Thank you for being alive

Итан открывает глаза – пока еще все плывет и двоится, и все, что он чувствует с предельной ясностью – это крепкий запах табачного дыма. Секунда, другая, и он уже может различить в паре дюймов от своего носа солнечные очки, низко надвинутую шляпу… - Я… в аду? – свой голос Итан поначалу не узнает, такой он хриплый и слабый. Склонившийся над ним Гейзенберг громко смеется, и от этого звука у Итана закладывает уши. - Уже нет. Проснись и пой, Итан Уинтерс. - Ты же мертв? - Я мертв, ты мертв… все мы немного мертвы, если ты понимаешь, о чем я. - Но я же сам расстрелял тебя из пушки… - Что мне станется, от металлических-то пуль и снарядов? Происходящее утомляет… утомляет Гейзенберг. Все, о чем мечтает Итан – это снова закрыть глаза и погрузиться в блаженную тьму, ощутить ни с чем не сравнимое спокойствие. - Что ж ты блять как нормальная Белоснежка не можешь очухаться от поцелуя прекрасного принца, - бормочет Гейзенберг, которого, кажется, решение Итана упокоиться с миром не устраивает. Итан получает по лицу трижды прежде, чем окончательно приходит в себя - боль отрезвляет как никогда. - Не спать, рядовой Уинтерс, - шипит Гейзенберг, - не спать, думай о своей малявке, давай, мать твою… Роза. Сердце Итана болезненно сжимается. Роза… С трудом соображая, что он делает, Итан пытается сесть – и не понимает, почему у него ничего не выходит. Чертова слабость, он чувствует себя героем неудачного ужастика – точнее, его совсем уж халтурного продолжения. Того самого, где почившего героя оживляют невозможным образом, чтобы на его страданиях срубить еще пару лямов баксов. - Тише, куда это ты собрался? - Да убери ты свои сраные железяки от меня! Что с Розой? - Ох уж эта Роза… Исцеляет не только себя, но и папулю, и это на расстоянии-то! - Что с Розой, - выделяя каждое слово – пусть Гейзенберг понимает: он не шутит – повторяет Итан. - Ну, я слыхал, твой Крис увез ее в Америку. - А Миранда? Она ведь точно… - Сдохла сука, доволен? Теперь перестанешь дергаться, и дашь тебя осмотреть? Сдохла сука… Итан облегченно выдыхает, сдохла. Но это вовсе не повод доверять ее чокнутому приемному сыну-мутанту. - Зачем ты это делаешь? – спрашивает Итан, не пытаясь скрыть подозрения в голосе. - Может быть, я просто хороший парень? Итан фыркает, но не может не улыбнуться. Хороший, как же… Даже если и так, Итан продолжает пристально следить, как этот спаситель проверяет его жизненные показатели, считает пульс, забирает кровь на анализ. Аккуратные движения не приносят Итану никакого дискомфорта – разве что смущает факт собственной беспомощности… Хотел бы убить – уже бы это сделал, проносится в голове здравая мысль, и Итан позволяет себе немного расслабиться, а заодно – осмотреться. Ничего особенного, фабрика – с последнего визита сюда ничего не изменилось. Разве что исчезли плакаты семейки Миранды, да на рабочем столе лежит сборник французских сказок. Итан с трудом может поверить, что Гейзенберг может читать подобные вещи – спрашивает, не может удержаться: - Твое? - Что, думал, я читать не умею? Ты так долго провалялся в отключке после полного восстановления тела, что я уж думал обратиться за помощью к опыту веков. Читал Спящую Красавицу? - То есть ты не только псих, но и извращенец? – Итану уже почти смешно. Кажется, он действительно в порядке, если от смущения на его щеки наползает румянец. Уж Итан-то спящую Красавицу читал, он же хороший отец, и… - Так значит, ты… вернул меня к жизни, - Итан избегает слова «воскресил», слишком оно пафосное, неуместное в обстановке лаборатории сумасшедшего ученого-маньяка. Гейзенберг демонстративно разводит руками: - Скажем так, немного поспособствовал. Так что можешь начинать рассыпаться в благодарностях, называть меня спасителем, боженькой… папочкой? - Пошел ты на хер. - Ну наконец то, а я ждал, когда же ты меня туда пошлешь… восстановление завершено, боевая машина Итан Уинтерс готова к использованию. Хоть Гейзенберг и дурачится, но, обнаружив жизнеспособность Итана, ослабляет хватку металла. Стараясь действовать постепенно, Итан растирает затекшие запястья, садится – в голове шумят вертолеты, все тело ломит, как после тяжелого похмелья, но он, тем не менее, жив, и с каждой секундой чувствует себя все лучше и лучше. - Сколько прошло времени? Гейзенберг пожимает плечами – ему определенно нравится наблюдать за