Ваньнин, тебе больше нечего бояться

      — Учитель! Учитель! — радостный громкий возглас ученика звонко прокатился по пустынной комнате, которая резко противоречила любым представлениям об уюте и комфорте. — Учитель! — настойчиво повторил Мо Жань в попытке привлечь внимание гордого упрямца Чу Ваньнина, одиноко сидевшего на скрипучей кровати и хмуро глядевшего в окно: лучи уходящего закатного солнца разлились по небу красной киноварью. Тонкие губы Юйхэна Ночного неба болезненно поджались и побелели. Внимательный Мо Вэйюй не упускал ни малейшего изменения в выражении лица своего возлюбленного. Он ласково улыбнулся ему, открывая обзору прекрасные ямочки на щеках, и нетерпеливо приблизился к Чу Ваньнину, плавно опускаясь рядом. Упоенный нежностью, смягчающей сердце и наполняющей упоительной сладостью истерзанную душу, Мо Жань аккуратно обвил сильными руками тонкую талию мужчины. Наставник Чу испуганно вздрогнул, ощутив теплое и осторожное прикосновение. Мысли его спутались и вспыхнули стыдом, но лицо смогло сохранить привычные равнодушие и безразличие.       — Что такое? — сдержанно поинтересовался он.       — Я купил отличные одеяла, больше тебе не придется мерзнуть ночью… — довольно проворковал Мо Жань, ближе притягивая к себе Юйхэна, мрачная отстраненность которого обжигала холодом. — В чем дело, Учитель? Ты очень задумчив сегодня…       — Ничего особенного, — сухо отозвался Чу Ваньнин, резко высвобождаясь из крепких объятий и отводя напряженный взгляд. — Я займусь ужином, а ты — уборкой. Прекращай валять дурака, — прохладно добавил он и стремительным резким шагом направился прочь из спальни.       Мо Вэйюй почувствовал себя несправедливо обиженным, однако волнение, прочно засевшее занозой в его сердце, оказалось сильнее. С учителем определенно что-то не так: он задумчив, угрюм и раздражителен. Природное упрямство толкало молодого мужчину на выяснение каждого из обстоятельств, которое поспособствовало ухудшению настроения возлюбленного.       После быстрой небрежной уборки, заключающей в себя перестилку кровати, Мо Жань бросился на кухню и несколько раз навязчиво порывался предоставить свою помощь в приготовлении пищи. Чу Ваньнин, хмуря мечеобразные брови, встречал попытки яростным сопротивлением. Его непреклонность только росла, и ученику пришлось скромно отступить, принимая очередное поражение. Когда ужин был подан к столу, Мо Жань, улыбаясь широко и ясно, попытался увлечь Чу Ваньнина незатейливым разговором, стремясь смягчить его бушующий гнев, опасными всполохами плескавшийся в глубине глаз феникса. Однако и в этот раз строптивая фортуна не благоволила Мо-цзунши, и ему оставалось только теряться в догадках, сосредоточенно раздумывая над возможными причинами.       В последние дни снежные хлопья неумолимо сыпали на землю, образуя белое блестящее покрывало. Холодное время года, пробуждающее поток горестных воспоминаний и рождающее волны мурашек по телу. Чу Ваньнин привычно зарылся в воздушное одеяло, отчаянно надеясь растворить в его приятной теплоте свои нарастающие тревоги и переживания.       — Учитель? — Мо Жань расслабленно ввалился в комнату, потирая полувлажным полотенцем как вороново крыло длинные волосы. — Ну как? Тепло ведь? — ласково проговорил мужчина, лениво укладываясь на кровать и озорно тыкаясь носом в соблазнительный изгиб нежной шеи.       — Да.       — Учитель… Баобэй… Наступил холодный сезон, поэтому позволь согревать тебя этой ночью, — хрипло и интимно шептал Мо-цзунши, обдавая бледную чувствительную кожу своим горячим дыханием, рождавшим жгучее желание в них обоих. Щеки Чу Ваньнина чуть тронул цветом розовый румянец, подобный лепесткам крабовой яблони. Однако бессмертный Бэйдоу не мог позволить себе покориться соблазну. Только не сегодня.       — Одеяла вполне достаточно, я не замерзну в этот раз, — бесстрастно ответил Чу Ваньнин, смущенно отодвигаясь от Мо Жаня и старательно создавая иллюзорную видимость абсолютного спокойствия и холодной рассудительности.              — В таком случае… Спокойной ночи, учитель, — в голосе ученика скользнули едва уловимые разочарованные нотки, умело сокрытые ослепительностью его фирменной улыбки. С тех пор как они стали уединенно проживать вместе, вдалеке от остальных, Мо Вэйюй был внимателен и предупредителен во всем, что касалось Юйхэна. Вина прошлого мертвым грузом висела на нем, невыносимо стягивая шею. Его сокровище отличалось умилительными неопытностью и неловкостью в любовном ремесле, и молодому мужчине только предстояло покончить с неуверенностью, застенчивостью и зажатостью с помощью своей любви и трепетного особенного отношения. Он не давил и не настаивал на близости, сторонился принуждения и грубости.

