Когда все стихнет

***

Влажный песок чуть поскрипывал, сминаемый рифленой подошвой, но идти вдоль кромки воды было приятно. Стопы не погружались в мелкий песок, грозящий проникнуть в обувь, и не приходилось смотреть под ноги, чтобы не наткнуться на большой голыш или обкатанные морской водой камни, которых чуть дальше от волн океана на пляже Мирамар было просто немерено. От самой Санта-Барбары парень решил пройти конец пути вдоль океана, и выбравшись на пляж Бабочки, так и следовал на восток. Можно было еще прошлым вечером оказаться в нужном месте, но и спешить было некуда. Санта-Барбара оказалась тем еще гадюшником, почти буквально, пришлось изрядно побегать, избегая внимания местных банд. Сам же парень был не местным, а всего лишь прохожим, и толком обстановку в этом пляжном раю не знал. Когда весь мир оказался в заднице, и любой человек может оказаться опаснее, чем даже самые извращенные формы инфицированных — лишний раз стремиться к общению с себе подобными не стоит. А уж когда в городе идут перестрелки и отлов людей вооруженными головорезами, то следует быть предельно осторожным, чтобы самому не стать дичью. Этот милый городок оказался как-то уж слишком тесен, создавалось впечатление, что какие-то группировки делили территорию. Однажды он намеренно засел вблизи тройки прохлаждающихся парней, одетых словно собрались на пляж, но при этом нацепивших старые полицейские бронежилеты. Оружие было разномастным: тут были и автоматы и луки, биты и топоры, да и пистолеты с револьверами отягощали пояса или болтались в кобуре. Ребятки вооружились основательно, и желание их вырубить и разжиться патронами было очень велико. Однако их было трое, да и разговор они вели любопытный, что давало возможность хоть чуть узнать об обстановке в округе. Эта троица явно отлынивала от своих обязанностей, используя высокий каменный бордюр вместо лавочки. В этом месте разросшаяся бугенвиллия давала спасительную тень и укрытие от лишних глаз настолько, что и парней было трудно приметить, да и сами они наблюдателя не замечали. — Рик, есть сигареты? — Спросил самый щуплый и низкий из троицы. В ответ крепыш хмыкнул, пожимая плечами. — Не жмись, я же знаю, у тебя всегда есть запас. — А самому что, гордость не позволяет сходить на склад и поменять у Жулика на что-нибудь? Сразу было видно, что такой разговор происходит не первый и не последний раз, и крепыш возмущался не всерьез. Он достал портсигар, и вытащив сигарету для себя, передал его мелкому, а тот от всей щедроты души поделился с третьим долговязым парнем. Рик не был против. — Рик, слушай, может, ты все же в курсе, с чего вообще вся эта беготня началась? — поинтересовался долговязый. — Да хрен их знает… — Рик, ну что ты вечно такой… скрытный? Уже не первый год знакомы, а ты все таишься. — Слушай, Малой, благодаря тому, что умею держать язык за зубами, я не бегаю на посылках, а сам посылаю таких как ты — вспылил Рик. — Заканчивайте собачиться, — шикнул на них долговязый, — Рик, ты иногда перегибаешь палку. Наверняка ничего тут секретного нет. Да и то, что к тебе у главного чуть больше доверия — это не повод класть на друзей. Тебе же уже давно насрать на то, что происходит на Вилле. Рик метнул быстрый острый взгляд на долговязого, пыхнул сигаретой и кивнул, будто подтверждая догадки друга. — М-да, в общем-то дня не проходит без желания собрать манатки и валить куда подальше отсюда, — проговорил Рик, затягиваясь сигареткой вновь, — в общем-то, толком никто не знает, что такого случилось у Гремучников, просто позавчера их не стало. Кто-то очень ловкий вырезал весь их Курорт к чертям собачьим. — Что? Вот так вот просто? — Усомнился Малой. — Просто — непросто… не знаю. Утром я там побывал с Боссом. Непонятно, сколько было нападавших в начале. Нашли лишь пару едва живых из числа Гремучек, что сумели спрятаться. Уйти им просто сил не хватило из-за ранений. Оба говорят, что видели только одну девку — светлокожую и всю в крови. В общем, на горе-охотников нашелся свой хищник. По-любому нападающих было мало, и щадить Гремучек в их планы не входило. Эти дятлы к тому же еще на территории своей Базы инфицированных держали, там даже щелкуны были. Да и некоторых рабов для острастки заражали на глазах у остальных, чтобы те даже думать не смели слово против сказать, а тем более — в бега податься. Ну и поимели сами с этого по полной. Их мало того что кто-то мастерски вырезал, так еще и зараженных с цепи отпустили. Некоторых даже опознать было трудно, отстреленные конечности, размозженные головы, вспоротые животы и глотки. В общем кому-то они здорово дорожку заступили. — Ну то, что эти уроды уже давно все грани разумного перешли, ни для кого не новость, но чтобы один человек… — Ну, это подтверждает и рассказ бывшего раба. Его вчера выловили. Раненый он не сумел далеко уйти, а где остальные, не знает. Говорит, все началось вечером, когда рабов с полей загнали в подвал. Они лишь слышали крики, взрывы и стрельбу наверху. Даже вся охрана кроме одного человека наверх свалила разбираться и не вернулась. А потом вниз спустилась снова девка, худая и верткая. Она сцепилась с охранницей, и убив ее, освободила рабов. — Наверно и правда резкая деваха, — хмыкнул Малой, не веря рассказу друга, загасил окурок о камень и щелчком запулил бычок подальше. Тут же потянулся за новой порцией курева. — Раб говорил, что стоило им вооружиться, как кто-то на нервах попытался на нее оружие наставить. Так она едва их не перебила там же. Нервная больно, еле успокоили. Якобы она искала подругу, а ту уже несколько дней как на пляж увели. Узнав, что хотела, эта сумасшедшая и смоталась в сторону пляжа. Больше ее не видели. — Должно быть, знатно рабы покуражились над остатками банды? — Вставил свое слово долговязый. — Да на этом Курорте кошмаров уже и дочищать некого было. Но им все же повезло, на шум и огонек как раз подтянулся главный. Бывшие рабы его разделали так, как зараженные не справятся. Ну а дальше уже не стали ждать новых хозяев, собрали припасы и ушли кто куда. Наш Босс на Курорт первым решил заглянуть, думал присвоить хозяйство. И рабов поначалу пытались ловить, да и девку искали. А потом подтянулись и другие банды мародеров, и еще шелупонь всякая. Не до беглецов стало, настало время дележки. Я собственно сегодня смухлевал, только