Как джинн за невестой летал

"Ах, до чего же нежное создание!" — успел подумать сражённый в самое сердце и оттого бесконечно счастливый Саид, прежде чем его огромное тело с оглушительным грохотом рухнуло на дорожку сада. Он даже не попытался как-то смягчить или предотвратить падение и по всем законам здравого смысла от такого удара должен был неизбежно если не умереть, то переломать себе едва ли не все кости. Немногим позже за его спиной всколыхнулся потревоженный воздух — это с лёгким шорохом опустилось на землю само воплощение красоты, по чьей вине случилась неказистая встреча камней с лицом без вина опьяневшего путешественника. Не растрачивая понапрасну драгоценное время, невредимый Саид ловко поднялся на ноги, словно вовсе не он только что упал с высокой дворцовой крыши, и обернулся к своей красавице с обаятельной улыбкой до самых ушей. Впрочем, улыбка эта не достигла своей единственной цели: прекрасное создание по-прежнему метало молнии из раскосых глаз, даже в пылу гнева не утративших своей притягательной нежности и необычайно редкой, завораживающей красоты. Вот только теперь для того, чтобы посмотреть ему в лицо, девушке пришлось запрокинуть голову — когда они встали рядом, оказалось, что она, обутая в сапоги на небольшом, но приметном каблучке, лишь на самую малость, почти незаметную постороннему глазу, выше саидова плеча. Впрочем, для здешних земель, где даже мужчины порой не могли похвалиться таким ростом, прекрасная незнакомка оказалась весьма высокой. С удовольствием рассмотрев светлое, ясное личико и бледные, изящные руки, которые, как он чувствовал уже с совершеннейшей уверенностью, предназначались ему самой судьбой, Саид улыбнулся ещё шире. А красавица только всё больше и больше хмурилась. Но, как бы она ни старалась, ей всё же не удалось полностью стереть со своего лица все следы охватившего её удивления — Саид был высок, можно сказать огромен, и вполне возможно, что за всю жизнь ей не довелось повстречать другого такого человека. К росту следует прибавить и могучее сложение путешественника: одна его рука со вздувающимися на ней буграми мышц превосходила в своём объёме не то что тонкую, словно стебель цветка, ручку красавицы, но и всю её талию! Маленькая фигурка рядом с огромным Саидом казалась эфемерной, почти призрачной и невероятно хрупкой, способной переломиться от единственного неосторожного движения. Они застыли друг перед другом, скрестив два непохожих взгляда, в одном из которых полыхало разрушительное пламя, а в другом цвели сады и пели птицы, но стоило Саиду пошевелиться, как, точно по таинственному знаку, разгневанная девушка быстрым движением оставила грустно звякнувшую связку кувшинов на земле и вспышкой молнии ринулась на Саида. Будь у этой сцены зрители, никто из них ещё не успел бы и моргнуть, а меч, надёжно упрятанный в ножны, уже нанёс беспощадный удар по тому месту, где только что стоял огромный мужчина — выпад такой силы мог сломать несколько ребёр даже подготовленному мастеру, попади он по своей цели. Вот только Саида на прежнем месте больше не было. Замерев, красавица опустила меч, готовая без промедления вновь послать его в атаку жалящей змеёй, и наскоро осмотрелась по сторонам. Только тогда она обнаружила, что Саид каким-то неведомым образом переместился довольно далеко, оказавшись слева от неё, и едва разъярённый взгляд упал на тёмную фигуру в белом, девушка тут же нанесла ещё один сокрушительный удар. Хотя меч вновь рассёк пустоту, на этот раз ей удалось увидеть, как Саид, неуловимый, словно парящий на ветру лист, ускользнул, отступив назад и снова оказавшись на безопасном расстоянии. За пару бесплодных атак гнев прекрасной незнакомки ничуть не утих, а только куда больше распалился, она принялась наносить удар за ударом, один яростнее и неистовее другого, оттесняя Саида всё дальше, и они закружились по всему саду — неизменно отступающий Саид и упорно преследующая его девушка. Совсем скоро они, ослеплённые очень разными по своей природе, но одинаково сильными чувствами, полностью потеряли счёт времени — один от любви, не потревоженной даже холодным блеском меча, а другая от ярости, способной сжечь всё на своём пути. — Красавица, почему же ты