Восьмая ночь.

Акт I Вечернее солнце печально клонилось к западному горизонту, тускло подсвечивая серый песок. Из дали залива до берега долетал прохладный, влажный ветер, ероша чёрные волосы юноши, сидящего на массивном, оставшемся без коры бревне. Наверно, его недавно вынесли на сушу волны — на коротких сучьях, что некогда были ветками, подсыхали лохматые, буро-зелёные водоросли. Юноша щурил на солнце лазурные глаза, иногда недовольно хмурился — ветер-хулиган время от времени то перекидывал длинные пряди на лицо, то возвращал назад, хаотично укладывая на широкие плечи. Но он всё равно сидел неподвижно, уперев локти в расставленные колени и чуть подавшись корпусом вперёд. Не одно лишь солнце было объектом его внимания и интереса. — Джерри, принеси! — рыжеволосый молодой человек размахнулся и запустил вдаль палку, за которой тотчас погнался чёрно-белый пёс-дворняжка, оглашая пляж озорным лаем. — Олег, ты видел? — обратился он к черноволосому, а улыбка его сияла ярче солнца. — Видел, — кивнул названный Олегом и улыбнулся в ответ. Он просто не мог не улыбнуться Сергею. Не важно, в каком состоянии или настроении пребывал Олег — улыбка Серёжи нужна ему, как воздух. Они часто приходили вдвоём на берег залива после школы. Недалеко от облюбованного ими места развернулась стройка — возводили что-то вроде торгового центра для отдыхающих. А один из строителей, работающих на площадке с раннего утра и до заката, нередко приходил вместе со своим псом Джерри, с которым Сергей быстро подружился. Пока хозяин трудился на стройке, Джерри тоскливо слонялся по пляжу без дела, но грусть бесследно рассеивалась, стоило ему увидеть знакомого юношу с рыжими волосами и его друга. Довольно мотая длинным хвостом, пёс принес палку Серёже. Молодой человек потрепал Джерри по голове и присел перед ним на колени. — Ты молодец, молодец, — он протянул псу руку. — Дай лапу. Джерри послушно вложил лапу в ладонь Сергея, а Олег силой удержал рвущийся из груди стон. Он всегда был привязан к Серёже, сколько помнит себя. Но почему он упустил тот момент, когда привязанность стала чем-то большим? Чем-то похожим на… зависимость? Тягучую и обжигающую, как горячая патока. Болезненную и кажущуюся вечностью, как утреннее похмелье после наполненного дешёвым спиртным вечера. Зависимость от голоса Серёжи. От его чёртовой улыбки и заразительного смеха. От… всего его. От пылающих в закатных лучах кончиков огненных волос до кончиков пальцев на длинных, стройных ногах. Вот и сейчас Олег сидел, не смея шелохнуться, скользя взглядом по худощавой, но уже по-мужски крепкой фигуре Серёжи, которому совсем недавно исполнилось восемнадцать лет. Красивая линия плеч, прямая спина, узкие бёдра, он высок и статен, точно принц. Он добрый, отзывчивый, заботливый, немного ранимый… о его достоинствах Олег мог бы говорить часами. Но до чего же порой невыносимо находиться рядом с Серёжей… и чего стоит это «рядом», если Олег вынужден глушить чувства к нему, забивать их тяжёлым, каменным молотом обратно под рёбра. Но они, подобно изворотливым змеям, всегда находили дорогу обратно, покрывая измученную душу червоточинами, издевательски напоминая — вот они мы, здесь, никуда от тебя не делись, а ты, наивный, думал, что избавишься от нас? «Мы же друзья!» против «Мне мало только дружбы». «Это неправильно!» против «Я хочу его всего». «Забудь!» против «Признайся ему». Сей спор был вечен, как борьба между тьмой и светом. До сего момента Олег находил способы совладать с собой и воззвать к здравому и трезвому рассудку. Но теперь ему казалось, что что-то внутри дало осечку. Идеально отлаженная система пошатнулась, покрылась веером трещин, грозясь вот-вот разлететься в пыль. Он поднял взгляд — Серёжа гладил Джерри, чесал его за ушами, что-то тихо говоря, и Олегу пришлось резко отвернуться. Пальцы сами собой сцепились в замок — больно, до хруста в суставах. Это выше его сил. Он