Не в себе

Небо было черным, тоскливым и погруженным в раздумья, ветер пробирал до костей и стучался сильными и редкими порывами в стекла угрюмых домов, напоминая каждому о чем-то своем, грустном и тяжелом, хранимом глубоко внутри. Арамис, молодой, красивый мушкетер, который не желал подчиняться настроениям природы, чувствовал себя воодушевленным и даже счастливым. За пазухой он нес надушенное письмо, которое обещало ему любовь прекрасной женщины и благополучие в его финансовых делах. Ветер, раздраженный его красотой и самоуверенной радостью, то и дело пытался сорвать с него щегольскую шляпу с намерением унести ее куда-нибудь к Новому мосту и бросить посередине Сены, но Арамис держал ее крепко и не позволял ему обнажить свои светлые волосы, завитые по последней моде. Он шел к дому на улице Феру, чтобы испросить кое-что у своего друга – не совета, а, скорее, сведений о предстоящих делах службы, к которым Арамис раньше не был причастен, чтобы знать, как получше устроить на ближайшие дни посещения своей новой любовницы. Атос, как и Портосу, выдал ему ключ, чтобы он в любое время мог посещать его дом, даже в его отсутствие – Арамис частенько пользовался его кабинетом, чтобы наедине с собой поработать и пострадать над своими лирическими (и не только) стихами. Сейчас, однако, смущенный каким-то суеверным предчувствием, он не сразу воспользовался этим ключом. А когда вошел и закрыл дверь в осеннюю непогоду, остановился в нерешительности. Прекрасным голубым глазам мушкетера предстал обеденный стол, за которым не сидел – лежал его друг, по-прежнему сжимавший в правой руке наполовину выпитую бутылку вина, чуть сбоку от него лежали и стояли еще три пустые. Его голова была повернута на бок и лицом, широким и красивым, с правильным прямым носом, выдававшим благородное происхождение, обращалась в сторону двери, где в смущении стоял Арамис и мял в руках свою шляпу с истрепанными ветром страусиными перьями. В тот момент, когда Арамис решил уйти и уже положил на ручку двери свою затянутую в голубую перчатку по-женски изящную руку, веки мужчины разомкнулись, и его взгляд, мутный и тяжелый, сосредоточился на странно ярком в этом мрачном свете свечей костюме вошедшего. - Извините меня, дорогой Атос, я зашел в неудачное время, - поняв, что уйти теперь, ничего не сказав, будет совсем невежливо, говорит Арамис, - Мое дело ждет, мы вполне можем побеседовать завтра, если вы, конечно, не будете против. - Я всегда с вами побеседую, Арамис, с превеликим удовольствием, - отвечает Атос, и в голосе его звучит вежливость и какая-то горькая сердечность, - Мне жаль, что вы увидели меня в таком состоянии, - добавляет он и пытается подняться, но ноги его слишком заспанные и подкашиваются, когда он неправильно ставит ступню – Арамис едва успевает подбежать и подхватить его под руку. От Атоса ужасно разит спиртом, и сейчас, когда их головы так близко, этот запах, исходящий от волос, усов и от лица Атоса, неприятно поражает Арамиса. Подчиняясь чувству, он морщится, но тут же спохватывается и сгоняет с лица выражение гадливости, которое все-таки не укрылось от Атоса. - А вот вы прелестны, - говорит ему Атос с дерзким отчаяньем. Он давит своим весом на Арамиса, обхватив его хрупкие плечи рукой и заглядывая в красивое лицо, - Как всегда светлы и прекрасны, как майский день. Арамис краснеет и смотрит на него со смущением, чувствуя, что комплименты Атоса выстраданы и имеют целью не похвалить его, а упрекнуть. - В самом деле, прелестны… - эхом повторяет Атос, меняя выражение лица, и теперь оно печально, как только может быть печально лицо человека. С сожалением, он касается щеки Арамиса своими неловкими пальцами, но Арамис уклоняется от его пьяной ласки. - Вы много выпили, - говорит он примирительно, и, в то же время , остерегающе. - Зачем же вы пришли, милый-милый Арамис? – спрашивает нараспев Атос и улыбается странной вымученной улыбкой, от которой по спине Арамиса пробегает холодок. - Это подождет до завтра, давайте, я помогу вам добраться до постели? - предлагает - нет, просит он. - Я могу идти и сам, но если вы хотите добраться до моей постели, я вас не останавливаю, а напротив…. - отстраняясь, но не отходя отвечает Атос. Он поворачивается к Арамису вплотную и смотрит на него своими темными глазами, в которых, сейчас таких мрачных, нельзя прочесть мыслей, но шуткой это быть не может. - Что вы говорите, Атос? – спрашивает Арамис, внутренне холодея от взгляда этих безрадостных и непроницаемых глаз. Он чувствует, как горят его щеки и словно всем телом ощущает угрожающий жар, исходящий от Атоса. Ночь за окном бьется ветром о стекла, завывает в ставнях и кажется, что непроглядная тьма, которая заполняет собой все окно, лезет внутрь дома. Арамис невольно отступает к стене. - Вы боитесь меня? – спрашивает Атос с горестным выражением на лице, но ощущение угрозы