from Red-light district

      

Твое лицо мне кажется грешней, Под светом улицы багровых фонарей.

☙☙☙

      Он едва удержался на ногах, заметив впереди яркие неоновые вывески. Тусклый свет, показавшийся издалека светом тысячи мотыльков, теперь нещадно бил по глазам — о боги, разве не говорили на честно проебанной биологии, что темные глаза менее восприимчивы к свету? А у Майки они и без того чернющие, словно уголь. Так почему внезапно так захотелось заплакать? И возбуждение, приправленное выпитой бутылочкой сакэ, лишь возросло.       Майки зажмурился, прижал раскрытые ладони к вискам, начиная жалеть, что согласился выпить с Па-чином. И несмотря на то что лидер торопился, его день рождения никто не собирался игнорировать. Так и заставили, открыли собственноручно рот и влили светлую жидкость — и похуй, что Майки способен был раздробить их черепа одним движением.       — И с какого хуя район называют красным? — вслух спросил Майки, оглядывая залитый неоновыми вывесками всех цветов, из которых преобладал жёлтый, анклав.       Он мягко заправил выбившуюся из хвостика прядь за ухо — давненько нужно было подстричься, а то и убрать заебавший светлый оттенок — и глянул на время. Циферблат, висевший рядом с рекламой забегаловки Идзакая, показывал десять вечера. Что ж, — он решительно повел плечами, будто снимая с себя плащ былой неуверенности и страха, — вечером все лишь начинается.       День рождения Майки всегда отличался своей неповторимостью, исключительностью, а проще говоря — ущербностью. Начиная с пятого дня рождения, когда его уронили в праздничный торт, заканчивая тринадцатым, когда вместо подарка его припизднутые друзья убили его же брата. Майки терпеть не мог свой день рождения, потому что в каждой вещице видел подвох. Кто знает, может, байк сегодня взорвется, а то и с ножом нападут на улице?..       — Ладно, — вздохнул тихо он. — Шестнадцать лет — это чудесный повод избавиться от приевшихся фобий, — добавил и наконец повернул голову.       И тут же, почувствовав головокружение от созерцания первой витрины, вздрогнул. Даже без тонкого стекла, прямо на мягких подушках, подсвеченных перламутровым светом нескольких софитов, соблазнительно закинув ногу за ногу, сидела милейшая женщина. Если бы Майки не знал, что она — ойран, поимевшая партнёров больше, чем количество матерных слов, вылетевших из его рта за всю жизнь, то он бы даже заинтересовался. Невероятной красоты волосы, собранные в незамысловатую классическую прическу, державшуюся лишь на соплях и позолоченных заколках, удивляли. И тело ее — обнаженные груди с торчащими кверху сосками — заставило сглотнуть собравшуюся во рту вязкую слюну. Он резко моргнул, заметив рядом старую и сморщенную, видно, от злобы, сутенершу, что одним лишь взглядом пыталась его послать нахуй, и отвернулся.       Блять, где этот ебаный дом?       Майки начинал жалеть, что прежде не решался наведаться к лучшему другу в гости. «Публичный дом. Район красных фонарей на Шибуя» — спасибо, блять, Кен-чин. Только вот количество лав-отелей, игральных домов и тех самых домов наслаждений — ох, как приторно, Майки даже скривился, более подойдет притон или «общество блядей» — здесь зашкаливало.       Не стоит говорить, что здесь младший Сано никогда и не появлялся. Игральный дом Пачинко, приветственно мигнувший ему синей вывеской, нагнал больше приятных воспоминаний. Всего неделю назад Доракен, знавший об испорченном (перед годовщиной смерти Шиничиро) настроении Майки, предложил сыграть на желание. И кто же знал, что в карты лидер Свастонов никогда не проигрывает?       Следующая витрина не вызвала никаких трепетных чувств. Ладно, Майки и в будничной ситуации может увидеть оголенные стройные ножки и раздражающую улыбку. Тем более она скрывалась за изящным веером, коим проститутка спешно обмахивалась, залихватски ему подмигивая. Больше Майки старался на приятную музыку и манящие отблески вывесок не оборачиваться. Да и людей: и обычных зевак, и искателей сифилиса — на улице заметно прибавилось.       