«— Учитель! Чу Ваньнин! Ваньнин… Прошу, спаси… Я…»

      Чу Ваньнин блуждал во тьме, не разбирая дороги. Слабый угасающий голос ученика, служивший ему путеводной звездой, направлял и уводил все глубже в мрачный лес. Вокруг затаились безликие тени: они тянули безобразные продолговатые длинные лапы и страшно громогласно ревели. Старейшина Чу оставался нем и глух к их жутким стенаниям, движимый только лихорадочным желанием найти и спасти Мо Жаня. Однако ему было невмоготу подавить собственный страх, поселившийся в его сердце и успевший пустить корни. Внезапно раздался зловещий шорох, и Юйхэн, нервно дернувшись, осторожно обернулся на звук. Глаза феникса разверзлись в ужасе и неверии: перед ним тяжело упал на колени Мо Вэйюй, безмерно бледный и истекающий кровью. Количество ран, словно оставленных неведомым зверем, было не счесть. Чу Ваньнин на ватных ногах ринулся вперед, шумно бросаясь на жухлую траву и дрожащими руками хватая лицо ученика.       — Учитель… это вы… я так хотел увидеть вас… в последний раз… — на его губах, блестевших влажным багрянцем, выглянул ободряющий вымученный полумесяц улыбки.       — Подожди, я вылечу твои раны, только потерпи, Мо Жань, мы вернемся на пик Сышэн… — безумно бормотал Юйхэн в некотором оцепенении. — Слышишь?! Мы вернемся на пик Сышэн, не спи, не закрывай глаза, ну же… — Чу Ваньнин судорожно сминал крепкое тело Мо-цзунши и словно в бреду повторял одни те же слова, раз за разом.       — Не вернемся…       — Учитель! Учитель, просыпайся! — Мо Жань яростно тряс дрожащего и плачущего в кошмарном сне Юйхэна. Наконец, он неторопливо раскрыл замутненные покрасневшие в уголках глаза и потеряно глянул по сторонам, в попытке осознать реальность, в которой он пребывал. — Наконец, ты очнулся, — порывисто выдохнул обеспокоенный ученик и заключил Чу Ваньнина в бережные объятия, заботливо устраивая его голову на своем сильном плече.

«Не вернемся…»

      Леденящее душу болезненное сновидение осталось далеко позади, и наставник Чу с упоением вслушивался в мерное дыхание любимого Мо Вэйюя, плотно вжимаясь в его тело, наполненное энергией и жизнью. Липкий страх до сих пор сдавливал грудную клетку, настойчиво и неотступно напоминая о себе, но теперь бояться было нечего.       — В чем дело, баобэй? Что тебе снилось? — успокоительно поглаживая лоснящиеся локоны, участливо спросил ученик. — Как давно ты страдаешь? Ты поэтому был сам не свой весь день?       — Да… Окруженный тенями, во сне ты снова умер, не смог вернуться со мной на пик Сышэн, — едва сдерживая потоки слез, пролепетал Чу Ваньнин, в ту же минуту озлобившись на постыдные жалкость и беспомощность. Он не привык ощущать себя сломленным и беззащитным.       — Тебе не стоит больше переживать. Пока я рядом — ни одно чудовище не сможет до тебя добраться. Ну же, Ваньнин, не плачь, — Мо Жань аккуратно подцепил подушечками огрубевших пальцев подбородок учителя и нежно сцеловал капельки солоноватых слез. Его бархатные губы невесомо касались открытых участков, пока не добрались до сладких уст Чу Ваньнина, увлекая его в продолжительный и чувственный поцелуй.       Зардевшие кончики ушей выдавали смущение Юйхэна, однако он всецелостно и самозабвенно предавался этому сладостному прекрасному мгновению, испытывая блаженное освобождение от тугого узла, сдавившего его грудь.