чтобы мы в патруле оказались подальше от спорных территорий, но больше такое вряд ли прокатит. — Интересно, нашла она подружку-то? — Полюбопытствовал Малой. — Что там такого на этом пляже? Прежде, чем ответить Рик бросил под ноги окурок, сразу затаптывая его носком ботинка. Тут же, заметно нервничая, прикурил новую и сильнее затянулся, но все же ответил на вопрос. — Глаза б мои тот пляж не видели. Эти суки там место наказания и казней устроили. Десятки высоких столбов врытых вертикально в песок, словно лес. Наказанным связывали запястья и подвешивали, задрав руки вверх, а под ногами лишь маленькая перекладинка для опоры. — Тьфу, ну и что? Стой себе смирно, главное баланс найти, — мелкий бандит усмехнулся, пожимая плечами, ему это показалось ерундой какой-то, а не наказанием. — Дурак ты, Малой, — буркнул долговязый, — это пытка, а не казнь, но если вовремя человека не снять, то смерть его ждет мучительная. От задранных вверх рук отток крови происходит, они немеют и страшно болят, нарушается весь кровоток в теле. Когда человек постепенно слабеет, тело начинает обвисать, потому что помимо проблем с кровотоком устают ноги. Грудная клетка сдавливается под натяжением собственным весом, и становится тяжело дышать. Наступает медленное удушье, ну а рук к тому времени уже абсолютно не чувствуешь. Не поможет даже если с перекладины сойти — все равно смерть быстрой не будет, да и вообще… Раз побывав на таком столбе вряд ли захочется попасть туда снова. — А тебе откуда это известно? — Буркнул Малой, выпуская сизый сигаретный дымок изо рта. — Лучше не спрашивай, Малой. После такого и правда хочется уйти подальше от всего этого. Наш босс хоть пока до таких зверств не дорос, но скорее всего не далек тот день, когда и у него крыша потечет. — Пустых столбов там почти не было, а висящие трупы чайки клюют, — слегка невпопад закончил Рик, — и вонь там стоит страшная от трупов. На несколько минут вся троица смолкла и даже Малой тихо пыхтел сигареткой и сутулился, а потом все же нарушил раздумья товарищей: — Думаю, пора нам делать ноги из этой дыры. — Было бы еще куда, — скептически заметил долговязый, — до нас ведь слухи только из Сиэтла добирались, да еще кое-где по побережью есть подобие жизни. А в Сиэтле псарня против свистунов… тьфу. Режут друг друга, а заодно и всех, кто под руку попадется. Вот куда точно не стоит лезть, так в это говно. — Многие карантинные зоны были брошены, — добавил Рик, — но не может быть, чтобы везде все было так хреново. В Бостоне ФЕДРА обосновалась, говорят, Цикад все же извели. Но есть же и другие города… Не может быть такого, чтобы где-то люди не пытались бы наладить жизнь. Какие-то небольшие города, общины… не знаю. В конце концов можно прихватить девчонок да обживать какую-нибудь ферму подальше от всей этой хрени, там где охота есть и земля. Да мало ли… — Почему бы и нет? — Пожал плечами долговязый. — Мой отец из Вайоминга был, все хотел туда вернуться. Говорил, что крупных городов там почти и нет, а значит и зараженных должно быть меньше. Зато охота, рыбалка, да и ферм полно. — А у меня мать из Канзаса была, — вставил Малой, — тоже думала, что там можно хорошо устроиться. — А еще вообще из США можно выбраться. Это тут ФЕДРА хозяйничали так, что все просрали, а в той же Канаде, может быть, все по-другому… Дальше планы этой троицы слушателя не интересовали, и трогать он их не стал. Пожелал парням все же решиться и уходить из этих мест — может, и найдут еще свой рай. Парень тихо выбрался из-за пышно цветущего куста и стал пробираться ближе к океану. Отчего-то казалось, что там сейчас безопаснее. Раз уж банды делят город, то силы стянуты на улицы, а с инфицированными не проблема справиться. Похоже, что банды, осевшие в этом некогда удивительно красивом месте, так были заняты разборками, что от зараженных это местечко было и некому почистить. Природа поглощала дворы и здания, высокая трава уже успела пожухнуть от жары, но прикрывала многие провалы и ямы, приходилось смотреть под ноги, чтобы не провалиться в бывший бассейн или вообще в какой-нибудь подвал. Трава и сухая листва тихо шуршали под ногами, хотелось надеяться, что такой шелест не привлечет внимания зараженных, ведь по улице было идти еще опаснее, чем по бывшим лужайкам и садам. Несколько раз он забирался в дома в надежде найти что-то полезное в пути и часто натыкался на ленивых, почти уснувших от голода инфицированных. Бегунов встречалось довольно мало, что говорило о том, что новые зараженные в городе редкость. Чтобы инфекция довела человека до стадии щелкуна порой требовалось несколько лет, а тут встречались и топляки, и шаркуны. Во что последние могут превратиться дальше, на данный момент никто и не знал. Может быть, дохнут, а может, и что похуже. Факт в том, что, скорее всего, это те, кто был заражен КЦИ еще лет двадцать пять назад, и теперь в этом бывшем курортном местечке таких было навалом. Где мог, парень постарался избежать стычки с монстрами. Без шума шаркуна или топляка убить сложно, а внимание привлекать не хотелось. Особенно шаркун был противен: эта тварь всегда старается сократить расстояние, а потом распыляет кислоту, и способ борьбы с ним — стрелять или бежать. Драки с парой топляков избежать не вышло, и парень уж думал, что все — отбегался. Пришлось ужом вертеться, орудуя топором, который быстро сломался; благо труба подвернулась, и с горем пополам он их упокоил. Уже в следующем же доме наткнулся на щелкунов, которые после топляка показались вообще сущей мелочью. Эта срань только стрекочет противно, а если знаешь что с ним делать, то убиваются проще простого: подкрался, размозжил башку — и ходу, пока другие не заметили чужака. И все же сил и времени на путь до пляжной зоны ушло немало. Поэтому, хоть и оставалось до цели всего пару часов ходу, парень заночевал на окраине Санта-Барбары. К утру он слегка продрог: из-за близости океана воздух был влажным, а утренний туман густым, но после Сиэтла здешняя природа казалась куда как ласковее. В окрестных домах встречалось много зараженных, но и до припасов там пока никто не добрался, так что было чем разжиться. Возможно, Санта-Барбара долго пустовала, и люди в этих курортных местах стали появляться не так давно. Как бы то ни было, а тряпье, алкоголь и всякая всячина разной