злишься? Кто тебя обидел? Расскажи мне, что тебя печалит, поделись своими бедами! — восклицал Саид, ловко уворачиваясь от каждого выпада. — Ах, как, должно быть, прекрасна твоя улыбка! Улыбнись, красавица! К чему прятать такую красоту? Однако девушка и не подумала улыбнуться, вместо этого совсем не по-женски зарычав, и ещё отчаянней, ещё яростней ринувшись на Саида. А тот по-прежнему с нечеловеческой ловкостью уклонялся от всех ударов до единого. В какой-то момент он обнаружил, что в этих атаках начал прослеживаться чёткий ритм и они повторяются через равные промежутки, из-за чего кажется, будто он, уворачиваясь от них, танцует. Быстро смекнув, находчивый путешественник ловко подстроился под этот ритм и действительно пустился в пляс, отступая по кругу. — Красавица, зачем так хмуришься? — широко улыбался Саид. — Полно тебе драться, давай лучше танцевать! Грозная прелестница в тот же момент остановилась, и на покрасневшем от напряжения личике ясно читалась неспособность поверить в то, что видят её собственные глаза. У неё не вышло ударить Саида хотя бы раз, и не просто её меч оказался неспособен достичь нахала — ему хватило ловкости, чтобы танцевать под её ударами! Она уже давно дралась всерьёз, обратившись ко всей своей силе и ловкости, ко всем своим навыкам и немалому мастерству, но всё же тёмная фигура оставалась неуловимой, как лёгкое перо, сдуваемое ветром, который поднимает стремящийся к нему меч. Какое-то время они смотрели друг на друга — улыбающийся невозмутимый Саид и хмурая, раскрасневшаяся от неистовой драки красавица, но этот обмен взглядами продолжался недолго. Самая прекрасная девушка в мире махнула рукой и, очевидно не заботясь ни о каких манерах или грациозности, опустилась прямо на устланную крупными камнями землю. За время своей необычной игры в догонялки они уже несколько раз обошли сад по кругу, задерживаясь в разных его уголках, а сейчас по воле случая оставленные ею на земле кувшины оказались рядом. Едва приметив свою ношу, красавица потянулась за одним из сосудов и сразу же жадно к нему приложилась. Хмуро взглянув на Саида поверх кувшина, она молча кивнула в сторону напротив себя, приглашая составить компанию, словно не было между ними сражения едва ли не на смерть, а Саид, донельзя счастливый от неожиданного, но более чем желанного приглашения, разумеется, даже не подумал о том, чтобы отказаться. Очевидно, что незнакомка не вписывалась ни в какие рамки. Она кричала, бранилась, дралась, пила вино, сидела в развязной и самоуверенной позе — словом, делала всё, чего никогда бы порядочный мужчина не пожелал увидеть среди качеств своей жены, и Саид, разумеется, не мог всего этого не заметить. Вот только для него все её причуды были всего лишь милыми странностями и ничем больше. Если бы ей вздумалось поприветствовать его, разъезжая на спине тигра и будучи одетой в одни только украшения, даже такая немыслимая выходка ничуть бы не смутила отчаянного скитальца и не омрачила его чувств. Саид искал одну-единственную женщину на свете, от которой запело бы его сердце, и, хоть и на самом краю зели, он её отыскал, так разве что-то ещё имеет значение? Пусть она ест червей, ходит на голове, бранится суровей иного моряка или кидается в драку, точно мужчина. Он исходил весь мир ради неё, нет ни одной женщины, которая может сравниться с ней, и если бы она вдруг оказалась самой обыкновенной, каких повсюду с избытком, как раз тогда стоило бы удивиться. Примерно так рассуждал Саид, пока со всем возможным удобством усаживался подле девушки и с трепетом наблюдал, как нежные губки льнут, сминаясь, к узкому горлышку из тонкого фарфора — то ли утоляя жажду, то ли заливая горе. О, как же хотел он быть тем кувшином, без всякого стеснения познающим высочайшее наслаждение, которое дарят её губы, похожие на лепестки дивного цветка! Однако не успел Саид потеряться в этих сладостных и в то же время мучительных грёзах, как его отвлёк неожиданно низкий для молодой девушки, но мелодичный и приятный голос. — Ладно ещё это чиновное дурачье, но ты-то чего? — хмуро спросила красавица, не спеша отставлять вино в сторону. — Мы даже не знакомы, так какие у тебя могут быть обиды на меня? — Действительно, какие