***

      Чу Ваньнин со сложным выражением делал выверенные штрихи кистью и производил впечатление человека, полностью погруженного мыслями в важное дело. Внешняя строгость и отстраненность вкупе с его белоснежными идеальными одеждами рождали образ неземного небожителя, спустившегося с небес в грешный мир. Снова задумчивый, молчаливый. Вновь подвергся тревогам и в гнетущем предвкушении сна постарался безуспешно занять себя формулированием письма главе ордена медицины.       — Вот ты где, Ваньнин! Этот достопочтенный успел соскучиться по тебе, — вальяжно протянул Тасянь-Цзюнь, с наслаждением потягиваясь и зевая. — Странное дело. Ты не видел этого достопочтенного три дня и совсем не обращаешь на него внимания. Еще и снова подал кашу! — капризно причитал бывший император, дико заскучавший по своему неразговорчивому учителю. — Не можешь же ты быть настолько жестоким.       Чу Ваньнин издал тихий уставший вздох и принялся разминать затекшую кисть. Тасянь-Цзюнь недовольно свел брови и исподлобья уставился на супруга. Он собрал в кулак имеющееся у него терпение и стал выжидать, пока Юйхэн сдастся и, не выдержав длительного испепеляющего мрачного взгляда, обернется, полный гнева и негодования. Только он не спешил следовать коварной задумке ученика, стоявшего позади него и возмущенно сложившего руки.       — У этого достопочтенного осталось не так много времени, так давай проведем его с пользой, — с многозначительной усмешкой отозвался император, наступающий на бессмертных. — Ваньнин, ты не можешь делать вид, будто меня не существует!       — Хм? О чем ты говоришь, Мо Жань? — рассеяно переспросил Чу Ваньнин и одарил Тасянь-цзюня затуманенным взором. — Пора ложиться спать, верно? — бессмертный Бэйдоу, на удивление, выглядел изнеможденным и подавленным, что не могло ни в коем случае остаться незамеченным.       — Верно, — вспыхнув опасной непомерно сильной ревностью к Мо-цзунши, процедил император.       «— От чего же вы с ним так устали?!» — мысленно взревел он.       Тасянь-Цзюнь, снедаемый кипящими злостью и ревностью, сурово глядел в потолок рядом с беспокойно спящим Ваньнином, обыденно сжавшимся калачиком под тяжелым одеялом. Неожиданно он неразборчиво забормотал, и Мо Вэйюй обратился в слух. Он сосредоточенно изучал едва видневшуюся макушку, а затем отчетливо различил шмыганье носом и легкое подрагивание.       — Ваньнин… — неуверенно позвал он, прижимаясь к спине Юйхэна, сквозь сон ощутившего знакомый жар тела и развернувшегося к Тасянь-Цзюню лицом, выражаемым беспощадную муку, близкую к лихорадке. — Все хорошо, иди к этому достопочтенному, он позаботится о твоем сне, — любовно нашептывал император, удобно устраивая супруга на своей полуобнаженной груди, лаская шелк волос и медленно пуская сквозь пальцы успокаивающую духовную энергию.       Кого бы не являл собой Мо Жань — Мо-цзунши или Тасянь-Цзюня — невозможно подвергнуть сомнению его искреннюю чистую любовь и привязанность, тянущуюся незримой красной нитью прямиком из детства. Ваньнину больше не придется спать одному, страдая от бесконечных кошмаров. Мо Вэйюй будет преданно оберегать драгоценный покой своего учителя. Всегда.