restraint

ланга впервые что-то чувствует после смерти отца, когда рэки наклоняется над ним, лежащим на асфальте и кривящим брови от боли после очередного неудачного падения. рэки улыбается ярко-ярко, — он по-другому и не умеет — а ветер треплет его непослушные рыжие волосы. рэки рассказывает ему что-то восторженно, наверняка хвалит за безуспешные попытки — лангу всегда удивляло то, как рэки хвалил его даже тогда, когда ничего не получалось — и тянет лангу за раненые ладони вверх, из-за чего последний шипит, но тут же осекается, когда рэки вдруг невесомо гладит его царапины пальцами, прежде чем отпустить руки хасэгавы, чтобы достать очередную пачку пластырей, которыми обклеен чуть ли не каждый участок тела ланги. у рэки руки мягкие-мягкие, не смотря на то, что он в свое время часто падал, а последние месяцы трудится над новыми досками. ланга ловит себя на мысли, что ему ужасно хочется поцеловать каждый неосторожно оставленный шрам на ладонях рэки. в сознании сразу же мелькает картинка того, как очаровательно покраснел бы рэки от внимания такого холодного на первый взгляд ланги. хасэгава, может, и прожил почти всю жизнь в канаде, но он отнюдь не ледяной мальчик. он просто хорошо скрывается. рядом с рэки скрываться не получается совсем; особенно когда он своими тонкими пальцами бережно промывает царапины ланги и дует на ранки, склоняясь над руками хасэгавы низко-низко. ланга видит только макушку рэки и кончики его чуть покрасневших ушей и чувствует, как громко стучит собственное сердце. он долго будет думать, что же заставляет его быть таким счастливым; к ответу он придет только спустя несколько соревнований с адамом. и это совсем не веселье: рядом с рэки ланге не весело. ланге только беспокойно немного, потому что рэки, на самом деле, слишком чудесный и потрясающий для этого мира, и хасэгаве иногда не верится, что он может находиться рядом с таким человеком. — вот, — неожиданно говорит рэки, заставляя хасэгаву вынырнуть из своих мыслей. он в последний раз оглаживает чужие пальцы в пластырях и отпускает руки ланги. — спасибо, — тихо благодарит хасэгава, по-прежнему ощущая призрачные прикосновения рэки, — мне приятно, что ты обо мне заботишься, — вдруг говорит он и молится о том, чтобы румянец не залил его щеки. впрочем, с этой задачей успешно справляется рэки. — ну тебя! — громко возмущается киан, смущенно отворачиваясь и давая ланге шанс лицезреть свои красные уши. хасэгава, кажется, впервые улыбается после смерти отца и даже не удивляется тому, что причиной этому стал рэки. а потом они сближаются — резко и неожиданно — и ланга учится различать в чужой вечной улыбке и грусть, и усталость, и сомнения. рэки эмоционально незрелый и любит прятаться за маской вечно веселого мальчика, и ланга не знает, как эту маску с него снять; рэки не хочет казаться слабым — только не рядом с лангой — но последний учит его и этому. он всячески дает киану понять, что его не волнуют ошибки рэки — он ему нравится и таким: взбалмошным, слишком эмоциональным и наивно-добрым. но это не спасает их от ссоры: ланга со страхом вспоминает те несколько недель, когда рэки закрылся в себе и не рассказывал никому о своих чувствах и эмоциях. хасэгава тогда почти был уверен в том, что потерял друга, и — самое жуткое — совершенно не знал, как это исправить. его будто вновь вернули в те первые месяцы после смерти отца, но сейчас это всё ощущалось ещё хуже, потому что если с фактом гибели папы ничего сделать было нельзя, то до киана в теории можно было достучаться. у ланги были возможности поговорить, обсудить то, что так тревожило рэки, но последний упорно прятался и избегал его. ланга ощущал себя бессильным, и это было хуже всего. а потом рэки возвращается к нему: приходит сам на их любимое место, но, обычно разговорчивый, не находит слов и молча, виновато смотрит на лангу. он причитает что-то себе под нос, а хасэгава думает только о том, какой же рэки красивый в лучах закатного солнца, и как приятно было бы зарыться пальцами в эти рыжие непослушные волосы. ланге почти стыдно за свои мысли, особенно когда рэки смотрит на него взглядом побитой собаки и ждет хоть каких-то слов. ланга позорно избегает своих чувств и предлагает киану покататься; тот радостно соглашается и больше не пытается угнаться за лангой, катаясь