могут быть обиды? — вскинул светлые брови Саид. И широко улыбнулся: — А вот то, что мы незнакомы, никуда не годится, между прочим. Красавица, скажи мне своё имя! Ножом на сердце вырежу, всю жизнь помнить буду! Его собеседница фыркнула, скрывая невольно прорвавшийся смешок, но отвечать не торопилась и вместо того, чтобы исполнить казалось бы скромную просьбу, одарила Саида долгим пристальным взглядом, словно надеясь увидеть самую его душу, а не просто наружность, и разглядеть в ней все тайные замыслы. Пожалуй, сейчас не будет лишним упомянуть, что во время их встречи, как и после своего падения с крыши, Саид по воле случая неизменно оставался в густой ночной тени, так что властительница его помыслов могла видеть только силуэт в ослепительно белой одежде, яркой даже во мраке, а когда они сражались, ловкий путешественник уворачивался от молниеносных ударов с такой скоростью, что можно было успеть заметить разве что размытые очертания его фигуры. Только теперь, когда они уселись друг напротив друга под ярким светом луны, у прекрасной незнакомки появилась возможность рассмотреть бесцеремонного чужака, который нарушил её уединение и покой. Глаза, утопающие в глубоких тенях от густых ресниц, надолго задержались на нечётко виднеющемся в ночи лице, затем медленно спустились к распахнутой на груди рубахе и, приобретя задумчивость, скользнули по огромным рукам. Когда внимательный осмотр завершился, одна из изящных бровей взмыла вверх, а яркие губы изогнулись в усмешке. Саид уже не чаял дождаться ответа на свой вопрос и приготовился сказать ещё что-нибудь, но не успел произнести и слова — красавица в очередной раз его удивила. Небрежно опустив руку с кувшином, она подалась в его сторону, будто бы решила доверить ему страшную тайну. Поддерживая себя свободной рукой, она при этом изогнулась до того кокетливо и фривольно, что Саид в первый миг усомнился, не мерещится ли ему. — Действительно. Никуда не годится, — с очаровательной улыбкой сказала красавица, растягивая слова. Она неспешно отпила вино и, поставив кувшинчик на землю, протянула нежную ручку и одним только ноготком царапнула ткань на рубашке Саида, ловко запутавшись в тонком ремешке. В глубине её глаз сверкнул опасный огонёк, когда она произнесла текучим и сладким, точно свежий мёд, голосом: — И как же зовут такого красивого мужчину? Саид не ожидал, что их беседа с самых первых слов свернёт в такое неожиданное, хотя, чего нельзя отрицать, очень приятное русло. Имея самые серьёзные намерения в отношении своей избранницы, он был готов потратить немало времени на знакомство с ней и завоевание её расположения, потому в первые мгновения совершенно растерялся и только широко улыбнулся. — Саид, — бесхитростно ответил путешественник, улыбаясь поразительно смелой девушке. — Сань Идоу? — переспросила та, вскинув брови. Она замерла, слегка отстранившись, так что ремешок, оставленный без внимания, соскользнул с её пальцев, и взглянула на Саида с некоторой опаской, сквозь которую проглядывало неудержимое любопытство. Её изумление вполне понятно — кто в своём уме назовётся именем "три кармана"? Разве только какой-нибудь преступник. А именно эти слова, куда больше походящие на разбойничье прозвище, чем на имя добропорядочного человека, услышала девушка. Всё это время они оба говорили на языке царства Му, в столице которого и произошла их встреча, поэтому незнакомка могла без всякого труда понять речь Саида и каждое его слово, вот только своё имя он произнёс так, как это было принято в Багдаде, так что у неё не вышло раразобрать звуки. Зато в языке царства Му отыскалось немного похожее по звучанию выражение “три кармана”. — Можно и так, если тебе нравится, — рассмеялся по-прежнему невозмутимый Саид. Но девушка внезапно нахмурилась. Она взглянула на Саида, перевела взгляд на землю между ними, которой отчего-то стало больше, и снова подняла сузившиеся до тонких щёлочек глаза, капризно искривив при этом свои очаровательные губы. — Я тебе не нравлюсь? — с обидой в голосе внезапно спросила красавица. Не дожидаясь ответа, она фыркнула и в очередной раз приложилась к горлышку кувшина. С тонкого расписного фарфора сорвалась мутная капля. Задержавшись в уголке