Последствия

– Стоп! Было, Илюх, – крикнула Алина, наконец довольная кадром. Шёл двенадцатый час съёмок клипа на нашу новую песню, все устали и еле двигались, но, входя в кадр, мы словно оживали: невозмутимые лица, отточенные движения и максимальный профессионализм. Каждый выкладывался на тысячу процентов, что всегда вызывало у меня восхищение нашей командой, потому что работать на максимум в костюмах, которые мы каждый раз создаём всё абсурднее и абсурднее, невероятно тяжело. Я с жалостью думал о Соне, которая все эти двенадцать часов провела в обтягивающем платье, которое опять натёрло ей кожу на руках и бёдрах, и на каблуках. Нужно будет не забыть сразу после съёмок отвести её к Маше*, чтобы та обработала повреждения какой-то там специальной мазью, быстро заживляющей все подобные ранки и гематомы. Опять ранки и гематомы... Почему каждый раз достаётся именно Соне? Мало того, что на съёмках она то нос ломает, то висит на стене, то ныряет в бассейн в тяжёлом шерстяном костюме собаки, так ей ещё и приходится сниматься в этих жутко неудобных платьях и на высоченных каблуках, компенсирующих её рост. И почему именно её одежда всегда такая некомфортная? Почему именно Соша после каждых съёмок проводит минимум час, обрабатывая все ссадины и натёртости? Это же несправедливо. Именно её нежная кожа вечно страдает, а наша мужская часть коллектива уходит без единого синяка... – Посмотришь? – Голос Алины вернул меня в реальность, и я, легко мотнув головой, вырываясь из своих мыслей, поплёлся к подруге. Быстро просмотрев отснятый материал и убедившись в его достойном качестве, я уже хотел было начать разговор на тему неудобных костюмов Сони, когда заметил, что именно её не хватает в помещении. – А где Соня? – Нахмурившись, поинтересовался я. Пязок быстро окинула взглядом павильон и, убедившись в том, что вокалистки в нём нет, перевела на меня растерянный взгляд. – Я не знаю, но она была здесь до того, как мы начали снимать твои дубли, – хмурясь всё сильнее с каждым словом, произнесла Алина. Она быстро взяла в руки телефон и набрала номер Таюрской. Томительные тридцать секунд, и приговор холодного механического голоса: аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети. – Так, предположим, телефон она отключила на время съёмки, но от этого легче не становится, – взволнованно пробормотала продюсер, вскакивая на ноги. В её руках мгновенно оказался микрофон, разнёсший её голос по павильону: – Кто-нибудь видел Соню? Со всех сторон послышались отрицательные ответы, что лишь усугубило нервное состояние Пязок. Я, хоть и старался не показывать этого, безумно испугался. Мне хватило историй о том, как сумасшедшие фанаты нападали на артистов посреди бела дня или во время съёмок, когда они оставались вне зоны видимости для всей съёмочный группы, которые рассказывала как раз Алина. Паники добавляло и то, что после того, как мы с Ирой обьявили о разводе, что произошло больше года назад, на Соню вылилось такое количество хейта и угроз, что нам долго пришлось отпаивать её успокоительными и проводить длительные беседы с эмоциональной девушкой. – Так, ребята, приостанавливаем съёмку и все идём искать Соню! – Вновь раздался голос Пязок, усиленный микрофоном, отчего я вздрогнул, уже копаясь в собственных мыслях. Алина убрала микрофон и собрала всех вокруг себя, распределяя взволнованных ребят по парам на зоны поиска вокалистки. – Алин, я буду без пары и начну с гримёрок, – быстро бросил я в сторону образовавшейся вокруг продюсера толпы. Не дожидаясь ответа Алины, я вышел из павильона, быстрым шагом направляясь к гримёркам. В голове бушевал чёртов ураган мыслей и эмоций, подсознание рисовало самые мрачные картины возможного исхода этой ситуации. Перегруженная голова начала