1919

Хаотично развешанные старомодные люстры вяло освещали происходящее в заведении мадам Барроу, но, надо сказать, что это самое происходящее и без яркого света отнюдь не могло запомниться чем-то примечательным. Ну, разумеется, мы не имеем в виду краснеющего и забывшего, как дышать, новичка, ввалившегося сюда часом ранее. Он-то избавился от своих страхов и сомнений, стоило жгучей брюнетке подмигнуть ему из конца зала, поманив пальцем. Для него нынешний вечер был крайне занимателен. Но нас этот юноша не интересует. Как и остальных посетителей, для которых визит сюда хоть и являлся побегом от обыденности, все же не был чем-то особенным. Да! В публичном доме джентльмен всегда мог снять маску добродетели, поддавшись своим тайным и порочным желаниям. Правда, временами к мадам Барроу захаживали не только джентльмены. Да что греха таить: джентльменов в 1919-м году по пальцам можно было пересчитать. Одной руки бы хватило, что было до крайности иронично, ведь только ей и располагал высокий темноволосый мужчина, только что появившийся в зале. Он вошел незаметно, таясь сперва в тени, и с интересом старого друга, с которым ты давно не виделся, разглядывал вальяжно прогуливающихся по залу девушек. Он не был в Лондоне много лет, и с каждым разом возвращаясь в родной город, он удивлялся, как быстро бежит здесь время и как сильно меняются люди. Наконец, он сделал шаг вперед, позволяя свету упасть на его лицо, и тут же почувствовал чье-то прикосновение. Симпатичная рыжая девчушка, которой едва ли исполнилось восемнадцать, возникла перед ним словно из воздуха и кокетливо улыбнулась. – Красавчик, не тяни с выбором, – она подмигнула ему, быстро скользнула пальцами по его рукаву и двинулась дальше, но мужчина лишь хмыкнул, удержав ее за талию. – Джеймс Крюк! Звонкий женский голос вспорол воздух, вмиг заставляя игривый шепот работниц мадам Барроу и хриплый гомон завсегдатаев смолкнуть. Джеймс, а это был именно он, посмотрел в сторону, откуда раздался голос, и прищурился, с любопытством разглядывая торопливо приближающуюся к нему незнакомку. – Не узнаете меня, капитан? Конечно не узнаете, столько лет прошло… – молодая женщина остановилась в паре футов от него и лукаво улыбнулась, сверкнув глазами, густо подведенными углем. Светлые локоны были собраны в небрежный узел на затылке, и одна прядка спадала вниз, словно без нее взгляд не скользнул бы ниже, в завлекающе прикрытое легкой блузой декольте. Знакомое чувство предвкушения завладело мужчиной, и он улыбнулся в ответ. – А вы все тот же… – Она одарила недовольным взглядом девушку в его объятиях, и та недовольно фыркнула, поджала пухлые губки и, закатив глаза, ловко выскользнула из его рук, теряясь в полумраке борделя. Тут же женщины заговорили чуть громче, а уже спустя пару секунд гомон возобновился, вытесняя интерес, вызванный маленькой выходкой блондинки. – Подскажите же мне, – мужчина даже не старался скрыть интереса. Он не то чтобы запоминал лица женщин, с которыми спал, но все же не страдал провалами в памяти. А она была слишком молода, чтобы измениться настолько. И неуловимо отличалась от всех работниц этого места. Откуда она его знает? О, если только... – Мне больше нравилось, когда вы носили капитанский камзол, – проведя дрожащими пальцами по лацканам его пальто, произнесла она. – Вы… – О, я смогла вас удивить, не так ли? Мужчина перехватил ее руку и настороженно прищурился. В глазах незнакомки блеснул страх. Одна из девчонок Пэна… но которая? Он и не пытался их запомнить: зачем? Каждый раз новая, и не все переживали путешествие на таинственный остров. Да и ни с одной он не вел бесед, чтобы запомнить. Кроме первой. Неужели… Ну конечно. Девчонка Дарлинг… Та, из-за которой все пошло наперекосяк. Она грустно улыбнулась, словно угадав его мысли. Страх в ее глазах исчез, и Джеймс медленно разжал пальцы, сам удивляясь своей реакции, а в следующую секунду она без предупреждений взяла его за руку, утягивая из зала. Пробираясь вслед за ней по темной лестнице, Джеймс на автомате переставлял ноги, гадая, что и главное как произошло с