Белый, страшный, влюблённый (18+)

Он наказывал Сухо долго, страстно и со вкусом, отвечая на мольбы пожалеть и пощадить его: — Нет, сладкий, ты должен запомнить: ты мой, только мой. Ещё раз посмеешь подумать о смерти, и я тебя затрахаю до смерти, понял? — Да… да… Даа-а-а… О, пожалуйста… Ещё... да-а-а… — Ты сам не знаешь, чего хочешь, Сухо, поэтому... Вот так… так… я буду брать тебя, пока ты не признаешься, что был не прав. — Я не прав… я был не прав… о, пожалуйста… — Что — пожалуйста, сладкий? — Не оста… нав… ли... вай… ся... — Даже и не думал…

***

— Ты так прекрасен, — не открывая глаз, пробормотал чуть позже Сухо, утыкаясь Сехуну в бок. — Ты самый красивый дракон на свете! — А многих ты видел? — хмыкнув, с горьким сомнением спросил Се. — Ты первый... и единственный. Ты у меня во всем — первый, — как-то печально сказал Сухо. — И, наверно, останешься единственным. — Это ты так хвастаешься что ли? — удивился Се. — Тон какой-то… неподходящий. Он перевернулся и подмял под себя юношу, который открыл изумлённо глаза, а потом закатил их и застонал: — Нет, прошу, только не опять! Ты меня и впрямь решил… до смерти? Я не выдержу! — Не ной! — сердито ответил Се. — И смотри мне прямо в глаза, пока я буду говорить, понял? Сухо удивлённо замолчал и, широко раскрыв свои прекрасные наивные глаза – озёра, замер под Сехуном. — Я забираю тебя себе. Сухо было дёрнулся, но Сехун на него так шикнул, что тот, испуганно ойкнув, замолчал. — Я забираю тебя себе на полгода. Чуть позже, ближе к полудню, мы спустимся с тобой в твою долину, ты же оттуда? Сухо кивнул, не отводя изумлённо–испуганных глаз. — Там ты меня отведёшь в свой дом, — торжественно продолжил Сехун, — и я куплю тебя у твоего отчима. — Как… как это — купишь? — растерянно прошептал Сухо. — Я же не вещь. Я — человек… — Я, — внушительно ответил Сехун, — куплю твоё время, эти самые полгода. Ты будешь жить у меня и будешь моим любовником. — Как это? — ещё тише спросил Сухо. — Ты покупаешь меня, как игрушку для своей постели? Внезапно его глаза наполнились слезами, а выражение лица стало таким несчастным, что Сехун растерялся. — Не игрушку, а партнёра! — испуганно–раздражённо вскрикнул он чуть громче, чем хотел. — На полгода? Партнёра для постели на полгода? В тоне омеги было столько тоски, что Се почувствовал себя совсем плохо. Что-то явно шло не так. Он не понимал, почему Сухо это так воспринимает. Разве он не показал омеге, что является достойным партнёром? Не мог он так ошибиться: Сухо стонал и кричал от удовольствия вполне по-настоящему! Да ёлки лесные! Весь плащ, на котором они развлекались, был залит его семенем! Он столько раз кончал, что… Что ему ещё нужно?! — Я не хочу, — сказал Сухо, решительно вытирая безостановочно катящиеся по лицу слёзы. — Слышишь? Отпусти меня. Меня ждут. У меня братья. Я за них отвечаю. И ублажать тебя по щелчку твоих пальцев я ни за что не буду. Я, конечно, уродлив, но я не шлюха. Сехун не собирался отступать, естественно, ни в каком случае, а в самом крайнем был готов применить и силу, труда бы это не составило, потому что подыхать от альфьей тоски он не собирался. Но его задело, что этот нежный цветочек, такой податливый и покорный под ним ещё совсем недавно и стонавший так, что у Се внутри всё переворачивалось, — вдруг решил устроить мятеж. Он