вздрогнул и поёжился, тряхнув головой. Надо что-то делать с собой, это не может продолжаться вечно! — Вечер добрый, — Олег повернулся на знакомый голос — к ним направлялся тот самый строитель, хозяин Джерри. — Развлекаете моего старика? — Какой же он старик, Александр Андреевич? — Сергей поднялся на ноги, похлопав пса напоследок по спине. — Носится, как щенок! — Это ты так на него влияешь, Серёжа, — мужчина подошёл к ребятам. — Когда он дома, может дрыхнуть весь день на своём коврике. Здравствуй, Олег, — он протянул Волкову руку, и тот пожал её, приветственно кивнув. — Как ваши дела, молодёжь? — Сгодится, — пожал плечами Сергей, непринуждённо улыбнувшись. «Говори за себя», — мысленно рыкнул Олег. — В школе перед выпускными экзаменами завал, — продолжал Серёжа. — Боюсь, завтра Джерри будет скучать тут один. — Ничего, он поймёт, — Александр погладил пса по голове, — и будет ждать новых встреч с вами, учёба важнее. Ну, мы пойдём, скоро стемнеет, — он указал на выход с пляжа. — Да, и нам пора, — подал голос Олег, поднимаясь с бревна, — нас могут потерять. — Точно, — спохватился Разумовский. — Татьяна Михайловна… — Бегите, — махнул им на прощание мужчина. — Увидимся! Олег передал Серёже его куртку, не глядя на него. — Спасибо. О-о, беда-а… — протянул Сергей, увидев несколько пропущенных на дисплее телефона. — Татьяна Михайловна будет недовольна, ты знаешь? — усмехнулся он, разворачивая телефон. — Тогда поторопимся, — Олег спешно прошёл мимо, по-прежнему стараясь не смотреть на него. — Идём. Серёжа озадаченно нахмурился, глядя в удаляющуюся спину друга. Что это с Олегом? Почему он так странно себя ведёт? Ладно бы, это была разовая акция, но нет. Вот уже несколько дней с ним… что-то не то. Вроде, не болеет, выглядит вполне здоровым, в школе тоже всё неплохо, ни с кем из ребят не ссорился. Можно было бы предположить, что причина в девушке, но Олег свободен, как птица, причём, давно. И вообще, он ничего и никогда не утаивал от Серёжи, всем делился с ним — разве не так поступают лучшие друзья? Пару недель назад Сергей сделал попытку вывести друга на разговор, но это ни к чему в итоге не привело. Олег с совершенно неубедительной, неискренней улыбкой отшутился, что всё прекрасно, просто предстоящие выпускные экзамены тянут из него последние силы. Ну да, конечно. У него, фактически отличника учёбы, играючи усваивающего любые, даже самые сложные темы — и последние силы на исходе, смотрите-ка. Он никогда не лгал Сергею, но здесь ложью несло за километр. Почему он сказал неправду? Ему есть что скрывать? Надо попробовать поговорить с ним ещё раз, обязательно! Может, случилось что-то серьёзное, и Олег не хочет беспокоить Серёжу? Ну, в целом, это в его духе — стараться сделать всё самостоятельно, никого не обременяя вопросами и проблемами, но Сергей нутром чуял неладное. Решительно одёрнув куртку, юноша поспешил за Олегом. Пока он не будет его беспокоить, но после ужина непременно потребует объяснений, и пусть только попробует соврать! А теперь надо прибавить ходу — их ждут в детдоме. — Господа Волков и Разумовский, — взгляд Татьяны Михайловны, коим она одарила нерадивых гулён, по своей тяжести мог соперничать с железобетонной плитой. — Что скажете в своё оправдание? — Честно — ничего, — Олег положил ладонь на плечо Разумовского, и последний притих, поняв немую просьбу. «Спокойно, я сам разберусь». На миг стало теплее… — Задержались на пляже. Простите, Татьяна Михайловна. Воспитательница вздохнула и покачала головой. А что с ними сделаешь, друзья-неразлучники… — То, что вы уже совершеннолетние, не значит, что вам можно не отвечать на звонки, — сердито произнесла женщина и посторонилась, пропуская молодых людей за порог. — Пока вы живёте здесь, вы — моя ответственность, будьте добры хотя бы иногда проверять свои входящие. — Простите, — виновато проговорил Серёжа. — Мы не специально. — Мойте руки и в