в своё удовольствие. наблюдать за таким рэки — слишком для хасэгавы; он чувствует, как бешено колотится сердце, когда рэки проезжает мимо него, улыбаясь ярко-ярко. ланга засматривается на киана, когда ловит ответный взгляд карих глаз, и падает со скейта так неудачно, будто не он пятнадцать лет катался на сноуборде. рэки смеется заливисто и подъезжает к обреченно лежащему на спине ланге, падая на колени и позволяя доске отъехать куда-то в сторону. хасэгава мгновенно забывает о, кажется, поврежденной лодыжке, как только неосторожно засматривается на яркую улыбку и заметные гусиные лапки возле глаз. рэки хихикает и склоняется над лицом ланги низко-низко, хитро улыбаясь. — собрался победить адама и вот так падаешь со скейта? — лицо у киана донельзя довольное, и ланга еле сдерживается, чтобы не поцеловать его, такого неземного в лучах закатного солнца. в глазах у рэки щемящая нежность и такое обожание, что хасэгава на секунду перестает дышать. что же ты со мной творишь, думает он и подтягивается на руках осторожно, чтобы приблизиться к рэки и положить ему голову на колени. киан не протестует, только улыбается теперь смущенно и привычно отворачивается, чтобы ланга не заметил румянец на его щеках. но хасэгава, конечно же, всё замечает, но не говорит ничего; он закрывает глаза и удобнее устраивается на чужих натренированных бёдрах, стараясь не думать о том, какие чувства сейчас испытывает рэки: ланга не особо тактильный, поэтому каждое его такое проявление эмоций заставляет киана одновременно радоваться и смущаться излишнему вниманию к своей персоне. ланга вслушивается в шум моря, которое отблескивает в пятидесяти метрах от них под лучами теплого летнего солнца, а потом вдруг ощущает в своих волосах чужие пальцы и напрягается. рэки, кажется, это чувствует, потому что в следующую секунду пытается отстраниться, но хасэгава подставляется под его прикосновения и вновь расслабляется на коленях киана. тот осторожно проводит тонкими пальцами по светлым волосам ланги, аккуратно расчесывая их, перебирая и заплетая короткие косички. хасэгава почти не дышит: прикосновения рэки такие интимные, что ланге страшно его спугнуть и разрушить момент. киан самозабвенно продолжает перебирать чужие мягкие волосы, иногда чуть царапая отросшими ногтями кожу — но ланге не больно. он готов что угодно потерпеть, если только это позволит ему и дальше лежать на коленях рэки и чувствовать его заботливые пальцы. — ланга? — почти шепотом зовет его вдруг рэки; хасэгава открывает глаза и жмурится от яркого солнца. — да? — отвечает он, смотря на киана снизу вверх; с этого ракурса видны едва заметные шрамы на подбородке и линии челюсти. — прости меня, — говорит рэки и смотрит глаза в глаза виновато, продолжая перебирать пальцами чужие мягкие волосы. — ты не… — начинает ланга, но киан вдруг тянет его за прядь, заставляя замолчать. — я правда виноват, — рэки краснеет, но голову не отворачивает и взгляд не отводит, — мне нужно было честно с тобой поговорить, а не вариться во всём этом в одиночку. — тогда и ты меня прости, — отвечает ланга; рэки недоуменно хмурится, — я должен был проявить к тебе больше внимания, чтобы тебе не было одиноко. рэки улыбается так, будто сейчас заплачет; ланга уже готов выяснять причину чужих слез, как вдруг рэки наклоняется к его лицу, оставляя между ними сантиметров пятнадцать личного пространства. хасэгава задерживает дыхание и рассматривает едва заметные веснушки на чужом лице. — ты удивительный, ланга, — шепчет рэки, а у хасэгавы внутри что-то трескается и ломается от того, с какой любовью и нежностью киан говорит эти слова. — а ты — невозможный, — так же тихо отвечает ланга и улыбается, когда видит привычный румянец на щеках рэки. ему больше всего хочется сцеловать эту яркую улыбку с чужих губ; хасэгава не успевает сдержаться, — можно я..? он осекается и не заканчивает вопрос, но рэки улыбается мягко, оглаживает тонкими пальцами его скулы и спрашивает: — можно ты что? ланга смотрит в чужие карие глаза, вокруг которых много-много маленьких морщинок — рэки слишком много смеется и улыбается — и переводит взгляд на его тонкие губы; вряд ли это ускользнуло от внимательного к деталям рэки, но хасэгава сейчас беспокоится совсем не об этом. — можно я тебя поцелую? — спешно спрашивает