сжал Сухо покрепче, потому что тот начал отчаянно выдираться, и молча переждал, пока у омеги не кончились силы и крики и он не понял, что всё бесполезно: из рук дракона ему не вырваться. Ждать пришлось недолго: всё же он знатно поимел омегу недавно, так что сил у того было немного. Когда юноша, наконец, затих и умолк, кусая губы, всхлипывая и шмыгая своим милым носиком, Сехун медленно провёл языком по его щекам, слизывая слёзы. Солёные, приятные, чуть отдающие тем запахом, который сводил с ума Се последние два дня. Сухо вскрикнул и снова дёрнулся, в его глазах была злость и растерянность. — Что такое шлюха? — деловито спросил Сехун, не обращая внимания на эти убийственные взгляды. — Что? — омега явно растерялся. — Ты сказал, что ты не шлюха. Что такое шлюха? — терпеливо повторил дракон. — Ну… кто спит со всеми… за деньги, — смущённо отводя глаза, ответил Сухо. — Ты не знаешь? — А при чём тут ты? — удивился Се. — Ты не хочешь спать со всеми? Хочешь отдельно, что ли? Сухо смотрел на него во все глаза, его губы шевелились, он явно хотел что-то сказать, но не мог от изумления. — Ты, наверно, меня не понял, — снова начал объяснять ему Сехун. — Я не прошу тебя спать со всеми. Я вообще про сон ни слова не говорил! Не хочешь спать — не спи, хотя я не знаю, как ты это сможешь провернуть, но это твоё дело. Мне нужно твоё нежное тело. И твой прекрасный, просто невероятный запах. Они для меня бесценны, на эти полгода точно! Понимаешь? Я просто без них не смогу! — Как же я тебя ненавижу, — внезапно устало сказал Сухо. Из его глаз снова полились слёзы, он зажмурился и прошептал: — Надо было убить меня, когда я просил. Чего тебе стоило? Или тебе доставляет удовольствие меня унижать? Сехун понял, что сходит с ума. Горные козлики, что он делает не так?! Он же сказал всё четко, ясно, честно, выразил восхищение, подчеркнул свои чистые намерения! Всё по книге! Что не так?! Почему сейчас в этих прекрасных глазах такая ярость и ненависть, что он невольно выпустил Сухо из рук. Тот сразу вскочил и прикрылся смятой рубахой Се. — Где моя одежда? — крикнул он дракону. — Отдай! Я ухожу! Се задумался на пару минут, окидывая Сухо взглядом и высчитывая, какая тактика будет здесь самой результативной. Решив, он кивнул на камень, под которым лежала одежонка юноши. Тот быстро оделся и, не сказав ни слова, выскочил из пещеры. Се прислушался. Сухо пошёл по тропе между снеговых топей, вполне безопасной, но длинной. Что же. Посмотрим, кто кого. Добравшись до долины за полчаса, Се узнал на постоялом дворе, расположившемся у окраины, где живёт Сухо. Это оказалось на удивление легко. Трактирщик, владелец постоялого двора и едальни рядом с ним, добродушнейший толстый альфа-человек, сразу понял, о ком речь. — Это один из братцев Ким? — Бэкки, Кёнсу и Сухо, — повторил терпеливо Се и положил на прилавок две золотые монеты. У трактирщика глаза на лоб полезли: видимо, это было очень много, но Сехун не разбирался, поэтому просто сказал: — Расскажи мне о них. Где живут. Что там за отчим. Какова семья вообще. Всё. Увы, ничего радостного он не услышал. Семья Ким была большой: кроме этих детей от первого брака отца, было ещё двое — Гиюн и Гисон, близнецы, родные обоим родителям. Вот им жилось очень неплохо: им наняли учителей, готовили к школе, а потом собирались