Пытаясь отыскать нужный адрес, Майки помотал головой во все стороны, из-за чего отросшие пряди приятно защекотали шею. Это обязательно должно бросаться в глаза — не зря ведь Кен-чин не добавил лишних подробностей. И после заманчивого секс-шопа, влекущего выставленными лишь ночью костюмами для ролевых игр и имитаторами членов, он наконец наткнулся на нужный.       Самый обычный, если позволите так выразиться, дом для плотских утех. Дверь раздражающе призывала звоночком при каждом входе и выходе. Несколько девушек в одном нижнем белье прошлись по улице, втихомолку поглядывая на мальчишку: действительно, что юный бедноватый парень забыл в таком заведении?.. — и фыркали, отвернувшись. Майки пожал плечами, надеясь, что ярость утихнет, и наконец толкнул вперёд дверь. Та приглашающе зазвенела.       — У вас назначено? — вот так с порога его, даже не осматривая, спросили. Видимо, администратор (или как у них это называется), что даже не пытался разглядеть клиента и определить возраст, пол и прочие параметры, привык к такого рода посетителям.       — Да, — наконец нашелся Майки, часто кивая головой. — Майкл, — едва вспомнив, дополнил он: как бы ебануто это ни звучало, но светить своим именем в публичном доме, никто не хотел. Особенно несовершеннолетний мальчишка. А прозвище стало уже привычным и само собой разумеющимся.       И администратор, посмотревший что-то в своем бланке, кивнул.       — Реми вас ожидает. Сто пятая комната.       Реми. Майки прикрыл рот ладонью, стараясь удержать рвущийся наружу смех. Видимо, не один он придумал для формальности прозвище.       — Подождите, — окликнул его тот же мужчина. — Вам ещё передали, — и с таким же непроницаемым лицом протянул в руки — стоит заметить, что в руки школьника, — бокал. Явно не с дешевым сакэ, которым перебился Майки перед выходом.       Па-чин вздыхал и поздравлял, прознав про такой своеобразный подарок: денег на посещение публичного дома стоило ещё накопить (конечно, две сотни долларов в час!), а Доракен тут подсобил, такой подарок никто проебать не захочет. И Майки совсем не хотел, открывая дверь сто пятой комнаты и залпом выпивая сомнительное содержимое стакана. Тут же горчичная жидкость, похожая на вино, — Майки не успел распробовать — пробежалась по горлу, заставляя от неприятных ощущений сморщить лицо и наконец-то решительно сделать шаг в комнату.       Блять, теперь резко захотелось развернуться. Майки вообще не ожидал от Кен-чина чего-то удивительного и невозможного. Только вот комната кажется совсем обычной, лишь комод, наполненный запасом секс-игрушек, что он уже успел увидеть сегодня на витрине, привлекал внимание. Майки фыркнул: действительно, мог придумать что-то получше. Он громко хлопнул дверью, закрывая ее и собираясь позвать друга: никто ведь не знал до сих пор об их отношениях и о том, что никакая другая блядь, кроме Кен-чина, ему не нужна; но чуть ли не подавился собственной слюной, посмотрев в конец комнаты.       Там, скрытая изначально игрой света и тени, не привлекающая должного внимания, хотя, казалось бы, на блюдечке подана, стояла высокая и массивная фигура. Ебаный кагэма! Кен-чин, ебаная ты проститутка. У Майки перехватило дыхание от не скрытого рубашкой торса с проходящим поперёк него следом от ножа, от обтянутых плотной тканью длинных ног и распущенных — почти впервые в его присутствии — волос.       Доракен, заметив, что на него обратили внимание, спешно подошёл. Никто и не знал об их отношениях, никто и не знал, что в качестве подарка Кен-чин готовил себя, хотя, стоило признать, растянутость в заднем проходе была непривычной. Никто и не знал, что Майки загадал одно конкретное непотребное и вымораживающее желание: чтобы Кен-чин стал для него проституткой на одну ночь.       Майки, отойдя от первичного наваждения, протянул к горячему — от стыда, видимо, — лицу руку. Кен-чин прижался к ней мягко, явно не ожидая, что в следующую секунду субтильный на вид мальчишка схватит его за распущенные пряди и нагнет — не единственный раз за эту ночь — к низу.       — Пиздец, — скомканно выдохнул Майки. — А я говорил, что волосы у тебя шикарные, — и тут же, войдя в роль, исправился. — Госпожа Ойран, а почему у вас распущены волосы? Разве по традиции они не должны собираться заколками?       — Блядь ты традиционная, не выебывайся, — выдохнул Доракен, скалясь. — У госпожи Ойран есть тайна, заключающаяся в побритой налысо половине головы.       — Ну-ну, — зацокал Майки, обманчиво нежно поглаживая друга по волосам, — блядь сегодня — лишь ты.       Доракен выдохнул пораженно, в душе не чая, как оказался в такой ситуации. Никогда он больше не сядет с картами к Майки за стол. Хотя чего-то вроде этого, но, конечно, не настолько позорного, он и ожидал, когда Майки, после их первого секса, пригрозил поменяться местами. Мол, угнетает он его доминирующую натуру. Вон как хищно скалится, пидорас! Сколько девушек здесь, которых Доракен бы ему не позволил охомутать, сколько юношей, способных удовлетворить его потребности! А у Майки вот ширинка красноречиво выпирает при созерцании друга — шпалы с охуительным прессом в штанах в обтяг. Не зря ведь Кен-чин носит такие широкие джинсы, создающие впечатление, что он обосрался, — вон какая задница шикарная. Майки даже ударил по ней, не заметив тихого стона Кен-чина. А ноги — мускулистые, длинные, что с ростом его немудрено.       — Не мог достать что-то более сексапильное, Кен-чин? — протянул Майки, наконец отпуская лошадиную гриву друга. — Обычные джинсы, купить можно везде…       (Конечно, именно поэтому ты так задрожал от возбуждения, что теперь и безразмерные штаны не скрывают).       — Скажи спасибо, что место забронировал, — прошептал Кен в ответ, выпрямляясь. — Попросил Реми меня прикрыть, видел бы ты ее взгляд! Хоть бы не рассказала, — он в отчаянии закрыл лицо руками, не понимая, как оказался в таком дерьме.       — Ладно тебе, в такое место много кто хочет попасть, — мягко успокоил его Майки и толкнул в кровать.       Та заскрипела от веса тяжёлого тела, а Майки наконец позволил себе полностью насладиться зрелищем. Кен-чин ни капли не женственный. Он, блять, огромный, мощный. У него такие крепкие плечи и мышцы, что умереть можно лишь от их вида. Вены вздулись на сильных руках, не скрытых сейчас ни юкатой, ни банальной рубашкой. Майки бесконечно пожалел, что его желанием не было увидеть Кена в более экстравагантном костюме. Посмотреть на двухметровую шпалу в костюме горничной? Да нет, конечно, он же не извращенец.       Он фетишист.       Майки не сразу заметил за собой такую странность, но созерцание высоких людей заставляло его отвернуться в попытке сдержать накатывающее возбуждение. Было ли это побочным эффектом низкого роста, неизвестно: сто шестьдесят два сантиметра при друзьях ростом метр семьдесят не заставляли его отчаиваться, но оскорбляться — знатно.       Первая девушка ростом сто семьдесят — эксклюзив, что на улицах Японии найти невозможно. Она привлекла его не внешностью или характером, а именно ростом. Жаль, что на отношения согласилась не сразу, свысока глядя на парня-полторашку и смеясь. Ну, а что с него взять? Тогда половое созревание лишь начиналось.       А потом он. Появился внезапно, сразив аномальным для страны восходящего солнца ростом. С выбритыми висками и занятным тату на виске. У Майки в штанах что-то дернулось: охуеть, метр семьдесят пять! А потом прошло четыре года, и Кен-чин поднялся ещё на десять сантиметров ввысь.       Поцелуи, признания, принятие своей ориентации, и да, они оба друг другу нравились. А теперь все дошло до конечной точки. И Кен, соблазняющий переливами мощных мышц, мускулистыми ногами, раздвинутыми, как у блядской шлюхи, вскружил ему голову. Майки даже покачнулся, так сильно кровь ударила в мозг, а ведь он даже против сотни человек мог выстоять. А тут лишь один, зато самый для него сексуальный.       — Ну, — облизнувшись, выдал Майки. — Снимай.       Господи, Кен, нахуя, ты решил убить Майки раньше времени? Потому что под джинсами ничего нет, и массивный, пугающе пропорциональный член истекал смазкой, и Майки хотелось потянуться и облизать его, но сегодня ему отдана другая роль.       