степени полезности тут еще сохранились неразграбленными. Если бы банды не грызлись, а исследовали окрестности, то много чего полезного еще можно было собрать. Выбравшись наконец на песочный пляж, он заметил указатель, подтвердивший, что парень вышел туда, куда и планировал — пляж Бабочки. Судя по словам отца, следуя на восток по берегу, он как раз должен был выйти к пляжу Мирамар. Отец, видимо, любил это место, и часто вспоминая о нем, рассказывал своим детям, что был у него домик в Монтесито с выходом на пляж, и как там было чудесно. Когда началось распространение кордицепсной церебральной инфекции, их родители как раз готовились к свадьбе и думали переждать карантин в этом доме. Отец рассказывал, что есть там винный погреб и потайная комната, которые он, как мог, забил припасами. Какое-то время действительно там отсиживались, но обстановка лучше не становилась. Несмотря на осеннюю пору этот курортный город еще был полон приезжими, да и Санта-Барбара по соседству — с Монтесито, считай, что один город. Люди были беспечны, да и не знали тогда толком, что это за зверь такой, КЦИ, и зараженные, поэтому инфекция распространялась со скоростью степного пожара. Родители тогда выбрались из укрытия, узнав, что незараженных людей по всей стране решено эвакуировать в карантинные зоны, в которые превратили некоторые районы крупных городов. Из Монтесито и Санта-Барбары людей вывозили в Лос-Анджелес. Отец всегда сильно сожалел, что не остался в своем доме, потому что, уменьшив шанс инфицирования выживших, ФЕДРА не смогли обеспечить им даже подобие нормальной жизни. Через некоторое время голодающие и не устроенные толком люди начали протестовать против установленных порядков. В итоге большинство бунтующих карантинных зон с людьми были оставлены армией на произвол судьбы, потому что ФЕДРА не выдерживали натиска, теряя специалистов и солдат. Отцу в какой-то степени повезло, что ФЕДРА первое время еще пытались проводить исследования, надеясь заполучить вакцину или какой-то надежный способ борьбы с заразой, и потому разыскивали специалистов. Одним из них оказался и отец, благодаря чему был эвакуирован вместе с супругой сначала в Питтсбург, а потом и в Бостон, куда стягивались основные силы военных. Там срочно возводилась высокая мощная стена, окружившая часть города, сделав его безопаснее, но порядки в этой КЗ воцарились драконовские. Если войти еще можно было, пройдя проверки на заражение и убедив охрану? , что ты не контрабандист или повстанец, то покинуть зону, не состоя на службе, было куда как сложнее. Военным нужны были людские ресурсы, и отпускать на волю просто так они никого не собирались. Как бы то ни было, в приоритете там были нужды армии, и остальному населению КЗ внимание почти не уделялось. Кто не желал работать на нужды города, а главное, армии, тот нищенствовал на задворках или занимался контрабандой. Для эвакуированных родителей КЗ Бостона стал новым домом, и первое время они жили неплохо, пока ФЕДРА не сократили траты на исследования. Чтобы прокормить семью, в которой уже появились дети, отец подался в контрабандисты, наотрез отказавшись поступить на военную службу в качестве полевого врача. В нем нуждались его дети, а передовая — не самое лучшее место для выживания. Он часто чуть ли не вместо сказки рассказывал детям о прошлом и всю жизнь вспоминал дом в Монтесито на берегу океана. Всего-то несколько лет прошло с его смерти, а множество событий и постоянная борьба за выживание создавали иллюзию давности. Много всякого совершил парень выживая, были и ошибки, одна из них виделась ему непоправимой, пока не пришла в голову глупость, приведшая его в эти места. Что он надеялся сделать, найдя родительский дом, он и сам не знал, лишь надеялся, что шторма и влага от близости океана не разрушили дом. Отец рассказывал, что перед уходом он опустил ставни, а на дверях имелись надежные замки, так что, если повезет, в доме многое должно было сохраниться. А парню ведь многого и не нужно было. Похоже зараженные пляж не любили — на песке даже следов не было, да и дорожку, оставленную рифлеными подошвами армейских ботинок, быстро слизывали волны, так что парень без проблем добрался до нужного места. Высматривая номера домов, он оглядывал и строения, в основном двухэтажные, на сваях, большие с террасами и балконами, с окнами, иногда заменявшими всю стену. Когда-то роскошные виллы теперь разваливались — сырость и морская соль разрушали постройки неумолимо. Ветра и шторма вносили свою лепту, да и травы прорастали в щелях, лианы опутывали остовы и карабкались по стенам. Время не щадило, и окружающая среда жадно и неумолимо прибирала к своим рукам то, что когда-то человек счел своим и распоряжался, как вздумается. Редкие строения оставались более или менее целыми. Возможно, хозяева тогда не успели приехать на побережье, и дома оказались законсервированы опущенными оконными ставнями и плотно запертыми дверьми. А возможно, как и отец, домовладельцы, уезжая, попытались уберечь собственность от проникновения людей и стихии. Там, где хозяев застали врасплох события, теперь гулял ветер, проникая сквозь щели и разбитые окна, но зараженных не было слышно. По пути он наткнулся на лодку, прибившуюся к берегу. Рабочий мотор, целые дно и борта, на лавке и по краю были видны следы крови. Не сказать, чтобы кровь была свежая — пара дней наверняка прошла с тех пор, как кто-то перевалился через борт, и поблизости следов не было. Подумалось, что раненый человек мог и в воду упасть, потеряв сознание, так как крови было прилично. Лодка могла пригодиться, если топливо найти. Он еще не думал, как будет выбираться из этой задницы мира, и пока решил, что разумно было бы устроиться на пару-тройку дней в безопасности, перевести дух, а там что-нибудь и придумает на свежую голову. Пришлось разуться и намочить штаны, выталкивая суденышко на песок так, чтобы не унесло водой. Вообще-то повезло, что погода в эти дни была довольно тихая, и силы приливной волны не хватило чтобы утащить добычу от берега. Пройдя еще немного, парень нашел, что искал: номер этого дома благодаря отцовским байкам он запомнил на всю оставшуюся жизнь. А еще отец сохранил ключи, хотя надеяться, что замки не проржавели, а двери не покосились, было глупо, но мало ли… Да и были там еще ключи