губ, она неторопливо скользнула по бледной коже и, блеснув в свете луны, затерялась под расшитым воротником. Саид проводил её долгим, тяжёлым взглядом и мучительно сглотнул, незаметно сжав одну руку в кулак с такой силой, что даже сквозь плотный рисунок можно было бы заметить, как побелели костяшки. Тем временем красавица, отставив кувшин в сторону, скользнула к нему соблазнительной змейкой и, опершись рукой о камни, приблизилась к Саиду почти вплотную, так что он, уже готовый закрыть глаза, вводящие его в искушение, почувствовал тонкий аромат благовоний, пропитавший её волосы. Взглянув в замершее лицо Саида, она закусила губу и потянулась было к его раскрытой груди, но в последний момент мужчина ловко отодвинулся, так что тонкие пальчики ухватили только воздух и остались ни с чем. — Ах ты!.. — тут же возмутилась прелестница и предприняла ещё одну бесплодную попытку ухватить Саида за рубашку, после чего рассвирепела не на шутку. — Так значит, моей красоты для тебя недостаточно?! И вновь они пустились по кругу — прекрасная хозяйка сада бросалась в неистовую атаку, раз за разом стремясь превзойти своего соперника в ловкости, а Саид отступал, незримой тенью ускользая от её рук. Вот только теперь никто из них не потрудился встать, и потому кружили они не по всему саду, а лишь по небольшой открытой площадке перед дворцом — той самой, на которую совсем недавно упал с крыши Саид. Да к тому же девушка больше не стремилась раздробить ему несколько костей, теперь она с таким же пылом пыталась ухватиться за его рубашку. Впрочем, неизвестно, какое из намерений счёл бы наиболее опасным сам самозваный жених. В конце концов Саид, вдоволь развлёкшись забавной игрой, улучил момент, поймал девичью руку, когда она в очередной раз потянулась к нему, и прижался губами к аккуратным ноготкам, с улыбкой глядя на своё долгожданное счастье. Красавица, чьего имени он до сих пор не знал, замерла, словно от испуга, и в тот же миг пальцы в руке Саида дрогнули, будто бы пытаясь вырваться из внезапного плена. Но не успел путешественник отстраниться или что-либо сказать, как на подкрашенных губах появилась и медленно расцвела счастливая, почти победная усмешка, чью самодовольную прелесть оттенял лёгкий румянец. — Красавица, давай вместе на луну смотреть! — улыбнулся Саид во всю ширь, отпуская лёгкую ладошку. Выудив откуда-то — девушка, чьи брови от чудесного зрелища взмыли ввысь, могла бы поклясться, что из воздуха! — спелый персик, он протянул его владычице своей души. — Порадуй меня, съешь персик! Слаще таких не пробовала ты за всю жизнь! Если говорить начистоту, Саид надеялся занять девушку едой и отвлечь проказницу от своей одежды, потому как противостоять искушению с каждым мгновением становилось всё труднее. Влюблённый мужчина страдал, и хотя эти страдания уже сами по себе возносили его на вершины блаженства, его самообладание давно трещало по швам. Любые хвалы, возносимые красоте его возлюбленной, даже вышедшие из-под пера самого талантливого из поэтов не передадут всю мощь неистового пламени, которым уже полыхало саидово сердце, и не помогут представить, как замирала каждая частичка его существа, истосковавшегося по любви, когда самой воплощённой мечте было угодно наградить его своим вниманием. Ей бы поманить его пальчиком или бросить один лишь взгляд, и он бы, счастливый, в тот же миг стоял на коленях у её ног, готовый весь мир принести ей на ладони, если только это сделает её счастливой и поселит улыбку на алых губах. А тут такое испытание! В конце концов, какой охотник устоит, когда жертва сама идёт к нему в руки и едва ли не собственноручно расставляет для себя ловушку? Девушка же странно посмотрела на персик в огромной ладони, хмыкнула и отдалилась, вновь ухватившись за свой кувшин. Персик, впрочем, взяла, отчего счастливый Саид засверкал, как начищенное блюдо. — Персик, значит? — сказала она, с сомнением покрутив огромный фрукт в руках. Запив свои слова вином, она вопросительно посмотрела на Саида, будто улику выставив перед собой подарок. — И что ты этим пытаешься сказать? Если это очередной способ меня оскорбить, лучше уходи отсюда немедленно. — Оскорбить? О чём ты говоришь, красавица? Как можно