отправить в столицу. А трое старших, хотя и были сущими мальцами, использовались как прислуга и терпели побои и издевательства со стороны отчима-омеги Ким Судо, в то время как отец был очень занят на службе в городском управлении, а также своими любовными похождениями. На своих старших детей он практически не обращал внимания, полностью оставив их во власти Судо, который мстил бедным ребятишкам за их отца и своего мужа. И особенно доставалось Сухо. Когда ему было лет десять, он мыл окошки в мансарде своего дома и упал оттуда прямо на раскрошившееся стекло. Выжил чудом, потому что зацепился за балкончик и просто неудачно приземлился на стеклянную крошку, порезав себе бока, живот и шею. Вот с тех пор и страдает. На этом месте трактирщик жалостливо вздохнул. Было очевидно, что ему искренне жаль Сухо. И это было вполне оправдано, судя по тому, что он рассказал дальше. Родители не стали тратиться на дорогого доктора, мальчонку еле выходили, оставив на теле страшные шрамы. «Страшные? — удивился про себя Сехун, прихлёбывая вполне себе приличное пиво из огромной кружки. — Да где там страшное?» Вот. И за эти шрамы мальчонка столько издевательств перенёс, столько попрёков от отчима! — Но чем ему мешают эти шрамы Сухо? — не выдержал Се. На него посмотрели, как на умалишённого. — Так его ж теперь никто замуж-то и не возьмёт! — всплеснул руками трактирщик. — А этот мерзавец Судо уже прикидывал, даже тогда, как выгодно отдаст всех троих ненавистных ему пасынков за богачей, потому что мордашками-то омежки вышли сладкими… Трактирщик испуганно остановился и вытаращил глаза на зло зарычавшего Сехуна, но тот быстро пришёл в себя и вежливо извинился. — Продолжайте, прошу вас! — попросил он, кляня себя за несдержанность. — А чего продолжать? Сухо нарушил его планы. Никто не посмотрит на него теперь из-за его уродства. А у нас традиция какая? Пока старшего замуж не выдашь, младшие по лавкам сидят, ни на кого не смотрят. А Кёнсу, средний, подрастает, там такая ягодка… Мм... Такие губки… — Дальше, — сердито скомандовал Се, хмуря брови. — Прошу вас. — Да… Ну вот. Так что в последнее время Сухо совсем жизни нет. Тем более, что на среднего уже и жених нашёлся — богач из соседней деревни. У него недавно его второй супруг помер. Так он и приглядел нашего Кёнсу. Говорят, озолотить обещает Судо за невинного омежку–пасынка. — Стойте… Но разве Кёнсу не пятнадцать? — озадаченно приподнял бровь Се. — Эх, господин, — трактирщик укоризненно покачал головой. — Кому какая разница? Пятнадцать лет — нормальный возраст. Понести и родить уже может, так чего товару лежать? Тем более, если есть достойный покупатель. Только вот Сухо против. Однажды этот… жених… явился, когда Судо не было. Потребовал себе вина и чтобы Кёнсу привели. Посмотреть. Так Сухо его с лестницы спустил. Говорят, синяки месяц не сходили. Тогда Кёнсу вообще только четырнадцать было. Правда, — вздохнул трактирщик, почёсывая подбородок, — самого Сухо потом месяц никто не видел. Говорили, что его на хлебе и воде в подвале держали. Избитого. Трактирщик поймал полный бешенства взгляд Сехуна и торопливо закончил: — Но это слухи, слухи, откуда мне знать, верно? Так я заработал свои денежки, господин? Заплатив и узнав, где находится дом Сухо, Се подхватил свою сумку на плечо и вышел из трактира.