от сейфа и тайной комнаты. Дом действительно сохранился лучше многих соседних: рольставни уберегли окна, да и двери все были на месте. Чисто из любопытства парень попытался отпереть входную дверь, но, как и предполагал, ничего из этого не вышло, и прежде, чем пытаться ломиться внутрь, выбивая преграду, решил обойти дом в поисках задней двери или не прикрытого ставнями окна. На худой конец, можно было попробовать влезть по лиане, обвившей опорные столбы террасы, на второй этаж — возможно, балконная дверь слабее входной. Несмотря на то, что поблизости не слышно было никаких проявлений присутствия инфицированных, парень осторожничал, обходя дом. Позади обнаружился бассейн, частично наполненный дождевой водой, там вроде даже головастики резвились, а на дне за эти годы осело много листвы и грязи, так что эта емкость превратилась в маленькое озерцо. У крыльца цвел олеандр, распространяя приятный аромат, а бугенвиллия без присмотра разрослась так, что казалось, двор вот-вот затопит море пышных ярко-розовых цветочных облаков, уже захлестнувших всевозможные вертикальные опоры, будь то столб или стены, забор или беседка. Пожалуй, теперь сын понимал своего отца — наверняка в прошлом это место действительно было райским. Замок задней двери неожиданно поддался под нажимом ключа, и приложив немного физической силы, ему удалось ее открыть так, чтобы протиснуться в щель боком. Внутри было довольно сухо, душно, пыльно, а главное — безопасно. Видимо, на этом пляже тоже давно не бывало людей, или туристам хватало и открытых домовладений, чтобы не маяться с запертыми дверьми, хотя вряд ли. Любой, кто искал бы себе безопасное убежище, обратил бы внимание на запертое убежище, хотя, кто знает, внутри могли оказаться и запертые хозяева. Прикрыв дверь, парень начал исследовать дом. Если бы не толстый слой пыли, то тут можно было бы осваиваться надолго и жить с комфортом. Однако время и тропический климат делали свое дело. Деревянные панели рассохлись, ступени поскрипывали, кое-где на стенах виднелись подтёки и пятна плесени — наверняка была повреждена и протекала во время дождей крыша. Стекая по стенам, влага скапливалась на полу, образовывая лужи, отчего местами вздыбился паркет, и пахло гнилым деревом. Кое-где на полу были расстелены ковры, которые, также намокая, гнили, поэтому несло и шерстью. Дом хотелось проветрить, но лучше уж потерпеть пыль и запах, чем ждать в гости инфицированных или еще хуже — любопытствующих мародеров. На первый взгляд целая лестница оказалась тоже не в лучшем состоянии. Было место, куда постоянно попадала влага, и кое-где подгнили ступени, которые заметно прогнулись под весом мужчины. Благо поднимался он неторопливо и вовремя почувствовал наметившуюся пакость со стороны дома. Перешагнув через пару ступеней, поднялся на второй этаж и настороженно замер. Как-то он слишком быстро поверил в безопасность этого дома и не заботился о тишине, а тут вдруг показалось, что слышит стон. Сделал шаг вперед и мысленно выматерился; паркет под ногами жалобно скрипнул, но за этим ничего не последовало. Слегка пригнувшись и держась ближе к стене, он тихо прошел чуть вперед по коридору, туда, где свет падал в щели из приоткрытых дверей, где полумрак становился прозрачнее, и на двадцатилетнем слое пыли проявилась дорожка следов. Цепочка отпечатков от спортивной обуви тянулась из спальни с видом на океан к комнате напротив. Похоже, в доме он оказался не один, и то скрипели вовсе не дерево и не стекло. В подтверждение из спальни, куда вели следы, снова раздался тихий стон. Парень тихо подобрался ближе к следам, убеждаясь, что нежданный гость действительно предпочитает спортивную обувь на мягкой подошве, а значит, не бандит и не военный, что уже было неплохо. Но вот шел человек неуверенно, а судя по темным каплям, четкими темными точками и пятнами упавшими в пыль, гость был ранен. Возможность того, что это инфицированный, нельзя было отбрасывать. У бегунов кровотечение из носа нормальное дело, а потом и горлом может пойти, а когда гриб начинает прорастать через глазницы, то и они кровоточат. Тихий стон раздался вновь, и что-то подсказывало мужчине, что человек если и инфицирован, то совсем недавно, потому что зараженные, в теле которых основательно обосновался КЦИ, стонет, стенает и кряхтит, почти не умолкая, а тут звук был другой. Нож он выхватил почти рефлекторно, как только послышался подозрительный звук, и теперь, осторожно ступая, приблизился к двери, где скрывался неизвестный посетитель родительского дома. Чуть скрипнув, дверь распахнулась, и мужчина, оглядев комнату, опустил руку с ножом, слегка расслабляясь. На полу спальни лежала девушка: она была без сознания, и в ковер под ней впиталось немало крови. Что было неудивительно — скорее всего, живое место на этом теле пришлось бы еще поискать. Парень осторожно подошел и присел рядом с ней, бегло осматривая свою находку. Ссадины, порезы, синяки никто особо не обработал, кровь на них запеклась и подсохла, образовав корку. Короткие каштановые, а может, и темно-рыжие волосы местами слиплись от крови. Нос, щеки и плечи обожжены солнцем, отчего кожа была слегка воспалена, и россыпь веснушек стала ярче, а на фоне болезненной бледности выглядела почти как брызги краски. Старый шрам наискось рассекал правую бровь, но не портил некоторую миловидность гостьи. Это было то, что бросалось в глаза сразу же при беглом осмотре, несмотря на полумрак, царивший в спальне. Нежданная гостья лежала на левом боку, вытянув вперед руку. Самая опасная рана, видимо, была в правом боку, и девушка, даже будучи без сознания, боялась ее задеть, поэтому правая рука была отведена едва ли не за спину. Саму рану было невозможно увидеть, только по обилию крови на майке было понятно, что кровотечение было сильным, обильно пропитав тонкий трикотаж. Кровь подсохла, и ткань прилипла к телу и ране, и чтобы добраться до этого ранения, теперь следовало отмачивать ткань и аккуратно срезать одежду, отделяя от кожи. На правом предплечье от запястья до локтя бросилась в глаза большая татуировка, костяшки были сбиты в драке, но левая рука пострадала сильнее, и кисть была обмотана, наверное, первым, что под руку попалось. Пока мужчина осматривал свою находку, он напряженно размышлял, что же с ней делать. Было ясно, что