столовую, живо, — Татьяна Михайловна подтолкнула их вперёд. — И — да, друзья мои. Ваш сосед Женя сегодня уехал в новую семью, так что временно вы остаётесь в комнате вдвоём. — Поняли-приняли, — Волков покорно склонил черноволосую голову. — Извините ещё раз. — Идите уже, идите. Нам всем пора отдохнуть. Разумовский зашёл в ванную комнату и включил воду, взяв кусок мыла. То, что Женю, бывшего их с Олегом соседом по комнате последний год, усыновили, безусловно, замечательно. И никто не помешает Серёже обстоятельно поговорить с Волковым после отбоя. Чем скорее они покончат с этой неразберихой, тем лучше. *** Акт II В столовой Сергей бросал на Волкова осторожные взгляды исподлобья, стараясь, чтобы он не заметил. Что за дьявольщина? Обычно, Олег был не против поболтать и во время завтрака-обеда-ужина, садился рядом с Серёжей, шутя и смеясь. Но сегодня он сел напротив, делая вид, что так и должно быть. Взор его устремлён исключительно в тарелку — вот обалдеть-то, тарелка ведь не в пример интереснее какого-то там Разумовского! Возмущение нарастало в Серёже, сдавливая лёгкие и мешая дышать. Он всего-то хочет увидеть синие, серьёзные глаза, услышать успокаивающе-низкий голос, разве он много просит? А это сложнее вынести, чем он полагал… обида, непонимание и растерянность клокотали в нём, дико хотелось ударить кулаком по столу, наплевав на то, что у них полный зал свидетелей, и рявкнуть: «Да посмотри же ты на меня, наконец!». Но Олег смотрел то в тарелку, то на столешницу. Расправившись с ужином, Волков молча встал, отнёс пустую тарелку к приёмнику кухни и покинул столовую. Сергей успел заметить, что Олег направился не в сторону комнат, а к выходу. А это что за дела? Куда он намылился? «С меня хватит!», — рыкнул Разумовский про себя и начал жевать активнее. Надо скорее доесть и найти этого загадочника. Спустя час. Планам Сергея пришлось претерпеть изменения, Татьяна Михайловна в качестве наказания задержала юношу в столовой после ужина и дала наказ помочь с уборкой — собрать тарелки и кружки, отнести их на кухню, протереть столы. Отпуская Разумовского, воспитательница попросила передать Олегу, что завтра его очередь, коль ему удалось улизнуть раньше всех. Пообещав передать просьбу дословно, Серёжа быстрым шагом направился в их комнату, но Волков там не обнаружился. Потрясающе… он что, прятаться собрался? Один за другим обитатели детского дома расходились по комнатам, желая друг другу спокойной ночи, в коридорах становилось всё тише и тише, огни гасли, уступая место полумраку. Сергей умылся, почистил зубы и промокнул лицо полотенцем. Так… задача максимум — найти Олега. За то время, что Разумовский помогал трудящимся на кухне женщинам, он успел немного остыть и теперь соображал взвешеннее и спокойнее. Если Олегу приходится нелегко, то агрессивный настрой может заставить его закрыться окончательно. Терпение и такт. Серёжа видел, как Волков идёт к выходу, значит… он где-то на территории, прилегающей к зданию. Вряд ли он рискнёт куда-то уйти на ночь глядя. Впрочем, далеко Сергею идти не пришлось. Олег нашёлся сразу же за входной дверью. Волков стоял на крытом дощатом крыльце, опираясь на перила позади себя. Руки его скрещены на груди, будто он от кого-то защищался. Услышав скрип дверных петель, юноша вскинул голову. Взгляд его был настолько пустым и безразличным, что Разумовский на миг растерялся, адреналин хлынул в кровь. Откуда же ему было знать, что это безразличие — всего лишь маска? — А я тебя потерял, — Серёжа прикрыл за собой дверь и встал рядом с Олегом. — И как ты не мёрзнешь… — он зябко потёр ладонями плечи. — Иди внутрь, раз замёрз. Сергей замер, уставившись на него. Он думал, что успокоился? Хрена с два. Стоило ему услышать холодное, почти грубое «иди внутрь», как тормоза благополучно слетели. — Олег, что происходит? — с нажимом и в лоб спросил Разумовский, упёршись в перила одной рукой. — Что