оскорбить персиком? — с лица Саида мигом слетела улыбка, и искреннее недоумение, появившееся на нём, очевидно, не осталось незамеченным. — То есть ты не вкладывал в этот жест никакого смысла? — недоверчиво уточнила красавица. — Конечно вкладывал! — пылко возразил путешественник. Саид очевидно хотел сказать что-то ещё, но прежде чем он успел продолжить, девушка, уже ничего не слушая, со злостью швырнула злополучный персик прямо ему в лицо. Если бы не его нечеловеческая реакция, благодаря которой он сумел не только увернуться, но и ловко поймать летящее в него орудие убийства, одним синяком Саид бы не отделался. Теперь уже Саид с сомнением окинул взглядом сидящую напротив грозную фигурку. От его глаз, конечно же, не укрылось, как часто желанные губы дарили поцелуи не ему, а кувшину с вином, и в голове Саида, искренне не понимающего вины персика, промелькнула мысль, что девушка, вероятно, пьяна. Однако вся одежда и сложная прическа из тонких прядей блистали идеальным порядком, а живой и пылкий взгляд не носил на себе и следа дурмана, даже румянец не окрасил бледных щёк. Одним словом, хоть его красавица и не расставалась с вином, она ничуть не походила на заложницу хмеля и невозможно было отыскать даже малейший признак того, что речь её продиктована пьяными грёзами. Кроме пострадавшего персика. Но Саид решил, что дело, вероятнее всего в том, что он чего-то не знает — какого-то местного обычая, быть может. — Как мне всё это надоело! — простонала девушка, закрыв лицо руками. Даже в таком эмоциональном жесте Саид без труда заметил, что она, хоть и прикрывает глаза, не касается их руками, чтобы не смазать краску. Эта мелочь окончательно убедила Саида в том, что вино на его собеседницу никак не повлияло, и, сам никогда не напивавшийся допьяна, сколько бы ни пил, он тут же выбросил это предположение из головы. — Даже в своём собственном саду я не могу избежать насмешек! Саид нахмурился, подумав про себя, что как-нибудь при удобном случае следует расспросить её о том, кто смеет обижать его будущую жену, но сейчас только пересел поближе. — О каких насмешках ты говоришь? — спросил он. — Разве я сказал что-то обидное? Если так, прости дурака! Чем хочешь поклянусь, что не хотел обидеть. Девушка взглянула на него, недоверчиво искривив губки, и указала тонким пальчиком на руки Саида. — А персик? Зачем ты мне его предложил? — Как зачем? — удивился Саид. — Угостить хотел, порадовать. — Правда? — переспросила красавица. — Чистая правда! — с чувством подтвердил Саид. — Чистая? — снова переспросила она, прищурившись. — Как ночное небо над нашими головами! — подтвердил путешественник. Девушка же сразу подняла голову, будто стремясь узнать степень “чистоты” этой самой правды, и хмыкнула. Над ними проплывало небольшое облако. Саид не растерялся и тут же сам себя поправил с самым серьёзным лицом: — Чище неба! А хочешь, и небо почищу? Будет чистым, как моя правда! Взглянув на его исполненное серьёзности и важности лицо, красавица закусила губу, пытаясь сохранить строгое выражение, но её глаза, на удивление выразительные, сразу же выдали скрывающийся внутри смех. Приметив характерные складочки у смеющихся глаз, какие бывают только у людей из этой части мира, Саид тоже улыбнулся. — Не грусти, красавица, — сказал он, широким жестом обводя сад вокруг них. — Посмотри, ночь сегодня так хороша, а ты расстраиваешься попусту. Тебе грустно, и цветам вокруг тоже будет грустно. А мне-то как будет грустно, что такая красота — и в печали! — Попусту, как же, — фыркнула незнакомка, скрестив руки на груди. Впрочем, выглядела она куда более миролюбиво и даже снова начала с интересом посматривать на могучего и, чего греха таить, очень обаятельного путешественника. — Если тебя кто-то обидел, покажи мне этого человека, и я тебе обещаю, что он пожалеет о том, какую глупость совершил, — снова со всей серьёзностью сказал Саид. И сразу же на его лицо вернулась широкая улыбка. Подбросив на руке персик, он подмигнул девушке: — А если угоститься не желаешь, мы поступим вот как. Под пристальным взглядом он несколько раз перебросил персик из руки в руку, после чего с силой сжал в кулаке. Вот только сквозь пальцы вместо сока на подставленную