не заражение виной такому плачевному состоянию. Судя по тому, как подсохла кровь, и по запаху, девушка в доме находилась уже около суток, а скорее даже вдвое дольше. В случае инфицирования на ее месте уже бы топтался свежеиспеченный бегун. Если помогать, то необходимо было срочно обработать раны, желательно вколоть антибиотики и сбить жар. Требовалось решить, нужна ли ему эта возня, хотя ждать когда девушка умрет, находясь эти дни в одном с ней доме, он тоже не мог, а развернуться и уйти из безопасного убежища, лишь бы избежать хлопот, тоже желания не возникало. Он осмотрелся внимательнее, и чуть поодаль ему на глаза попался брошенный на пол рюкзак. Бутылка крепкого алкоголя была перевернута — наверное, опрокинулась, когда девушка упала или легла, не заботясь о сохранности выпивки. Нашелся и сверток с чистой тканью, травами, парой хирургических игл для наложения швов, прочные нитки. Тут же обнаружился и пустой шприц-тюбик, когда-то содержавший антибиотик, такие применялись ВОФ — армейское наследство. Баночка с явно самодельной мазью заинтересовала, содержимое пахло травами, и видимо, делал это средство опытный человек. Вполне возможно заживляющее средство, но не зная этого точно, он не спешил применять такое снадобье, оно могло вообще оказаться каким-нибудь бальзамом от загара. В целом было понятно, что девушка опытный в выживании человек, и вполне умела подручными средствами справиться с ранениями, вот только теперь сил ей не хватило, и возможно, ее жизнь сейчас зависела от решения постороннего человека помочь ей или нет. Можно было еще посомневаться, видя остальную экипировку, ведь гостья была вооружена чуть ли не на все случаи жизни. При ней был вполне приличный арсенал, оставалось лишь удивляться, как только такую тяжесть таскает. Впрочем, хоть она и была худощавой, но физической формой не пренебрегала, так что, если бы не ранение, то и с такой нагрузкой могла бы сохранять мобильность. В парне ожило любопытство, что окончательно склонило его к желанию попытаться помочь. В этот момент девушка слегка повернулась, веки дрогнули, приоткрывшись, а с пересохших губ сорвался стон, и тут же довольно отчетливо она произнесла: «пить». Вздохнув парень потянулся за фляжкой, и отвинтив крышку, попытался ее напоить. Нехотя сухие горячие губы приоткрылись, и она слизнула влагу, оказавшуюся на устах, и сделала глоток, но в сознание так и не пришла. Некоторое время ушло, чтобы найти все необходимое, и можно было считать большой удачей, что в доме имелся самый настоящий камин с очагом. Палить костер среди обилия сухих трав и листвы на заднем дворе было чревато, и не только возможным пожаром: дым мог быть замечен издалека, а новых гостей видеть не хотелось. Каминная вытяжка оказалась исправной и выводила дым вверх, почти полностью рассеивая его по пути. Был тут же рядом и небольшой запас поленьев в декоративной поленнице — этого оказалось достаточно, чтобы вскипятить принесенную из бассейна воду. Нашлись в доме и ножницы, и потайная комната с запасами. Парень усмехнулся, поняв, что «погребком» отец называл не подвал, а обустроенную под хранение алкоголя кладовую, но это уже было неважно. Там действительно было на что глянуть: если вина не скисли, то для контрабандистов это считалось бы настоящим кладом. Прихватив с собой бутылку виски для обработки ран, он перешел к запасам — тоже почти сокровище: консервы, макароны, лапша, крупы, и они были еще вполне пригодны. На удивление не поржавели и консервные банки, так что можно вполне сытно поесть, когда с гостьей разберется. Одному человеку с этим провиантом можно было протянуть месяц или два, но не более. Соусы было рискованно пробовать, зато нашлись упаковки галетного и песочного печенья. Он прихватил на пробу тушенку и макароны, а заодно и скрипнувшую целлофаном упаковку печенья. Пока на костерке грелась вода для готовки еды, он поднялся наверх. На всякий случай отодвинул оружие девушки подальше, а то ведь случаются чудеса, и бессознательные пациенты от боли приходят в себя, и не разбирая кто перед ними, за оружие хватаются. Теперь этот мир был суров к беспечным. Пришлось изрядно повозиться, отмачивая майку, присохшую благодаря крови к телу прежде, чем он добрался до раны. Колотое ранение, непонятно, чем сделанное, пришлось в правый бок, и ему было уже несколько дней. Рану обрабатывали и даже зашили, но какова была глубина, не поврежден ли кишечник, да и мало ли что еще, оставалось под вопросом. Хотя в таком случае уже были бы видны следы сепсиса, а то и вообще эта гостья лежала бы хладным трупом в подворотне. Скорее всего с этой раной в боку гостье пришлось драться, потому что шов расходился, а выше на ребрах виднелись гематомы, отсюда и плачевное состояние. Рана начала рубцеваться, но в то же время очевидно было воспаление. Парню подумалось, что этой драчунье все же улыбается удача — сразу видно, что выбралась она из весьма дерьмовой ситуации. Скорее всего, сюда добралась на той самой лодке, что он из воды вытащил, и наткнулась на дом его родителей. Парень уже прошелся по оставленным в пыли следам, что вели из другой спальни, где и выяснил, как именно девушка сумела забраться в дом. Лиану, обвившую опорный столб террасы, он и сам приметил, осматривая дом снаружи. Замок ставней в спальне второго этажа со стороны океана оказался сломан под напором ветров и штормов, а рама была вскрыта ножом. Когда девушка забралась внутрь, она за собой прикрыла окно. Ну а уж дальше почему она выбрала вторую спальню, оставалось лишь догадываться. Поблизости было сложно найти место лучше, чтобы отлежаться с ранением, а тут еще и он появился, вовремя, в общем-то. Где-то на периферии мелькнула мысль, что у девушки вид измученный, но мордашка симпатичная, да и вообще было бы жаль, если умрет после пережитого, что бы с ней ни приключилось. Главное, чтобы очнувшись, кидаться не начала, а то психов в мире хватает. Людей осталось немного, кого не копни глубже — такое вылезает, что порой просто жутко делается. Да и он сам не лучше, не псих, конечно, но благодаря обстоятельствам оказался довольно близок к тому, чтобы свихнуться. У всех и каждого есть своя боль и история — «волчье время», как говорил отец. Сын бы с ним поспорил, что эти животные просто прелесть по сравнению с людьми. Мужчина лишь