ты всего лишь проклятье

Ты всего лишь проклятье — гнилая душа, Что не чувствует боль и тревоги... Есть лишь руки, что душат меня не спеша; Сердца нет, но есть рёбра и ноги. В твоём жутком пристанище — кости да кровь, Души мёртвых без сна и покоя. Я надеюсь, не скоро мы встретимся вновь. Жилка бьётся, шепча мне: живой я… Для тебя я игрушка, забавная вещь. Наигравшийся может ведь бросить? Контур меток на теле твоём так зловещ... Мне не страшно: проглоченных пальцев лишь восемь. Догорает заката багровый костёр. Здесь, в геенне, не царствуют блики. «Что ж, ты снова пришёл, мой ночной визитёр». Да, пришёл... Ты смеёшься, Двуликий? Ты — проклятий король в королевстве костей, Восседаешь с короной на троне. Только вот ведь беда: нет гонцов, нет вестей... Ты единственный ждёшь на перроне. Не расскажешь ли мне, что случилось тогда, Что на весь белый свет держишь злобу? «Мир глупцов презирал и отвергнул меня. Я за это довёл их до гроба». Ты хохочешь довольно; богам облик твой Опостылел. На длинной дороге — Неужели я вправду тот самый герой? Я не знаю. Безмолвствуют боги. Плод сомнений пускает ростки изнутри; Почему бы не взять и не сдаться? Но пока что я тёплый, живой я — смотри: Я не мёртв, хотя пальцев — двенадцать. Мне приятно считать, что по-прежнему есть Те, кого я назвал своим домом... В червоточащем пекле костей их не счесть. Сердце плачет в груди — так знакомо... Убивая людей, что почувствовал ты, Когда полнилась криком обитель? Я кладу на сырую могилу цветы. Силы нет... только холод… спасите… Мне нельзя статься тенью, золой от костра, Опустив раньше времени плечи. Жаль, что мы лишь актёры, а жизнь — лишь игра... Ложь чистейшая: время не лечит. Десять пальцев и шесть, и усмешка твоя Расползается шире, темнея... Вспышка боли в виске, будто жалит змея. Это школа? Не помню я, где я... На здоровом плече расцветает укус, Кто-то на ухо хрипло бормочет… Я отравлен: я к жизни не чувствую вкус. Я помешан — немного. Ты — очень. В твоём логове гниль обращается в смрад, Я стою здесь, болезненно-мертвен. Огрубела душа, и слились рай и ад, Но я всё же по-прежнему жертвен. Я зависим от бездны, в которую мне Уготовано пасть на развилке. Плоть опять режет коготь — и череп в руке Расплывается в дерзкой ухмылке. Ты всего лишь проклятье; в проклятую тьму Не спущусь и не ввязну я боле… Но пробьют часы полночь — я снова приду К тебе в бездну, лишившийся воли. И когда робкий звук прозвенит в тишине: «Я могу ненадолго остаться?» — Кто-то злобно и мерзко оскалится мне... «Что ж, останься. Спасибо. Все двадцать».