Кен понял его без слов, резко поднялся, встал на колени. Пришлось наклониться, чтобы достать до ширинки Майки — коротышка, чего ты так часто выебываешься?.. Снять рубашку, потому что сегодня, прошу простить, роль доминирующая была у Майки, не хочешь получить по рукам — делай все аккуратно. И рвано выдохнуть, потому что, ну знаете, несмотря на значительную разницу в росте, у Майки пресс тоже весьма неплохой. Блять, хорошо, идеальный. Фигура у него коренастая, плечи широкие. Только вот твердые пластины груди забавно дёргались, и Кен склонил голову, смеясь.       — Придурок, — выдохнул он, оторвавшись от такой соблазнительной картины.       — Кто? Я? — с наездом спросил Майки, снова дергая мышцами.       Теперь Кен заржал почти в голос — его всё-таки могли услышать за дверью — и примирительно выставил вперёд ладонь, пока Майки не схватил ее и не поцеловал мягко в центр, не обратив внимания на горчащий пот, ведь он был действительно благодарен другу. И стало бы явно лучше, если бы он перестал ржать и приступил к делу.       Кен успокоился, спокойно выдохнул и наконец наклонился. О Боги, ну такой эрекции он действительно не видел долгое время. Казалось, что член покраснел настолько, что сейчас взорвется. И лицо Майки побагровело от волнения и восторга. Он провёл широкой ладонью по чужому члену, собирая капли предэякулята, и на глазах Майки свою же ладонь облизнул.       — Мне кажется, — Майки неуверенно сглотнул, притягивая за светлый затылок ближе, — что ты родился в правильном месте.       Сосал по жизни Кен-чин не впервые. Но член, кажется, в первый раз. Он неуверенно открыл рот, пытаясь затянуть головку, и спрятал зубы. Чужая смазка казалась омерзительной и одновременно возбуждающей — хотелось прикоснуться к себе, но правил сегодня Майки.       — Ого, интересно, — услышал Кен и попытался заглотнуть глубже. Майки резко дёрнулся, и сверху — оу, Майки во всех смыслах впервые с ним сверху — раздалось какое-то копошение.       Кен пытался уйти от чужих пальцев, проходящихся по его плоскому мужскому заду, а Майки, кажется, нравилось, и во рту он стал твёрже. Прошёлся одним движением по ягодицам, раздвинул их в стороны, вздыхая от разочарования, что не может разглядеть дырочку ближе, и с разгона вставил длинный продолговатый предмет. Кен застонал, когда понял, что это.       — Идиот! — едва ли не закричал он, отрываясь. По подбородку скатилась собственная слюна вперемешку со смазкой, и Майки возненавидел себя в этот момент, потому что захотелось слизать всё до последней капли. — Хоть бы проверил, растянут ли я.       — У тебя задница от смазки мокрая, не пизди, — прошипел в ответ Майки и притянул за бедра ближе. — Я пытаюсь растянуть сильнее, чтобы ты привык.       — Привык? — усмехнулся Кен. — К тебе, что ли? Тогда взял бы фаллос сантиметров на десять короче, — и заткнулся, ударяясь лбом о чужой живот. А он, блять, реально твердый, как камень.       Майки больше не заставлял его напрягать рот, сам обошёл кровать, не стесняясь своей наготы. А что? В бане они видели друг друга тысячи раз. И вытащил испачканный вкусно пахнущей смазкой фаллос, загоняя теперь глубже.       Кен весь содрогнулся, выгнулся, словно способен сейчас спастись от расправы. И Майки загляделся на эти эластичные движения, что не свойственны крупному телу. Если бы он знал, что так по-блядски Кен-чин прогнётся в пояснице, проедется членом по простыне и простонет, то заставил бы его согласиться на все это блядство раньше.       — Слушай, — наконец произнёс Майки. — Если тебе моего мало, то, может, я найду побольше?       Доракен зашипел. Он ненавидел, когда Майки выебывался. И без того спокойно слушал шорканье коротких ножек. Нехуй было рот открывать — не в том положении сейчас находился. А рука, точнее нога, у Майки твердая. Может ударить так сильно, что маленькие Доракены в глазах забегают, грозя кулаками. Кен был уверен, что, если бы попробовал сбежать, Майки нажал бы ему ладонью на спину, отточенным движением вбил бы в матрац и трахнул до потери сознания. Впрочем, ничего из этого не отменилось, несмотря на то что Доракен поко́рен.       