болезненно пульсировать в такт торопливому стуку каблуков моих лаковых туфель. «Только бы Соша была в порядке...» – крутилась в моей голове мысль, ставшая мантрой. – Соф, ты здесь? – Громко крикнул я, распахивая дверь в гримёрку. Ответом мне послужила тишина. – Соф, прошу тебя, откликнись! – Вновь попытался я, заглядывая под каждый стул, открывая каждую дверь и переворачивая каждый предмет, находящийся в комнате. Но здесь Сони точно не было. Тяжело вздохнув, пытаясь хоть немного успокоить бешеное сердцебиение, я вышел из гримёрки, не обращая внимания на оставленный мной беспорядок. – Где же ты, Соня? – Прошептал я себе под нос, быстро пробегаясь по всем коридорам и заглядывая в каждую дверь. В тот момент, когда я уже совсем отчаялся, распахивая дверь в туалет, моё внимание привлёк тихий звук, доносящийся из дальней туалетной кабинки. – Соф? – Тихо спросил я, медленно приближайся к интересующей меня двери. После того, как мой голос раздался в помещении, эхом отразившись от кафельных стен, звук пропал. Огромная волна радости поднялась откуда-то из желудка, обволакивая каждую клеточку моего тела. Ответа не последовало, но я чувствовал, что за дверью скрывается Соня. Я быстро преодолел расстояние до кабинки и остановился, положив руку на ручку. – Соф, прошу тебя, открой дверь, – мягко попросил я, когда дверь не поддалась. – Илья, всё в порядке, дай мне минуту, – раздался хриплый родной голос, окончательно убедивший меня в моей правоте относительно личности человека по ту сторону двери. – Сош, тебя все уже больше получаса ищут, ты отключила телефон и я слышу, что ты плачешь, – всё так же мягко парировал я, чувствуя, что девушка снова хочет ото всех закрыться. Есть в Соне такая черта: когда ей становится плохо, она не рассказывает нам о своих проблемах и тревогах, боясь нас загрузить, а начинает прятаться и пытаться решить всё самостоятельно. Проблема лишь в том, что зачастую она не справляется, и тогда проблемы наваливаются на неё огромным комом, выбивающим девушку из привычной колеи. В такие моменты Соня из жизнерадостной, вечно позитивной и улыбчивой девушки превращается в опустошённую оболочку, больше похожую на призрака, чем на человека. Мы с ребятами порой успеваем заметить тот момент, когда Соня балансирует на грани этих двух состояний, но не всегда успеваем спасти её от рокового шага в пропасть боли и опустошения. Но сейчас у меня есть шанс это сделать. – Прошу тебя, впусти меня, мы сможем всё решить, – вновь попытался я, чувствуя, как сердце протыкают миллионы маленьких иголочек после каждого тихого всхлипа, доносящегося из-за всё ещё закрытой двери. Осознание того, что какой-то кусок дерева делает меня абсолютно беспомощным, вызывает бешеную ярость, но я не даю ей затопить своё сознание, понимая, что в противном случае я могу не сдержаться и выплеснуть её, напугав Соню. – Соф, мы же вместе, помнишь? Вместе во всём, – практически прошептал я, чувствуя, что если этот маленький козырь не сработает, то я не сдержусь и вынесу противно-белую дверь к чертям. На пару секунд в туалетной комнате повисла идеальная тишина. Я замер, боясь даже дышать. По ту сторону двери, очевидно, замерла и Соня, обдумывая мои слова. Спустя несколько мгновений послышался лёгкий щелчок – она открыла дверь. Я почувствовал себя измученным жаждой зверем, добравшимся до воды. В мгновение ока я распахнул дверь и застыл на месте, поражённо глядя на свою вокалистку: покрасневшее и опухшее от слёз лицо, размазанный макияж, побледневшая кожа и трясущиеся руки. Но самое худшее – бесконечная боль в глазах. Всегда искрящиеся счастьем и позитивом омуты потухли, выражая лишь боль и разбитость. – Боже, Соф... – Я... я... они... – бормотала Соня, не обращая внимания на бегущие по щекам потоки