Стать собой

      Мирно и тихо прошло несколько дней. Тусклое солнце по расписанию поднималось из-за гор и уходило за горизонт, оставляя за собой серо-розовый закат. Оборотни редко выли по ночам, ветер шумел в открытых окнах, засыпая ковры снежинками. В подвалах порыкивали заражённые горничные, переговариваясь друг с другом на несуществующем языке, летучие мыши вновь заселили острые крыши и башни. Замок Димитреску жил своей жизнью, постепенно возвращаясь к первозданному облику величественности и великолепия, и Итан хорошо вписался в эту новую для себя жизнь. Подчистил углы от пыли и мусора, убрал из кухонь ненужные и давно уже испорченные продукты, разгрёб небольшие завалы. И хотя атмосфера не изменилась, место будто приняло его как нового хозяина. Или Уинтерс просто привык. Но факт того, что мужчина прекратил вздрагивать от теней на стенах и пролетающей мимо мушки несомненно радовал пустую душу.       Дел было много, но Уинтерс не хотел долго задерживаться в этом месте. Пусть оно было прекрасно и надёжно, как средневековая крепость, но стены, полные старых картин и зеркал, уже успели впитать в себя жестокость бывших хозяек и страх их жертв. Итан сам был на их месте, был как жертвой, стонущей в углу от ранений и каждую минуту ждущей смерти, так и убийцей, стремящимся перерезать глотку любому, кто встанет на пути. Потому замок вызывал только плохие ассоциации, хоть он и разучился теперь бояться, заменив страх на хладнокровие, а боль - на мощь и силу.       Пусть место и признало его, идеалом всё же нынешний Итан считал небольшой дом где-нибудь в лесу или в горах. Доступность всей деревни, ресурсы, товарищи по несчастью, пусть даже мохнатые и громкие. Что ещё нужно опасному бесконтрольному биологическому оружию, кроме покоя и стабильной связи с "местом силы"? Когда-нибудь он воплотит это в жизнь.       Питаться особо не нужно, уже как несколько дней организм молчал, разве что вино из крови девственниц пришлось Уинтерсу по вкусу. Нет, не Уинтерсу... Тому, что поселилось глубоко внутри него. Но пора бы уже перестать разделять себя и Мегамицелий.       А Карл... А что Карл? Теперь он свободен и волен идти туда, куда пожелает. То, что Уинтерс вернул Гейзенберга к жизни, ещё не значит, что тот ему что-то должен. Это было из эгоистичного желания иметь рядом хоть одного живого и здравомыслящего собеседника, так убеждал себя Итан.       Помнил ли он, что такое эгоизм? Что-то приятное, что периодически нужно удовлетворять, иначе оно выйдет из под контроля. То, что порой приглушает даже голос совести. Но было ли эгоизмом то, что мужчина спас инженера? Тогда в груди потеплело, сердце слегка сбилось с ритма, и до сих пор бьётся как-то неровно в присутствии Карла. Пусть они почти не разговаривают, но рядом с ним Итану комфортно. Эгоизм? Или что-то другое?       Итан сам себя не понимал. Эвелина, передавая волю Мицелия, говорила, что чувства будут возвращаться постепенно, в зависимости от их силы. Сначала в меньшей степени, но под конец они будут ощущаться так же ярко, как и до становления Носителем. Так почему в последнее время всё нахлынуло разом? Это и есть человеческая суть - вечно разрываться под натиском противоречий эмоционального диапазона? Чувствовать одновременно холодное презрение и кровавую жажду мести, желание помочь и ярую злость? Как Уинтерс справлялся с этим раньше? Как не сошёл с ума ещё тогда?