ладонь посыпался мелкий золотой песок. — Ой! — удивлённо воскликнула девушка и даже потрогала пальцем золотистую горку на ладони Саида. — Ты умеешь фокусы показывать? Ухмыльнувшись, Саид сжал ладонь, на которой сверкала горка песка, и когда через мгновение он вновь её разжал, на ней уже лежала роза, целиком отлитая из золота. Подхватив тончайшие лепестки, точь в точь как живые, он осторожно вставил эту розу в чёрные волосы. Девушка хлопнула ресницами, а затем поймала его за руку и восторженно воскликнула: — Восхитительно! Ты такой ловкий! — Ненадолго задумавшись, она подняла сверкающие глаза и с воодушевлением предложила: — А я тоже кое-что могу. Хочешь, покажу? — Хочу, — с готовностью кивнул Саид. В глубине своей души он ликовал, едва не сходя с ума от счастья: у них наконец получилась самая обычная беседа! Если всё и дальше пойдёт хорошо, через пару месяцев можно будет поведать, насколько он, Саид, простой странник из далёкого Багдада, очарован ею, единственной на всём свете красавицей, какой ни в одном уголке больше не найти. А через пару лет можно будет и жениться. Она как раз ещё совсем молода, есть время как следует узнать друг друга. Ах, до чего же красива, до чего же нежна! Как хрупкий цветок, взлелеянный на самом краю мира! Потерявшись в своих мечтах, Саид залюбовался личиком своей возлюбленной, впервые со времени их встречи увлечённым и довольным. Но вдруг громкий треск вырвал его из мира сказочных грёз и вернул в ещё более невероятную явь, в которой его красавица, неописуемо счастливая, сидела напротив него, держа в двух руках обрывки какой-то белой ткани. — У меня получилось! Получилось! Первый раз такое делаю! — с восторгом воскликнула она, пока с Саида опадали последние лоскуты, только что бывшие его рубашкой. Очень внимательно осмотрев полуобнажённого Саида, проказница ухмыльнулась и со смешком оплела руками его шею. — Хей, а ты красивый! Зачем прятал такую красоту? Не стоит упоминать, что рубашка Саида практически не скрывала его широкую грудь, куда то и дело бросала взгляды шаловливая красавица. Но не окажется лишним замечание, что Саид, как не трудно догадаться, был вовсе не плох собой. Правильные черты выразительного лица, на котором отражалась вся пылкость его натуры, и заразительная улыбка могли бы очаровать не одну женщину, а украшенное огромными мускулами тело, своим сложением не уступающее лучшим скульптурам, сразило бы всех оставшихся. Единственное, что могло бы смутить женское сердце — диковинные знаки, плотной вязью охватившие каждый, даже самый крохотный, клочок кожи, но во мраке ночи они стали практически неразличимы. Не склонный к пустым любовным забавам, Саид никогда не придавал большого значения своей внешности, и в своё время без всякого сожаления решился нанести странную роспись, что в значительной степени умалило интерес женщин. Впрочем, Саид был, как он любил выражаться, не в претензии. Тем не менее сейчас, когда краска неразличимо слилась со смуглой кожей благодаря волшебству ночных теней, редкая, хоть и необычная для здешних мест красота не укрылась от внимательных глаз его возлюбленной. Сам же Саид смотрел на своё долгожданное счастье, которое само пришло к нему в руки, и, растерянный, отчаянно пытался отыскать в своей голове хоть одну мысль, которая бы не была связана ни с поблескивающими в ночи яркими губами, ни с глазами необычной формы, какую он никогда не встречал, ни с тонкой красной линией, притягивающей взгляд к этим глазам, ни с невесомыми руками, свободно лежащими на его плечах, будто там им самое место, ни с тем, что ему хотелось сотворить со всеми этими сокровищами. Только когда девушка сама потянулась к нему, очевидно желая поцелуя, он чудовищным усилием воли собрал остатки благоразумия и, сняв с себя девичьи руки, отсел подальше. — Красавица… — выдохнул он, переводя дыхание. — Не стоит… Так... — Выходит, я правда тебе не нравлюсь? — едва ли не со слезами спросила девушка. — Даже самую малость? Только что Саид верил, что удивиться ещё сильнее он уже не способен. Теперь же он осознал, что когда дело касается этой красавицы, даже самое невозможное не так уж невозможно. В глазах, смотрящих на него с пылким укором, будто была заточена