твой больше подходит под женскую руку, и он легче. Еще композитный лук прихватил. Видимо, хозяин той виллы был увлечен такими вещами. Удивительно, что тут еще все не повытаскивали. — А лук тебе зачем? — Ну, ты можешь попробовать его, мне тоже интересно пострелять из такой штуки. Не понравится нам, так в Бостон сестренке потащу. Она когда-то мечтала о таком. Ну и мало ли… в общем, не устоял я, совесть не позволила оставить эту штуку. — О боже! Ты не только енот, но еще и хомяк, — тихо рассмеялась Элли, придерживая занывший бок. — Хомяк — это хорошая зверушка, он все в свой дом тащит. — Да-да, а еще это кусочек меха, и вполне съедобная мясная тушка. — Ужас, теперь спать не смогу. Вдруг подзакусить надумаешь, — поддел в ответ парень девушку, едва сдерживая смех. — Ну, нет! Ты же меня закормил, причем с ложечки и почти против воли. Внутри места не хватит для такого большого хомячка. — Ну, значит, ночь переживем как-нибудь, — отшутился он, — но на всякий случай я ночую в другой комнате. — Что так? Я уж привыкла даже. — Энни, ты хорошо восстанавливаешься. Видишь, сегодня, переодеваясь, даже истерику устроила. — Я не истерила. — Ага. Ладно. Потом захочешь спать голой, а тут я, или руки, да ноги раскинуть, а тут снова я. Потом заподозришь в домогательствах, и в ухо дашь. Не-е, ну вас. — Окей, — легко согласилась Элли, хотя ей не хотелось пока, чтобы он ночью спал в другом месте, рядом с ним спокойнее было, — спасибо за арбалет, надо будет попробовать пристреляться. А что еще хомячья натура не позволила оставить на произвол судьбы? — Да ерунда всякая. Свечи, к примеру, спички, боеприпасы… — Ну да, самое главное — свечи и спички, — снова затряслась она от смеха, повалившись на подушку и вновь хватаясь за бок, — твою мать, Шон, ты убьешь меня прежде, чем долечишь. — От смеха проблематично умереть, а хорошее настроение помогает в лечении. — Где ты набрался такого? — Книжки хорошие читал, а не комиксы. Все, пора спать. Остальное завтра. Шон потушил свечу, и ушел, а Элли еще долго не могла уснуть. В голову чего только не лезло, и сосредоточиться на чем-то не получалось, в памяти оживало прошлое и сцены со снимков, все причудливо смешивалось и в какой-то момент сознание все же соскользнуло в сон. До боли знакомая лестница, ведущая вниз, крик и стоны Джоэла, на что сердце сразу же отзывается болезненным спазмом. Мгновенно теряя душевное равновесие от страха за отца Элли бежит к злосчастной двери, ожидая, что она вновь не откроется. «Но почему… почему в видениях и снах оказываюсь перед запертой дверью, лишенная возможности помочь дорогому человеку, если не в реальности, то хотя бы где-то внутри своего подсознания? Эта мысль рождается в разуме среди сумбура и рвущихся из горла криков, как нечто чуждое и отстраненное, мгновенно остужая суетливость. Заставляя задуматься и прекратить заполошно дергать ручку и биться плечом в дверное полотно. Даже попытка докричаться чуть ли не до всех богов проклятого мира прерывается, давая отдых саднящему горлу. Все бессмысленно, все это уже было. Элли Уильямс замерла перед дверью выкрашенной в светлый невнятный цвет, наверное, когда-то она была белой. Поймав себя на мысли о цвете двери, встряхнула головой, и вернулась идея о постоянно запертой двери в ее видениях, и она уже не казалась чуждой. Просто Элли впервые осознала неправдоподобность происходящего и преодолела панику. Она прислушалась и тишину больше не нарушали мужские крики и глухие удары. Злосчастную дверь она создала сама, чтобы отгородиться от того, что произошло в горном шале вечером второго марта, и заперла так крепко, что даже собственное подсознание не могло пробиться, причиняя невыносимую боль, не в силах принять смерть отца. Возможно, что с осознанием пришла пора, и Элли протянула руку, и дверь поддалась сразу же, с легким щелчком замка отворившись. Все та же комната с панорамным окном, засыпанным и залепленным едва ли наполовину снегом. Светлый кафель, чистый нигде даже маленького бурного пятна не виднелось, чисто, словно хозяева совсем недавно покинули этот дом. Пустота в комнате и затихающая боль в душе, в комнате нет отца и нет убийц, ведь они почти все отправились следом за Джоэлом. Почти все — Эбби жива, но она уже другая. Элли понимает, что сделала все, и на что-то большее нет сил, прав, желания. Мысль об Эбби Андерсон лишь досадой отозвалась, где-то на дне души и утихла. Она осторожно, почти крадучись подошла