***

      По вечерам всегда становится холоднее, будь это жаркое лето или холодная зима. Этот закон работал даже в столь отдалённом от людей месте. Пока Итан шаманил над камином, Гейзенберг пытался откопать на книжных полках хоть что-то стоящее. В замке была большая библиотека, но Карлу больше приглянулся высокий шкаф в главной гостиной.       Теперь, когда мужчина уже мог беспрепятственно вставать на ноги, Итан почти перестал опекать Карла по его же просьбе. Ну как по просьбе... Скорее по требованию. Такого отборного мата благородные стены дома Димитреску ещё не слышали. Уинтерс с самого начала знал, что не стоит ждать отдачи - Гейзенберг, наверно, просто не способен к подобному. Но, пусть мужчина и не говорил "спасибо", Итан сам понимал, что тот действительно благодарен.       - Как тебе это вообще удалось?       Через несколько минут Гейзенберг уже сидел в глубоком бордовом кресле напротив камина и пил любимое вино Альсины. Его раны почти заросли, тело обрело изначальный вид, даже одежда, казалось, была почти идентична прежней. А где мужчина раздобыл такие же очки в замке аристократов Уинтерсу даже гадать не хотелось.       - Ты про что? - поинтересовался в ответ блондин, высматривая в огне камина хвосты саламандр.       - Воскресить меня. Я ведь умер. Так как? - пальцы без привычных кожаных перчаток потянулись к карману, вытаскивая зажигалку и портсигар.       Карл закурил. Его вид, без всего этого окружающего железа завода, такой уютный и даже домашний, снова и снова зажигал в холодной и пустой душе Итана тепло.       - Жажда свободы. - как нечто очевидное произнёс Уинтерс, плюхнувшись в кресло рядом.       - Хоть отбавляй, только при чём здесь она?       - Ты не понял. Ты весь состоишь из неё, не можешь без неё, свобода есть твоя суть. - сейчас Итан хотел быть искренним, - Когда я вспомнил твои глаза, Карл, я осознал, чего на самом деле ты хотел от меня.       Гейзенберг усмехнулся так, как может только человек, потерявший в этой жизни всё и неожиданно получивший второй шанс, когда уже смирился с концом. Затяжка вышла глубокой, дым вылетал медленно через приоткрытые тонкие губы.       - И чего же?       - Понимания. Поддержки. - выдохнул Итан, прикрыв глаза.       - Наверно, ты что-то перепутал. Понимание? Не смеши меня! Я всю жизнь был один, прекрасно сам со всем справлялся, так зачем бы мне оно понадобилось?       "Злится. - подумал Итан, - Злится потому, что я прав."       Рука с сигарой нервно дернулась, когда Гейзенберг поймал взгляд Итана, направленный на шрамы на его лице. Они были тонкими, даже аккуратными, по сравнению с теми, которые остались после манипуляций Уинтерса. Льдистые глаза упёрлись в тёмные очки.       - Это звучало бы убедительнее, если бы ты сам в это верил. У меня нет эмоций, Карл, но твои я ощутил почти в полной мере, потому и смог спасти. Теперь спаси сам себя от оков, в которых жил многие годы. Ты же хотел свободы? В твоём распоряжении весь мир.       Итан вздохнул и откинулся на спинку так, как часто теперь делал. Подобное положение тела расслабляло, давало прислушаться к спящей внутри силе. От мысли, что инженер в любой момент может уйти, внезапно стало грустно.       - Что ты хочешь этим сказать? - Гейзенберг внимательно следил за эмоциями, что тенью проскальзывали в задумчивых глазах Итана, сигара почти подошла к концу.       - Ничего. Это всего лишь моё желание сделать последнее хорошее дело в своей бестолковой жизни.       - За этим ты вытащил меня с того света? Моя жизнь и без того была дерьмом, но ты эгоистично не дал мне даже нормально умереть. - Карл сжал ладонями подлокотники, почти порвав пальцами бархатную ткань.       Наступило молчание. Итан не знал, что сказать разбушевавшемуся инженеру, долгое время страдающему от одиночества среди груды металла. Уинтерс знал, что значит это слово, это чувство. Сидя в зале замка несколько дней назад, когда единственным собеседником ему был плод вездесущего разума Мегамицелия, Эвелина, мужчина ощущал пустоту, и она давила на него изнутри.       Похожим же оттенком была пропитана его реальность после внезапного исчезновения Мии. Но тогда это чувство не ощущалось так остро. Он когда-нибудь любил её? Так почему под конец смирился с её потерей? Ведь даже в моменты битв он думал только о том, чтобы спасти дочь.       Нет... Мысли о Гейзенберге тоже проскальзывали, хоть и не надолго. О том, что сможет отомстить за него, исполнить его отчаянное желание, пусть даже посмертно.       - Когда я душил Миранду, перед глазами стояли мои последние воспоминания из человеческой жизни. Улыбающееся и светлое лицо моей Розы, лежащей на руках у матери. Мощное похлопывание по плечу от Криса, когда все пули, выпущенные мной, прилетели ровно в цель. И твои глаза с искрящейся в них надеждой... - Итан посмотрел на Гейзенберга, внимательно его слушающего, - И когда я узнал, что тебя можно спасти, я решил, что сделаю это, как бы трудно мне ни было. Я хотел дать тебе свободу.       Закончив маленькое откровение, Итан молча уставился в камин. Огонь напомнил ему, как догорали останки завода Карла после взрыва, устроенного Редфилдом. Что-то ёкнуло глубоко внутри.       - И зачем ты мне это рассказал? Ждёшь от меня громких слов благодарности и поклона в пол? - ехидно отозвался Гейзенберг, но в голосе и всём его облике уже не было прежней злости, скорее непонимание.       - Больше некому. Пока ты здесь, я расскажу то, что захочешь. Мне уже нечего терять, Карл, у меня просто больше ничего нет.       Мужчина рядом с блондином задумался. Это ведь отличная возможность узнать всё о Мегамицелии, о силе, что сидит внутри Уинтерса, ведь Миранда никогда не раскрывала свои карты. Раньше ему приходилось только догадываться, кем его сделали и что происходит, допытываться самому, по крупицам собирать ответы. Сейчас же появилась такая отличная возможность узнать всё от такого же, как та ведьма, только в своём уме. Но сейчас делать это почему-то не хотелось. Хотелось просто узнать человека, сидящего рядом с ним, возможно, понять его суть.       - И что ты чувствуешь сейчас, после всего? Усталость? Злость? - тихо спросил будто в пустоту Гейзенберг.       Но Итан услышал. Прислушавшись к себе, он принялся прогонять в голове моменты прощания с дочерью, с верным другом, убийство Матери Миранды, Лордов, спасение Карла. Печаль, удовлетворение, тепло. Разные эмоции смешались в ком, но дальше мозга он их не пустил.       - Ничего. - безразлично ответил Уинтерс.       Но Карл по глазам понял, что тот соврал.