Майки всегда опирался больше не на силу, а на свои маневры. Не нужно здесь много ума, ведь с детства парень находился под опекой своего гениального деда — мастера дзюдо или кунг-фу, хер его знает. Доракен даже удивился, когда увидел его. Маленький, как Майки, дедок с короткими ножками и пушистой щеткой усов. Ну, точно Майки в будущем, честное слово. Ясное дело, в кого он пошел такой полторашкой, ведь даже Шиничиро был заметно выше.       Именно по этой причине Майки был непобедим. Он ебаный гений, что способен пальцем убить человека. Лишь потому, что знает на какие точки нажать. Доракену думается, что в психологическом плане Майки такой же. Может, сидит сейчас и впихивает в анус ему резиновый член какой-то манипулятор? А может, это его стратегия — заставить Доракена проиграть и отдаться? Вот сукин ты сын, Доракен тебя разгадал.       Кен признавал, что в первый их раз не особо нежничал. Он так и знал, что с Майки не будет так просто и о вечной активной роли Кену придётся лишь мечтать. Ну да, подставился один разок — так это была обманка! И время тогда подгоняло, ведь Такемичи закрыл их в классе, где единственное место для секса, кроме пола, — это парта. Ну, и Кен и его далеко не пятьдесят килограмм были способны ее сломать, лишь скромно присев.       Он снова застонал, отвлекаясь от мыслей, потому что Майки вогнал фаллос по самое не могу, и, кажется, наслаждался. Разумеется, просто трахнуть — это уже слишком скучно. Хотя… Это был лишь первый его раз в пассивной позиции, поэтому Майки хочет взять от него все, выжать, словно лимон, и тянущие мышцы ног подсказывают, что Кен завтра не поднимется.       — Кен-чин, — придушенно позвал Майки, разворачивая друга на спину. Тот лишь смотрел на него зеркальными черными глазами почти равнодушно. Лишь при свете можно было заметить в них искры.       Он потянулся к Доракену, будто проявляя нежность, прошёлся языком по крепким мышцам, собирая незримый пот и капли эфирного масла, такого — пользуются им куртизанки Японии — сладкого, дурманящего, и, кажется, с возбуждающим эффектом. А Майки ещё ведь даже не кончил!       Он задел языком проколотые металлическими кольцами соски, обвёл ареолу широким мазком, не отрывая поднятого взгляда от черных глаз напротив. В ногу далеко не многозначительно уперся чужой член, и глаза Доракена были полны похоти, сладострастия… Уф, какие высокопарные словечки проскользнули в мыслях. Майки даже фыркнул: всё-таки он не переговоры вести пришел, а трахаться. Кен-чин скомканно реагировал на странное поведение Майки. Эмоции на лице того быстро менялись, хотя чаще всего они были незаметны. Майки улыбался. Майки хмурился. Но все это было настолько фальшиво, словно сбежал он из театра кабуки. А сейчас он едва ли дышал, едва ли реагировал на звуки, что доносились из чужих комнат — гортанные стоны, нескрытые тонкими стенами. Кен слышал их каждую ночь, засыпая. Майки не улыбался; лишь оглядел Доракена страстным взглядом и наконец прижался к губам. Черт возьми, Майки даже на похоронах Шиничиро не плакал! Он стоял, нахмурившись и прикрывшись черным зонтом. Он такой стойкий, что кажется — сломить его невозможно. А сейчас застонал от касания тонких губ — и у Майки они тоже были тонкие, не налитые юношеской кровью и пухлостью. Пересохшие, смазанные лишь собственным языком, что оставлял слюну мимолётно. И сейчас такие приятные — Доракен прям выгнулся от удовольствия, вмиг поняв, что это ошибка. Язык Майки, как и его губы, исчез. Он сел на колени, упираясь в простынь, и многократно поморгал. Выдержал торжественную паузу. — Подержи, Кен-чин, — тихо прошептал он, словно просил подержать конфетку. А Кен ухватился ладонями под собственными коленями, пытаясь держать длинные ноги приподнятыми. Майки, совсем не спеша, снова окинул парня голодным взглядом, осматривая и пятна смазки на красной простыни. О да, дырочка Кена пульсировала, истекала влажностью и искусственной смазкой, заставляя пожалеть о том, что глаза не упали на вибратор. Майки казалось, что весь страстный секс забудется сном, а в памяти лишь останется запах эфирного масла — лавандового, блять, что обычно добавляют в ванну. И искусственной смазки с запахом ягод, ну что у Кен-чина за вкус? Как теперь находиться дома, когда Эмма это эфирное масло закупала тоннами? Как