волнением спасенного. - Несколько месяцев. Поначалу твой скелет просто обрастал плотью – это было забавно, как тающий снег, только наоборот. А потом ты не хотел оживать, что я только не делал… Зачем Гейзенберг приложил столько усилий, Итан так и не понял – но сейчас у него есть дела поважнее. - Мне нужно скорее связаться с Рэдфилдом, узнать про Розу. - Итан, расслабься, тебе нельзя волноваться. - Это еще почему? Итан резко встает – ему не нравится тон Гейзенберга. Свалить поскорее из логова этого психа, и зализать раны в укромном месте, а потом – найти Розу. Роза… Он еще думает о дочери, когда свет перед глазами меркнет. Отчаянное желание жить вдруг прошивает его насквозь – нет, он не может умереть, только не сейчас… - Сука… - голос Гейзенберга доносится до Итана как из-под толщи воды, - Роза, думай про Розу! Тот суетится, что-то делает, но Итану все труднее сосредотачиваться. Ему больно – внутри все перекручивает от мысли, что он больше никогда не увидит эту смешную мордашку, не услышит первых слов дочери, не увидит ее первых шагов… Что для нее он останется только абстрактным «папой» - да и то если позволит Крис Рэдфилд… - Итан, мать твою на лево и Миранду вместе с ней! Не спать! Давай, лучше уж реви, Роза, Розмари, не спать! На этот раз пощечина не помогает – Итану и так больно, и боль физическая – ничто по сравнению с тем, что творится у него на сердце. Разряд. Перед глазами у Итана вдруг проскальзывает воспоминание из детства, когда его ударило током от неисправной розетки. На этот раз он приходит в себя мгновенно – и ох, бывали в его жизни пробуждения и получше. Итана все еще трясет – должно быть, он поэтому вцепился в Гейзенберга как клещ. По щекам течет горячее и соленое, а сердце выдает все двести в минуту. - Разнылся как девчонка, ей богу, - ворчит Карл, продолжая неловко гладить Итана по спине, - весь плащ слезами мне залил. Итан всхлипывает, торопливо вытирает слезы и уже ненавидит себя за эту минутную слабость. Даже если он был не в себе, Гейзенберг обязательно это припомнит, обратит против него… Но пока Карл зловредных намерений не проявляет, наоборот, выудив их глубокого кармана плаща трубку – с антенной, Итан таких годов с девяностых не видел – протягивает ее Уинтерсу. - Итан – Снежинка – Уинтрес, как тебе такое, а? Вот, звони своему ненаглядному Рэдфилду, хоть президенту звони, только не умирай тут мне больше. Итан трубку принимает, но второй рукой еще продолжает держаться за Карла – просто не может отпустить. И Гейзенберг не против – его ручищи устраиваются у Итана на бедрах. - Я конечно, ожидал, что ты проникнешься ко мне нежными чувствами и захочешь отблагодарить, подарив невинность, но чтобы так быстро… Только сейчас тот понимает, что единственная его одежда – больничная рубашка на завязках – пережившая, очевидно, не одного носившего ее пациента. Итану смешно, но он старается сдержаться – черт, его нервы и без того готовы искрить… Просто он замирает, наслаждается теплом человеческого тела – а Гейзенберг греет его не хуже масляного радиатора. - Может хотя бы поцелуешь? – тянет Гейзенберг, когда Итан наконец отстраняется, чтобы сделать несколько неуверенных шагов к кровати. - Не сейчас. Принеси одежду и выпить, а то у меня что-то вроде похмелья. Когда Гейзенберг удаляется, Итан набирает номер Криса – и отмечает, что на этот номер уже были исходящие звонки. Страхи Итана оказываются напрасными – Крис отвечает после третьего гудка. Они разговаривают долго – Итан, без лишних подробностей, описывает свое возвращение – но окончательно успокаивается лишь когда слышит в трубке лепет дочери. С возвращением в Штаты Крис просит его подождать хотя бы пару месяцев – говорит что-то о Каду, о риске внезапных мутаций в теле Итана, о карантине… Итан, еще не способный переварить столько информации за раз, почти не спорит – теперь он знает, что с Розой все в порядке, для него это главное. Вскоре возвращается Гейзенберг с початой бутылкой виски. - Порядок? - Да. А еще Крис сказал, что я… «умею заводить друзей даже среди монстров». Не подскажешь, что это значит? Гейзенберг улыбается во всю свою широкую волчью пасть и оставляет этот вопрос без ответа. - Слушай, штанов на твою симпатичную задницу тут не нашлось, но ты меня устраиваешь и в этой ночнушке. Так что, может, пропустим выяснения отношений и сразу перейдем к счастливому концу?