ты имеешь в виду? Глаза Серёжи горели, на щеках вспыхнул румянец возмущения, и Олег видел это, несмотря на ночной мрак. И, проклятие, таким Сергей казался ещё притягательнее… — Ты за идиота меня держишь? — зашипел Разумовский. — Я две недели назад пытался понять, что с тобой. Что ты мне сказал? «Всё нормально, Серёж, я устаю в школе»? — передразнил он Волкова. — Ты думал, я поверю? А сейчас-то что? По-прежнему устаёшь? — Сергей раздражённо вздохнул и отошёл от перил, встав напротив Олега. — Хватит сказки сочинять. И хватит от меня бегать, чтоб тебя! Волков слушал его, не отводя взора от мерцающих гневом глаз. Разумовский сделал паузу, потерев пылающее лицо ладонями. — Почему ты ничего не хочешь мне рассказать, зачем врёшь? Я чем-то тебя обидел? Я же вижу, что-то не так! И я чувствую себя бесполезным, потому что ты перестал делиться со мной тем, что тебя беспокоит! — Не «что», а «кто». — Ты о чём? — непонятливо моргнул Сергей. — Если бы мне было легко объяснить, я бы уже это сделал, — самообладание Волкова улетучивалось с каждой секундой, с каждым сказанным Разумовским словом. — Тогда объясни хоть как, мы никуда не торопимся. Мне не всё равно, неужели непонятно? — Ты меня возненавидишь, если я расскажу. — Олег, — глаза Серёжи изумлённо расширились, — что ты такое говоришь? Как я могу ненавидеть тебя? Ты… я ничего не понимаю! Просто скажи, что у тебя случилось? Ничто не заставит меня отвернуться от тебя. — Уверен? — Абсолютно. Ты — мой единственный близкий человек. Сергей подошёл к нему почти вплотную, положив ладони на плечи, и Олег чуть не взвыл. Разумовский стоял непозволительно близко, Волков ощущал тепло его тела, его запах, видел его обеспокоенное, красивое лицо. Господи, зачем… почему он такой, зачем мучает… — Отойди, — выдохнул Олег. — Почему? Олег, ты… Сергей не успел договорить. Вокруг его талии обвились сильные руки, прижав юношу к горячему телу. Губы Волкова на его губах и подскочившее к горлу сердце. Серёжа судорожно вдохнул, глаза его широко распахнулись, ладони инстинктивно упёрлись в плечи Олега в попытке отстраниться, но он не отпускал. Разумовский испуганно застонал в поцелуй, но это подтолкнуло Олега сильнее сжать его в объятиях. Он не хотел отпускать Сергея, ни за что. Серёжа поражённо замер, позволяя Волкову терзать свои губы в требовательном, отчаянном поцелуе. Его пальцы вцепились в рубашку на спине Волкова, голова шла кругом, деревянный настил крыльца уходил из-под ног. Олег не остановился бы, даже если бы очень захотел. Само осознание того, что Сергей наконец-то в его руках, что он целует желанные, мягкие губы, пусть и не встречая ответа, пьянило сильнее самого крепкого алкоголя. Волков понимал, что может навсегда потерять Разумовского, но он не смог бы молчать и дальше. Понемногу до Серёжи начало доходить, что происходит. Они стоят на крыльце, укрытые ночью от всего мира, Олег прижимает его к себе — настолько крепко, что его сердцебиение отдавалось в груди Сергея. Разумовский ощущал его всем телом, чувствовал, как настойчивы губы Волкова… он понимает, что у него нет сил сопротивляться. Серёжа не считает это неправильным, и в то же время он боролся с собой. Объятия Олега такие надёжные, тёплые — как он сам. Отчего-то ему хотелось ответить на поцелуй, обнять Волкова, зарыться пальцами в его жёсткие волосы, сказать, что всё хорошо, но что-то удерживало Сергея. Зачем Олег так поступает? Неужели это и есть причина его грубой отстранённости и молчания в последние недели? Причина кроется… в Разумовском? Нет? Да? Боги… что между ними творится?! — М-м-м… Олег! — Серёжа упёрся руками в его грудь, разрывая поцелуй и отталкивая друга. Но друга ли? — Да что на тебя нашло? — он прижал дрожащую ладонь к покрасневшим губам и, не дожидаясь ответа, схватился за дверную ручку, чтобы скрыться в тёмных недрах коридоров. Волков лишь грустно усмехнулся, не замечая загнанно стучащего