***

      В сокровищнице Димитреску, путь в которую Итан нашёл не с первого раза, лежало много бесхозных вещей. Расписные шкатулки, сундуки с каменьями всех мастей и цен, дорогие кубки под вина, ткани и платья, золото и венцы. Одни только украшения могли бы стоить целое состояние, а пылятся здесь уже чёрт знает сколько лет. Этим и решил воспользоваться мужчина.       Кто, как не Герцог, мог знать цену столь редким вещам, потому вскоре на счету блондина накопилась приличная сумма от продажи этого драгоценного хлама. А за небольшую плату толстяк ещё и продукты поставлял. Откуда в его лавке брались все эти товары, Итан предпочёл не думать. Теперь жить стало ещё немного проще.       Готовить же оказалось не так сложно, если не психовать по малейшему поводу, как он это делал раньше, и не представлять в этот момент содержимое холодильника в доме Бейкеров, которым его пытались накормить. Механическое нарезание даже отвлекало от ненужных мыслей. Итан вспоминал рецепты из блокнота Мии, которые на досуге перечитывал, потому трудностей не было. Кроме одной...       Его воротило. Воротило от всего, что могло бы ранее вызвать жгучий аппетит. Сначала он думал, что окончательно посадил себе желудок или просто отвык, но на вкус все блюда казались не просто пресными, но горькими.       Гейзенберга, который только фыркал и благодарил сквозь сарказм, всё устраивало. Он порой забывал о голоде, так как много времени проводил за переделыванием восточного крыла замка и сборкой невесть чего, но всё же ел, когда ему насильно впихивали в руки тарелку и высокую узорчатую кружку с горячим чаем, найденную среди сокровищ специально для него. И пока инженер трапезничал, Итан перетаскивал, поднимал или выкидывал тяжести, так как трогать что-либо больше 15-20 кг Карлу запрещалось.       Но сам Уинтерс не мог нормально смотреть на еду, хотя странный голод потихоньку напоминал о себе. Когда на пустом месте мужчину вдруг вывернуло густыми чёрно-зелёными сгустками, перемешанными с тёмно-бордовой кровью, Итан решил удалиться в ближайший лес на своеобразную охоту. Предстояло выяснить, что монстру внутри мужчины больше нравится: вино из девственниц или парочка только что освежёванных животных...