Воображаемый друг

- Ты будешь со мной всегда? Все дети задают этот вопрос. Я знаю это. Так же, как то, что нужно на него отвечать. Нельзя лгать, отвечая "да", но и "нет" тоже под запретом. Слишком глубоко можно ранить детское сердце. - До тех пор, пока буду тебе нужен. Вот это правильный ответ. Правильный и правдивый. Ведь каждый занн остается возле ребенка лишь до тех пор, пока он испытывает потребность в воображаемом друге. Рано или поздно такая потребность пропадает. Уходит вместе с золотой порой раннего детства. Или отступает перед друзьями настоящими. Я знаю, что я должен ответить. Но сейчас я смотрю в доверчиво распахнутые синие глаза и молчу. Сережа, Сережа. Ты не похож на других. Уже сейчас - так оглушительно, горько, по-взрослому одинок. В твоем взгляде уже нет детской наивности. Я не застал ее. А может, ее у тебя и вовсе никогда не было. Я медлю с ответом, неторопливо раскрывая крылья. На твоем лице - знакомый восторг. Я знаю, что уже сегодня вечером ты снова возьмешь карандаш и, забившись в угол, туда, где не найдут ни воспитательница, ни недруги, снова начнешь рисовать меня. Мои крылья. Мои глаза. Мою маску, под которой - ты уже это знаешь - можно увидеть что угодно. Но сейчас маска сброшена, ветер забирается в рыжие волосы, холодит лицо. Твоё лицо. Ты завороженно смотришь, укрываясь от ветра под моим черным крылом. Мы будто братья-близнецы. Эта мысль мелькает у нас обоих. И она странно, по-новому приятна. Ты улыбаешься. Я тоже. И сейчас, в эту самую минуту я готов тебе ответить, но ты вдруг вздрагиваешь и поднимаешь голову. К тебе подходит человек в милицейской форме. Как некстати... Досадую, но не исчезаю - остаюсь возле тебя, недодуманной мыслью, криком носящихся над водой чаек, тенью свернувшейся рядом собаки. И думаю о том, что мне предстоит сказать. Я должен уйти от тебя, Сережа. Должен. Так положено. Все мы уходим от одного друга, чтобы обрести нового. Это работа, понимаешь, Сережа, и мы, занны, гордимся ею. Я тоже горжусь. Как горжусь и тобой. Ведь ты мой первый, Сережа. Первый, кто назвал меня другом. Доверил мне свои тайны, мечты, свои радости и свои печали... Хотя, надо признать, последнего было больше всего. Кто ответит, когда твоя боль стала и моей тоже? Когда я впервые захотел сменить свой облик на твой, хотя обычно мы не делаем этого? Когда я понял, что стараюсь не думать о других детях, которые будут после тебя греться под моим крылом? И когда я впервые понял, что далеко не все дети этого достойны? - Тут недавно пожар был. Трое ребят погибли. Ты не видел, как это случилось? Ты смотришь не на милиционера - на меня. Прямо мне в глаза. Я знаю, сейчас ты видишь в моем взгляде всполохи огня. Того огня, который уже погас, оставив после себя только горький едкий запах дыма. - Нет, - отвечаешь ты. Твой голос спокоен. Ведь ты, можно сказать, не соврал. Ты мало что видел, Сережа. Оберегать детей - основная обязанность заннов. Я смотрел твоими глазами, я видел всё, оставив тебе вместо страха и переживаний лишь сладость от свершившейся мести. Милиционер уходит. Ты не оборачиваешься ему вслед, продолжая смотреть на меня. Я улыбаюсь. Мои недавние тревоги и сомнения разлетелись, как клочья того самого дыма на холодном ветру. - Я буду с тобой. Всегда. Даже если скажешь "уходи"... - Не скажу! - мне кажется, что теперь уже ты пытаешься заслонить меня собой, укрывая от всего мира, доказывая, что я твой и только твой. И я верю тебе, Сережа. Верю, что не скажешь. А если даже и скажешь, я всё равно не уйду. По одной простой причине. Идти мне некуда. Никто из заннов не примет, а тем более - не доверит ребенка собрату, осмелившемуся нарушить нашу главную заповедь. Занны не убивают. Они просто не могут этого сделать. Я смог. Ради тебя. Ты - единственное, что осталось у меня, и знаешь что? Я счастлив. Потому что мне не придется уходить. Не придется развлекать и защищать кого-то, кроме тебя. Я буду держаться за тебя, Сережа, и даже если вдруг появится кто-то - при этой мысли даже перья крыльев нехорошо взъерошиваются - кто-то настоящий, я всё равно останусь с тобой. Я умею таиться, умею ждать. Однажды ты сам поймешь, что ближе друг друга у нас нет никого. Ты позовешь меня, а я... Я и не уходил, Сережа. Но всё это будет потом. А пока я смотрю в твои глаза, ловлю там наше общее отражение и произношу - не торжественно, как клятву, а легко и просто, как то, что не требует никаких доказательств, потому что понятно и так: - Я буду с тобой всегда, Сережа. Всю твою жизнь.