вздохнул, вспомнив снова отца, и сосредоточился на деле, окончательно срезав с девушки окровавленную одежду и прощупывая гематомы. Врачебному делу он еще в Бостоне решил учиться, чтобы быть как отец, к тому же медики всегда и всем нужны. Отец оказался хорошим учителем и всячески поддерживал в сыне интерес к профессии. Еще подростком он много читал и просил отца из рейдов приносить не комиксы и фигню всякую, которыми бредила сестренка, а книги и учебники. Что отцу было лишь в радость делать. Придя к волкам, его умения тоже пригодились: и практики валом, и коллеги рядом. Не хирург он, конечно, может, разве что на уровне практиканта, заштопать многое в состоянии, но и до уровня врачей прежних времен ему, наверное, как до луны. Система образования рухнула вместе со всем миром, теперь редкие специалисты если и учили кого, то все больше на практике и как придется. В этом смысле ему с ВОФ и повезло, что было у кого учиться. Ну а еще эти умения оказались и в бою весьма полезны: уж кто как не медик знает, куда надо бить, чтобы убить наверняка. И он убивал, а хуже всего, что довелось при Айзеке еще и пытками заниматься. Сумел этот хрен вынудить его к этому, приглянулось ему как-то, что парень хладнокровие сохранять умеет, даже когда других крепких мужиков выворачивает. То, что молодому медику потом кошмары спать не дают, он и сам никому не говорил, а Айзеку было на это и вовсе начхать — он просто использовал людей для достижения цели, а остальное все — сантименты. Молодой медик пытался отвертеться от навязанной роли, но ничего не вышло, и деться было некуда. После такого назначения многие на Стадионе стали побаиваться его, потихоньку отстранились почти все друзья и знакомые, только вот Мэнни Альварес да Оуэн Мур остались в приятелях. Впрочем, о них уже стоило говорить в прошлом времени, как и о Мэл с Норой, с которыми довелось работать. Да и Айзек сдох, кто-то его, может, и уважал как лидера, но не он — слишком уж этот человек власти желал, непримиримый был и весьма жестокий. Давно надо было уходить из Сиэтла, но терпел, выжидал чего-то. Не раз с Муром за последнее время заговаривали о том, что в Сиэтле все может плохо кончится. Оуэн доверял приятелю, зная, что кто бы что не говорил о молодом медике, но тот на самом деле последний человек, который хоть что-то лишнее Айзеку взболтнет. И только Мур и Мэнни знали, насколько парню противно сменять по требованию руководителя ВОФ халат врача на фартук палача. Только с ними он поделился тем, что думает об уходе. Мэнни жизнь на Стадионе вполне устраивала: для больного отца в этом месте было безопасно, да и под присмотром медиков, а еще сговорчивых девушек вокруг навалом, что для любвеобильного мексиканца было важным аргументом. Но Альварес не осуждал желание приятеля уйти. Оуэн неоднократно высказывался, насколько он устал и разочарован в происходящем. Все, чего он хотел, — это свалить в свой дельфинарий, а может и еще куда подальше, если бы не беременность Мэл, если бы не Эбс и вся остальная их компания бывших «Цикад». Однако после их зимней отлучки что-то изменилось в этой дружной компании. Мур перед последней операцией оговорился, что это последняя вылазка, и что он намерен уйти из ВОФ. И ушел, но хреново, и погиб по-дурацки, как и вся их компания. Только о судьбе Эбигейл Андерсон он так ничего и не узнал. Последний раз ее видели на острове Серафитов, выжившие после штурма в один голос утверждали, что Эбс защищала Шрамов, и в том бою пошла против своих же. Нашлись и те, кто поговаривал, будто смерть Айзека чуть ли не ее рук дело, но были и свидетели смерти лидера ВОФ, отрицавшие ее причастность. В любом случае он понятия не имел где она, и что с ней стало. Эммануэлю Альваресу неизвестный снайпер снес выстрелом полголовы. Мура с Мэл он сам обнаружил в океанариуме, где обустроился Оуэн, и никто кроме близких не знал об этом. Оуэна Мура застрелили в упор, а Мэл кто-то умело воткнул нож в горло, даже служебная собака, любимица их компании, не помогла. Был там еще кто-то, но тогда они в спешке ушли, да и ему разбираться в подробностях смысла не было. В течение нескольких дней были тем или иным способом убиты все члены этой компании. Возникало ощущение, что все это неспроста и как-то связано с их зимней отлучкой. Кому-то ребятки очень больно отдавили ноги. В общем, у него самого больше не было причин оставаться на Стадионе и вообще в ВОФ, пора было решать проблему, от которой он давно отворачивался, не зная как быть. И вот решился, пока поредевшие ВОФ и Шрамы зализывали раны, он вполне спокойно выбрался из Сиэтла, направляясь вдоль побережья на юг. Пока бывший медик и палач ВОФ обрабатывал рану гостьи, это все почему-то всплывало в памяти, так что пришлось даже слегка голову встряхнуть. Дела девушки были вполне себе неплохи, но в ране скопилось немного гноя, и зашивать ее заново было нельзя. Гостье крупно повезло с его появлением, потому что у него с собой был запас антисептиков, и ему удалось нормально очистить рану, убеждаясь, что эта девчонка, видимо, родилась в рубашке, и сильных внутренних повреждений нет. Потеря крови, открытая рана, слабость в избитом теле потребуют самое малое неделю постельного режима, и если ничего непредвиденного не случится, то через полмесяца будет в полном порядке. У самой девушки с собой оказался неплохой набор трав, можно было сделать лечебный отвар. Несколько порезов на теле пришлось зашить, а вот с рукой был непорядок. Сняв намотанную тряпку, он увидел, что девушка совсем недавно лишилась двух пальцев. Жаль, они у нее были красивые, хотя руки были все же грубоваты, но слабые и не выживают теперь в этом мире. Вообще странно как-то выглядели теперь эти огрызки пальцев — почему-то иначе и сказать нельзя было. Подобные раны он видел в госпитале, когда одному недоделанному дрессировщику собака пальцы оттяпала. Может, и тут на собак девушка нарвалась, бандиты в Санта-Барбаре не брезговали такими помощниками, он сам видел парочку. Обмывая кровь с раненой руки, он грязно и от всей души выругался. На ребре ее ладони проступил след укуса, который вовсе не собачка оставила, а человек. Пришлось брать себя в руки и осматривать овальный отпечаток человеческих зубов внимательнее. Судя по тому, что укус был не очень глубок и уже неплохо зажил, это произошло несколько