не покидает Арамиса, и он молча и тревожно смотрит, как тот приближается черной тенью, не ступая, но плывя по полу, и словно сгущается сумрак у него за спиной. - Вы не в себе, мой друг, - произносит Арамис, чувствуя суеверный страх, и, не отрываясь, глядит в черные омуты его глаз, по которым словно лодки скользят бледные отблески свечей. Атос протягивает руки - свои благородные и отчего-то такие страшные сейчас руки, и от их прикосновения к своему лицу, Арамис в ужасе вздрагивает. - Атос, - умоляюще смотрит он на друга, и видит, что перед ним не тот бесстрастный Атос, которого он боготворит, не тот прекрасный и недостижимый идеал, который смотрит на него с благосклонностью высшего существа, но другой, печальный и страшный в своей опустошенности человек, чей тоскливый взгляд он порой ловит на себе, - Атос… - повторяет он тише, и его голубые глаза огромны и исполнены неподдельного страха. - Верно, все так… - отвечает Атос медленно, и голос его глубок и пугающ. Арамис вдруг представляет себя на кладбище, в окружении мертвецов, спящих под тяжелыми могильными плитами, видит белые кресты на фоне темного злого неба и чувствует на себе взгляд давно почившего человека, который умер, но не лег в могилу, и теперь ищет по свету себе уголок, где он мог бы жить как все – не задумываясь и не тревожа свое иссушенное страданиями сердце: «Вы так прекрасны, так молоды и так чисты», - говорит мертвец с нежностью и гладит его щеку большим пальцем. - Ради бога… - произносит Арамис и дрожащей рукой касается его руки, которая затихает при его прикосновении. Но страшные руки не уходят, но сдвигают пальцы и обнимают его лицо ладонями, с какой-то бережной жестокостью удерживая его лицо под нужным им углом. - Я знаю, что не имею права, - шепчет Атос и разглядывает бегающими глазами его губы, - больше не имею права… - Атос, - произносит Арамис и хочет попросить его отпустить его, но тот вдруг прижимается лицом к его лицу и находит влажными губами его губы. Арамис оторопело держится за его локти, пока тот целует его жадными, полными отчаянья поцелуями, в которых есть что-то жуткое и безумное, что-то тяжелое и беспросветное. Атос поворачивает руками его голову, недвусмысленно давая понять, что он должен впустить его, и тот, не в силах сопротивляться его воле, разжимает губы, открывает рот, и тогда Атос целует с языком. И вместе с этим глубоким поцелуем, кажется, что это жуткое и безумное вливается в него, внушая ему панический ужас. Руки Атоса, не встречая сопротивления, тянутся к накрахмаленному воротнику Арамиса, белому, красивому, кружевному, отстегивают его, отбрасывая в сторону, как нечто неуместное, и после этого губы Атоса начинают жарко целовать его шею теми же пугающими отчаянными поцелуями. Арамис держится за его плечи и понимает, что должен остановить это, и, когда Атос прижимает его к себе, впиваясь пальцами в его тело сквозь нежную ткань костюма, Арамис, задыхаясь от ужаса, отталкивает его от себя: - Вы не в себе, Атос! - Да... - произносит на это Атос тяжело и обреченно, как человек, утративший последнюю надежду, и от его потерянного вида сжимается жалостью сердце Арамиса, чьи щеки пылают огнем, а в глазах стоят слезы. - Вам нужно поспать, мой дорогой, - говорит он умоляющим голосом, не без опаски дотрагиваясь ласковой рукой до его плеча. Тот вздрагивает и поднимает глаза, но не смотрит на него, а, стыдясь себя, направляет взгляд в сторону: - Я не достоин вашей доброты. Арамис грустно улыбается ему: - Вы достойны ее более, чем кто-либо. - То, что я сделал… - Вы просто много выпили… Атос улыбается ему странной мрачной улыбкой, и Арамис понимает, что он говорит не о поцелуях. Ночь за окном, все такая же беспросветная с тяжелым черным небом, смотрит на них сквозь окна, ветер стонет в стенах, и Арамису холодно и жутко. Он ждет, что Атос откроет ему какой-то страшный и долго оберегаемый секрет, который управляет им словно проклятие, но Атос решает иначе: - Вам лучше уйти, мой милый, - и совсем опускает взгляд. - Я не могу оставить вас в таком состоянии, - отвечает Арамис, потому что дружба диктует сказать так. - Вам придется, - слегка улыбается Атос и поднимает со стола его шляпу, - Возьмите. Арамис медленно берет шляпу, словно ожидая подвоха. - Обещайте, что не будете больше пить, - просит он и нерешительно подходит к двери. - До завтра, любезный Арамис, - отвечает Атос, не глядя на него, и Арамис, вздохнув, покидает этот странный и страшный дом. Он идёт по улице и больше не чувствует себя в силах противостоять стихии. Ветер безжалостно треплет его плащ, обвивая голубую ткань вокруг его хрупкой фигурки, толкает его и все силится сорвать с него шляпу, и Арамис, повинуясь какому-то отчаянному чувству, отпускает руку и позволяет ветру это сделать. Ночь, немая и бесстрастная, смотрит на него вниз своими темными безрадостными глазами.