слёз. Я молча шагнул у ней и сжал дрожащее тело в объятиях. Она продолжала несвязно бормотать мне в плечо. Я чувствовал разрастающееся мокрое пятно на своей рубашке, чувствовал как её колотит. Во мне зародился безудержный гнев на того, кто довёл мою Софу до такого состояния. – Дыши глубже, давай, Соф, подышим вместе, – слегка отстранив девушку от себя, мягко сказал я. Она подняла на меня выразительные каре-зелёные глаза, смотрящие с доверием и любовью, граничащими с болью и грустью. Соня прикрыла глаза, пытаясь взять себя в руки. Её грудь медленно вздымалась с каждым глубоким вдохом, коими она пыталась успокоиться. Несколько минут я, держа в руках её миниатюрные ладони, сосредоточенно смотрел на постепенно расслабляющееся лицо Таюрской, в который раз отмечая её невероятную красоту. – Мне нужно позвонить Алине и сказать, что я тебя нашёл, хорошо? – Тихо произнёс я. Широкие ресницы дрогнули, и их обладательница испуганно распахнула глаз. – Не уходи, – хрипло шепнула она, притягивая меня ближе к себе. – Конечно нет, Соня, конечно нет, – успокаивающе погладил я её по голове. Ловко выудив телефон из кармана брюк, я нашёл номер Пязок и нажал на кнопку вызова. Алина мгновенно взяла трубку. – Нашёл? Что с ней? Где она? – Взволнованно тараторила продюсер. – Спокойно, давай по порядку, – улыбнулся я, вновь подмечая материнское отношение Алины к каждому из участников нашего коллектива. – Во-первых, да, нашёл. Во-вторых, она..., – я запнулся, не зная, рассказывать ли Алине о состоянии Сони. Девушка, без слов поняв мои мысли, отрицательно покачала головой. – Она в порядке, просто уснула в гримёрке, а телефон, как мы и подумали, выключила на время съёмок. И, я думаю, на сегодня стоит закончить съёмку, потому что мы все уже никакие, вон Соня аж уснула. Мы же успеем доснять всё завтра? – Да, да, конечно, – отозвалась Пязок. – Мы сегодня сняли практически всё, что было запланировано, завтра спокойно успеем закончить. Ты отвезёшь её домой? – Да, разумеется, – ответил я, сдерживаясь, чтобы не признаться, что уже несколько месяцев дом Сони – это мой дом. – Отлично, тогда до завтра, – завершила диалог Пязок и отключилась. – Вот видишь, родная, всё уладили, – вновь притягивая слегка дрожащее тело Сони к себе, прошептал я. Мои пальцы зарылись в любимые шоколадные локоны, уложенные в сложную причёску, распуская накрученные пряди. Я медленно разобрал конструкцию на голове Таюрской, отмечая то, что помимо жутких нарядов, жалость к ней у меня вызывают и причёски, которые доставляют вокалистке не меньший дискомфорт. С её пухлых губ сорвался лёгкий стон, когда последняя шпилька была аккуратно вынута мною из её густой шевелюры. – Легче? – Спросил я. – Намного, – тихо ответила Соня, сидящая на моих коленях, прижимаясь ко мне всё ближе. Её руки крепко обвили мою шею, ноги, согнутые в коленях, вжимались в мой живот. – Расскажешь, что произошло? – Осторожно поинтересовался я, проводя ладонями до длинным волосам девушки. – Ты будешь смеяться, но всё то же самое, – прошептала девушка в мою ключицу. Я мгновенно напрягся. – Сильно? – Лишь спросил я. Софа в ответ кивнула и с тихим всхлипом вжалась в моё плечо. Я давно сбился со счёта подобным дням, когда моральное состояние уже моей девушки пересекало отметку «катастрофа» после того, как все узнали о моём разводе с женой. Каждый человек в нашей стране посчитал своим долгом написать Софе минимум один комментарий о том, что она разлучница и увела меня из семьи (и это самые мягкие высказывания). Разумеется, Соня не подавала виду и всеми силами удерживала на себе маску спокойной и не обращающей внимания на необъятное количество хейта девушки, и только я знал правду. Только я знал о том, что каждую ночь последние двенадцать месяцев она