дней назад. При заражении КЦИ неожиданная пациентка уже загнулась бы, и следы заражения были бы на лицо, а значит, скорее всего, ее цапнул за руку обычный человек. Сделав такой вывод, бывший палач успокоился, и вколов девушке антибиотики, взялся за обработку культей. Микрохирургия осталась в далеком прошлом, все что тут можно было сделать — это подровнять оголенные ткани и стянуть швами кожу, а дальше надеяться, что все обойдется, и лекарств хватит, чтобы предотвратить заражение. Несколько раз казалось, что гостья на грани бодрствования, но в слегка приоткрывавшихся глазах не было ясности направленного на цель взгляда. Серо-зеленые глаза постепенно смежались, и беспокоиться было не о чем. Для бинтов пригодилась ткань из запасов гостьи, а дальше он призадумался, что же делать. По-хорошему стоило и ноги осмотреть, но прежде можно было все же ее переложить с пола на постель. Кровать сохранилась в целости, и под пыльным бельем обнаружился вполне себе целый и чистый матрац, хоть и источавший затхлый запах, но тут уж не до привередливости. Переложив гостью на кровать, парень заглянул в ее рюкзак. Срезанный топ было чем заменить, а вот других брюк у нее с собой не оказалось. Можно было поискать магазин одежды в надежде, что там что-то целое да завалялось, могло что-нибудь найтись и в доме. По идее тут могли оставаться женские вещи, ведь когда-то в этом доме проживала и его мать. Немного поразмышляв, все же просто аккуратно, стараясь не разбудить девушку, снял с нее обувь и джинсы. Подумалось, что когда девушка придет в себя, то может психануть по этому поводу, но в данном случае ее тело мужчину вообще не интересовало с иной стороны, кроме медицинской. Синяков и ссадин там тоже хватало, и порез пришлось зашивать, но основные повреждения пришлись на верхнюю половину тела. В кладовке нашелся упакованный в полиэтиленовый чехол плед и несколько комплектов постельного белья в еще магазинной упаковке, так что относительный комфорт пациентке был обеспечен, и один комплект из хлопковой ткани прекрасно подходил для перевязочного материала. Тщательно отмыв руки от крови в остатке уже остывшей воды, он вспомнил, что ставил греть воду для готовки. За водой пришлось идти снова, потому как за пару часов, что он провозился наверху, она просто выкипела. Взяв немного воды наверх, свернул из ткани компресс, и намочив, положил девушке на лоб. Походные припасы гостьи сложил в рюкзак, оставив лишь рубашку, которую будет проще надеть. Укладывая вещи девушки, наткнулся на тетрадь с заложенным между страниц карандашом. Она мешала, поэтому пришлось ее вытащить и оставить на столе. Тетрадь раскрылась на заложенном месте: на развороте виднелись небольшие рисунки и записи — оказывается, девушка вела что-то вроде дневника. На левой странице сверху виднелась надпись: «2425 Констанс», вероятно какой-то адрес, к тому же все подчеркнуто жирной линией. Ниже изображена бабочка или мотылек, напоминавшая рисунок на руке девушки. Еще ниже расположился второй рисунок: на темном фоне человеческий череп, охваченный кольцом змеиного тела с погремушкой на хвосте. Такой рисунок он видел в Санта-Барбаре на стенах и некоторых машинах — скорее всего, это был знак тех самых Гремучников, которые подгребли под себя город и считали себя хозяевами жизни, а на днях их кто-то в этом разубедил, и банда прекратила свое существование. Под рисунком в столбик выстроились слова: «Шрамы, Псы, Цикады. Ебать все эти банды». Парень, прочтя это, усмехнулся, оценив отношение хозяйки дневника к группировкам, и едва сдержал смех, боясь побеспокоить гостью. С таким мнением в этом он с ней был полностью солидарен. На странице справа короткие строчки складывались во что-то вроде стихотворения, явно только начатое. Слова записывались по мере рождения в голове, но после раздумий некоторые вычеркивались или дописывались. Что-то терзало девушку, вынуждая изливать душу в этих строках. Было бы лучше, остаться? Проглотив тоску печаль стыд, Отдавая им себя без остатка? Было ли у меня то, что можно отдать? Есть ли еще у меня что-то, чтобы отдать? Последняя страница была надорвана и скомкана, словно ее пытались вырвать, а потом наспех разгладили и оставили как есть. Здесь и без того не самый лучший почерк плясал как мог, кое-где виднелись бурые смазанные пятнышки и отпечатки пальцев. Подумалось, что запись была сделана в лодке, когда руки девушки были в крови. «Я ее нашла и почти убила, когда поняла, что не хочу этой смерти. Как же я устала. У нее есть тот, кто в ней нуждается, и у меня есть те, к кому хочу вернуться. Томми меня наверняка не простит, но надеюсь, что Дина все-таки поймет, почему я не могла остаться. Я сожалела, что тогда в театре все так вышло. Все из-за меня. Как же все глупо тогда вышло. Она смогла нас отпустить, а вот я ее — нет. Дня не проходило, когда я не винила себя в смерти Джесси, и его сын не давал забыть об этом. Винила Дину, что зная о своем состоянии, поехала со мной. Из-за нее мы бы вынуждены остановиться в том чертовом театре. Если бы не тот мальчик, то и она погибла бы. Когда из-за ранений и Дины пришлось вернуться домой, мне казалось, что часть меня осталась там, желая завершить начатое. Я ведь почти сошла с ума, а Дина только и знала, что уговаривала себя и меня: «Все хорошо, все пройдет». Не прошло бы ничего! Из-за кошмаров я больше года почти не спала. Если бы не напоминания, то я бы и не ела. Да и ела через силу. И эти видения… Все чаще хотелось уйти в лес… чтобы просто умереть там, где и костей не найдут. Когда Томми появился с новостями, у меня осталось лишь два варианта: пройти этот путь до конца или умереть. И я прошла, для того чтобы в конце понять — смерть убийцы мне не нужна. Месть… она как замкнутый круг или даже петля на шее… Пока я ее удерживала под водой, часть меня ликовала, что еще немного и я буду свободна. А потом поняла, что это будет не свобода, а пустота — черная дыра, которая сожрет меня вернее, чем видения и угрызения совести. В тот момент столько мыслей в голове пролетело. Почти как наяву видела Джоэла, сидящего на террасе с гитарой. Он был так спокоен, улыбался. Он бы не хотел, чтобы я дошла до такого… и я не хотела. Поэтому разжала руки, отпустила… а потом сидела в воде и ревела как дура. Странно, но стало легче». «Сегодня сама себя