ланга и внутри весь сжимается, морально готовясь не только к отрицательному ответу, но и к тому, что ему сейчас врежут за такое. он отчаянно верит в то, что растолковал и понял чрезмерную заботу и внимание со стороны рэки правильно, потому что если нет, то хасэгава не знает, что ему дальше делать. он не хочет терять друга. — нам будет неудобно, — отвечает рэки, но не двигается, давая ланге время обдумать его слова. ланга не сразу понимает, что рэки не сказал «нет». он глупо смотрит на него снизу-вверх и пытается осознать тот факт, что его всё ещё не спихнули с таких удобных колен и не дали по роже пару раз за такие предложения. хасэгава вновь прокручивает ответ киана в своей голове, и тогда его накрывает пониманием. рэки тихо смеётся, замечая озадаченность на чужом лице, и приглаживает волосы ланги в последний раз, прежде чем убрать руки. хасэгава, на удивление, намек понимает и садится в позу лотоса напротив киана, забавно хмурясь и явно не до конца веря в реальность ситуации. — ты не шутишь? — недоверчиво спрашивает ланга, но рэки только отрицательно качает головой и выжидающе склоняет голову, не переставая улыбаться. ланга выдыхает нервно и вытирает внезапно вспотевшие ладони о колени. рэки сидит меньше, чем в полуметре от него — хитро улыбающийся, явно ждущий от хасэгавы первого шага. ланга вдруг вспоминает, как отец в детстве учил его стрелять из лука; отпускать стрелу надо на выдохе, расслабляя тело и одновременно напрягая его до предельных возможностей. хасэгава поступает так и сейчас: приближается к рэки резко и на выдохе прижимается к чужим губам; киан улыбается прямо в поцелуй, мгновенно обхватывая узкие плечи ланги руками и удерживая его на месте. хасэгаву откровенно ведёт, потому что целуется рэки так же, как катается: несдержанно и резво, беспорядочно сталкивая их губы, иногда позволяя себе кусаться и тут же зализывать ранки языком. у ланги внутри что-то ломается, когда он вдруг думает о том, как долго рэки этого ждал? но все мысли отходят на второй план, когда рэки вдруг отстраняется и шепчет хитро: — так и будешь сидеть, как истукан? у ланги будто тормоза отказывают; раньше он такое испытывал только на борде и доске. он подается вперед, целуя рэки настойчиво, несдержанно, хватаясь длинными пальцами за чужие худые, но накачанные бедра, сжимает их несильно, но рэки вдруг стонет ему в рот, а потом скользит своим языком между чужих губ и оглаживает им ребристое нёбо. ланге кажется, что он умирает: рэки ведет пальцами вверх и вновь зарывается ими в его волосы, сжимая пряди в попытке оказаться еще ближе к хасэгаве. ланга наконец отпускает себя, он придерживает киана за подбородок одной рукой, а второй оглаживает его тонкую талию, вновь и вновь скользя своим языком по чужому; это похоже на какое-то сумасшествие. рэки опять кусает его за нижнюю губу, ощутимо оттягивая её зубами, и ланга тянет его на себя, падая спиной на асфальт и утягивая киана за собой, не разрывая поцелуй. рэки сидит на его бедрах, взъерошенный и донельзя счастливый и целует лангу вновь и вновь, наслаждаясь ощущением чужой крепкой хватки на своей талии; пальцы ланги то и дело соскальзывают вниз и оглаживают выступающие тазовые косточки, ощутимые даже сквозь ткань спортивных штанов. рэки думает о том, что у него останутся синяки от рук хасэгавы, а потом оставляет свои собственные, вдруг спускаясь к шее ланги и выцеловывая каждый её сантиметр, вслушиваясь в напряженные выдохи, опаляющие его и без того красные уши. — как долго? — вдруг спрашивает рэки, отстраняясь и осматривая результат своей работы: волосы у ланги в полном беспорядке, губы припухли и покраснели, а на шее гордо красуются несколько засосов. — когда впервые тебя на скейте увидел, — шепотом отвечает хасэгава, не видя смысла врать. — а ты? — после того, как ты за меня заступился и примотал скейт к ногам с помощью скотча, — рэки смеется, — ты был тогда неотразим. ланга убирает одну руку с чужих бедер только для того, чтобы заправить выбившуюся прядь рыжих волос за ухо. рэки от его незамысловатых прикосновений буквально млеет и довольно жмурится. — я бесконечно влюблен в тебя, рэки, — неожиданно серьезно говорит ланга и мягко улыбается уголками губ. рэки на выдохе шепчет в чужие губы «я в тебя тоже», прежде чем поцеловать лангу снова.