теперь, ну ёб твою мать, ягоды прикажешь жрать? Ладно, ситуация оправдалась, когда Кен застонал от лёгкого касания к его сжатому кольцу мышц. А после, когда Майки проник, забился в крике. — Тише, блять! — приказал Майки, закрывая рот друга. — Ты хочешь, чтобы все услышали, как тебя трахает несовершеннолетний пацан? — сам дёрнулся внутри, потому что Кен узкий, как невинная девственница, — что и является правдой в каком-то смысле. И эти стенки так приятно сжались... Майки застонал, запрокинув голову, ведь впервые чувствовал такое наслаждение. И только после заметил следы от ногтей на коже Доракена. Тот царапал себя сам, пытаясь отойти от непривычных ощущений, ведь чужой член ощущался четко. Кену стало казаться, что он услышит трепет бабочки, что пролетит мимо — так, блять, ему хорошо. И глаза закатились, потемнели, заставляя опираться лишь на ощущения. А Майки позволил, толкаясь, впервые замечая на коротких ресницах друга слезы. Смахнул их кончиком пальца, мягко проходясь по щеке. И задвигался резко, дико. По-животному. Кен не удивлен, потому что от Майки примерно это и ожидал. Он ожидал, что он нестерпимо горяч в постели, что будет рычать от удовольствия и накатывающей страсти. Не ожидал он своей собственной реакции. Кен — ворох хрипов и стонов, тихих и изнывающих, потому что ебаный непобедимый Майки проходит через всю простату и это… ебать, это охуительно. Если бы Кен знал, что в пассивной роли возможно получить такое удовольствие, то сам бы отдался с мольбой Майки на руки. Он нежно убрал упавшие на лицо друга светлые пряди, наконец понимая, что Майки всем доволен. Наконец-то он не страшится своего дня рождения. Наконец-то провел он его не в четырех стенах своей комнатушки и одиночества. Кен поднял голову, задрал вверх подбородок, позволяя Майки обглодать засосами нежное горло, и посмотрел на время. Полночь. Майки исполнилось шестнадцать. Майки трахнул его. И Майки отлично провел день рождения. Ну, судил Кен посредственно, по движению члена внутри себя. Майки довел Кена ладонью, мучительно сильно сжимая, надавливая большим пальцем на головку. Толкнулся как можно глубже и кончил. Первые секунды они оба дрожали, дёргались, словно пережили сейчас что-то страшное. И Майки вышел, проходясь поцелуем по искалеченной укусами шее, продолжая опираться на сильные руки — о да, как взбухли на них вены. Не зря тренировался до потери пульса, отжимаясь. Ведь теперь может в одном положении Доракена трахать до такой же реакции. — С днём рождения, — прошептал Доракен, поднимаясь на локтях. Он поцеловал Майки в щеку мягко, словно не было сейчас между ними бурного секса и словно анус не горел от боли. — Надеюсь, что тебе все понравилось. — Лучший день рождения, — ответил Майки и улыбнулся. — И ты — самый лучший. — Ты теперь будешь его отмечать? — он уложил голову на вспотевшую крепкую грудь лидера Свастонов и вздохнул, понимая, что черные глаза теперь вне зоны видимости. — Знаешь, когда Шиничиро умер, то я не мог успокоиться, — знает, потому что догадывался. — Я так рад, что вы у меня появились. Ты подумаешь, что это пиздец, как слащаво, но я люблю вас всех. И трахать тебя тоже люблю. — Мне теперь нужно мыться, — выдохнул Доракен несмело, стараясь не убить той призрачной атмосферы. — Я пользовался презервативом между прочим, тебе что мешало? — он лёгким движением провел по вздымающейся груди, случайно задевая почему-то стоящий в готовности член. И поднял глаза резко, испуганно оглядываясь на друга. — Что за хуйня? — выпалил Доракен. — Моя хуйня, — честно признался Майки. — Не знаю, что со мной, просто возбудился, Кен-чин, ты ведь такой сексуальный… — Ты пил что-нибудь? — затравленно прошептал Кен. Его зад горел не случайно и снова повторять — по крайней мере сегодня — не хотелось бы. — Ну, — Майки с минуту подумал, потому что мысли сейчас были такими смазанными, что невозможно ухватиться за одну. — Да? Мне предложили вино вроде. — Вино, — понятливо выдохнул Кен, кивая. И резко дал Майки подзатыльник, заставив обиженно надуть губы — это тот же человек, что и десять минут назад? — Идиот, здесь все напитки с афродизиаком!

End.