к месту, где у самого окна в реальности лежало мертвое тело Джоэла с разбитой головой, и не осмелилась стать на светлые плиты когда-то залитые кровью. Элли обошла то место, чтобы приблизиться к оконному стеклу, она устала от холода и снега сковавшего какую-то часть естества, и ужасно хотелось протереть стекло, словно это помогло бы убрать снег. От касания искалеченной ладони снег снаружи стал таять и поднялся ветер унося белые хлопья, открывая удивительную панораму на летнюю горную долину. Элли смотрела вниз, на эту полюбившуюся красоту и не замечала, что плачет, тихо, без криков и всхлипов. Одержимость местью ушла, оставляя комнату опустевшей и теперь уже пугала эта пустота, но хотелось надеяться, что дверь не окажется снова на замке, и не будет больше криков. Элли обернулась, и села на пол, опираясь на все еще холодное стекло, она не замечала, что плачет, тихо - просто слезы текли по щекам и начало сбиваться дыхание… — Эн, Энни, Энни ну же, проснись, — донесся хрипловатый знакомый голос, и пара легких шлепков по влажной коже щеки показались какими-то слишком звонкими, а в голосе появились нотки нетерпеливой тревоги, — Энни, давай же, открой глаза, это всего лишь сон. Да проснись же… Мужская рука, придерживающая голову снизу дрогнула, пальцы чуть сжались, а вторая ладонь снова шлепком коснулась щеки, и Элли громко вздохнула распахивая ничего не понимающие глаза. Шон, не пытаясь скрыть тревогу вглядывался в ее лицо, в глаза, а потом облегченно вздохнул, убирая руку из-под головы девушки. — Боже, Эн, ты меня напугала. Ты меня слышишь? — Элли сглотнула, ощущая, что хоть щеки и мокрые, а вот в горле словно пустыня образовалась, и вместо ответа просто кивнула, — Хорошо. Боже… твою мать… я уж думал, что обошлось, а тут это. Парень устало присел на край кровати у ног Элли и безотчетно вертел в руках уже пустой шприц. Немного сосредоточившись, он нервно закинул одноразовый цилиндрик на комод, и потер лицо. — Дай воды, — наконец выдавила Элли и взяв из рук медика чашку, сделала пару глотков, после чего уже смогла говорить, — что случилось? Что за паника? — Уже надеюсь, что ничего. Ты меня напугала криками, а когда я прибежал ты уже затихла и лежала бледная, едва не задыхаясь. А потом вообще перестала дышать, но при этом плакала. На попытки разбудить не реагировала, в общем, еле выдернул из сновидений. Не знаю, что тебе за сны такие снятся, но с ними надо что-то делать. Элли Уильямс отерла щеки, и добрую минуту, а то и две, молчала. Она наблюдала за тем, как Шон устало оперся локтями о свои колени, а лицо спрятал в ладонях, и в то же время припоминала подробности сновидения. — Возможно, что больше и не надо ничего делать, — тихо проговорила она, — по крайней мере, я надеюсь на это. Не переживай ты так, со мной такое не в первый раз, и пока не умерла, — ее несколько разочарованный этим фактом вздох, парень заметил и слегка прищурился. — Только сны бывают? Элли помолчала, а потом все же нехотя ответила. Она просто поняла, что интерес Шона скорее профессиональный, так что идея выяснить суть дела его так просто не оставит, а значит проще ответить, чем терпеть пытку расспросами и наблюдениями. — Нет. Сны даже реже всего, скорее для меня актуальней проблема уснуть. — Видения? — Уголок губ девушки недовольно дрогнул и она осторожно села на кровати, а Шон понимал, что отвечать ей не хочется, но взгляд на несколько секунд ставший растерянным и усталым, опустившиеся уголки рта, и нахмурившиеся брови, говорили красноречивее слов. — Не отвечай, мне и без этого понятно, что что-то было. Может о причине расскажешь? — Черт! Вот хороший ты парень и медик наверняка не хуже, но порой слишком дотошный. На кой тебе сдались мои проблемы, а Шон? — Не знаю, Энн, — он пожал плечами и тут же слегка поморщился от отозвавшейся боли, — просто отчего-то помочь тебе хочется, а иногда для этого бывает достаточно и просто выслушать. Да и незнакомому человеку иногда проще что-то рассказать, чем близким. — В наше время это весьма небезопасно, так делиться с незнакомыми, — сухо оборвала его девушка. Шон немного беспомощно улыбнулся, плечи снова дрогнули, и он опираясь на бедро встал с постели. — Да, ты права. Надеюсь, что такие приступы не повторяются часто? — Элли отрицательно качнула головой, после приступов наступало опустошение, бессилие и затишье. — Хорошо, пойду посплю еще. Элли смотрела в спину направившегося к двери парня, и суматошно