сердца. — Я же предупреждал… — Олег прислонился к стене, ударившись затылком. Он закрывает глаза, его трясёт. Как потерять лучшего друга всего за один вечер? Проще не бывает. Достаточно полюбить его всей своей измученной душой и не найти смелости признаться, чтобы потом каждый день, каждый час сжирать себя изнутри. Вот как приходит конец дружбе, длившейся целое десятилетие. Что им делать — Олег не знал. Едва ли получится притвориться, что ничего не произошло, и всё остаётся по-прежнему. Бред… ничего не будет, как прежде. *** Акт III Неделю спустя. Эти семь дней превратились в ад. И для Серёжи, и для Олега. Они не разговаривали, не желали друг другу доброго утра, в столовой старались не делить одну скамью, а в школе, если была возможность, садились за разные парты. А если всё-таки приходилось провести урок за одной партой, это оборачивалось целым испытанием. Стулья — подальше, взгляды — порознь. Кто-то из ребят осмеливался спросить, а не поссорились ли они, но ответы были весьма уклончивыми и неоднозначными, некогда лучшие друзья всем своим видом показывали, что не стоит заводить разговор на эту тему. При Татьяне Михайловне они ещё старались держаться непринуждённо, чтобы не расстраивать добрую женщину — наверно, получалось сравнительно неплохо, раз она до сих пор ничего не заподозрила. Семь ночей кряду Сергей не мог нормально уснуть. Ворочался, глядел в потолок, изнывал от невысказанной тоски. Он хотел поговорить с Олегом, понять, как им быть… ведь Разумовский дорожил им, был привязан к нему всей душой, чтобы одним движением перечеркнуть всё, что их связывало. Сергей всё бы отдал, чтобы Волков снова посмотрел на него, прикоснулся к нему, обнял… а в памяти мгновенно ожил их поцелуй ночью. Быть может, это нужно и Серёже, хоть он и боится? Не Олега, нет. Он не может бояться Олега. Страх стал порождением его желаний. Легко ли принять осознание, что тот, кто десять лет был твоим близким другом, вдруг пробудил в тебе отнюдь не дружеские чувства? И то, что сделал Олег, действительно испугало Серёжу, ибо в глубине он понимал, что ему нужны не только поцелуи. Что ж, себе он в этом признался. Теперь надо приложить все усилия, чтобы седьмая ночь стала последней ночью без сна. Восьмой день Сергей как-то да выдержал. После школы сходил на пляж, проведал Джерри. Без Олега. Во время ужина решил дать Волкову передышку и сел вообще за противоположный конец стола. Разумовский не увидел, но кожей почувствовал, как Олег проводил его тяжёлым взглядом, в коем угадывалось недоумение. Пусть, пусть малость помучается. Десять часов вечера и отбой. Умыться-почистить зубы, как обычно. Вернуться в комнату, где Олег погасил свет. Вдох-выдох… уговаривать себя успокоиться бесполезно, но Серёже удавалось сохранять внешнюю невозмутимость. А то, что внутри всё перевернулось вверх дном, пожалуй, даже нормально. Сергей подошёл к своей кровати, положил ладонь на холодный металл изголовья. «Ну, давай… вперёд. Перед смертью не надышишься», — мрачно резюмировал он. Шторы на окнах задёрнуты, изнутри их подсвечивала призрачным сиянием луна. Олег лежал на боку, спиной к Разумовскому, укрывшись одеялом до талии. Взгляд Сергея заинтересованно скользнул по плечу и обнажённой спине Волкова, но юноша быстро себя одёрнул. Не стоит тянуть, пора действовать. Серёжа бесшумно приблизился к кровати Олега и опустился на скрипнувший под их общим весом каркас. Волков тотчас распахнул глаза и недоумённо уставился на Разумовского, приподнявшись на локте. — Привет, — вполголоса произнёс Сергей. — Привет, — с недоверчивыми нотками отозвался Олег и, подтянув ноги, сел. — Почему не спишь? — А ты? — повёл плечом Разумовский. — Я всю неделю плохо спал. — Серёж… — Нам надо поговорить. Я устал от этой беготни, понимаешь? Олег смотрит на него. Пристально, испытующе. Но Серёжа выдержал его взгляд, он никуда не уйдёт, пока они с Олегом не придут к итогу, который