улыбчивой гордячкой, которую он когда-то давно пытался использовать как приманку для мальчишки Пэна. Жаль, сама она и не думает помочь ему. Не оборачивается даже, только пальцы сжимает все крепче, словно он может испариться. Она почти втолкнула его в какую-то вульгарно обставленную комнатку на третьем этаже, и, торопливо заперев дверь на ключ, принялась ходить по комнате, переставляя предметы и поправляя облупившиеся рамы на стенах. Спустя пару минут она, закончив, наконец, повернулась к мужчине. Освещение здесь было чуть лучше, и когда она подняла на него глаза, Джеймс вдруг понял: она растеряна, и щеки горят так, словно она сейчас вспыхнет. От уверенной соблазнительницы не осталось и следа... Она посмотрела куда-то за его спину и поморщилась. Да ей просто стыдно! Стыдно за пестрый ковер на полу, стыдно за китчевое, отливающее алым покрывало на постели и за заляпанное зеркало. Стыдно за размалеванное лицо и почти не спрятанную за глубоким вырезом грудь. Но откуда это чувство? В месте вроде этого она давно должна была потерять способность испытывать стыд… почему сейчас? Молчание повисло между ними, словно спертый воздух был настолько плотен, что мог выдержать эту гнетущую тишину. – Здесь душно, простите. Откроете окно? – попросила она вдруг. Джеймс еще несколько секунд рассматривал свою старую знакомую, не до конца понимая, о чем она просит, а потом глубоко вздохнул и отвернулся, направившись к занавешенному пыльными шторами окну. – Где ваш крюк? – услышал он, раздвигая шторы. – Я не ношу его в городе: привлекает ненужное внимание. – Думаю, вы привлекаете внимание просто появившись на улице, – он услышал ее мягкие шаги, и повернулся. – Я не знала, что вы бываете в Лондоне… – Не думаю, что вы вообще что-то знаете о моей жизни, – отозвался мужчина, снова всматриваясь в ее лицо. Аккуратный прямой нос, небольшой, но чувственный рот, выразительные глаза, затененные длинными ресницами – в темноте он не мог понять, какого они цвета, но мог поклясться, что они могли соперничать с цветом неба над Неверлэндом в самый страшный шторм. Почему-то это он помнил. Ворвавшийся в окно ветер принялся трепать выпущенные из узла пряди, и она отвела глаза, делая вид, что смотрит на окна соседнего дома. – Вы правы. Но мы здесь не чтобы болтать, не так ли? – она прикусила губу. – В этом я уже не уверен, – вопреки своим словам, он не удержался и все же коснулся пряди волос, спадающей на плечи, и девушка удивленно вздрогнула. – Мне влетит, если я не обслужу вас. – Вам влетит, если я не заплачу, полагаю. Она снова повернулась к мужчине, глаза ее округлились. Совсем по-девичьи, невинно, до странного очаровательно. – Да, пожалуй, но… – За это не переживайте, – он махнул рукой, вытащил пару купюр и небрежно кинул их на столик у окна. Отчего-то больше всего ему хотелось, чтобы девушка просто расслабилась: она была так напряжена, что воздух вокруг нее почти гудел. Странное желание, учитывая цель его визита, и все же отчего-то ему не хотелось, чтобы именно она отдавалась ему только потому что должна. – Как вы попали сюда? Что с вами случилось, мисс Дарлинг? Ее лицо в мгновение превратилось в маску, и она помолчала немного, прежде чем ответить. – Как и со всеми. Со мной случилась война. – Ваши братья? – его голос прозвучал отстраненно. Он подумал, что вот откуда столько новых потерянных мальчишек появилось в Неверлэнде. Он должен был догадаться. – И отец. И мама. Чуть позже. Испанка. Крюк поморщился. – Примите мои соболезнования, – тихо сказал он. Никакие слова здесь не помогут, но отчего-то люди стремились заполнить тишину, неизменно звенящую вокруг после подобных новостей. – Спасибо. – Она попыталась улыбнуться. Он ожидал бы слез, но, видно, она уже выплакала их все. – Я удивилась, увидев вас тут. Да что там, я глазам своим не поверила, – быстро заговорила она, не давая ему возможности себя перебить. – Хотя почему бы и нет? Сама не знаю… Я ведь всегда думала, что вы настоящий злодей. И при этом почти влюбилась в вас. Ну и дурочкой я была! Он посмотрел на нее внимательнее. Ему было почти жаль