обида всего мира. Эта обида острым кинжалом вонзилась в сердце Саида, но прежде чем он сказал хоть слово, девушка фыркнула, не дождавшись ответа, и в очередной раз откупорила заветный кувшин, тут же к нему приложившись. — Твоей красоты не признает только слепец, — наконец честно ответил Саид. Красавица хмыкнула и недоверчиво взглянула на него поверх кувшина. Она ничего не ответила, но всё же взгляд её немного смягчился. Хотя Саид и пытался отдалиться от желанной возлюбленной, чтобы суметь сохранить ясность мыслей, они всё ещё сидели совсем близко, даже руки не понадобилось бы протянуть, чтобы коснуться. С такой близи Саид мог без труда видеть каждое движение тонких пальцев, ласкающих холодный фарфор, а его новая знакомая могла наблюдать за переменами, происходящими на лице незваного гостя. Поймав на себе очередной задумчивый взгляд, Саид решил попытать счастья и вновь завязать непринуждённую беседу, которая почему-то никак не могла между ними случиться, как бы он ни старался. — Угостишь, красавица? — улыбнулся Саид, чуть наклонившись в сторону девушки и кивнув на её кувшины. Хозяйка сада подняла на него внимательные глаза, неспешно окинув взглядом всю его полуобнажённую фигуру, и, не отводя глаз от его лица, отпила из кувшина. Только Саид собрался сказать что-нибудь ещё, как девушка ловко обхватила его шею и прижалась губами к губам Саида. Её тонкие пальцы скользнули по буграм мышц на спине, поднимаясь выше, и запутались в лёгких, как пух волосах, а глаза Саида невольно расширились, стремясь покинуть своё предназначенное природой обиталище, когда обнажённой кожи коснулись расписные шелка с платья его возлюбленной. "Надо же, ягодное. Почему я думал, что рисовое?" — отстранённо подумал Саид, прежде чем полностью осознал, что происходит. Его руки, гораздо более сообразительные, чем их ошеломлённый хозяин, сами собой обхватили тонкую, отзывчиво прогнувшуюся талию и прижали неожиданно смелую девушку к широкой груди. Казалось, сами их губы приглянулись друг другу и не желали разлучаться, так долго они просидели, будто страшась нарушить таинственный момент неосторожным движением или даже дыханием. Прошла целая вечность, прежде чем девушка робко отстранилась, чтобы взглянуть на Саида. А тот с растерянной и немного глупой улыбкой протянул руку и коснулся слега заалевшей щеки. — Красавица… — с нежностью выдохнул он. Погладив бархатную кожу, он насмешливо спросил: — Куда же ты торопишься? — Тебе не нравится? — тут же погрустнела девушка. Её расстроенное личико стало последней каплей, сломавшей здравый смысл Саида. Без лишних слов он подхватил ахнувшую от удивления возлюбленную и усадил на свои колени, накрепко прижав к себе, и когда широко распахнутые глаза оказались напротив его собственных, Саид сам склонился к желанным губам, уже не невинным прикосновением, а поцелуем, полным страсти, отвечая на прозвучавший вопрос. Юная красавица в его руках без тени сомнения позволила ему эту немыслимую выходку, с готовностью вновь оплетя руками его шею. От губ девушки пахло ягодным вином, и Саид, хоть и выпил один лишь глоток её вина, почувствовал, что и сам уже пьян, но ничто в мире сейчас не заставило бы выпустить её, долгожданную, из своих объятий. Он притянул загадочную красавицу ближе к себе… И тут внезапно в бедро Саида отчётливо упёрлось нечто куда более внушительное, чем он рассчитывал обнаружить под богатыми юбками, когда настанет время — его красавица, страстно льнущая к его груди, оказалась вовсе не красавицей! Оставив на губах своей возлюбленной ещё несколько поцелуев, Саид взглянул на хорошенькое личико, вновь сияющее от радости, и улыбнулся. Какая всё-таки разница, если сердце отозвалось? — Как же тебя зовут, красавица? — спросил он, целуя тонкие волосы у виска. — Му Луань, — хихикнув, ответил юноша в его руках. И потянулся за новым поцелуем: — Зачем ты остановился? Но Саид не позволил ему добиться желаемого. Вместо этого он поднялся на ноги, и Му Луань пискнул от неожиданности, увлекаемый ввысь могучими руками. — Будет нехорошо, если мы продолжим здесь, где каждый может нас увидеть и услышать, — улыбнулся Саид, взглянув на приникшего к его груди юношу. — Покажешь мне дорогу до твоих покоев?