Весна.

      «Любовь на льду — лишнее. Не полюбишь — не ошибешься», — говорила Барановская, перемешивая в своей любимой белой фарфоровой кружке кофе с миндальным молоком.       Да-а, любовь на льду была, действительно, лишней. Но кто же знал, что всё будет именно так?       Они познакомились на соревнованиях в Сочи. Айнур была казашкой. Юра всегда описывал её Вите как богиню, а тот лишь улыбался и слушал, про себя думая, что вырос уже его мальчик.       У девушки были красивые волосы по плечи, курносый нос, широкие брови и пухлые губы. Ростом она была невысокая, Юри иногда шутил, что Юра — шкаф, а Айнур — его тумбочка, смеялся с этой шутки только Виктор. Кто бы сомневался. Жила она в Краснодаре, а Юра в Питере. Видеться было очень проблематично, но раз в месяц Плисецкий всё же вырывался к ней на пару дней.       Они были вместе целый год. Год любви, как казалось Юре — идеальной. Айнур была милой любвеобильной девушкой, всегда улыбалась, обнимала Юру. Откуда же он мог знать, что эта любовь будет одинакова ко всем?       Парень шёл с автобуса, Краснодар-Питер, угрюмый, как никогда. Волосы были сальными из-за того, что он не мог их никак помыть в дороге. Поэтому, Юра заплел небольшой пучок и был вполне доволен.       Что он сейчас чувствовал? Представьте, что у вас забрали бутылку воды, опустошили её и даже не проронили элементарного «спасибо», а вы ну очень сильно хотели пить. Была невероятная жажда, ему хотелось побыстрее прийти домой и завалиться спать. Ноги были ватными и непослушными из-за долгого пребывания в автобусе.       Несмотря на то, что сейчас творилось в душе у фигуриста, на улице стояла прекрасная погода. Май выдался по правде тяжелым, но вдыхая дурманящий аромат черёмухи с сиренью — хотелось жить и наслаждаться любым времяпровождением.       В наушниках играли Звери, и он шёл по улицам, между многоэтажных домов. До квартиры было ещё минут двадцать пешего, но ему хотелось просто подышать свежим воздухом и отдохнуть от всего на свете.       Он решил присесть на лавочку возле какого-то довольно приличного дома. Руки оперлись о колени, пальцы оттягивали по прядке светлых волос, взгляд был устремлен прямо в землю. Кое-где из трещин на асфальте пробивались зелёные ростки. Юра шумно выдохнул, пытаясь сдержать слёзы. Ему хотелось кому-то высказаться, но кому? Гоша как только он расскажет об Айнур — начнет рассказывать про свою «Шекспировскую» любовь, говоря, что у него тоже это всё было, что пройдёт, а на черта ему такая поддержка? Мила бы просто посочувствовала, да и она сейчас была за границей, не хотелось её тревожить по середине отдыха. Вите звонить тоже не было желания. Человеку, у которого всё в личной жизни более, чем прекрасно, слушать его нытье будет не комильфо, да и он жалеть начнет, а зачем Плисецкому это нужно? Меньше всего хотел, чтобы ему сочувствовали и жалели, нужно было, чтобы просто выслушали, как следует.       Парень снял наушники, положил их в кейс и облокотился о спинку лавочки, закидывая голову назад.       Подъездная дверь была открыта. С её стороны веяло сыростью и Юра подумывал её закрыть, но оттуда вышел молодой человек, и они встретились взглядом.       — Юра? Ты что-ли?       — О, Бек, — обронил Плисецкий и отвел голову обратно.       — Сколько не виделись! У тебя что-то случилось?       — Не то, чтобы случилось…       Юра громко вздохнул, набирая полные лёгкие воздуха. Вот она, жертва, что может выслушать.       — Меня Айнур бросила.       Лицо парня надо было видеть. Обычно, Отабек был сдержанным человеком в плане эмоций, но тут было видно, что он знатно удивлён.       — Та-а-ак, — протянул парень, — Вставай, пойдём ко мне, расскажешь всё как есть.       — Не хочу, Бек.       — Почему?       — У меня ноги устали, — он кивнул на стопы, — Мне лень подниматься.       — Предлагаешь тебя понести? — Алтын стремительно двинулся в сторону лавочки.       Юра подскочил, беря под руку сумку.       — Ну уж нет, пойдем.       В подъезде, несмотря на то, что внешний вид дома был приличным невероятно воняло сыростью подвала. Отабек жил на третьем, так что необходимости в лифте не было.       Они зашли в квартиру и Юра скинул с себя обувь и бросил сумку, проходя на кухню. Отабек закрыл дверь на щеколду, снял свою косуху и направился ставить чайник.       — Как обычно? — спросил он.       — Да, — ответил коротко Юра.       «Даже помнит», — подумал он, когда Отабек открыл новую упаковку ромашкового чая.       Парень заметил: с того момента, когда был в последний раз в этой квартире на кухне успели переклеить обои, на столе появилась новая скатерть, а на навесных полках ещё пара новых однотонных кружек.       — Рассказывай, — он заварил чай и поставил его напротив Юры.       — Я не знаю с чего начать…       — С чего будет легче.       — Я ездил к ней на выходные. В один день она не смогла, сказала типа, матери помогает. Ну я возражать не стал, подумал, что мать — важнее, чем я, она ведь с ней очень редко видеться… — Плисецкий отпил из кружки горячий чай, предварительно подув, — Ну, в итоге, в один день из всех моих выходных я с ней встретился, вчера, перед уездом, — продолжил он, — Она такая начала, да вот, нам лучше с тобой расстаться все дела… Я говорю, а че такое? — парень помедлил, переваривая как информацию, — Ну не хочу тебе рассказывать. Ну, я такой сразу ну ладно, говорю: я поехал — проводи меня. Когда мы уходили уже, я на автобусе до Питера решил поехать. Вечер был поздний, поезда уже не ходили. И мы идем, и беседуем, и она говорит: «ну, ты многого не знаешь, там я тебя обманывала все время, когда ты приезжал, и ты уезжал, я еще с двумя крутила там роман, встречалась, вот», — он почесал шею, смотря на жидкость в кружке, — А её подружки, которые там с нами были, все время, они тоже все знали. Я такой вспоминаю, как они улыбались, смотрели. И такой думаю: «ебаны в рот», говорю — да ты гонишь, — Юра усмехается, а потом договаривает, — И я сажусь в автобус и уезжаю…       На кухне тихо гудели часы. Отабек встал из-за стола и открыл на проветривание окно.       — Она прям так и сказала?       — Да, я видел всех хахалей её, потом прислала письмо, — он сжал в руках горячую чашку, — Хуй пойми зачем конечно, я, видимо, без этой информации жить бы не смог.       — Сука она, значит, — сказал Алтын, беря с подоконника пряники, — Правильно, что уехал, а не распинался перед нею.       — А ведь мог…       — Нет, — грубо ответил он, — Не мог.       — Почему ты так уверен?       — Потому что вижу тебя насквозь, — Отабек присел обратно, отпивая из кружки, — Ты бы скорее набил её дружкам ебальники, чем распинался перед ней.       Юра посидел, подумал, а потом сказал:       — А ты ведь прав, у меня руки чесались, — Плисецкий откусил мятный пряник и запил его чаем, — Но не стал, подумал: нахуй оно мне надо? Руки о дерьмо марать.       Отабек усмехнулся.       — А у тебя че нового, Бека?       — Да вот, с Алиской в контрах.       — Внатуре что-ли?       — Ага.       Так они и проговорили до самой ночи. Воздух стал холодным и Бек вскоре закрыл окно и включил на кухне светильник. Чайник уже третий раз ставился на плиту. На кухне пахло ромашкой и липой.       Эх, весна… самое романтичное время года. Кто-то расстается, кто-то сходится, кто-то сидит на кухне, запивая уже четвертый пряник вкусным горячим чаем, кто-то курит, открыв настежь окно и стряхивая пепел с сигареты, а кто-то сожалеет о сказанном, но вскоре уже не будет.