провела в слезах, возненавидела себя и почти поверила в эти бредни. Светлая и яркая Соня превратилась в сгусток боли и отчаяния. Человек, который всегда улыбался и заливисто смеялся, потускнел и забыл о том, что такое улыбка. Её разбили, сломали и уничтожили. Ни один человек в мире не заслуживает того, что пришлось пережить моей Соне. И самое отвратительное в этой ситуации то, что весь хейт абсолютно несправедлив, потому что мы с Ирой расстались. Не я куда-то ушёл, не она ушла, мы расстались и остались хорошими друзьями. Мы оба имеем право на личную жизнь**. Но почему-то этого никто не понимает. Соня, как и все мои друзья, поддерживала меня. И не было такого, что я, только подписав бумаги о разводе с Ирой, сразу прыгнул к ней в постель. Нет. Между моим разводом и тем моментом, когда я почувствовал к своей напарнице нечто большее, чем просто дружба, прошёл почти год. Но нет, всем плевать на факты, ведь нужно раздуть скандал. И то, что участники этого «скандала» состоят в хороших отношениях, дружат и не имеют никаких претензий друг к другу, никого, к сожалению, не волнует. Как и состояние, до которого довели Соню. Чёрт, почему никто никогда не думает о последствиях своих слов и действий? Они потратили секунд десять, чтобы написать отвратительные вещи, а Софа потратила уже больше года на то, чтобы привести себя в более-менее вменяемое состояние, и под этим подразумевается лишь уменьшение количества истерик с двух-трёх в день до одной. Мне невыносимо смотреть на её заплаканное лицо и потухшие глаза, которые я привык видеть яркими и искрящимися. – Соф, ты помнишь, что мы решили по этому поводу? – заглядывая в покрасневшие от слёз глаза вокалистки, спросил я. Она кивнула. – Умница, скажи вслух. – Похер на всех, – еле слышно пробормотала Соня. – Так не пойдёт, – щёлкнув её по носу, слегка улыбнулся я, – давай громче. – Похер на всех, – уже увереннее сказала она, чуть улыбаясь уголками губ. – Верно. Видишь, ты уже улыбаешься, – не мог не улыбнуться я в ответ на такую приятную перемену в её настроении. – Соф, помни, что всё, что пишут в интернете эти... нелюди – чистейшей воды ложь. – Я аккуратно приподнял её лицо за подбородок, ловя её взгляд. – Я люблю тебя. И пусть обвиняют тебя, меня, нас в чём угодно, то, что я чувствую, не изменится. Мы пройдём через это дерьмо вместе, поняла? – Вместе, – решительно ответила Соня, медленно сокращая расстояние между нашими лицами. – Я люблю тебя, – прошептала она, накрывая мои губы своими. Я почувствовал соль на мягких губах Сони, но это лишь придало поцелую некой контрастности: всегда сладкие губы с солёным привкусом. Мои руки зарылись в её густые волосы, чуть оттягивая пряди – так, как любит именно она. С пухлых губ сорвался довольный стон. – Может, поедем домой? – Нехотя оторвавшись от меня, спросила Соша, вызывающе закусывая губу. – С меня ванна с пеной, с тебя шампанское? – Уточнил я, наизусть помня тонкости нашего ритуала успокоения после подобных срывов, неважно – моих или Сониных. Удивительно, но мы оказались похожи даже в предпочитаемых способах расслабления. – Да. *** Уже ночью, когда Соня спокойно посапывала, закинув на меня руки и ноги, я не мог заснуть, думая о том, как разобраться с тем, во что мы с ней влипли. Ответ пришёл очень неожиданно и показался мне самым верным: а почему бы просто не рассказать всем нашу историю? Да, возможно, на нас выльется только больше хейта, но уже на нас, а не только на Соню. Да и к тому же, точно найдутся адекватные люди, которые поймут и поддержат нас. Я осторожно взял телефон с прикроватной тумбочки и написал смс с одинаковым текстом двум абонентам: Собчак и Поперечному. Четыре слова, которые должны были хоть немного исправить сложившуюся ситуацию: «Мы согласны на интервью».