загнала в ловушку. Зато сдохну в безопасности. Интересно, от чего раньше, от ран или от обезвоживания? В этом доме все сохранилось со времен начала эпидемии и нет ни капли воды. Есть замки и нет сил, чтобы их вскрыть… Наверное, все же умру от ран. В СБ как распоследняя идиотка попала в ловушку Гремучек, болтаясь в петле на дереве, напоролась боком на сук. Любителям устраивать эти ловушки в итоге было хуже, но хоть сдохли быстро, не то что я… В драке шов совсем разошелся и воспалился…» «Я не могла остаться, но как же я хочу вернуться домой! Уже пару раз теряла сознание. Спуститься вниз нет сил. Как же глупо все… Сама себе нашла могилу». «В забытьи видела ферму, лес… Хочу домой. Как же я скучаю… Лучше умереть в лесу, в горах, чем у этого чертового океана, который все время шумит в ушах». Видимо, девушка, пока не ослабла, урывками еще делала записи, а потом прятала тетрадь в сумку. У нее было куда вернуться, значит не такая уж и бродяжка. Парню было интересно, откуда она пришла, но уже и увиденного хватило, чтобы понять, насколько личные эти записи. Как бы не хотелось узнать больше, но читать дневник дальше он не стал. Вложив ручку в тетрадь, где она и была, он решительно убрал дневник в рюкзак. «Если девушка придет в себя, — может, и сама расскажет, ответит на вопросы, а может, и нет. Я бы не стал делиться с чужаком. Да и нужно ли мне это? Своих проблем хватает». Еда оказалась вполне сносной, макароны переварились и были почти безвкусными, тушенка к счастью не протухла в банке, и в целом поел сытно. Для раненой девушки сделал отвар из трав и поил. До вечера она так и не пришла в себя. Жар не удавалось сбить ни компрессами, ни лекарствами, которыми он, уходя из Сиэтла, запасся на складе ВОФ, но все же не рассчитывал на подобный случай. Ему самому дорога предстояла неблизкая, и всякое могло случиться в пути, так что все же старался использовать препараты экономно. Химики на стадионе смогли наладить производство некоторых простых и очень нужных препаратов, но не сказать, что они были в избытке. Лекарства в городских аптеках за эти годы давно уже были за рамками срока годности, да и найти что-то вообще было сложно, поэтому шли в ход и приемы из народной медицины, и травничество. Кое-как выживающее человечество скатывалось в тьму веков, и это было неизбежно. Во многом еще выручали остатки прошлого, но общество оказалось разрушено, во всяком случае на Западном побережье США, куда ни ткнись, одни банды сидят. Здесь нормальную общину с производствами и фермерством просто не дадут создать или будут выдаивать так, что все станет бесполезным. Может быть, что-то было иначе на Восточном побережье, ниже Бостона и Питтсбурга, или в центре на Севере, ближе к Канаде. Могли удержаться на плаву штаты, прежде кормившие всю страну. Так размышляя о разном, парень устроился в кресле в комнате гостьи, менял компрессы, прислушивался к ее пульсу и дыханию, беспокоился от того, что к ночи она начала бредить и временами разговаривать с кем-то. Тихие слова иногда и разобрать было нельзя, но порой она скидывала плед и кого-то звала, просила прекратить и не убивать. Как только успокаивалась, вспоминала какого-то Картоху, Дину, еще целый ряд людей. Временами приходилось ее обтирать влажной тканью и укрывать ею, тогда температура слегка понижалась, и казалось, что она засыпала. Можно было сделать вывод, что гостья действительно имеет дом; возможно, где-то смогла осесть небольшая община, но что-то заставило девушку покинуть безопасное место. «Раз она знает о ВОФ и «Шрамах», то где-то не так уж и далеко от Сиэтла обосновались, хотя трудно представить себе там безопасные места. — Размышлял мужчина. — Вполне может быть, что она побывала в Сиэтле, лично познакомившись с местными обитателями. Айзек, конечно, был еще тот мудак, но далеко не всех «туристов» задерживали или убивали». Айзек действительно пытался собирать сведения о том, что вокруг происходит, где люди есть, чем занимаются. Кто-то и вполне мирно уходил после разговоров, а с некоторыми приходилось общаться палачу. Препараты, пытки — командующий ВОФ не стеснялся из упрямцев сведения выбивать. И как же его тогда хотелось убить, но останавливало лишь то, что люди, поселившиеся на Стадионе, зависели от него, и он им смог обеспечить относительную безопасность, снабжение, комфорт. Без него теперь это все могло рухнуть, как карточный домик. Не так много людей были приближены к руководству, чтобы подхватить дело в свои руки. Последнее время он также много полагался на Оуэна Мура и Эбигейл Андерсон. Мур, возможно, стал бы одним из кандидатов в лидеры, но его уже нет. Эбби Андерсон была умна, но слишком уж резка; как военный лидер — вполне себе, весомая фигура, как буквально, так и в плане авторитета среди боевиков. А вот в общине могла бы дел наворотить похлеще, чем Айзек, хотя не такая уж она черствая была, как о ней думали. У этой компании бывших «Цикад» в прошлом оставалось нечто, чем они не делились, и больше всех это прошлое отразилось на Эбс, но и ее на Стадионе больше нет. Многие погибли в том идиотском штурме Острова, и он сам не стал дожидаться момента окончательного передела власти на этой псарне. Айзек ведь никого не слушал, ему втемяшилось покончить с сектантами раз и навсегда, да и сам островок он уже видел своими угодьями. Относительно безопасный клочок земли, где можно разместить уже свой поселок и выращивать продукты для ВОФ. И вот как все обернулось, волки остались без главы, потери понесли большие, и безопасность их убежища под вопросом. Власть делят между собой несколько человек и друг на друга зубы точат, и ясно как божий день, что рано или поздно кто-то решится сократить число этих лидеров. Говорят, Серафитов перебили, но медик не верил в это. Сектанты приспособились выживать и наверняка увели людей с Острова. А их пересвист он не раз слышал, пока выбирался из Сиэтла, для начала направившись к прибежищу Оуэна. К утру жар у девушки спал, и она сама смогла натянуть плед на плечи. Мужчина, убедившись, что ей стало чуть лучше, решил, что и самому отдых не помешал бы, хотя бы просто вытянуться и расслабить спину после ночного бдения. Уходить далеко не стоило, и улучшение могло оказаться временным, поэтому он просто прилег с другой стороны широкой кровати, и даже не заметил, как уснул.