устроит обоих. — Хорошо. Давай поговорим, — Волков запускает пальцы в волосы и приглаживает их. — Ты начнёшь? Или я? — Значит, тебе всё-таки есть что сказать мне? — Было бы странно, если бы это было не так. — Ладно… тогда давай начну я? Раз уж я пришёл… Волков кивает — у него есть шанс собраться с мыслями. — Не то чтобы я хочу сказать… слишком много, — запинаясь, начал Разумовский. — Но мне без тебя… тяжело. Ты столько лет рядом со мной, и я не задумывался, что станется, если нас вдруг что-то разделит. А то, что произошло тогда… я даже не могу сказать, что жалею, — скромно улыбнулся он, опуская голову. — Но я испугался. Долго не мог успокоиться… — Прости. — Я испугался не тебя. Ненадолго воцарилась тишина. Сергей не знал, что ещё сказать, слова не собирались в цельные фразы, паника сковывала по рукам и ногам. Он не сумел заставить себя посмотреть на Волкова, не видя и не догадываясь, как Олег смотрит сейчас на него. Но и Олегу было не лучше… они сидят на одной кровати, Разумовский так растерян, а Волков до боли в ладонях жаждет прикоснуться к его гладкой коже, сказать, что Серёжа — самый близкий и дорогой ему человек, но язык не слушался. Надо заставить себя сказать что-то, надо… — Серёжа, — Волков поднял было руку, но опустил обратно. Ещё не время… — Я хочу, чтобы ты знал… то, что я сделал тогда… — он раздражённо вздохнул — мнётся, как школьник, сколько можно? — Я правда этого хотел. И я… слишком долго об этом думал. Долго думал о тебе. Мне нужно было сказать раньше, но я боялся. Чёрт, да, я боялся! — выпалил он, и Сергей, повинуясь порыву, накрыл его ладонь своей и опасливо приложил палец к губам. — Чего ты боялся? — шёпотом спросил Разумовский. — Что ты не поймёшь. Что ты отвернёшься от меня, а этого я бы не перенёс. — Но разве то, что я сейчас сижу с тобой… тебе ни о чём не говорит? — голос Сергея стал хриплым. — Не знаю. Я уже ничего не понимаю, я запутался. — Тогда… Серёжа на секунду закрывает глаза и, без жалости наступая на горло последнему страху, придвигается ближе к Волкову. Ближе некуда… — Поцелуй меня ещё раз, — не помня себя от волнения, попросил Сергей. — Пожалуйста. Олег не поверил услышанному. Всё вокруг исчезло. Он видел одного Разумовского, его блестящие от волнительного предвкушения глаза, слышал, как сбивчиво он дышит. И он сам просит Олега поцеловать его… это ведь не сон? И, чтобы удостовериться в реальности происходящего, Волков медленно протянул ладонь к лицу Сергея. Дотронуться кончиками пальцев до белой кожи, трепетно провести по скуле, щеке, спустившись к подбородку и приподняв лицо Серёжи к себе. Разумовский не отпрянул. Не оттолкнул его и не попросил прекратить. Он просто смотрел в глаза Олега, ожидая желанного продолжения. И никакой грубости, как в первый раз… Волков подался вперёд, смыкая руки вокруг талии Сергея, бережно коснулся его губ своими, услышав тихий вздох. Они боялись своих чувств. Слишком стремительно они разгорались, незаметно забирая власть и над телом, и над душой. Но противиться этому не было ни сил, ни желания. Особенно сейчас, когда Серёжа приоткрыл губы, отвечая на пронизанный безыскусной нежностью поцелуй. Осмелев, Разумовский обнял Олега за плечи и прижался к его груди. Лишь сейчас он вспомнил, что Волков наполовину обнажён, торс его не прикрыт футболкой. Его потрясающий, подтянутый торс, руки с в меру мускулистыми плечами и широкими ладонями… и эти руки обнимали Сергея, делясь с ним жаром и заставляя изнывать в предвкушении. Объятия — сильнее, поцелуи — смелее. Ладони Серёжи блуждают по спине Олега, пальцы по одному считают позвонки, поднимаются выше, к волосам, играясь с чёрными прядями. Прикосновения на грани, от которых кожа Волкова покрывается мурашками, а в низу живота сворачивается мучительное томление. Знал ли Разумовский, что он делает с Олегом? И, как ответ на невысказанный вопрос, Серёжа отстраняется от него, прокладывая