***

Судя по всему, Судо действительно очень хотел избавиться от Сухо. Он так обрадовался предложению Сехуна выкупить у него омегу, что даже захлопал в ладоши. Потом, правда, сам смутился и попытался объяснить: — Мой Сухо… Он такой невезучий! А тут — такая удача! Такой красивый, молодой, сильный альфа! Вы собираетесь взять его замуж? — Нет, — удивлённо ответил Се. — Зачем? — Ну… А для чего он вам тогда? Один раз, сказав правду, Се уже пролетел, поэтому решил не наступать на эти грабли дважды, ответил: — У меня большая… Большой дом. И мне нужен слуга. А Сухо… Он мне подходит. — Вы с ним знакомы? — удивился Судо. — Более–менее, — не стал углубляться Сехун. — Вот ведь щенок неблагодарный! — злобно прошипел Судо. — И молчал! Молчал, что такое счастье привалило! В это время дверь в комнату, где старший омега принял Се, отворилась, и вошёл Сухо. Сехун давно не испытывал такого душевного удовольствия, как сейчас, когда смотрел на вытягивающееся в диком изумлении лицо юноши. — Сухо, солнышко, — насквозь фальшивым голосом пропел Судо, — посмотри, этот господин хочет осчастливить тебя! Ты будешь работать в его большом и красивом доме, сынок! Это ведь счастье для такого, как ты, правда? Лицо Сухо исказилось гневом, ненавистью, горечью. — Нет, папа, — твёрдо сказал он. — Я никогда не буду работать у этого господина. Никогда! Судо зашипел и вскочил с явным желанием отхлестать мальчишку по щекам за такую дерзость, но Сехун прервал его холодным и резким голосом: — Я думаю, милейший Сухо передумает, когда кое-что услышит. Оба омеги насторожённо посмотрели на Се. — Я требую — требую, слышите, Ким Судо! — чтобы пока Сухо будет у меня… ммм… работать, вы не смели и пальцем трогать его братьев! И забыли о замужестве Кёнсу! Никаких женихов. Никаких свиданий. Вы оставите мальчиков в покое и будете заботиться о них. Вот на эти деньги. Се достал свой кошелёк, полный золота, и кинул на стол прямо перед Судо, а потом наклонился к его лицу и, заглянув в загоревшиеся откровенной, крайне отвратительной жадностью глаза, холодно добавил: — Но если я узнаю, Ким Судо, что вы меня ослушались… — И пустил в глаза серебряный драконий огонь. Судо вскрикнул в ужасе и судорожно закивал головой: — Что вы, что вы, господин, я этих мальчиков… Вы же понимаете… Я за ними, как за своими, клянусь! Гордый собой, Сехун кинул победный взгляд на Сухо. Но был крайне разочарован. Омега стоял с горькой улыбкой на лице, привалившись к стене, и дрожащими руками сжимал свою сумку, из которой что-то капало. «Лёд! — вспомнил Сехун. — Мой лёд!» — Я слышал, Ким Судо, что вы послали Сухо на вершину Белой горы за льдом для своего умывания? — спокойно спросил Се. Тонкое, неприятное лицо старшего омеги исказилось страхом. — Это… Это неправда… Я не имел в виду… Что с вершины… — залепетал он. Сехун, приподняв бровь, посмотрел на Сухо. Но тот стоял у своей стены с закрытыми глазами, а по щеке у него стекала слезинка, которую он быстро смахнул нетерпеливым движением руки. И тут у Се внезапно что-то кольнуло в груди. Он нахмурился, потому что ощущение было незнакомым. Дракон быстрым шагом вышел во входную комнату, где оставил свою сумку, взял её и втащил в комнату, где были омеги. Он молча подошёл к столу, за которым сидел онемевший от ужаса и изумления Судо, и грохнул на него глыбу льда, предварительно распустив стяжки сумки. Стол оказался хлипким, и под тяжестью огромного куска тонкие ножки сломались, и всё с грохотом полетело на пол. Судо вскочил и закричал от испуга: — Что?! Что вы делаете?! И тут Сухо засмеялся. Сехун никогда не слышал раньше такого горького, злого, плачущего смеха. Он звучал в комнате чем-то чуждым, страшным, как будто плакала какая-то красивая и далёкая птица, потерявшая своих птенцов. Но это был именно смех. И от него у Сехуна побежала по коже спины ледяная змейка и его передёрнуло. Крайне неприятное ощущение. Между тем Сухо откинул голову назад и, залившись очередным приступом хохота, сполз вниз по стене. Сехун понял, что ничего не понимает, и это ощущение ему тоже не понравилось. Не обращая больше внимания на причитающего Судо, он подошёл к юноше и протянул ему руку. — Идём, — повелительно сказал он. Сухо поднял на него блестящие от слёз, вызванных смехом, глаза и медленно поднялся. — Ну, пойдём, — сказал он, всхлипывая и сжимая зубы в гримасе ненависти. Руку Сехуна он так и не принял.