боролась в голове со своими осторожностью и гордостью. — Шон, в общем-то тут секрет делать не из чего, — решилась сказать она хотя бы часть правды, — позапрошлой весной у меня на глазах убили отца. Его избивали клюшкой для гольфа, и все что я могла — кричать, угрожать и умолять. Мне не дали и шанса помочь, двое заломив руки за спину удерживали вынуждая смотреть, а потом оглушили и бросили. Это был словно кошмар наяву. Шона слова Элли застали уже почти у двери, и он остановился слушая девушку. — Почему ты считаешь, что это может не повториться? — Просто сон изменился. Открылась дверь, в которую до этого ломилась и не могла ничего сделать, чтобы помочь зовущему меня отцу, а в этот раз я вошла в ту комнату, и там ничего не оказалось. — Возможно и так, я тоже надеюсь, что тебе станет легче. В спальне повисла пауза, Шон не хотел тормошить девушку вопросами, подавляя любопытство. Элли не хотела погружаться в воспоминания и боялась остаться одна. Одно дело иррациональное чувство, что внутри что-то изменилось к лучшему и приступы как прежде мучить больше не будут, а другое дело такой же эфемерный страх остаться наедине с собой после случившегося. В свете луны, Элли видела, как Шон до этого замерший в дверном проеме и упиравшийся рукой о косяк, кивнул своим мыслям, выпрямился и собрался уйти. — Шон, — он замер, услышав тихий зов, и оглянулся, пока Элли пыталась разобраться что ей важнее гордость, или желание чтобы кто-то до утра был рядом. — Мне остаться? — Опередил он вопросом просьбу девушки. — Да, если это не смущает. — С чего бы это? — Хмыкнул Шон, Элли его явно позабавила фразой про смущение. — Я знаю, что после подобного меньше всего хочется остаться в одиночестве. К тому же меня вообще сложно смутить чем-то. Да и еще прошлой ночью всех все устраивало. Шон сел на кровать с уже обжитой им прежде стороны, и откровенно подшучивал над Элли, которая как раз пребывала на грани смущения, ей одновременно хотелось чем-нибудь двинуть парня, и лучше в больной бок, а с другой стороны была благодарна за невесть откуда берущуюся и мягко обволакивающую пелену спокойствия. Так что она откинула не к месту появившиеся зачатки стеснительности. — Что вот так ничем и не смутить доктора? А вдруг приставать начну? — Ты? Ну этим ты меня очень бы удивила. — Что так, Шон? Я настолько не в твоем вкусе? «Черт, что я несу? — Возмутилось сознание в рыжеволосой голове. — Вот какого чёрта провоцирую его? Зачем?» Шон ухмыльнулся, но как-то по-доброму и весело. — Энн, при чем тут вкус? Я что по твоему ненормальный, чтобы зариться на девушку, которая после ранений еще на ногах толком стоять не может? Да и кажется мне, что все наоборот, и это я не в твоем вкусе. Однако меня радует, что ты все же доверилась настолько, что не отказалась от помощи. Голос парня не терял веселости, но что-то в его высказываниях задевало Элли, вроде не обидно, но стало понятно, что сосед по спальне уже какие-то выводы сделал на ее счет. Понять бы еще какие. — И что у доктора романов с пациентками не случалось? — Шон на этот вопрос тихо рассмеялся, а Элли готова была пнуть себя за неуместное любопытство, понимая, что ее могут неверно понять. — И почему ты решил, что не в моем вкусе? Мне просто любопытно. — Энни, давай такие разговоры, даже ради любопытства оставим на потом? Если тебе спокойнее, когда я сплю в этой комнате, то ради бога, без проблем. Главное поправляйся, — Шон устроился удобнее, улегшись на здоровую сторону, и в голосе мужчины проявилась усталость и сонливость. — Доктора всегда такие скользкие, когда им вопросы начинаешь задавать, — уже больше из вредности прокомментировала Элли. — Эм, хорошо, выбери один вопрос из двух. — Из каких? — Из тех что задала прежде. Постараюсь ответить пока не уснул. — Э-э… — Уже сама забыла, что хотела? — тихий смешок в подушку от Элли не утаился, — напоминаю: первый вопрос о романах с пациентками, а второй, почему я решил, что не в твоем вкусе. Выбирай. Девушке теперь оба вопроса казались идиотскими, первый не особо интересовал, а второй — Элли не была уверена, что хочет знать на него ответ. Покусав губы, нашла вариант номер три: — Откуда ты знаешь, что после таких приступов не хочется быть в одиночестве? У тебя было нечто похожее? Снова вышло два вопроса, и девушка ожидала колкости от доктора и отказа в ответе, но тот на несколько секунд замер, и даже похоже не дышал, а потом тихо, но словно сквозь зубы выдохнул. — Было.