цепочку поцелуев по щеке, подбородку и спускаясь к шее с бьющейся артерией. Его ласки немного неловкие, осторожные, но он старался, и Волков чувствовал это… он знал, что у Серёжи никого не было до него. Может, это даже его первый поцелуй. Нет, то, что случилось на крыльце, не в счёт! Разумовский приподнялся и, убрав одеяло, оседлал бёдра Олега. Волков стиснул зубы, ощутив, как напряжённый член Серёжи тесно прижался к его плоти. И, будто этого было мало, Сергей изогнулся в руках Олега, вновь задев давно твёрдый член, и Волков уткнулся лбом в ключицу истязателя. Это невыносимо… — Серёж… Серёжа, стой, — он изнывал от пульсации в паху и ласкающих его шею прикосновений влажных губ. — Подожди, умоляю. — Что такое? — Разумовский недовольно посмотрел на него. — Мне трудно сдерживаться, когда ты так близко, — Олег вымученно улыбнулся, увидев сердито нахмуренные брови. — Ты… меня не щадишь. — Понимаю, — Серёжа виновато опустил взгляд. — Мне тоже… сложно. Чёрт! — он мотнул головой, заливаясь краской. — Я не хочу останавливаться. Но… мне страшно. Олег рвано выдыхает, прижимаясь щекой к щеке Сергея и успокаивающе гладя его по плечам. — Мы можем попробовать по-другому. — Как? — Вот так, — Волков подхватил его под коленом и перевернулся, уложив Разумовского на спину и оказавшись сверху. — Не бойся, — невесомый поцелуй в кончик носа, щеку. — Я понимаю, ты не готов. Просто… доверишься мне? — Д-да, — Серёжа нервно сглотнул, не отводя взгляда от потемневших глаз Олега. — Я хочу, чтобы тебе было хорошо, — прошептал Волков в его губы. — Я сейчас с ума сойду… — Думаешь, мне лучше? Олег положил ладонь на грудь Сергея — такую горячую! — провёл вниз, задержался на плоском животе… и пальцы накрыли возбуждённый ствол, огладив его по всей длине через бельё. — Олег… — тихо простонал Серёжа, впиваясь ногтями в его спину. — Тебе нравится, когда я делаю так? — Волков нырнул ладонью под ткань, окольцевав член и проведя по нему вверх, затем вниз. И ещё раз… Разумовского мелко колотило. Он не ответил — лишь кивнул, сосредоточившись на том, что с ним творили руки Олега. — Значит, так и продолжим, — Волков стиснул его в объятиях, возвращаясь к пленительным губам. Он целовал Сергея, уже не боясь испугать его, слегка покусывал его губы и гладил стройные бёдра. Осталось убрать последнюю преграду — снять мешающую одежду. Олег сел на колени и потянулся к краям футболки Серёжи. Юноша поднял руки, помогая раздеть сначала себя, а затем и Волкова, в четыре руки управятся живее, Разумовский не хотел надолго отпускать его. Сергей не сдержал стона, когда Олег полностью опустился на его дрожащее тело. Это так невероятно хорошо, когда можно чувствовать друг друга кожей… и Волков смог дать страсти волю, ведь и Серёжа стал смелее. Оставить несколько алых отметин на белой шее — ты мой! — и покрыть поцелуями скульптурные ключицы, грудь, провести языком по затвердевшим соскам, отчего Серёжу подбросило под Олегом. А Волков запоминал каждую его реакцию, уделяя больше внимания самым восприимчивым к ласкам зонам. — Ты такой чувствительный, — тихо проговорил Олег, целуя подрагивающий живот и рёбра. — Мне нравится. — Перестань… — Сергей стыдливо прикусил губу и вжался затылком в подушку. — Не могу. Ты прекрасен, и ты должен знать это. Волков спустился ниже и без предупреждения полностью вобрал в рот член Разумовского. — Олег! — Серёжа зажмурился и зажал рот ладонью, глуша громкий стон. — Что же ты делаешь… Волков не стал отказывать себе в удовольствии, терзая плоть Сергея. Он старательно вбирал ствол как можно глубже, водил по открывшейся головке языком, теребя её и обводя кругом. А то, как сдавленно стонал Разумовский, как извивался, царапая простынь под собой, было самой сладкой наградой для Олега. Губы Волкова заскользили по члену быстрее, язык повторял рисунок вен, он помогал себе рукой, крепко сжав ствол у основания и почти доведя Сергея до