ее. Эта Дарлинг, сколько бы вреда от нее не было в детстве, не заслужила такого. На секунду ему показалось, что от той девчонки осталась лишь оболочка. Пустая, но не желающая умирать благодаря нелогичному упрямству, которое поддерживало чуть тлеющую искру ее существования. Но что-то в ее глазах заставило его усомниться в этом. – Я не злодей, я всего лишь человек. Обычный человек, не лучше и не хуже других. Девушка кивнула, словно соглашаясь, и торопливо спрятала деньги со столика в складках платья. – Я… – она снова отвела глаза, словно стыдилась сама себя. – Вы уверены, что не хотите…? – А вы хотите этого, Венди? Она дернулась, словно от пощечины. – Анджела. Не зовите меня тем именем! – вскрикнула она, и сразу поникла, затравленно посмотрев на дверь. Никому из работниц мадам Барроу не позволено вести себя с клиентами таким образом. Даже ей. – Родители дали мне три имени, – почти шепотом сказала она. – Та девочка, что вы знали, умерла. Осталась Анджела. – Анджела, – повторил он. – Вам подходит. А третье? – Третье? Что третье? – она словно не поняла вопроса, но потом в глазах проскользнуло понимание. – О… Мойра, – имя соскользнуло с ее губ, как что-то давно потерянное. – Судьба, – вырвалось у Джеймса. – Что? – Мойры, богини Судьбы. Это из греческой мифологии… – Что ж, не очень они благосклонны к своей тезке. – Она горько усмехнулась, а потом снова изменилась в лице, словно проваливаясь в воспоминания. – Мойра значит «возлюбленная». Так говорила мама. – Она отошла к потертому резному будуару, открыла ящичек, достала портсигар – явно мужской, и, торопливо прикурив, затянулась. – Знаете, я сильно похожа на нее. Так все говорили. Я вижу это здесь. – Она ткнула пальцем в зеркало. – Видела… она ускользает. С каждым днем, с каждым новым мужчиной. – Жизнь временами отвратительная штука. И мне жаль, что вам довелось вкусить ее самые горькие плоды. Господь с вами, выкиньте эту дрянь! Он подошел к ней и вырвал дешевую плохо скрученную сигарету из ее пальцев. Его губы скривились, и он заозирался по сторонам, пока наконец не увидел полупустой бокал с янтарной жидкостью, в которую бросил окурок. – Мне казалось, вы курите, – заметила женщина. – Сигары, дорогая, – он брезгливо тряхнул ладонью, и тут же достал свой собственный портсигар из внутреннего кармана. – А не это. Привычным движением он поддел замочек, крышка откинулась. Тонкие женские пальцы заскользили по хрустящей бумаге, и Джеймс даже залюбовался на мгновение, когда она вытянула одну и поднесла ее к носу, вдыхая аромат. – Вы правы, это другое дело, – она благодарно кивнула, когда он помог ей прикурить. – Так о чем мы говорили… ах да! Вы сказали, что… – Мне жаль. – Мне не нужна ваша жалость, – сказала она, выпуская клуб дыма изо рта. – Тогда зачем вы окликнули меня? – спросил мужчина. – Я… – она замялась. Этот вопрос застал ее врасплох, – я не знаю. Увидела вас, стоящего в полумраке… почти такого же, как тогда… О, полжизни прошло. Вы… – она подняла руку и несмело прикоснулась пальцами к его щеке. – Словно кусочек того счастливого времени, когда у меня была семья. Когда я не была одна. Подумать только, там я почти забыла о них! А здесь… здесь я бы все отдала, чтобы избавиться от этой боли. Наверное, мне надо было остаться с вами, когда вы предлагали. – Вы привыкнете к одиночеству, мисс… Анджела. – Он аккуратно убрал ее руку, и, игнорируя ее разочарованный вздох, разжал пальцы. – Я привык. – И сколько вы привыкали? Он не ответил. У нее не было столько времени. И он не мог ей помочь с этим. – Возьмите выходной, – сказал он, выложил на стол еще несколько купюр и, помедлив немного, направился к выходу. – Джеймс! – он остановился, но не обернулся. Хотя что-то в ее голосе заставило его сомневаться в своей решимости уйти прямо сейчас. – Могу я звать вас так? – Разумеется. – Я хочу, чтобы вы знали еще кое-что. – Он не должен был позволять ей себя околдовать. – Меня в дрожь бросает от мысли, что вы были бы здесь с кем-то из этих женщин, а не со мной. – Ревнуете? – едва сдерживаясь, спросил он. – Вы представить не можете, насколько…