безумия. Серёжа протянул руки вниз, зарывшись в волосы Олега и прогнувшись в пояснице, хватая воздух крупными глотками и мечась по кровати. Неужели Волков делает это с ним, доводя до полного исступления и неконтролируемых судорог? Олег — причина раздирающего Серёжу на части наслаждения, причина его хриплых стонов и искусанных губ. Но Волков и не думал щадить свою жертву, упиваясь её мучениями и надрывно-умоляющим «Олег…». Он и представить не мог, насколько красиво звучит его имя из уст Сергея. — Постой, — пробормотал Разумовский. — Олег, подожди. Волков послушно остановился, хотя и не понимал, что заставило Серёжу прервать его в такой момент. — Я тоже хочу… попробовать кое-что, — Сергей сел и потянул его на себя. — Ложись. Олег не мог отказать ему. Он лёг на спину, и Разумовский перекинул ногу через его бёдра, устраиваясь поудобнее. — Нечестно, если всё достанется только мне, — Серёжа пальцем прочертил дорожку от кадыка Олега к низу его живота. — Я хочу, чтобы и тебе было хорошо. Волков не успел осмыслить слова Сергея, задохнувшись и вздрогнув всем телом. Разумовский тесно прижал их члены друг к другу, обхватив их ладонью. — Помоги мне, — он взял Олега за запястье и положил его ладонь поверх своей. Шумно выдохнув, Сергей упёрся второй ладонью в грудь Волкова, начиная ласкать их вместе. Олег не ожидал такой смелости от неискушённого Серёжи, но то, что Разумовский творил с ним, напрочь сносило голову. Он не смел отрывать взгляда от Сергея, жадно наблюдая за каждым его движением, за тем, как их сцепленные ладони двигаются вместе… сплетённое с чувственностью и болью наслаждение — такое с Олегом впервые. Серёжа не делал ничего такого особенного, что могло бы по-настоящему удивить, но он был искренен в каждом своём порыве, движении, слове. Это просто он, и Волкову этого достаточно. В этом и сокрыта тайна, почему Олег ни с кем не испытывал подобного. Ему отчаянно хотелось продлить эти мгновения, но тело жёстко сказало «нет!», ярко и бурно реагируя на близость Серёжи. Он не выдержит и минуты. — Серёж, — зашипел Волков, — я сейчас… — Я тоже, — задыхаясь, ответил Сергей. И, добивая изнемогающего от жара Олега, он сжал пальцы крепче, выбивая первый крик. Волков спешно накрывает свои губы ладонью, чтобы его стоны не разбудили всех вокруг. Разумовский стискивает зубы, последние резкие движения — на пальцы и живот Олега выплёскиваются обжигающие капли. Серёжа не отпускает их, продлевая агонию, пока оба не затихают, часто дыша. Сергей измождённо согнул спину, упёршись руками в матрас под ними, и опустил голову. Как же трудно отдышаться… трудно поверить в то, что они сделали. Но это было прекрасно. Это было… правильно. У Разумовского не осталось сил, чтобы подняться и лечь рядом. А Олег, наверно, тоже устал. Но Волков, будто прочитав его мысли, медленно поднялся, оказавшись с Серёжей лицом к лицу. — Что? — почти беззвучно проговорил Сергей, стыдясь испытующе-прямого взгляда Олега. Не отвечая, Волков просто крепко обнял Разумовского. Одно объятие, стоившее миллиона слов и самых пышных фраз. Серёжа обнимает его в ответ и прижимается щекой к тёплому плечу, прочитав немое послание в молчании. Никому, кроме Олега, он бы не позволил прикоснуться к себе. Никому бы не позволил себя поцеловать. Всё так, как и должно быть. Конец всем метаниям и выжимающим до последней капли «а если он не поймёт?». И годы ожидания того стоили. — Серёж, я… — И я. Мало сказанного, спрятанного в скупых обрывках слов, но большего не надо. Всё, что им нужно знать, осталось в переплетении рук и тихих голосах. А Серёжа знал, что этой ночью он уснёт спокойно, и утром обязательно сядет в столовой рядом с Олегом. И на берег после школы они пойдут вместе, с нетерпением ожидая, когда поблизости не будет лишних глаз, чтобы прижаться друг к другу, спасаясь от порывистого, дующего с залива ветра. Разумовский был прав. Восьмая ночь стала спасением.